Здесь, конечно, случай другой. Если бы девчонки не хотели работать на такой срамной работе, то вернулись бы домой, к матери-отцу или нашли бы нормальную работу. Город большой, неужели на всех работы не хватает? А страна еще больше. Ты только желание поимей, пошурупь своими куриными мозгами. Но то, что девчонки добровольно на этого скотину работают, с него вину не снимает. Наоборот, развращает он их ежедневно, к легкому хлебу приучил, к безделью и разврату.
Вот такие мысли бродили в голове у Михалыча, пока он старательно стягивал обрывки веревок на ногах и руках негодяя. Еще и спросил саркастически: "Ну как, не сильно я тебе перетянул?"
- Да пошел ты, старый хрен! - злобно огрызнулся недоносок.
А вот этого Михалыч совсем уже стерпеть не мог. Чтобы его, заслуженного моряка, всякий говноед посылал? Он даже размахнулся своим крепким кулаком, но перехватил осуждающий взгляд Сергея Ивановича и опустил руку. Но есть на этого недоумка управа, все тот же платок, который теперь для надежности можно еще и скотчем приклеить. В эллинге у Михалыча всякого добра хоть пруд пруди. Хорошо бы ему тряпку с мазутом затолкать в его поганую пасть, но там химия… Еще окочурится, неохота грех на душу брать. Так что после ловких манипуляций с совсем уже обездвиженным сутенером, тот еще и онемел. Только мычать мог, дико вращая своими мерзкими гляделками.
- Не задохнется? - вдруг проявил сочувствие к Валерчику Сергей Иванович.
- А хоть бы и так? - хмыкнул тот в ответ. - Одним мерзавцем меньше будет.
Жаль, москвичи не увидели, как Михалыч запеленал сутенера. Любо-дорого посмотреть теперь на него - такого ничтожного и сломленного…
Турецкий и Плетнев тем временем безмолвными тенями проскользнули к докам и затаились за ангаром, откуда им хорошо было видно судно. Тихо на корабле, даже вахтенного не видно. То ли задумано так, то ли наплевать команде, - кто хочешь поднимайся, что хочешь забирай…
Тихо подкатила "Газель" и остановилась, погасив фары. Вышли два типа, к ним тотчас же, словно поджидал, подошел третий. Разговор негромкий, ни слова не слышно, но ясно, что происходит какое-то объяснение. Из дока вышли еще трое, хорошо бы увидеть их лица.
Вся компания медленно подошла к причалу и остановилась прямо под фонарем.
- Вон эти, из подвальной "типографии", - шепнул Плетнев.
- И Белобров с ними… - узнал солидного мужчину Турецкий. Если бы Валерчик не сказал, что с фальшивыми деньгами работает Белобров, Турецкий, возможно, и засомневался бы… Потому что видел его только на фотографии десятилетней давности, у фотографа, когда расследовал дело Анны Гущиной. Хорошо, что это было совсем недавно, а память у Турецкого на лица была крепкая. За десять лет Белобров раздался всей фигурой, заматерел, как говорят в народе - закабанел.
Все это объяснять Плетневу было некогда.
- Ну вот. Все здесь, - подытожил Турецкий. - Думаю, настало время для анонимного звонка в милицию. Их возьмут на погрузке, затем мы отправляем Валерчика с повинной, а кассету лейтенанту скорой почтой.
- А Кирилл? - забеспокоился Плетнев. - А убийство Баула? Боюсь, лейтенант с нас не слезет.
- Свидетелей того, что Кирилл грохнул Баула, нет. Валерчик про причастность Кирилла к убийству ничего не знает. Так что не боись, выкрутимся.
Турецкий успел достать телефон и включить его, но дальше все планы пошли наперекосяк. Потому что сзади них раздался тихий и зловещий голос:
- Стоять!
Турецкий и Плетнев ощутили затылками холодную сталь стволов. Одновременно щелкнули два затвора. Турецкий опустил руку, зажав в ней телефон, и порадовался, что он уместился в его ладони. Голос между тем упрекнул друзей:
- Слушайте, ребята, так нечестно! Я вас по всему городу ищу!
Турецкий, прижав плотно руку к ноге, слегка повернул экран телефона и скосил глаза, нажав на кнопку вызова. Высветился номер и надпись "Соединение". Он опять зажал телефон в руке и вовремя - человек оказался перед ними, и оба узнали Боксера. Сзади дышали им в затылок оба хозяина стволов. Трепыхаться бесполезно, - поняли сыщики.
- Как знал, что вы здесь будете! - откровенно радовался Боксер. - Как знал. Прямо тютелька в тютельку подгадал! Так рад вас видеть… Зачем пожаловали?
