- Почему ты мне сразу не сказал? - не поворачиваясь, спросил Белобров. Боксер молча смотрел в его спину и переминался с ноги на ногу. - А это, часом, не Валерчика затея? - неожиданно пришла в голову Белоброва мысль, объясняющая странность всей ситуации. Такого в его практике еще не бывало, чтобы шлюха тайком снимала на камеру клиентов.
- Да нет, что вы… Как он мог? Он же с нами был все время, и сам на этой кассете засветился.
Белобров наконец повернулся всем телом к Боксеру.
- И ты хочешь сказать, что эта кассета сейчас в милиции?
- Наверное… не знаю… - упавшим голосом пробормотал Боксер.
- Наверное… Не знаешь… Ты, когда "следы заметал", все гильзы собрал?
- Все… И матрас поменяли. И кровь оттерли, - с готовностью отчитался Боксер.
- А пули?
- Они в этих… в трупах.
- Все? - в голосе Белоброва прозвучала угроза, и Боксер напрягся.
- Все.
Белобров сузил глаза и с притворной лаской, как с ребенком, которого собираются выпороть, но боятся, что он убежит, заговорил:
- Нет, Юра, врешь ты мне. Одна маленькая пуля из твоей "беретты" у мусоров. Ты ее там по рассеянности забыл, а?
- Нет! Нет! - теперь уже Боксер по-настоящему испугался.
- Забыл, Юра. Скажи, забыл?
Денис Сергеевич подошел к Боксеру и схватил его за грудки. В глазах его полыхала такая ярость, что у того дрогнули губы, и он заблеял:
- Д-да… Забыл… - Хотя не мог вспомнить, где он забыл эту проклятую пулю.
Белобров отпустил Боксера и неожиданно спокойно заговорил, словно размышляя вслух:
- А может, тебя уволить? Через кладбище, а? Пулю потерял, блядей распустил…
- Это Валерчиковы девки, - начал оправдываться Боксер. - Я к ним никаким боком.
- Ну как же! Ты его доишь - значит, в ответе.
- Денис Сергеевич, я все сделаю!
- Ты мне скажи, где Валерчик. Почему его не видно?
- Не знаю. Мы после перестрелки на стройке разбежались, и я его после этого не видел.
- Найдешь его и под французский прибор.
- Куда?
- Туда… - Белобров сделал резкий рубящий жест рукой. - В расход. Усек?
- Понял. А с московскими что делать?
- Ты "беретту" скинул?
- Нет… Но я…
- Вот и хорошо. Пригодится. Свободен… И только посмей мобилу отключить! Чтобы все время был на связи. Усек? И ищи своего Валерчика. Из-под земли найди!
Боксер вышел, бережно прикрыв за собой дверь. Геннадич, развалившись на стуле и выпятив свое пузо, насмешливо посмотрел на него и наконец соизволил открыть рот:
- Ну что? Вспотел? Рожу-то вытри, а то как бы не продуло на улице.
Боксер бросил на охранника быстрый взгляд и независимой походкой прошел в зал. Вякает еще, скотина. Небось, подслушивал под дверью, потому и рыльник такой довольный. Ему что, сиди целыми днями под дверью да докладывай. Ну, еще в машине шефа сопровождай. Это тебе не черную работу выполнять. А где же Валерчик, этот хорек мелкий? Вчера они как кинулись в разные стороны, услышав вой ментовской машины, так и не виделись больше. Придется искать этого гада. Он свою задницу где-то прячет, а Боксеру одному за двоих отдуваться… Эх, Баула нет! Какая же мразь его кончила?
Боксер сел в машину и решил первым делом подъехать к "Ставриде". Скорее всего Валерчик там кантуется, со своими девками. А телефон отключил, гаденыш. Потом начнет лапшу на уши вешать, что зарядка закончилась. Всегда у него так. Затихарится и на зарядку сваливает.
