- Меня зовут Мартин Гордон, я личный секретарь руководителя этой комиссии, мистера Даниэля Этвуда.
- Пожалуйста, проходите.
Легким и уверенным шагом она направилась в глубь квартиры. Мы вошли в комнату, обставленную в старомексиканском стиле. Манагуа указала мне на тяжелую, богато украшенную резьбой скамью из черного дуба. Сама она села на один из нескольких табуретов того же стиля, окружающих стоящий перед скамьей стол.
В противоположном углу я увидел скульптурное изображение бога дождя Чок Мооль; он полулежал на подставке из темного дерева, прижимая к животу плоский сосуд и обратив лицо в нашу сторону. Справа, тоже в углу и на точно такой же подставке, помещалась ацтекская скульптура бога радости Куауксикальи в виде лежащего ягуара. Слева с деревянной панели свисал портрет Руфино Тамайо. Мне показалось, что я попал в музей.
- Портрет я купила сама, - сказала Манагуа. - Здесь была любимая комната моего отца, он готов был разорить нас, лишь бы приобрести все это. После его смерти, во время нескольких обысков отсюда украли довольно много предметов меньшего размера. Моя мать утверждает, что они представляли гораздо большую ценность, чем те, которые остались… Простите, я так много болтаю… Впрочем, если бы не помощь капитана де ла Маса, мы бы потеряли этот дом.
- Де ла Маса был вашим женихом?
Она кивнула.
- Он часто бывал здесь?.
- Он фактически жил здесь последние два года.
- Вы знаете, что с ним произошло?
- Знаю. Собственно говоря, понятия не имею, что именно, но знаю, что его нет в живых.
- Еще один нескромный вопрос: откуда вы это знаете?
- Мне сказал наш общий знакомый, сеньор Оливейра. Где он теперь? Я не знаю, где теперь сеньор Оливейра. Он боялся, что его постигнет такая же участь… И предпочел исчезнуть.
- Он не сообщил вам, куда едет?
- Обычно все удирают через Гаити или из какого-нибудь доминиканского порта на частных яхтах и рыбацких ботах… Вам не следовало сюда приходить. Вы подвергаете меня опасности.
- Я пытаюсь разоблачить убийц капитана. Разве вам это не доставит удовлетворения?
- Тем более вам не следовало сюда приходить. Я не получу никакого удовлетворения. Я не любила Октавио.
- Третий нескромный вопрос: разве такую красивую девушку, как вы, можно было заставить жить с нелюбимым?
- Женщинам любить не полагается, на любовь имеют право мужчины. Октавио меня любил.
- И оберегал вас от Национальной доминиканской полиции?
- И оберегал меня, мою мать и наш дом от Национальной доминиканской полиции… Вам пора уходить, мы не в Вашингтоне. Вы должны понять мои опасения.
- Я не понимаю только вашего спокойствия. Капитан де ла Маса писал вам письма?
- Почему вас это интересует?
Я протянул ей фотокопию письма де ла Маса, написанного в тюрьме.
В комнате было темновато, Хуана подошла к окну и там два раза перечитала письмо. Сев на табурет, она отдала мне его.
- Понимаю. Они хотят обвинить его в убийстве, - сказала она.
- Я не сомневаюсь, что де ла Маса этого не писал.
- Да. Я покажу вам его письма. В этом только подпись подделана неудачно… Очевидно, они не предполагали, что кто-нибудь сфотографирует письмо… Я поступаю очень неразумно, что столько говорю, я не должна ничего рассказывать. Вы уладите свои дела и вернетесь в Штаты, а я останусь здесь, на их милость, до конца жизни.
- Если бы я раньше с вами познакомился…
- Не говорите так. Мне эти песенки хорошо знакомы, я нередко их слышу… Надеюсь, вы никому не передадите наш разговор.
- Не могли бы вы показать мне какое-нибудь письмо сеньора де ла Маса?
Хуана принесла несколько писем. Де ла Маса писал ей из многих городов и стран. На одном конверте я обнаружил штемпель нью-йоркской почты с датой "11 марта"… На следующий день был похищен де Галиндес.
- Вы можете мне оставить этот конверт?
- Берите. Но не забывайте, что моя жизнь в ваших руках. Меня не интересует, обвиняет ли кто-нибудь Октавио в убийстве, которого он не совершал. Мне его не жаль. Мне жаль себя; в том положении, в каком я оказалась после его смерти… Скажите, а вам жаль Мерфи? Он тоже был влюблен.
- Мне не жаль Мерфи. Почему же я вмешиваюсь в эту историю? Потому что не могу примириться с существованием системы, при которой людей, чаще всего невинных, убивают без суда, при которой безнаказанно уничтожают личных врагов правящей семьи. Не для того мы платим им налоги, служим в армии, работаем за полцены и поддерживаем их, чтобы нас убивали. С этим я не могу примириться. Если бы Мерфи умер от воспаления легких или от рака, я бы ни к кому не имел претензий.
- Но ведь так и могло случиться. Когда они кого-нибудь уничтожают, я уговариваю себя, что убитые умерли от рака или попали под машину. Их отсутствие среди нас в обоих случаях имеет одинаковый смысл: они перестают существовать. Мой убитый отец умер от рака. Разве я не права?
- Нет. Но сохраняйте эту иллюзию. Ее человек создает, когда он бессилен.
22
За Ван Оппенсом следили.
Когда он входил в дом Манагуа, его заметили люди Тапурукуары и остались ждать, пока он выйдет.
