- Володь, возьми себя в руки. Выпей "Спрайт". А хочешь, у нас там вино осталось после Мишиного дня рождения…
- Какое вино? - истерически выкрикнул Володя. - Мне нужно что-то успокоительное, лекарство какое-нибудь. У тебя нету?
- Откуда? Я всегда спокойна, как удав… Ну давай я схожу в аптеку, - предложила Вика, вставая с пола и отряхивая брюки. - Ты все-таки "Спрайт" выпей, а я сейчас сбегаю.
Прежде всего она закрыла дверь в просмотровую комнату. Действовало на нервы разбитое окно. И вышла на улицу, удивляясь, что ничего не изменилось - так же сияло солнце, так же полно народу на улице и ни одного милиционера. Даже сообщить некому о налете бандитов. Позвонить в милицию Вика почему-то не догадалась. А когда спустя полчаса вспомнила, что существует номер телефона, по которому можно вызвать милицию, решила, что уже поздно.
Володя сел на стул - бледный, с прыгающими губами. На экране телевизора все еще продолжался боевик, и он тупо уставился в экран, хотя ничего не понимал из происходящего. Люди бежали, стреляли, кричали, но его это уже не интересовало.
Володя нашел в себе силы набрать номер телефона.
- Миш, у нас тут бандиты были… Приезжай. Нет, все в порядке, только окно разбили во двор. Да и то не они, а какие-то с красной корочкой. Да откуда я знаю! Нас чуть не убили!
Он отключил телефон и только теперь зашелся в беззвучном плаче, чувствуя, как напряжение отпускает его. Когда Вика вернулась, Володя уже пришел в себя и сидел, сгорбившись, как старичок, зажав между коленями ладони.
- На, выпей, - дала она ему какую-то таблетку и стакан с водой.
Володя молча выпил и вдруг тихо сказал:
- Вик, ты извини, что я при них тебя… ну, подставил, что ли…
- Ты не подставил, ты нам жизнь спас, - серьезно ответила она и коснулась его головы рукой, словно хотела погладить. Он схватил ее руку и поцеловал. Ему было очень стыдно, что в глазах Вики он теперь выглядит слабым человеком. Хорошо хоть слез его не видела. Оказывается, истерике подвержены не только женщины…
14
Двор, куда выпрыгнули из окна Турецкий и Плетнев, от улицы отгораживало двухэтажное здание. Наверное, здесь появлялись изредка только те, кто выбрасывал сломанную мебель. Театральные стулья образца семидесятых годов, стеллажи, бэушные шкафы - похоже, в театре или кинотеатре ремонт был в разгаре. Но между углом дома и прокатного пункта угадывался невысокий заборчик, который прикрывали ветви густого куста. Турецкий и Плетнев бросились к нему и, продравшись сквозь ветки, перепрыгнули через металлическую оградку прямо на тротуар. Молоденькая мамаша как раз катила мимо заборчика детскую коляску и вздрогнула от неожиданности, когда перед ней откуда ни возьмись материализовались два здоровых мужика.
- Извините, девушка, - в один голос рявкнули оба и бросились через дорогу на другую сторону улицы. Там они свернули в первый же переулок, быстрым шагом завернули в следующий, поплутали и оказались довольно далеко от прокатного пункта.
- Кажется, оторвались… Как они нас нашли? - на секунду остановился Турецкий, тяжело дыша.
- Наверное, от отделения следили. Они от нас не отстанут, это точно… Интересно, что же это такое они возят из Стамбула? А, Турецкий? Ковры, что ли?
- Мелковато будет, учитывая, с каким размахом они устраняют свидетелей… Выясним.
Плетнев повертел головой, соображая, куда их принесли ноги.
- Давай к тем гаражам, надежнее будет.
У Турецкого зазвонил мобильный, и он приложил его к уху.
- Да, Сергей Иванович…
Характерный хрипловатый голос жениха тети Вали сообщил:
- Кирюха звонил.
- Ну наконец-то, а мы уже беспокоились. Жив, слава богу. И где он?
- Я его спрятал у Михалыча. На эллинге. Запоминайте, как проехать.
Плетнев присел на корточки под стеной гаража и задумчиво грыз травинку. Голос у Сергея Иванович громкий, так что Плетнев слышал информацию не напрягаясь.
