18
Бисли решил поехать в Линден. Он захватил с собой составленный дорожной полицией план того участка шоссе, на котором разбился автомобиль Тена. Узнав, что свидетелем катастрофы был дорожный мастер, отвечающий за состояние этого участка, Бисли остановился у его домика, при котором помещалась бензоколонка.
- Так точно, я видел, - сказал дорожный мастер, прикладывая к военной фуражке протез в кожаной перчатке. - Я услышал шум, выбежал на дорогу и все видел. Большой мебельный фургон даже на секунду задержался возле смятого автомобиля Тена, но как только шофер меня заметил, он дал газу и отъехал. Номера у фургона не было. Мне кажется, они специально убрали свой регистрационный номер, а когда с этим парнем было покончено, остановились немного подальше и снова прицепили. Я служил в Эм Пи, когда мы выкуривали немцев из Франции, и многое повидал, да и немало наслышался о подобных штуках…
Бисли продолжал выяснять подробности. Полиция штата передала федеральной полиции список близких Освальду Тену людей, адрес его жены. Беседа с этой женщиной ничего не дала, так же как и несущественные детали, полученные от нескольких других лиц. Только Марта Коллинз, которую Бисли отыскал в Утике, подтвердила, что Мерфи не фантазировал, рассказывая Гарриэт об убийстве Тена.
- Я верю, - говорила Марта, - что все произошло именно так, как вы рассказываете. Освальд погиб по моей вине, я никогда себе этого не прощу, никогда… Я умоляла его найти Джеральда. Освальд был старым другом нашей семьи, он никогда ни в чем мне не отказывал.
- Вы давно знали Джеральда?
- Я впервые встретила его в Нью Фейр Хэвен. Это было огромным событием в моей жизни. Я и не подозревала, что женщина может быть так счастлива. Мне пришлось срочно вернуться в Утику, Джеральд должен был ждать меня, но внезапно исчез. Я получила от него только одно письмо, еще из Нью Фэйр Хэвен, но он и не думал писать, что бросает меня. Он должен был ждать.
- Можно взглянуть на это письмо?
- Его никто не увидит, письма Джеральда я не покажу никому. Но вы можете мне верить. Освальд отправился его искать. Он был адвокатом и знал много разных людей, в том числе преступников, и, должно быть, от них в каком-то подозрительном баре "Колорадо" узнал, что Джеральд пил там несколько дней подряд и что никому не известный рыжий тип говорил с ним относительно найма самолета в Линдене.
- Это важная деталь, мисс Коллинз.
- Для вас… Освальд вернулся в Утику и рассказал мне об этом. Я упросила его немедленно ехать в Линден. Он согласился, но предупредил меня, что нигде больше искать Джеральда не будет, что это последняя попытка, Так как дело не чисто. И не вернулся оттуда. Остальное я узнала из газет… Джеральд жив?
- Нет, мисс Коллинз.
- Я знала, что так кончится: оба мертвы.
Она произнесла эти слова тупо, с какой-то горестной обреченностью, которая сказала Бисли о чувствах Марты больше, чем самые безудержные рыдания.
В баре "Колорадо" Бисли, как и ожидал, ничего не узнал. Никто никогда не видел рыжего мужчину, никакой Мерфи не пил здесь в течение нескольких дней, они ничего не знают и знать не хотят. Бисли понял, что у Тена здесь было гораздо больше шансов, чем у него, и отказался от дальнейших поисков.
Он выяснил уже немало подробностей, подтвержденных показаниями свидетелей, однако построенное на уликах и фактах сооружение могло рассыпаться из-за отсутствия важнейшей, основной, скрепляющей детали: доказательства того, что Мерфи вылетел с телом профессора де Галиндеса. Располагая таким доказательством, можно было почти автоматически присоединить к делу еще три убийства: Лоретты Флинн, ее отца и Освальда Тена. Исчезновение или смерть Мерфи явились бы последним аргументом: убийцы либо вдохновители этих убийств таким образом избавились от главного свидетеля.
