Улыбающиеся губы вдруг искривились, как в плаче, подбородок задрожал. Она кивнула. Я ничего не сказал, хоть понимал, что она ждет вопроса. Я хотел, чтоб она сама пересилила недоверие или стыд. Девушка коснулась пачки сигарет "Виндзор", лежащей на столе.
- Можно закурить? Извините, но я забыла захватить свои сигареты, даже сумку с собой не взяла. Наверное, в машине оставила.
- Вы курите такие же?
- Нет. "Мелахрино", и очень много…
Сорт сигарет, туфли, костюм, - все говорило о том, что с деньгами у нее нет хлопот.
Я взял зажигалку, сделанную из противотанкового патрона, и подал ей огонь. Она инстинктивно отшатнулась от пламени высотой в несколько дюймов.
- Да ведь так можно пожар устроить! - сказала она и поглядела вверх, не закоптился ли потолок.
- Я умею с ней обходиться. Это, наверное, единственная зажигалка в мире, которая десять лет подряд дает огонь при одном нажатии рычажка.
Я достал из письменного стола любимую пепельницу, огромную, похожую на опрокинутый цилиндр, и поставил ее на столик, за которым мы сидели. Лоретта была поражена.
- Похоже на артиллерийский миномет! Что это такое?
- Конечно, можно переделать ее на миномет, вы правы. Но это просто очень удобная пепельница, удобная по разным причинам. Иногда ко мне приходят клиенты, которые хотят меня впутать в какую-нибудь подозрительную историю. Тогда, ставя или передвигая пепельницу, я нажимаю на маленькую пластинку в дне цилиндра. У него двойное дно, и туда вмонтирован магнитофон.
- Вы его включили?
- Нет.
- Зачем вы об этом говорите? Чтобы меня предостеречь?
- Затем, чтоб пробудить у вас доверие. Вы хотите сказать что-то важное и медлите. Я боялся, что вы расплачетесь, потому ни о чем не спрашивал. Прошу вас успокоиться. Думаю, что вы уже освоились с этой комнатой и со мной. Я вас слушаю.
- Это очень сложное дело.
- И я не думаю, что вы пришли ко мне с какой-нибудь чепухой. Например, чтобы я проследил за парнем, которого вы… которым вы интересуетесь.
- Это действительно серьезное дело. Вы должны мне обещать, что это останется между нами… и что без моего ведома…
- Эти формальности можно опустить. Прошу вас подробно и по порядку рассказать, что произошло. Лишь тогда я скажу, интересует ли меня вообще это дело и смогу ли я чем-нибудь вам помочь.
- Но ведь вы можете любое дело…
- Нет, не любое. Если вы обратитесь по поводу боли в горле к кардиологу или окулисту, тот отошлет вас к ларингологу, хоть он тоже врач. Такое бывает и в нашей профессии. Я вас слушаю.
- Значит, по порядку, да?
Я посмотрел в потолок.
- Можно еще сигарету? Вы разрешите?
Я молча подал огонь.
- Я уже говорила вам, - начала она после паузы, - что учусь в Колумбийском университете. Я слушала там лекции по истории испанской цивилизации, этот курс читал профессор де Галиндес…
- Доктор Хесус Фернандес де Галиндес?
- О, да! Вы знали профессора?
- Рассказывайте дальше, пожалуйста.
- Двенадцатого марта… - начала она. - Ах, нет! Должна вам еще сказать, что профессор де Галиндес был…
- Был?
- Да, в том-то и дело, что я не могу сказать "есть". Это самое ужасное, и из-за этого я пришла к вам. Но прошу вас, дайте мне слово, что все, о чем я скажу, останется между нами. Я очень об этом прошу.
- Почему?
- Потому что если кто-нибудь узнает, что я рассказала… тогда они могут меня убить. Они наверняка это сделают.
Она заглянула мне в глаза: хотела проверить, серьезно ли я отношусь к этой угрозе.
- Они меня убьют, - повторила она решительно.
3
Мерфи сел на аэродроме Эмитивилль.