- Такси берем? - поинтересовался он у Турецкого, когда тот отключил телефон.
- Нет, на общественном поедем. У меня подозрение, что кое-кто из местных таксистов на бандитов работает. Неохота хвост за собой притащить.
Они прошли к остановке и дождались нужного автобуса. Хорошо кататься в городском транспорте в выходные дни. В полупустом автобусе оба сели на задние места, чтобы видеть всех заходящих пассажиров.
Если бы у Турецкого, наконец, выпало свободное время, он бы сейчас, как белый человек, стоял на берегу и любовался морским пейзажем, слушал бы крики чаек и предавался приятным воспоминаниям о летнем отдыхе с Ириной.
Мысли о жене в последние дни если и посещали его, то мимолетно. Поскольку при его напряженной жизни некогда даже было поразмыслить, как она, его любимая, что поделывает? Вспоминает ли своего непутевого мужа, который уже дней пять не звонил ей? А сама, конечно, она у нас гордая, ни за что не позвонит, потому как последнее слово было за ней, и слово это было не в пользу Турецкого. То есть уехала она от него, прихватив плетневского сынка, и в прощальном письме оставила одни нравоучения и порицания.
- Антон, ты о Васе хоть вспоминаешь? - спросил Турецкий у Плетнева, когда они вышли из автобуса и направились к нужным ориентирам. Антон целеустремленно и размашисто шагал рядом с видом крайне занятого человека.
- Конечно, вспоминаю! - удивился вопросу Плетнев. Потом подумал и честно признался: - Только перед сном. Пока еще не заснул, и в голове всякое вертится. Даже как-то некогда толком о сыне подумать. Все дела у нас с тобой, беготня какая-то…
- И мне об Ирине некогда подумать, - пожаловался Турецкий. - А ведь, небось, обижается…
- Да они всегда обижаются, - философски заметил Плетнев. - Им всегда кажется, что они у нас что-то недополучают… Но мы же не можем с ними сюсюкать или цацкаться. У мужчин, я имею в виду настоящих мужчин, к примеру, как мы с тобой, дело всегда на первом месте. Если бы не мы с тобой, то кто бы стал разгребать это дерьмо в городе-побратиме Новороссийске?
- А разве он наш город-побратим?
- Да это я так, к слову. Так что ты не мучайся. Вот разберемся, повяжем кого надо, сдадим в руки правосудию и тогда сядем за хороший стол, с хорошим вином, на крайняк с хорошей водкой, и задумаемся о наших родимых часа на два. А может, и домой рванем. Что-то мне здесь уже совсем разонравилось… Не привык я быть в роли дичи. Лучше охотником, - сделал вывод Плетнев.
- Ну это вопрос спорный, - кто здесь охотник, а кто дичь. Просто игра у нас закрутилась непростая - роли все время меняются. Ладно, не будем париться… Пришли, - кивнул на эллинг Турецкий.
Сергей Иванович в выгоревшей бейсболке и старенькой рубахе, заправленной в потертые джинсы, поджидал их у заборчика, слепленного незнамо из чего. Но если приглядеться да разобраться, становилась понятна задумка мастера - стальная арматура причудливо оплетала ржавые столбики и даже с некоторым смыслом. Кто-то пытался придать плетению узор, и два пролета даже четко намекали на нечто, похожее на морской якорь. Но потом, видимо, терпение у мастера лопнуло, и дальше все пошло кое-как. Хотя с главной задачей мастеровитый человек справился - заборчик отделял частную собственность от чужой, и на границе была даже установлена будка. Приволок откуда-то ржавую беседку и обил листами жести. Именно из-за будки на непрошенных гостей выскочил здоровый пес с ревом и лаем, как дикий зверь из прерий, а точнее - огромная кавказская овчарка.
- Фу! Марсель! Свои… Свои… - прикрикнул на овчарку Сергей Иванович, и она, еще раз гавкнув уже скорее по инерции, чем для порядка, относительно успокоилась. Но хотя на гостей не бросалась, свой долг исполняла исправно - пристроилась рядом, сопровождая людей на вверенной ей территории, иногда то забегая вперед, то отставая, как конвоир, не желающий терять своих подопечных из вида.