Боксера распирало от гордости. Теперь Денис Сергеевич сможет оценить четкую работу Боксера. Валерчика найти не удалось, где же он прячется, сволочь? Зато московские оперы попались, как птички в клетку. А эти уж покрупнее будут, чем "шестерка" Валерчик. Они-то птицы высокого полета. Боксер невольно растянул в улыбке узкие губы. Ему очень понравилось придуманное им сравнение птички в клетке - птицы высокого полета. Надо запомнить и небрежно обронить при хозяине, чтобы оценил его юмор. А то даже обидно, - Денис Сергеевич не раз прямо в глаза Боксеру говорил о его недостаточно развитых мозгах. А он вот вам - и оперов задержал, и пошутить может при случае…
Михалыч гремел старым чайником, наливая в него воду из большой фляги. Самое время чайку попить и друга напоить. Да и Кирюша не откажется, проголодался, небось. У Михалыча на случай такого внезапного голода в эллинге всегда находился сухой паек - несколько консервов с бычками, сухари и баранки. Не бог весть что, но еда, с голоду не помрешь. Зубы у Михалыча были надежные, железные, грызть можно не только баранки, а хоть и проволоку перекусить. Не пробовал, правда, но если случится такая надобность - не испугается. Связанный Валерчик завозился на полу и что-то замычал. Ясное дело, не на пуховой перине. Но раз ты такой гад, то терпи, веди себя, как мужчина. Придет время, развяжем. Так и пробурчал Михалыч пленнику, ставя на электроплитку чайник.
Сергей Иванович одобрительно поглядывал на действия приятеля. Хоть и со сдвигом Михалыч, но мужик хороший. Настоящий друг - и в беде, и в радости. Правда, случаев особой радости у них в последнее время что-то было маловато, но старик смотрел в будущее с оптимизмом. Во всяком случае с Михалычем не заскучаешь. От приятных мыслей о совместном чаепитии его оторвал телефонный звонок, Сергей Иванович протянул руку и снял трубку.
- Алло! - важно сказал он, зная, что в такое время могут звонить только Сашок или Антон. В трубке что-то шуршало, какие-то непонятные звуки доносились из эфира, и он повторил: - Я слушаю. Алло…
Сквозь шуршание и еще какие-то помехи он ясно различил голос Турецкого, который с кем-то разговаривал, но явно не с Сергеем Ивановичем. "Скажи другу своему, пусть так стволом мне в затылок не тычет, а то синяк будет". Незнакомый голос отреагировал быстро и грубо: "Да ты, мусор, совсем страх потерял! Ты у меня сегодня будешь один сплошной синяк". И тут же звук удара, опять шум, короткие гудки.
Сергей Иванович опустил трубку и на мгновение замер. Михалыч бросил на него встревоженный взгляд.
- Ну, что там? Ты чего, Иваныч? Остолбенел, как будто привидение увидел.
- Михалыч… Беда случилась. Ребятам помощь нужна!
Сергей Иванович вскочил с табуретки и бросился к выходу. Михалыч, хоть и рванул за другом, о хозяйстве позаботился:
- Кирюша, присмотри за чайником. И за этим… - он кивнул в сторону Валерчика, который опять завозился, словно его кусали блохи. При этом он сучил связанными ногами, и ему даже удалось немного сдвинуться с места.
- Далеко собрался? - насмешливо спросил Кирилл? - Ну давай, ползи, смотри только чайник не опрокинь на себя. А я тебе тут не сторож.
Как только старики выскочили из эллинга, Кирюша подумал, что связанный сутенер дальше стенки не уползет, и то лишь при большом желании. А тогда какой резон трепыхаться?
- И не надейся, - почти по-дружески предупредил он пленника, - даже если тебе удастся перекатиться, порожек тебе не одолеть.