Боксер, получив нагоняй от Белоброва, разом успокоился и даже о Валерчике думал беззлобно. Конечно, мало радости слушать угрозы Дениса Сергеевича. Он такой человек, что может запросто распорядиться - того убрать, этого в расход, про какой-то французский прибор вдруг сказал… Ну и ну, это ж надо такое придумать.
Подъезжая к набережной, Боксер вспомнил Гальку. Жаль, что она от него сбежала. Уж он бы ее разделал. Вот гнида, столько заставила их с Валерчиком побегать за ней! А потом этот московский откуда ни возьмись… Весь кайф им поломал. Интересно, кто он: из генпрокуратуры или майор спецназа? Скорее всего, из спецназа. Повадки выдают. А второй, значит, из генпрокуратуры. Его-то Боксер толком даже не разглядел. Ну и ну! Теперь, кажись, надо даже гордиться, что с такими птицами схлестнулись. Не простые мужики, а самые отборные… Боксер скривил губы и беззвучно рассмеялся.
Но, кстати, а чего теперь париться по поводу Гальки? Свое ведь получила. Если бы не Баул, так бы и смылась, зараза. Ну ладно, дело сделано, обе сестрички отправились на тот свет, и поделом им. Нечего было баловаться с камерой. Как же теперь узнать про кассету? Прямо голова разболелась от этих мыслей - и про то нужно подумать, и про это… А голова, чай, не казенная, тоже отдыха жаждет. А какой тут отдых, когда дан приказ найти Валерчика…
Боксер оставил машину и широким шагом направился к "Ставриде". На палубе прохлаждалась девица, подставив лицо полуденному солнцу и закрыв глаза. "Жмурится, как кошка на сметану", - злобно подумал Боксер.
- Наработалась? - недобро спросил Боксер, проходя мимо. Девчонка вздрогнула от неожиданности, а взглянув в лицо Боксера, опустила глаза. Он усмехнулся. Ни одна шлюха не могла выдержать его взгляда.
- Да вот клиент только что ушел, вышла воздуха глотнуть…
- Валерчик у себя? - перебил ее Боксер. Ему сейчас было не до девок.
- Нет, со вчерашнего дня не заявлялся. И мобильный молчит. Наверное, опять забыл зарядить.
Боксер хмыкнул. Старая песня.
- Ты тут это, не простаивай… Иди бабки отрабатывать, - строго приказал он.
- До обеда всегда мало клиентов, - попыталась вякнуть девица, но он так выразительно взглянул на нее, что она шмыгнула в открытую дверь.
Не успел он сесть в машину, как затрезвонил мобильный. Звонил Геннадич, по распоряжению Самого. Белобров велел приступить к заданию, которое очень понравилось Боксеру. Вот так он и расквитается с московскими. Не зря они с Валерчиком два дня назад нагнали страху на таксиста, который им рассказал, где высаживал залетных гостей. Уже второй раз его подсказка помогает.
Боксер тронулся с места так, как он это любил, - с визгом колес. Жаль, что не было зрителей. Неподалеку топали бомжи, и только они оглянулись на неожиданный звук. Но бомжей Боксер за людей не считал.
8
Накануне ночью Тамара проснулась от каких-то пьяных голосов у самого дома и хотела уже высунуться в окно и погнать всех к чертовой матери, но подумала, что это может быть ее бывший муж. Небось нализался и привел компанию, потащит всех опять в гараж. Сейчас зайдут внутрь, закроют за собой дверь, чтобы соседи не возникали, и будут пить до утра. А потом опять выгребай после них грязь, потому что днем газовая плита в его жилище в полном ее распоряжении. Такой у них уговор.