Сергей Иванович сделал несколько шагов и поднял руку, привлекая к себе внимание хозяина овчарки.
- Михалыч! Это я…
- Кто с тобой? - строго спросил невидимый Михалыч и неожиданно включил средь бела дня прожектор, ослепив на мгновение пришедших.
- Как договаривались, свои! - закрылся рукой от слепящего света Сергей Иванович.
- Марсель! Место! - приказал хозяин и выключил прожектор.
Пес неторопливо потрусил к будке, а Плетнев изумленно изрек:
- Как на границе…
- Так это ж Михалыч, - объяснил Сергей Иванович, словно имя объясняло странное поведение ретивого сторожа. - Он, конечно, не в себе малость… На "Нахимове" вахтенным был. Пятнадцать человек вытащил, ну и тронулся маленько. Считает, это его вина, что корабль затонул. Теперь вот все время на посту. Но человека надежней нет. И Кирюшку любит - сирота ведь, да еще сынок нашего, из морских… Мы с Михалычем решили Кирюшку в Касабланку отправить. В ночь сухогруз отходит… А то за ним здесь кто теперь только ни охотится - и бандиты, и менты… Некуда парню податься, только мы у него и есть.
- Главное, чтоб до ночи с ним еще чего не случилось… - заметил Турецкий.
- А это уж мы с Михалычем постараемся, - заверил Сергей Иванович и завернул к будке.
Михалыч при его грозном и суровом голосе оказался мужичком сухоньким, с впалой грудью, но в тельняшке с длинными рукавами, которые он аккуратно подвернул, поскольку со временем рукава вытянулись и были ему длинноваты. Он только на секунду задержал острый взгляд на пришедших и опять уставился вдаль, словно роль впередсмотрящего закрепилась за ним навечно.
- Михалыч… - осторожно окликнул его Сергей Иванович.
- Слышу, - ответил, не глядя, моряк. - Кирилл там. Проходите.
Густые седые брови сошлись у бравого моряка на переносице, зоркий взгляд устремлен вдаль. Турецкий и Плетнев переглянулись, и Антон с уважением покачал головой.
Сергей Иванович отворил дверь эллинга и включил свет, потому что после яркого солнечного дня в помещении стоял непроглядный мрак. Кирилл с ружьем в руках сидел у стены за лодкой. В случае необходимости он мог нырнуть под нее, и в темноте его не сразу бы и заметили.
- Вы им рассказали про меня? - взволнованно спросил он у Турецкого, когда тот подошел к нему.
Турецкий сразу понял, кого Кирилл имел в виду, и успокоил его:
- Нет, конечно. Как ты мог подумать?
- Мне в милицию никак нельзя. У меня срок условный. Год. Половина осталась. А тут убийство… Точно посадят…
- Хорошие дела… За что ж тебе срок дали? - поднял брови Турецкий.
- Травка…
- Сбыт?
Кирилл кивнул головой, потом торопливо добавил:
- Нет! Я больше не…
- Ну, ладно. Будем считать, что меня это не касается, - успокоил его Турецкий. - Ты лучше скажи, что тебя с Галей связывало.
- Она моя… Мы с ней… Ну, в общем у нас было с ней один раз… И я подумал…
- Подумал, что влюбился? - пришел на выручку парню Плетнев.
Кирилл молча кивнул и смущенно отвел взгляд.
- И частенько они с сестрой… С Ниной, да?
- С Ниной… - подтвердил Кирилл.
- Частенько они "кино" снимали? Что ты про это знаешь? - спросил Турецкий.
Кирилл помедлил, словно обдумывая, стоит ли рассказывать.
- Им один моряк-грек с танкера посоветовал. Клиент Нины. Говорил, что в Европе это сейчас самый писк - реальные съемки. Они ему продавали, я даже иногда отвозил пленки. За пятьдесят баксов. Девчонки давали…
- Ты кого-нибудь узнал на кассете?
- Там был этот… которого закопали. Кликуха у него Баул. Беспредельщик полный. Он первый стрелял. И еще… который не стрелял и у стены стоял в бейсболке. Это Валерчик…
- Кто он?
- Сутенер… А сам под видом заместителя директора гостиницы на "Ставриде" ошивается. Для отвода глаз. Он им номер оплачивал и проценты брал. Гнида!