Теперь все зависело от Этвуда, от его изворотливости и способности твердо отвергать подсовываемые ему наглые объяснения. За Уинна Бисли не беспокоился, он знал, что тот не вернется с пустыми руками, и даже если с ним что-нибудь случится, сумеет передать все необходимое.
О подробностях, добытых на трассе Линден - Утика. Бисли послал в папке дипкурьера сообщение Этвуду с просьбой передать его Уинну.
19
"Гавана". Полумрак и духота, приглушенный гул. Несколько парней, с виду рабочих, громко чавкая, едят суп из черной фасоли, время от времени отрываясь, чтобы потянуться за глиняной бутылкой и глотнуть водки из агавы. В углу зала старый пеон развлекает девушку, которая визжит и смеется. Несколько оборванных бродяг, очевидно, "вьехо", - так называют доминиканцы эмигрантов с Гаити, про которых никогда нельзя сказать, разыскиваются ли они полицией или на нее работают, - играют в "семь с половиной". Возле бара сидят две молоденькие девушки с высоко - задранными юбками.
У стены, под плакатом с изображением Трухильо, возле гитариста с массивной челюстью сидит очень красивая женщина, по-видимому, Моника Гонсалес. А вот мулат, о котором уже упоминал Бисли; он работает на доминиканскую полицию. Мулат подозрительно глядит на меня и шевелит смешными усами, острые и длинные концы которых торчат в стороны, четко вырисовываясь на фоне щек.
- Que desea ud, - обратился ко мне мулат. - Что вам угодно?
Я попросил две большие рюмки водки.
Он спросил, для кого вторая. Я сказал, что хотел бы угостить его.
- Con mucho gusto, с удовольствием, - ответил мулат, принес бутылку водки и две рюмки и сел за мой столик. В дальнейшем мы говорили по-испански.
- Чем могу быть вам полезен? - понизив голос, спросил он.
- Выпейте со мной еще рюмку, - сказал я.
Внезапно у меня появилось желание напиться, отупеть, забыть о Гарриэт, Лоретте Флинн, Доминиканской Республике, Галиндесе и всех прочих историях, в которых я не мог разобраться и из которых не мог выпутаться. Каждая из них, как опухоль, давила мне на мозг. Зачем я здесь торчу, черт побери, какое мне до всего этого дело? Заработаю, что ли, несколько лишних долларов? В Нью-Йорке я мог бы заработать больше. А идиотская история с Гарриэт и Мерфи, этим "порядочным парнем", который пропал, не успев с ней переспать? Может быть, ночь с Гарриэт придала бы, наконец, какой-то смысл жизни этого "порядочного" щенка. Он бессмысленно умер, да и жил бессмысленно. Впрочем, так же как и я, как многие другие.
Мулат снова наполнил рюмки и произнес:
- Я знаю. Мне ничего не надо говорить, я знаю.
- Что вы знаете?
- Вам не с кем выпить. Когда пьешь в одиночку, не получаешь никакого удовлетворения, только зря отравляешь себя алкоголем. Если же выпьешь с кем-нибудь, вот тогда можно сказать, что действительно выпил, да и денег не жаль, даже когда приходится за всех платить. Вот вам не с кем выпить, а в эти минуты становится так одиноко и грустно, как никогда. Тут уж конец, печальнее ничего не придумаешь. Я-то знаю, мне объяснять не надо.
- Вы мне нравитесь, - сказал я. - Не многим людям на свете я мог бы сказать, что они мне нравятся. Налейте-ка еще.
- Теперь я угощаю, но для меня эта рюмка последняя. Нужно оставить местечко в желудке, впереди целый вечер. По вечерам здесь весело - того и гляди обсчитаешься, придется потом доплачивать из своего кармана. Да еще за всем успевай следить!
- Выходит, я должен пить один? Вы же говорили, что если пить в одиночку…
Он подмигнул мне.
- Видите двух девочек у бара? Очень рекомендую. С ними можно выпить.
Я повернулся, делая вид, будто оцениваю этих шлюх. Осмотрев зал, я остановил взгляд на столике, за которым сидела Моника с гитаристом.
- А та? - спросил я. - Кто это? Она с мужем?