С тех пор как они развелись, Петя, или, как она его презрительно называла - Ретя, добровольно переселился в гараж. В одной комнате жить с алкоголиком и полным кретином она не желала. Не хотела, чтобы семилетняя Маринка видела все это безобразие каждый божий день. Ретя сам бы не дотумкал, что гараж - вполне пригодное жилье, но Тамара лично взялась за его обустройство. Убрала, вымыла все, вычистила, поставила ему старенькую газовую плиту и сбагрила полуторную супружескую кровать. А себе на радость купила, наконец, новую, двухспальную. Ездила за ней аж на другой конец города, к производителю, чтобы не переплачивать. Действительно, как и обещала реклама - тысячи на три обошлось дешевле. Стол и табуретку он сам откуда-то приволок. И все рады. И Тамара, и ее соседи по коммуналке, и Ретя - есть где пить и куда гостей приводить. Иногда он куда-то пропадал на несколько дней, говорил - на рыбалку. Действительно, привозил рыбу, но она сомневалась, что можно было наловить за несколько дней килограммов тридцать рыбы. То ли воровал, то ли покупал где-нибудь у рыбаков задешево, но потом у него занятия было на несколько дней. Чистил, обрабатывал, да все так ловко, смотреть приятно. Даже жалко становилось, что этот умелец давно уже потерял человеческий облик и приобретал нормальный вид только тогда, когда занимался любимым делом. Потом солил и развешивал на веревках в несколько рядов под крышей гаража. Но ночью у него рыбу подворовывали его же дружки. Он ругался, но поймать с поличными злоумышленников не удавалось. Поскольку перед сном напивался, а потом спал как убитый. Тамаре, хотя они уже давно не разговаривали, преподносил дары моря, подстерегая ее во дворе. Сидел в гараже с открытой дверью и наблюдал за всеми, кто выходил из подъезда. Двор небольшой, напротив двухэтажного дома с двумя подъездами шесть гаражей. Один из них когда-то, лет двадцать назад, Тамара и отвоевала, хотя машины у них не было и не предвиделось. Просто тогда она размечталась, как в жаркое лето все будут в коммуналке париться, а она гараж себе под летнюю кухню приспособит, чтобы не толочься с соседями в одной четырехметровой кухоньке. Но мало успела попользоваться летней кухней - вскоре Ретю туда заселила. Не выбрасывать же его на улицу, потому что он и хозяин комнаты, и гаража… Как ответственный квартиросъемщик, так в жировке и записано.
Утром Тамара вышла во двор с инспекцией, убедиться - не Ретя ли устроил ночью пьянку? Рыбка висела жидкими гроздями на веревке, дверь в гараж нараспашку, а в нем трое мужиков спят мертвым сном. Ретя, как хозяин, кому-то ночью уступил свою кровать и лежал на полу на старом мешке из-под сахара. Только кровать была пустая, а вся постель переворошена, словно в ней кто-то в прятки играл. Двое охламонов валялись на полу на старой рогожке. Один в какой-то странной позе - весь скрюченный, голова ватником прикрыта. Еще задохнется… Тамара откинула ватник и охнула - у мужика вся голова в крови, рядом кирпич окровавленный, а он то ли спит, то ли помер. Она бросилась расталкивать Ретю:
- Вы что, совсем ополоумели? Кто ему башку разбил?
Ретя что-то бессвязно бормотал и норовил опять улечься, отмахиваясь от нее обеими руками. Слава богу, обе руки относительно чистые. Следов крови нет. И у второго алкаша руки не в крови… Зато у того, под ватником - обе руки в кровавых брызгах и ссадинах, словно кто-то тер их железной теркой.
Тамара побежала домой и позвонила в милицию. Сразу же вызвала "скорую". Когда во двор въехали почти одновременно обе машины, соседи уже выползли из своих квартир, невзирая на довольно раннее утро и выходной день. Уже обсуждали, кто из двоих проломил мужику башку.
- Никто, - вступилась за алкашей Тамара, хоть и зла была на них. - Не видите, что ли, руки у них чистые? А кирпич весь в крови.
- Помыли руки, - предположил сосед Тюхин, тоже старый алкаш, но пьющий в меру.
Чтобы мужики, вусмерть пьяные, стали мыть руки? Да никогда! Ретю и трезвого не заставишь… Тамара спорить не стала, на всех нервов не хватает. Тем более что ее тут же, в гараже, стали допрашивать менты, пока Ретя и его дружок приходили в себя. Менты, чтобы не простаивать, начали опрос соседей. Никто ничего не видел, но голоса слышали. Бабулька Гаврикова сказала, что видела в первом часу ночи целую толпу народу. Будто их пришло человек пять. И была среди них женщина.