- Он знал про "записи"?
- Нет… не знаю…
- Что ты о нем знаешь?
- Он подонок и трусло… Он один раз Нину избил. Прямо на палубе… А моряк - австралиец, здоровый такой, за нее вступился. Видели бы вы, как испугался Валерчик. Прямо весь потом покрылся… Извиняться начал, заюлил… Противно смотреть было.
- Ладно, психологический портрет этого подонка нам ясен. Где он бывает?
- Я не знаю… Один раз я пиццу возил ему на квартиру в старом городе. Это он девчонок подставил?
- Возможно. Кирилл, есть у меня такое предположение, он что-то знает. Как туда проехать? Ну на эту квартиру? Помнишь?
- А, это просто… Я вам нарисую. У вас ручка есть?
Плетнев достал ручку и открыл свой блокнот. Кирилл разложил блокнот на коленях и начал чертить схему.
- На набережную выберетесь, там прямо, а у "Стамбула" завернете направо. И еще километров…
- У "Стамбула"?
- Ну да… Клуб игровых автоматов. Там вывеска большая, издалека видно.
Турецкий переглянулся с Плетневым и начал шарить в кармане. Извлек металлический кружок и взглянул на оттиск полумесяца.
- Ясно, это жетон. Для игрального автомата. Стамбул… Плетнев, теперь все сходится.
Кирилл поднял глаза и без интереса взглянул на блеснувший в руках Турецкого жетон. Тот встретился с ним взглядом.
- Кстати, ты-то сам был в "Стамбуле"? Эта вещица тебе знакома? Кого ты там знаешь? - Турецкий засыпал вопросами Кирилла.
- Нет, - помотал головой Кирилл, - я в игральные автоматы не хожу. Там можно все деньги просадить. Хозяева их как-то настраивают, чтобы жульничать… Мне ребята говорили. Выиграть практически невозможно.
Турецкий увлек в сторону Плетнева.
- Так, значит, "Стамбул" находится не в Турции. А здесь… Ну что ж, это, прямо скажем, нам на руку. Недалеко добираться. Люблю, когда все становится на свои места и есть, наконец, с чем работать. Ты смотри, сколько сразу нужной информации!
- Да, со "Стамбулом", похоже, разъясняется. А убитый занимался транспортировкой из города…
- А почему же он собирался в Турцию? На кассете вполне определенно говорил о поездке, - многозначительно поднял палец вверх Плетнев.
- Скорее всего он собирался понежиться там на солнышке с проституткой, - предположил Турецкий. - И вряд ли сообщил об этом родным и близким. Никто его в городе искать не будет. Идеальное убийство, если не считать пропажу кассеты. Потому-то бандиты так рьяно принялись искать Галю, а до этого прикончили Нину.
- Но что за груз может находиться в клубе игровых автоматов?
Турецкий сосредоточенно поскреб затылок и решительно сказал:
- Поехали.
Сергей Иванович о чем-то тихо разговаривал с Кириллом и успокаивающе поглаживал его по голове.
- Сергей Иванович, нам нужно отъехать ненадолго. А ты, Кирилл, сиди и не рыпайся. Поаккуратнее с оружием, герой…
Кирилл прижал ружье к груди и взволнованно спросил:
- А вы Валерчика искать будете? Он же подонок…
- За Валерчика мы позже возьмемся. Сейчас некогда, у нас дела поважнее, - объяснил Турецкий.
Когда москвичи вышли, Кирилл разочарованно вздохнул. Он-то надеялся, что первым делом его неожиданные защитники прижмут к ногтю Валерчика, виновника всех несчастий сестер Гавриленко, да и его собственных. Но те явно посчитали Валерчика недостаточно важной персоной, чтобы тратить на него свое драгоценное время. Сергей Иванович уловил настроение Кирилла.
- А где живет твой Валерчик? - спросил он неожиданно.
- На Горохова… Розовый дом. С утра он обычно бывает на "Ставриде", мне Галя говорила, потом домой отправляется, отсыпаться.
- Собирайся, парень, поедем туда. Найдем и вытрясем из него все, - решительно заявил бывалый моряк.