Самолет он поставил так, чтобы можно было стартовать в любую минуту. На острове не чувствовалось ветра, воздух был прозрачен, небо чисто. Мерфи снял свой зеленый кожаный шлем; внутри шлем был влажен от пота.
К самолету подошел сторож из аэродромного обслуживания; он прикоснулся ладонью к потрепанному козырьку форменной фуражки. Мерфи в ответ слегка взмахнул шлемом. Сторож прихрамывал на правую ногу. "Паршиво, что он сюда лезет, - подумал Мерфи, - сейчас никого тут не должно быть поблизости, никто не должен со мной разговаривать".
- Добрый день… Как вы себя чувствуете?
- Как за сутки до свадьбы, - буркнул Мерфи: таким поговоркам он научился в школе пилотов.
- Принести вам сэндвичи и кофе?
- Спасибо. У меня в термосе шестьдесят литров.
- Кофе?
- С сахаром.
- И ничего вам не нужно?
- Чтобы меня оставили в покое, больше ничего.
- Я думал, вам газету принести.
- Я читать не умею.
Сторож преспокойно выслушивал ответы Мерфи, будто они имели смысл. Он пригляделся к машине, потом посмотрел в небо.
- Когда вы летите? - спросил он, стоя с задранной кверху головой.
- Я жду кое-кого.
- Это наверняка дама. Вы даму ждете?
- Нет, рекомендательное письмо к президенту.
- Люблю хорошие шутки. У вас талант на шутки. - Он повернулся на левой ноге и сказал, не опуская головы: - Небо для вас будет чистое. Как стеклышко.
- Я заказывал погоду в Белом Доме.
- Я там никого не знаю.
- Вы бы лучше ушли.
- Если вам что понадобится, позовите Ральфа. Иногда бывает - что-нибудь нужно. Меня зовут Ральф Баллок.
- Никогда не забуду.
Мерфи еще раз проверил приборы; ему сказали, что в Эмитивилле никому нельзя разрешать подходить к машине, даже механику. "В порядке, - подумал он, - на этом ночном горшке можно летать". Он посмотрел на часы: они показывали 17.05.
Получасом позже в воротах аэродрома показалась санитарная машина. Она проехала на стартовую площадку и остановилась в нескольких метрах от "Феникса".
4
- Они меня убьют, - повторила Лоретта Флинн. - Не знаю, как, не знаю, кто и когда, но сейчас я подумала, что меня наверняка убьют. В таких обстоятельствах меня это не должно было бы волновать… но смерть пугает… Я хочу жить.
Я вспомнил извилистые улочки Виллемстада и мужчину, стрелявшего трижды, и того, кто упал на мостовую, прижимая к груди ананас, пробитый пулей. Вспомнил, как у гостиницы "Альма" в Париже Фраскуэло Моралес получил в лицо две пули. Странное стечение обстоятельств привело к тому, что я стал свидетелем обеих этих смертей, но я ни за что не хотел бы видеть, как умирает Лоретта Флинн.
- Все в порядке, можете не беспокоиться, - заверил я девушку, - даю слово, что никаких неприятностей вам не причиню. Рассказывайте дальше.
- Двенадцатого марта, после лекции профессора Галиндеса, я вместе с ним вышла из университета, - сказала Лоретта.
- Вы в первый раз выходили с профессором? Прошу вас по ходу рассказа упоминать о таких деталях.
- Но ведь не в этом суть, это совсем другое дело!
Я коснулся ее руки.
- Прошу предоставить выводы мне и ограничиться фактами.
Она была озадачена и взволнована, даже сконфужена.
- Ну, так нет, не в первый раз, если для вас это важно. Мы часто выходили вместе. Я готовлю работу об архитектуре ацтеков периода Монтесумы, и профессор помогал мне найти различные источники, например…
- Хорошо. Вы вышли с профессором.
- Я уже говорила. На углу есть аптека, мы туда иной раз заходили перекусить. И в тот день зашли. Ах, да, - она иронически улыбнулась, - вы хотите подробностей. Так, вот, профессор Галиндес заказал кефир, а я пила чай с лимоном и ела пирожное. Мы разговаривали о Кортесе в связи с этой моей работой, о Монтесуме.