- Какой там муж! - пренебрежительно бросил мулат. - Это наша baillarina, Моника Гонсалес. Огромный талант. Хотите посмотреть, как она танцует? Вот она могла бы с вами выпить. Вам с ней в этом деле не сравниться будьте спокойны.
- Вы думаете, она подойдет сюда?
- Si. У нас с ней уговор, она присаживается к самым важным гостям. Тем более к иностранцам. Вы ведь не из Доминиканы? Хо, хо! Но испанский вы знаете, тут уж я ничего не могу сказать!
- Я временно работаю здесь переводчиком.
- Что вы переводите? С какого на какой?
- Да все что угодно. С разных на разные.
- Ну и как, выгодное это дело? Неплохо зарабатываете?
- Больше, чем в состоянии потратить.
- А латынь вы тоже знаете?
- Как же без латыни!
- А негритянский, африканский?
- Это моя специальность!
- Я пошлю ее к вам.
- Если ей будет неприятно, тогда не надо…
- Какое там! - пробормотал он и кивнул Монике.
Она зевнула, закуталась в темную кашемировую шаль и не торопясь, покачивая бедрами, направилась к нашему столику.
- Сеньор хочет с тобой поговорить, - сказал мулат, - Мне пора к гостям, да и на кухню надо заглянуть. Что тебе принести, Моника?
- Херес.
Мулат, отошел. Я заметил, что Моника чем-то озабочена или расстроена. Она уставилась прямо перед собой на одно из изображений Трухильо; казалось, никто и не просил ее подойти, и она продолжает сидеть у стены возле гитариста с огромной челюстью.
Я припомнил шифр Моники, который мне дал Бисли как опознавательный знак, и тихо произнес:
- РД 112С.
Никакого внимания. Я испугался - вдруг это какое-нибудь подставное лицо? Но необходимо было немедленно все выяснить, времени для исправления ошибок не оставалось. Я повторил:
- РД 112С.
- Cindado! - сказала Моника. Мулат ставил перед ней бутылку.
- Не беспокойтесь, - сказал он, - После нескольких рюмочек Моника разойдется. Я знаю, так всегда бывает. Мужчина обычно робеет, если ему по-настоящему нравится какая-нибудь женщина; он боится рискнуть и десять раз продумывает каждое слово, прежде чем его произнести. Я-то знаю. А китайский вы тоже знаете?
- Своей бабушке я всегда пишу по-китайски.
- И она понимает?
- Нет, но ей нравится, как я пишу по-китайски.
Когда он вернулся к стойке, я сказал:
- Моника, меня прислали из центра. Дайте ваш адрес. Я должен встретиться с вами без свидетелей.
- А вам не дали моего адреса в центре?
- Нет. Только назвали кабачки: "Гавана" и "Аристос".
Она медленно потягивала херес, не спуская глаз с портрета Трухильо.
- А знаете, почему? Потому что он им неизвестен. Никто из вас не должен знать мой адрес, это было бы слишком рискованно. Я просила также, чтобы мне никого сюда не присылали. Что вам надо?
- Как звали приятеля Мерфи?
- Приятеля кого…?
- Вы прекрасно знаете, о ком я говорю. Вы были у этого летчика в "Космосе". Приятель Мерфи.
- Октавио де ла Маса?
- Давайте не будем вспоминать покойников. Вы знаете больше. - Она продолжала изучать лицо Трухильо.
- Он умер? Это верно?
- Да. Говорят, он покончил с собой после того, как убил Мерфи.
- Кому так сказали?.
- Так собираются напечатать в газетах.
- Откуда вы знаете?
- Не от вас.
- Я очень рада, что он умер. Вот был с-сукин сын… Вас не шокируют мои выражения?
Нет, такие слова в устах женщины, живущей среди самых низов предместья, меня не удивили.
- Дайте мне адрес невесты Октавио.
- Невесты?
- Может быть, жены или любовницы. Она была здесь с Октавио, еще одним летчиком и Мерфи в тот самый вечер, когда вы пошли с Мерфи в "Космос".
Она придвинула ко мне пустую рюмку.
- Ее зовут Хуана Манагуа. Адреса я не знаю.