Парнишке совсем не улыбалось сторожить и так беспомощного сутенера, когда его помощь могла понадобиться его защитникам. Вот только оружия на него не хватило, Михалыч унес его ружье. А какая помощь от безоружного? Он пошарил взглядом по углам и остановился на ломике, который запасливый Михалыч приволок откуда-то на свое хозяйство. В случае чего и ломик может пригодиться. Валерчик затравленно следил за Кириллом. У него возникла пугающая мысль, что разносчик пиццы хочет с ним расправиться без свидетелей. С него станет. После всех событий, которые перенес этот заморыш, в нем вполне могла проснуться жажда мести. Но Кирилл, поудобнее перехватив ломик, к великому облегчению Валерчика на него даже не взглянул. Он выскочил на улицу, не забыв плотно закрыть дверь. Изнутри в замке остался торчать ключ, но Валерчику оставалось только смотреть на него и мечтать о том, что каким-то образом он сможет выскользнуть из эллинга. Увы, его мечта была несбыточна. От отчаяния он приглушенно завыл, но повыть всласть тоже не удавалось. Мешал кляп. Проклятое старичье…
"Можно ли предсказать свое будущее?" - мелькнула неожиданная мысль у Васнецова, когда машина резво тронулась с места и позади остались огни в домике у тетки Вали. Скорее всего, ближайшее можно, поскольку он сам подготовил его, как человек предусмотрительный, к тому же обладающий высоким уровнем интеллекта. Он никогда не подавал вида, что считает себя умнее остальных, чтобы не вызывать зависть или раздражение, но знал это наверняка. Не могли же ошибиться все те многочисленные тесты, которые он проходил исключительно для удовлетворения собственных амбиций. И результат всегда не просто радовал его, а иногда даже, чего уж от себя скрывать, восхищал. И сейчас, благополучно сумев справиться с легким раздражением, которое вызывала у него тетка Валя своим, мягко говоря, недоверием к профессиональной состоятельности старшего лейтенанта, он уже рисовал себе самые радужные картины ближайшего будущего. Несомненно, он наконец арестует Плетнева, невзирая на его заслуги перед Отечеством, потому что Васнецов чтит закон. А перед законом все равны. Будь ты майором ГРУ в отставке или даже сотрудником Генеральной прокуратуры - но за свои беззаконные действия будь добр, неси ответ. Строго по закону. Несомненно и следующее - звездочка на погонах, а следовательно, и повышение в звании. И, наконец, он объяснится с женщиной, о которой мечтал ночами и которая вызывала в нем такую силу чувств, что он иногда даже пугался. Васнецов не сомневался, что сумеет ее добиться. Не слепая же она, предпочитая своего простоватого неамбициозного мужа блестящему высокоинтеллектуальному и многообещающему старшему лейтенанту. Да и внешне, считал Васнецов, он выглядит гораздо выигрышнее ее мужлана. Нельзя сказать, чтобы Васнецов придавал слишком большое значение своей внешности, но он знал, что для женщин внешность мужчины имеет немаловажное значение. Поэтому и брился тщательно, и стригся у хорошего мастера, и сорочки менял каждый день, и китель у него выглядел безукоризненно, как будто только что из магазина. Володя Краюшкин с его вихрами в разные стороны и вечно заросшим затылком, небрежно бритыми щеками с вмятинами от юношеских угрей, не всегда свежей сорочке и мятом кителе производил впечатление человека безалаберного, которому абсолютно наплевать, как он выглядит. И это при такой красавице жене! До чего же он глуп - этот Краюшкин. Он думает, что раз отхватил себе такую жену, она уже навсегда его. Нет, Васнецов не собирался ему уступать главный приз своей жизни. Потому что он был уверен: Лена достойна лучшего, а лучший - это он, Васнецов.
Мобильный зазвонил неожиданно, и Васнецов взглянул на экран. Вот уж не зря говорят, стоит о ком-то подумать, а он тут как тут. Звонил Краюшкин.
- Товарищ старший лейтенант, - услышал Васнецов его ликующий голос. - Мы обнаружили Крюкина! Так что фоторобот сработал. Притом по фотороботу его узнала собственная тетка в доме соседей.
- Вот молодцы! - обрадовался Васнецов. - И кто же так отличился?
- Карпин и Юркевич. Он действительно только освободился. Двенадцать лет отмотал. Накрыли его в доме тетки на улице Ленина. Сопротивление не оказал, поскольку спал, и ребята его скрутили неожиданно.
- Отлично. Подробности расскажешь позже.
Новость воодушевила Васнецова. Он надеялся, что руководство оценит его оперативную работу. В их отделении еще не бывало случая, чтобы опасного преступника задержали в течение суток.
Старший лейтенант ни на минуту не забывал о том, какая сейчас стоит перед ним важная и ответственная задача. Но короткая мысль о Лене, как всегда, обогрела душу и придала ему уверенности в том, что он успешно справится. Возможно, он и погорячился, решив все взять на себя, Борисова стоило бы тоже прихватить. Хотя и на Кальченко, который сейчас сосредоточенно вел машину, можно было положиться. Он парень ловкий, крепкий, реакция у него отменная. Васнецов ценил сержанта, зная его профессиональные качества.
Но уже подъехав к причалу, Васнецов не смог подавить в себе честолюбивого замысла. Очень хотелось самому, в единственном числе захватить московских гостей. Чтобы доложить начальству не только о своей прозорливости, но и о том, как он бесстрашно захватил опасных преступников, незаконно владеющих оружием, которым была убита гражданка Гавриленко. Возможно, и причастных к убийству Баулова и сестры Гавриленко. А если удастся доказать, что Плетнев действовал в сообществе с Турецким, а этого нельзя исключить, то захват банды налицо.