Потом, примерно через час, я отвезла профессора на своей машине к станции метро.
- К какой станции?
- Колумбус Сэркль. Профессор живет на Пятой авеню, 30.
- Почему вы не отвезли его прямо домой?
- Он хотел поехать метро. Это имеет какое-нибудь значение?
- Вы не все сказали.
- Жена профессора ждала его всегда на станции метро у Пятой авеню. Потому он и хотел поехать метро. Жена за него боялась.
- Ну и…?
- И жена его не дождалась… Именно поэтому я и пришла к вам.
- Может, профессор вообще не поехал метро?
- Не знаю, боже, ведь я же ничего не знаю! Профессор попрощался со мной, вышел из машины и спустился по ступенькам вниз, в метро.
- Вы видели, как он спускался?
- Да, видела. Ко мне как раз подошли две мои однокурсницы и попросили, чтоб я их подвезла. Они тоже видели, как профессор попрощался со мной и сошел по ступенькам на перрон, хотя я предпочла бы, чтоб меня не видели с профессором.
- Почему?
- Потому что это неудобно: студентка встречается с профессором. Он будет защищать мою работу, и тогда коллеги могут подумать, что профессор согласовал со мной свои вопросы… Но я для этого слишком самолюбива, а он слишком честен.
- Вы не все сказали.
- Прошу поверить, что это не имеет ничего общего с исчезновением профессора!
- Возможно. Однако еще раз повторяю: вы не все сказали.
- Ходят сплетни, будто меня что-то связывает с профессором. Вы понимаете, о чем идет речь? Поэтому я и была недовольна, что студентки видели меня вместе с ним.
- Зачем вы скрываете что-то от меня? Я должен знать по меньшей мере столько же, сколько знаете вы.
- Я обхожу эти личные подробности, потому что история со мной и с его женой не имеет ни малейшего отношения к исчезновению профессора! Не мучайте меня, правда, у меня сил не хватает на все это…
- Кто вам сообщил, что профессор исчез?
- Я отвезла однокурсниц и вернулась домой, остальные лекции были во второй половине дня. Через час после того, как я вернулась, позвонила жена профессора и спросила о нем. Она очень нервничала: она давно уже чего-то боялась и потому всегда ждала у выхода из метро.
- В котором часу это было? Этот звонок по телефону?
Она зачем-то посмотрела на свои маленькие часики, плоские, как монета.
- В тринадцать тридцать примерно.
- В котором часу Галиндес вошел в метро?
- В одиннадцать с минутами. Помню хорошо, потому что одна из студенток посмотрела на часы, вмонтированные в машину, и сказала, что эти часы спешат на пять минут. Я никогда их не регулирую, да и вообще предпочитаю, чтобы они немного спешили, не люблю опаздывать на лекции.
- Значит, позвонила жена профессора. Почему к вам?
- Она понимает, что профессор меня любит, даже приглашала как-то к себе домой, на обед… Она меня приглашала еще несколько раз, но я туда больше не пошла.
- Вам это было неприятно из-за того, что связывало вас с профессором? Вы не любите двусмысленных положений?
Она теребила пуговицу сиреневого костюма. Тихо сказала:
- Да. Профессор любил меня, но не мог развестись с женой. Я ему говорила, что мы должны расстаться. Но я не могла, не умела отказаться, и он тоже. Это был великолепный человек, невероятно отважный, с такими огромными познаниями… Я не знаю, имеете ли вы представление, кем он был. Членом правительства басков, участником испанской гражданской войны…
- На стороне красных?
- Он был революционером всегда. Мне это бесконечно нравилось, вы знаете, как мало на свете людей с собственными взглядами, противоречащими избитым утверждениям и образу мыслей той среды, где они живут… Профессор де Галиндес семь лет пробыл в Доминиканской Республике и написал обвинительную книгу против режима, который там господствует… Книга эта называется "Эра Трухильо".
- Вы ее читали?