- Что ж я женский голос не слышала? - ехидно спросила Тамара.
- А она молчала. Клюкала и молчала. Потом мне надоело смотреть, и я спать пошла. Тем более что они дверь закрыли.
Менты засунули кирпич в целлофановый мешок как вещественное доказательство, погрузили в УАЗик обалдевших Ретю с дружком, а мужик с пробитой головой, как ни странно, вдруг шевельнулся и издал слабый стон. Врач склонился над ним, поднял его веко, откуда на него глянул расширенный от страдания зрачок, и обнадеживающе произнес:
- Жить будет.
Из "Скорой помощи" вытащили носилки, и врач подрядил дворовых ребят затащить раненого в машину. "Скорая" укатила, а Тамара принялась собирать бутылки. Но Ретя выглянул из открытой еще двери "уазика" и жалобно попросил:
- Не сдавай их, я приеду и сдам.
- Когда теперь ты еще приедешь! - махнула рукой Тамара и радостно приступила к генеральной уборке гаража. Почему-то она была уверена, что бывший нескоро теперь вернется в родную обитель. Пришлось долго отскребать доски пола от пятен крови, но она и с этим в конце концов справилась. Кровать вообще была в непотребном виде, несвежая простыня валялась грязной тряпкой, да еще и в подозрительных пятнах. Тамара догадывалась об их происхождении, но Ретю со счетов сбросила сразу. Давно уже ее бывший ни на что не был годен. Она просто собрала постель в узел и выбросила в мусорный контейнер у ворот.
Когда полы почти что засияли, на кровать она набросила пикейное покрывальце, еще бабкино, и залюбовалась плодами своих трудов. А чтобы придать уют бедной обстановке гаража, даже повесила на дверь гардину, которая и украсила неожиданно вернувшуюся к ней летнюю кухню. Теперь небольшое помещение выглядело опрятно и даже привлекательно. Можно будет с Колькой ночью здесь миловаться. А то в их единственной комнате подлая Маринка засыпает поздно, и Тамара с любовником Колькой уже сами носом клюют, пока пересмотрят все телепрограммы, и любовные утехи на новой кровати у них протекают довольно вяло. Даже обидно, учитывая то, что Тамара от природы баба здоровая и где-то неутомимая. А Колька стесняется, боится лишний раз движение сделать, как бы Маринку не разбудить. Вот он вернется через месяц из плавания, а она ему сюрприз - любовное гнездышко, где можно запереться и хоть вверх ногами экспериментировать…
Внезапно разбогатев на отдельную жилплощадь, предвкушая бурные безоглядные любовные ласки с Колькой, Тамаре захотелось устроить небольшой праздник, и она поставила на плиту чайник, велев Маринке сбегать в магазин за рулетом с маком - праздновать счастливое избавление от мужа. Пусть теперь попробует доказать ментам свою невиновность, если в его жилище нашли чуть ли не убитого мужика. Но напрасно она так заранее радовалась и гоняла Маринку. Только они сели за чистый, выскобленный стол и приступили к праздничному чаепитию, гардина пришла в движение, и из-за нее появилась виноватая морда Рети.
- А-а, вы чаек вскипятили?.. - несмело сказал он, будто это для него старались.
- Откуда ты, нежданное явление? - удивилась разочарованная Тамара и даже забыла, что не разговаривает с Ретей уже второй год.
- Отпустили… Наши с Герой отпечатки сняли, а на кирпиче чужие… В общем, не совпали.
Тамара огорчилась, но не настолько, чтобы выгнать Ретю в шею. Имеет право здесь находиться. Тамара законы знает и с ними не спорит. Правда, по рассказам бывалых людей она знала и другое: в милицию только попади, просто так уже не выбраться. А тут на тебе, и среди ментов есть справедливые люди.
- Не били? - на всякий случай спросила она.
- А за что? - ответил Ретя, жадно уставившись на рулет.