Васнецов был уверен, что он ничем не рискует. Плетнев и Турецкий не станут сопротивляться, это как пить дать. И у них нет оружия, это тоже сто процентов. Но Кальченко пускай будет настороже, поблизости, мало ли… Но не вмешивается до поры до времени. Задача Кальченко была ясна, возражать он не стал. Кальченко, конечно, догадывался, какие причины побуждают старлея действовать в одиночку, - всю славу хочет сам заполучить. Да и хрен с ним! Кальченко человек не самолюбивый, гордыни в нем ни на грош. Может, для карьеры это и плохо, зато спокойнее. Он исполнительный, не трус - в этом его никто обвинить не может. Так что Кальченко после краткого совещания с Васнецовым засел за ближайшую лодку и с этой выгодной позиции стал наблюдать за развитием событий. В случае чего за ним не станет. Он, естественно, был в курсе сложившейся ситуации. Вооруженный милиционер, обуреваемый тщеславием, хочет арестовать двух безоружных и притом не жаждущих крови москвичей. Сержант, ко всем своим достоинствам обладал еще и чувством юмора. И он даже не скрывал насмешливой улыбки, благо, - лейтенант его не видел. Кальченко себя даже упрекнул за то, что при выполнении такого ответственного задания едва сдерживает смех. Но не рыдать же… - оправдал он свою несерьезность.
Васнецов, напротив, был настроен весьма решительно и серьезно. Он бесшумно подкрался к двери эллинга, держась в тени, прислушался. Какой-то непонятный, едва различимый звук заставил его насторожиться, и лейтенант вытащил пистолет, держа его наготове. Затем распахнул дверь и рявкнул:
- Стоять! Милиция!
Кальченко вытянул шею, ожидая чего угодно, например, что услышит мужские голоса. Не обязательно мирные, скорее всего, возмущенные. Возможно, шум борьбы. Жалко было бы, если бы москвичи не оказали никакого сопротивления. Тогда он перестал бы их уважать. Но фигура Васнецова продолжала маячить на пороге, потом как-то не слишком решительно скрылась в глубине эллинга, и дверь за ней сама собой закрылась. И тут началось. Бешеный собачий лай, строгий окрик Васнецова:
- Уйди! Уйди, я тебе сказал. Слушай, не надо…
К кому это так просительно обращается лейтенант? Неужели к собаке? Вот в этом вся его гнилая интеллигентская сущность. Но Кальченко решил, что ситуация у лейтенанта вполне под контролем. В конце концов, он вооружен, в собаку стрельнуть - раз плюнуть. Это его вина, что в нем проснулась какая-то неожиданная жалость к лютой псине.
- Я не хочу в тебя стрелять… Пожалуйста! - слышался чуть ли не отчаянный голос Васнецова. Надо же, какой он, оказывается, любитель животных. Надо ребятам рассказать.
- Ненавижу стрелять в животных. Уйди, прошу тебя… Как унять этого пса?
У кого он спрашивает, интересно? Никто не отвечает. Сам с собой разговаривает, что ли… Может, пойти на подмогу? Но команды не было…
Кальченко не знал, что тот, к кому обращался Васнецов, даже при сильном желании ответить не мог, поскольку во рту у него был чужой носовой платок, приклеенный скотчем.
Белобров даже не ожидал такой удачи, и хотя мнения о Боксере не изменил, все-таки соизволил небрежно бросить:
- Молодец, Юрик.
Этого было достаточно, чтобы Боксер расплылся в улыбке. Когда Денис Иванович называл его по имени, это говорило о том, что он проявляет свою благосклонность. А если она к тому же подкреплена похвалой, то Боксер мог собой гордиться: шеф доволен. Еще бы, он держал в руках кассету, за которую уже несколько человек поплатились своей жизнью. А если бы кассеты у оперов не оказалось, неизвестно, кому бы сейчас улыбался Боксер. Может, рыбам, куда бы его отправили вслед за сестрой Гальки.
Особенно Боксера радовала разбитая рожа Турецкого. Но и фингал под глазами Плетнева тоже был ему в кайф. Оба опера сидели в углу дока, и скудный свет единственной электрической лампочки освещал их мрачные физиономии. И Белобров решил побеседовать с москвичами.
- Здорово, супермены. Не устали, часом? Ну, сейчас наотдыхаетесь. Гарантирую вам пожизненный покой. Здесь вам не Москва, заступиться некому. Никто и не вспомнит. Так, бегали какие-то и пропали… Кстати, а что это вы так суетились? Что вам дома не сиделось? Не пойму, зачем вы бегали… Что вам нужно?
Турецкий, фамилию которого Боксер теперь запомнит до конца своей жизни, и тут снагличал:
- Мы здесь на грязелечении…
Острит, сволочь. И страха на его лице ни грамма. Что ж за народ такой? Считай, последние минуты его жизни пошли, а он шутки шутит. Боксер этого понять не мог. И даже почувствовал к своему врагу уважение. Что-то ему подсказывало, что он в подобной ситуации вряд ли смог собой так владеть…