- В рукописи. Никто не хочет ее издавать. Профессору удалось заинтересовать уже трех издателей, но они получили письма с угрозами, что будут убиты, если подпишут с профессором договор на издание этой книги. У меня дома есть один экземпляр, профессор мне принес. В Штатах никто не издает эту работу.
- Кто-нибудь знает, что у вас есть экземпляр?
- Нет. Я не упоминала об этом даже в полиции. Потому что меня уже вызывали сегодня в полицию по поводу исчезновения профессора, а потом декан вызвал меня с лекции для разговора с каким-то майором в штатском, кажется, из разведки. Этот майор допрашивал меня целый час, прямо мучил вопросами, и если б не те две студентки, я уж вам говорила… если б они не подтвердили, что стояли рядом со мной, когда профессор спускался в метро, меня бы арестовали.
- Кто это сказал?
- Майор сказал. Они вообще подозревают меня, майор даже говорил, что я нарочно впутала профессора в этот "роман", то есть влюбила его в себя нарочно, чтоб, изучив его привычки, заманить в ловушку и подстроить похищение. Это было так отвратительно, что со мной истерика сделалась, хотя я всегда спокойна и владею собой. Боюсь, что если не найдут виновников, меня арестуют. Впрочем, у меня предчувствие, что профессор жив. Ведь если б его убили, полиция нашла бы труп. Правда?
Я вспомнил, как в декабре 1955 года исчез в Вашингтоне Маурицио Базе. Организаторов похищения не обнаружили и трупа не нашли.
- Вам сказали, что труп не найден?
- Сказали только, что тщательно обыскали весь узел метро, вокруг Колумбус Сэркль и ни на одной станции ни агенты полиции, ни кто-либо другой не видел профессора. Профессор спустился в метро, но оттуда уже не вышел. Не известно, садился ли он вообще в вагон. Ничего не известно.
- Может, он вышел обратно, когда вы уехали?
- Нет, это невозможно. Он знал, что жена ждет его на станции у Пятой авеню. Фернандес к ней очень хорошо относился, заботился о ней, и его мучило это положение… потому что он любил меня.
- А вы?
Она начала плакать. Стараясь подавить спазмы в горле, но не могла сдержать слез.
- Я и сейчас люблю Его…
- Еще один вопрос, на который вы можете не отвечать: связывали ли вас более интимные отношения и с какого времени?
- А мой ответ облегчит вашу работу?
- Вы не обязаны отвечать. Но вы начали чаще встречаться, приблизительно, в последний год?
- Приблизительно, да.
- За это время и был разработан план похищения, - вот что я хотел сказать. Как звали майора, который с вами разговаривал?
- Декан сказал, когда пришел за мной в аудиторию, что меня ждет майор Бисли. Сам майор мне не представился. Не успел, потому что сразу начал кричать на меня.
- Фрэнк Бисли. Военный эксперт Комиссии по делам Латинской Америки.
- Вы хотите с ним договориться?
- Подумаю об этом.
- Но майор меня предостерег, что я и словечка не должна говорить никому. Это для успеха следствия. И для моей собственной безопасности. Возможно, в прессе лишь вечером появятся сообщения об исчезновении де Галиндеса. Майор говорил, что это одна из самых запутанных и щекотливых историй, с которыми он когда-либо имел дело… А вы не можете ничего сделать без договоренности с майором? Я обещала ему, что буду молчать, он требовал этого… Почему вы улыбаетесь?
- Если я займусь делом о похищении де Галиндеса, мне будет грозить большая опасность, чем вам. Однако я не собираюсь копаться в этой истории. Я уже сказал, что знаю, кто такой майор Бисли; если я и буду говорить с ним, то лишь для того, чтобы помочь вам, а не повредить.