Я наполнил рюмку и подал ее Монике.
- Мне необходим ее адрес.
- Думаю, вы найдете его в телефонной книге. Хуана Манагуа.
- Так как же все-таки зовут приятеля Мерфи, того, который был с ним в "Гаване"? Вы сами сообщили нам, что сидели тогда вместе.
- Хулио Руис Оливейра.
- Адрес?
- Авенида Сан-Кристобаль, четырнадцать или шестнадцать. Запомнили? Хорошо. Теперь ответьте на мой вопрос: где вас можно найти?
- Неважно. Я еще приду к вам.
- Для меня это очень важно. Положение становится опасным. Возможно, мне придется бежать, хотя бы из-за того, что я встречалась сегодня с вами.
- И не дала своего адреса, который известен, по крайней мере, нескольким сотням людей.
- Не могу. Зачем вам понадобилась Манагуа?
- Я хотел бы проверить, насколько хорош был вкус у Октавио. Еще одно: с какого аэродрома в Штатах вылетели Мерфи с Галиндесом?
- Он взял напрокат самолет, но где - не знаю. Не знаю я и того, останавливался ли он по дороге. Он мне не докладывал.
- Хозяин за нами наблюдает, - сказал я. - Пейте и улыбайтесь.
Моника улыбнулась и погладила меня по лицу.
- Где вас искать, если мне придется бежать? Из-за вашего упорства в деле Мерфи погибнет много других людей.
- Вы должны незаметно пробраться в посольство. Там я назову свою фамилию и номер. Тогда можно будет подумать о вашей переброске.
- Вы работаете в посольстве? Наверно, в той комиссии, которая изучает причины гибели Мерфи?
- Возможно.
Я не мог ей сказать ничего больше. Я верил в подчас поразительную ловкость женщин-разведчиц, но и не сомневался в том, что они не смогут выдержать физическую боль. Кричат они меньше мужчин, но сломить их легче.
Я выпил еще, поглядел на дно рюмки и подумал, что водка не оказывает на меня обычного действия: она не притупляет ни чувствительности, ни памяти, значит, я потерял еще одну возможность забыться. Гарриэт тоже умела так находить забвение. Я любил ее и за это, но ведь все было так давно, я даже забыл, когда…
Я погладил руку Моники. Она тоже видела, как внимательно следит за нами мулат. Отняв руку, она пригрозила мне пальцем и прижала его к моим губам.
- Мне надо идти, - сказал я.
- Посидите еще немного.
- Скажите хозяину, что мы условились на завтра.
- А когда вы придете на самом деле?
- Пожалуй, завтра.
Я подумал, что лучше не говорить правды. Если уж я появлюсь здесь еще раз, то только сегодня или через несколько дней, но не тогда, когда меня будут ждать.
- Пожалуй, - повторила она. - К чему такая преувеличенная осторожность?
- Я очень не люблю умирать.
20
Час спустя Моника сидела у майора Паулино.
Она рассказала ему о неожиданном появлении незнакомца. Да, в "Гаване". О ком он спрашивал? О де ла Маса и Оливейре. О чем еще? Больше ни о чем.
Майор встревожился.
- Кто-то его к тебе прислал. Но кто? И зачем? Из Штатов или здешние? Как он попал в "Гавану"?
- Понятия не имею, Мигель. Я говорю тебе только то, что знаю сама. Я подсела к нему по его просьбе, и тут он начал. Может быть, ему сказали, что я знала Октавио и Оливейру.
- Как его фамилия? Даже если она ненастоящая, ее необходимо знать.
- Я спрашивала, но он отказался себя назвать. Скорее всего он связан с комиссией Этвуда. Вы ведь ищете кого-то, работающего с Этвудом? Наверно, это он.
- Когда его можно увидеть? Он придет к тебе еще?
- Мы условились на завтра, на то же время. Пришли кого-нибудь в "Гавану"… Мигель, скажи мне, что случилось с Октавио?
- А как ты думаешь?
- Вы его убрали.
- Не преувеличивай. Мы его перевели.
- На небо?