- Дядя Сережа, да вы что? Это опасно… И эти, кто они там, сказали, чтобы я не высовывался…
- Когда это черноморский моряк портового сутенера боялся? Мы сейчас подкрепление прихватим. Михалыч! Отвлекись ненадолго, без тебя не справиться.
Михалыч молча покинул наблюдательный пост и примкнул к немногочисленной команде. Она явно нуждалась в его помощи.
На море было спокойно, волны лениво набегали на берег и с шорохом откатывались обратно. Ясный солнечный день не предвещал никаких катаклизмов в природе, и он со спокойной душой оставил будку под присмотром надежного пса Марселя, что-то пошептав ему на ухо перед уходом.
15
В кабинете Васнецова одновременно говорили несколько человек, и он собирался дать команду всем замолчать, но Краюшкин уже протянул обе руки к говорившим и сделал закругляющий жест, как будто руководил хором.
- Все. А теперь по очереди. Ты первый, - выдернул он указательным пальцем из толпы молодого парня, лицо которого казалось более-менее спокойным на фоне всех остальных посетителей. - Прежде всего - как зовут и кто такой?
- Я Олег Телепов. Вчера мы гуляли на свадьбе у одноклассников. И одна из наших, Лидка, то есть Лида Марченко, напилась, ну и понесло ее. В общем, совсем мозгами поехала.
- Если бы вы ее не подначили, все бы обошлось, - скандальным голосом заметила востроглазенькая невысокая девчонка с пышным хвостом на затылке и короткой челочкой, которая делала ее похожей на лошадку пони.
- Ну, мы просто пошутили, - немного смутился парень. - Говорим Лидке: слабо тебе зажечь жениха? То есть Илюшку. Думали просто приколоться. А она возьми да взаправду к нему стала приставать. А он уже тоже хорошенько выпил, свадьба в самом разгаре была. Ну, они за дом зашли и стали целоваться. А тут Таньке, невесте, кто-то шепнул, что Лида его уволокла за дом. Она на Илюшку как набросится, все лицо ему расцарапала. Сначала смешно было, потом видим, она уже готова Лидке фотографию попортить, тут ей наши и говорят, Лидке то есть, вали скорее отсюда, пока тебе не нанесли физического ущерба. Она сначала не хотела уходить, упиралась, отбивалась, но Танькина и Илюшкина мамаши ее взашей со двора и вытолкали.
- На какой улице была свадьба?
- На Аптекарской, дом тридцать пять.
Женщина лет тридцати восьми с темными кругами под глазами неожиданно заплакала, прижимая платочек к глазам.
- Ну и дальше что?
- Она не вернулась домой… - гнусавым от слез голосом проговорила женщина.
- Может, она у друзей осталась ночевать?
- Так все друзья на свадьбе гуляли, - вмешался крепкий парень с поцарапанным лицом.
- Это ты жених и есть? - уточнил Краюшкин.
- Я уже муж, - гордо приосанился он.
- А вы кто этой Лиде? - спросил Васнецов, обращаясь к женщине, которая все вытирала и вытирала глаза мокрым насквозь платком. Он уже начал догадываться, о какой пропавшей идет речь. Аптекарская, Рабочая, Багратионовская - все эти улицы относились к его участку. И все они были связаны с кровавыми событиями прошлой ночи.
- Я ее мать. Алевтина… Лидуша у нас всегда была не очень послушная. А с тех пор как я второй раз замуж вышла, вообще от рук стала отбиваться. Невзлюбила отчима… Он с ней строгий был, потому что она у нас к вину пристрастилась… А ей всего двадцать лет. Институт бросила, на работе нигде долго не задерживалась… Мечтала богатого мужа найти. Говорила, тогда сразу от нас уйдет, - заливалась слезами мать, которая сама выглядела так молодо, будто была старшей сестрой Лидии, если бы не ее измученное переживаниями лицо.
- Как она была одета? - спросил Васнецов, подвигая к себе папку.
- В темно-синее платье, приталенное, с вырезом на груди.
- Прическа?
- Волосы длинные, волнистые, шатенка… - взялась отвечать девчонка с челочкой, потому что мать Лиды зашлась в плаче.
Когда Васнецов стал развязывать тесемки папки, у девушки глаза округлились, словно она уже догадалась, что произошло.