- Но как вы ему объясните? Он спросит, откуда вы об этом знаете. Он предостерегал, что меня немедленно арестуют, если я кому-нибудь скажу о похищении профессора и об этом его разговоре со мной… Наконец… Я не хотела об этом говорить, но после разговора с Бисли подумала, что он, может быть, замешан в похищении, такие вещи случаются, правда? Я боюсь этого майора. Такие люди, как де Галиндес, неудобны не только для полиции генералиссимуса Трухильо. Они для всех неудобны. У профессора и тут были всякие неприятности…
- Мисс Флинн, пусть я буду первым и последним из тех, кому вы представите такую версию исчезновения де Галиндеса. Вы наивны, как ребенок. Вы не имеете понятия, с какой грозной опасностью столкнулись. Знаете, почему я не хочу браться за это дело? Не только потому, что мне нельзя переступать границы моих профессиональных полномочий и вмешиваться в политические дела, - бывало и так, что я с этим не считался. Я не хочу трогать это дело потому, что, скажу вам откровенно, потому что мне пришлось бы столкнуться с людьми беспощадными, которые могли бы задуматься над тем, стоит ли прихлопнуть им москита, но не над тем, стоит ли убить человека… Закурите, пожалуйста.
Я видел, что она судорожно прикусила мундштук папиросы.
- Я пришла сюда… Да, зачем я, собственно, пришла? - после паузы сказала Лоретта Флинн, - Вероятно, не за моральной поддержкой, - добавила она насмешливо.
- Чтобы я нашел улики против кого-то другого, - сказал я, - и тем самым отвел подозрения, направленные против вас.
- Не только за этим, хоть это и важно. Я не хотела бы, чтобы мой отец узнал, что связывало меня с профессором… Он меня балует, он добрый, заботливый, но и страшно ревнивый. Я у него одна, и он не может смириться с мыслью, что я когда-нибудь выйду замуж. - Она добавила тихо: - Когда пресса сообщит подробности исчезновения профессора, легко будет догадаться обо всем остальном. Можете вы защитить меня от этого?
- Поскольку вы встретили у Колумбус Сэркль двух однокурсниц, пресса могла бы просто сообщить, что студенты провожали профессора до станции метро. Фрэнк Бисли сумеет это уладить, и, наверно, уже уладил, для пользы следствия. Есть еще какой-нибудь повод, по которому вы сюда пришли? Думаю, что да.
Она посмотрела мне в глаза и проговорила без запинки, даже вызывающе:
- Я люблю Фернандеса. Люблю его и думать не хочу ни о ком другом. Пожалуйста, найдите его, возьмитесь за поиски! Они наверняка не убили Фернандеса. У них были тысячи случаев, чтобы просто убить его, а похищение ведь пришлось долго подготавливать. Я верю, что Фернандес жив…
- А вы не задумались над разницей возрастов? Де Галиндес в отцы вам годится… Может, лучше забыть его, заинтересоваться кем-нибудь из коллег? Простите, что вмешиваюсь в такое дело, но…
- Тем больше я люблю его. Это был первый мужчина, который меня по-настоящему заинтересовал, который благодаря своему опыту любил меня больше, чем мог бы любить молодой человек. Я терпеть не могу своих коллег, этих самонадеянных сопляков… До них ничто не доходит, воображение у них ограниченно, и они так изголодались, что только об одном и думают… Фернандес любил меня не только как женщину, но и как полноценного человека, равного ему…
- Я понимаю, мисс Флинн. Этого мне достаточно.
Она низко склонила голову.
- У меня собственные сбережения и много драгоценностей. Я могу дать вам любой гонорар, какой вы сочтете нужным. Отец не вмешивается в мои денежные дела, не ограничивает меня в расходах, и ему незачем знать… Я еще сегодня могу вам привезти… Простите, что я говорю так откровенно об этих щекотливых делах.
Я встал: не стоило терять время и попусту ее обнадеживать.
- Мисс Флинн, оставим денежные дела, мне гонорар не причитается. Я поговорю с майором Бисли и сделаю все, что в моих силах, чтобы пресса не упоминала вашего имени.
- Но полиция меня подозревает!
- Если во всю эту историю вмешался майор Бисли, это означает, что подозревают они кого-то совсем иного, кто сыграл с ними уже не одну шутку такого рода.
Она посмотрела на меня с надеждой.
- Я должна в это верить?