- Папка, садись, тебя там, небось, не кормили… - пригласила дочка отца к общему столу.
Он робко взглянул на Тамару. Та по-хозяйски сидела за столом, и полные ее ягодицы свисали с узковатой табуреточки.
- Не кормили, - подтвердил он.
- А я думала, ты уже и разговаривать разучился, - спокойно заметила Тамара и придвинула к нему кусок рулета. А чтоб у него не возникало неясных надежд, добавила: - Первый и последний раз. Считай, празднуем, что ты хоть и алкаш, но не убийца. Маринка может ходить по двору с гордо поднятой головой, и никто ей слова не посмеет сказать.
Маринка уплетала свой кусок и невнятно прокомментировала материнский выпад:
- А я и так знала, что папка не виноват. Он хоть и алкаш, но не злой.
Тамара все-таки не смогла скрыть любопытства:
- Ну, узнали, кто твоего дружка вырубил?
- Ашота? Чужой. Мы его пригласили как человека. А Ашот уже присмотрел себе деваху. Она к нам на улице прибилась. Ну, Ашот на нее глаз положил. А этот хотел при нем же ее… - Ретя взглянул на Марину.
- Папка, ты не стесняйся. Я все такое уже давно знаю. Нам Ритка со второго подъезда рассказывает.
- Вот лярва! - возмутилась Тамара. - Уж я ей пасть ее бесстыжую порву!.. Ну и дальше что было? Помнишь?
- Ашот стал за нее заступаться, баба вроде спать легла, а чужой его, наверное, и огрел… Я уже отключался, кусками все видел. Думал даже, что сон страшный снится. Хорошо, что Гера еще соображал. Правда, руки-ноги у него онемели, он даже испугался, думал, парализовало. А потом включился, уже когда менты пришли. В общем, когда он еще соображал, то кое-что видел. Как мужики друг друга молотили. И как чужой эту деваху того… Потом Гера отключился совсем.
- Так и окочуриться можно - всякую дрянь пить! - прокомментировала Тамара. - Так кто это за чужой? Где вы его надыбали?
- Он к нам сам пришел. Вызвался сбегать за добавкой, ну туда, где бабки самопалом торгуют. Так сказать, помочь нам материально. Кто ж откажется? А он, оказывается, нас хотел напоить и ашотовскую бабу поиметь.
- Тише ты, при ребенке!
- Он же не матерится, - заступилась Маринка за отца.
- А бабу как зовут? - поинтересовалась Тамара, потому что очень удивилась, что Ашот со своей зверской внешностью мог кого-то привлечь. Одни глаза его чего стоили - такие неприятные буркалы, глянешь - сразу хочется уйти поскорее. И сам урод уродом - руки, как у гориллы, ноги колесом, на животе рубаха не сходится, в прорехе вечно волосы торчат…
- Не помню, как ее зовут. Она вроде и не представлялась… Помню, какая-то расстроенная была. То ли от автобуса отстала, то ли со свадьбы ее выгнали… Но красивая. Это я точно помню, - твердо сказал Ретя. - Хотя мне бабы по фигу, - добавил с некоторой ноткой сожаления.
- И чужой тоже, наверное, не назвался? - съехидничала Тамара.
- Почему же? Сказал - Упырь его зовут. Кликуха, наверное…
- Точно кликуха, - подтвердила всезнающая Маринка. - Такие фамилии не бывают.
- Поела? - разозлилась Тамара, что дочка вмешивается в разговор взрослых. - Иди к подружкам.
- А я с папой посижу! - закапризничала Маринка. - В кои веки с ним поговорить можно!
- Доча… - расчувствовался Ретя и погладил ее по белокурой головке.
- Куда лапаешь? Руки мыл? - возмутилась Тамара.
- Мыл, два раза. Перед тем как снимали отпечатки. И после…
- Ма, не ругай папу. Сама же говоришь - первый и последний раз сидим…
- Ладно, если хочешь, можешь его навещать, - смилостивилась Тамара. - Но только тогда, когда он рыбу солит. Он тогда всегда трезвый…