- Такие люди на небо не попадают… Завтра в "Гавану" придет Тапурукуара и подождет там твоего янки… Тебе жаль Октавио?
- Очевидно, у вас были какие-то основания, Мигель.
- Меня тебе тоже не было бы жалко?
- Очевидно, нашлись бы какие-нибудь основания, Мигель.
- А себя? - спросил майор Паулино.
- Всегда находятся какие-нибудь основания, Мигель.
21
Я отправился на Авенида Сан-Кристобаль. На третьем этаже дома номер шестнадцать на двери висела визитная карточка Оливейры. Я постучал. Дверь открыла пожилая креолка с аристократическими манерами, вся в черном.
Я сказал, что работаю в аэропорту и хочу повидать Руиса Оливейру. Она пригласила меня в прихожую и захлопнула дверь.
- Сеньора Оливейры нет.
- А когда можно его застать?
- Не могу сказать ничего определенного. Я сама начинаю беспокоиться. Не хватает кое-каких вещей сеньора Оливейры, но сумка, которую он обычно берет с собой в полет, висит на вешалке. И мундир в шкафу.
- Вы полагаете, он уехал?
- Он непременно сказал бы мне, если бы - уехал, обычно он меня предупреждает. Если меня нет дома, он оставляет записку. Я всего лишь хозяйка этой квартиры, после ареста семьи сеньора Оливейры квартиру у него отобрали. Из больницы сеньор Оливейра вернулся прямо ко мне. Я была близкой приятельницей его бедного, несчастного отца. О Хулио я забочусь, как родная мать.
- Кто бы мог мне что-нибудь подсказать?
- Он дружил с малосимпатичным человеком, капитаном де ла Маса. Тот, очевидно, знает больше. Но я не решаюсь позвонить ему.
- Вы чего-нибудь опасаетесь?
- Я всегда остерегаюсь людей типа сеньора де ла Маса. Вы знаете капитана?
- Я слыхал об их общей знакомой, сеньорите Манагуа.
- Ах! - воскликнула она. - Хуана Манагуа! Бедняжка еще лежала в колыбели, когда в 1934 году во время предвыборной кампании был убит ее отец. Вот уж действительно была кампания, - подчеркнула она, - судя по количеству убитых.
- Вы, наверно, не ведете счет годам с момента наступления эры Трухильо?
- Вы тоже не похожи на человека, который пользуется новым календарем. В нашем доме даже имени этого чудовища не упоминают. Пожалуйста, проходите в гостиную…
- Благодарю вас, но мне необходимо где-то отыскать сеньора Оливейру.
- Он понадобился на аэродроме? Странно, что там о нем ничего не знают. Может быть, вы все же…
- Вы знаете адрес сеньориты Манагуа?
- Да, она живет в двух шагах отсюда, в доме с колоннами. Дом построил еще ее отец. Кажется, номер двадцать девять. Если вы что-нибудь узнаете, пожалуйста, известите меня, очень вас прошу. Сеньор Оливейра - человек молодой, он иногда не ночует дома, но вот уже второй день от него нет никаких вестей. Такого еще не случалось.
На взятом в гостинице "форде" я подъехал к дому двадцать девять.
Тяжелую окованную дверь приоткрыла красивая девушка; красота ее была спокойной, но манящей. "Куколка", - подумал я и догадался, что передо мной Хуана Манагуа. Я протиснулся внутрь, почти касаясь ее груди, потому что Хуана даже не пошевелилась - она продолжала стоять так же неподвижно, как и в тот момент, когда я появился в полуоткрытых дверях.
- Кто вы такой?
- Заприте дверь. Я должен с вами поговорить.
- По вопросу о капитане де ла Маса?
- По нескольким вопросам.
- Но я вас не знаю и не могу с вами разговаривать.
- Пожалуй, я гость опасный. Перед вами - член комиссии госдепартамента США, которая занимается выяснением обстоятельств гибели американского гражданина, летчика Джеральда Лестера Мерфи.
- Я читала об этом. Но вы все еще не назвали своего имени.
- Мы можем сесть и спокойно поговорить?
- Я не знаю вашего имени.