Они видели, как, выйдя оттуда, он пересек Авенида Сан-Кристобаль и направился прямо в квартиру Оливейры. Может быть, Хуана дала ему адрес? Агенты поджидали его внизу. Один из них по телефону сообщил Тапурукуаре о маршруте Ван Оппенса.
Тапурукуара приказал ему продолжать слежку. Двум другим агентам он велел ждать его у дома Манагуа; сейчас он к ним присоединится.
Тапурукуара приехал очень скоро.
Он нетерпеливо ударил колотушкой в дверь, однако никто не открывал. Тогда он отыскал звонок, изо всех сил нажал кнопку и так и стоял, не отнимая руки.
Манагуа отворила дверь. Лицо ее было спокойно, но в глазах мелькнул ужас. Она спросила у Тапурукуары, зачем он пришел, что ему нужно.
Отстранив девушку, Тапурукуара и вслед за ним два агента вошли в дом.
- Запри дверь, - сказал он.
Щелкнув замком, Манагуа повернулась, глядя на незваных гостей.
Тогда Тапурукуара наотмашь нанес ей сильный удар в подбородок. Хуана затылком стукнулась о дверь и соскользнула вдоль нее на каменный пол.
- Ну и рука у вас, - сказал один из агентов.
- Разве обязательно было бить? - спросил другой.
- Приведите ее в чувство, - приказал Тапурукуара. - Вот теперь можно и побеседовать. Там, - указал он рукой, - в большой вазе цветы. Выброси эти сорняки и вылей на нее воду. Уж сейчас-то она заговорит.
Возвращаясь по Авенида Сан-Кристобаль, Ван Оппенс заметил трех человек, выходящих из дома Манагуа. Одним из них был известный ему по фотографии Тапурукуара.
23
Мне не хотелось второй раз заходить в посольство; по крайней мере, это посещение нужно было как-то оправдать.
В гостинице я принял ванну, переоделся и велел Эскудеро запаковать все вещи, купленные для профессора Кастельфранко в соответствии с составленным им списком. Я вызвал еще одного боя, чтобы тот помог Эскудеро перенести свертки в машину.
- Куда мистер Кастаньо ехать? - спросил Эскудеро.
- Не будь слишком любопытен.
- Вы ехать в посольство?
- Не задавай вопросов, поедешь вместе со мной.
Он обрадовался, решив, что добудет, наконец, хоть какой-нибудь материал для управления полиции.
По дороге я объяснил сидящему рядом Эскудеро, что мы перевозим все вещи в посольство, так как профессор не будет жить в гостинице.
- Где жить знаменитый профессор?
- Профессор приезжает по приглашению правительства Республики, и оно предоставит ему квартиру.
- Эскудеро понимать.
Я спешил встретиться с Этвудом, чтобы о многом ему рассказать. Прощаясь с Манагуа, я спросил, не знает ли она подробностей закончившегося катастрофой на Дженерал Эндрьюс путешествия Октавио, из которого он вернулся вместе с Мерфи.
- Да, - ответила она, - Октавио рассказывал мне о своих делах. Если бы я ничего не знала, я считала бы, что они поступили с ним ужасно. Но Октавио заслужил такую смерть - он частенько придумывал нечто подобное для других.
- А не помните ли вы названия аэродрома?
- Лантана. Там Октавио ждал Мерфи.
- Это мне известно. Я хотел бы узнать, с какого аэродрома Мерфи увез профессора Галиндеса.
- Вы и об этом знаете? Октавио считал, что отлично все провел и не оставил следов. Давайте условимся: если я не пострадаю из-за того, что вам сегодня рассказала, по окончании работы вашей комиссии я назову аэродром, на котором "Феникс" принял на борт Галиндеса.
- Сообщение о том, что письмо Октавио подложное, мы должны передать дальше, но я гарантирую вам соблюдение полной тайны. Сведения же, которые мне нужны, имеют огромное, решающее значение для расследования нескольких убийств и похищения Галиндеса из центра Нью-Йорка. Успех дела может решить только быстрота, с которой мы их получим. А это зависит от вас.
- Галиндес умер от рака, мистер Гордон. Я придерживаюсь этой точки зрения - он ведь мог умереть от рака. Если бы я так не думала, я сошла бы с ума в этой стране…
- Вы можете мне доверять. Я очень вас прошу не отказывать - ведь вы единственный человек, который знает название аэродрома.
- Я не должна ничего говорить, да и не скажу. Разве несколько дней отсрочки могут иметь значение? Вы считаетесь с тем, что они убьют меня прежде, чем ваша комиссия закончит работу? Прошу вас - в ваших же интересах - устроить все так, чтобы я не умерла… от рака. Тогда я скажу. Это моя единственная гарантия.
Я остановил машину перед посольством.
Пока Эскудеро и швейцар вносили свертки, я стоял с Этвудом в зале, куда мой бой входил через каждые несколько минут. Я хотел все время оставаться на глазах маленького шпиона.
В перерывах между появлениями Эскудеро я успел сказать Этвуду, что письмо де ла Маса подделано. Я объяснил, откуда узнал об этом, и попросил ни в коем случае не устраивать очной ставки с Манагуа. Я обрадовал его, что, очевидно, разыщу другие письма де ла Маса. Пусть люди Ван Оппенса тоже их ищут, но я предпочитаю, чтобы они не шли по моим следам.
Взятый у Манагуа конверт Этвуду я не отдал.
Этвуд передал мне полученные от Бисли новости. Бисли подчеркивал необходимость выяснить название аэродрома Икс.
Я сказал, что узнаю это название раньше, чем обещала Манагуа. В стране, где люди мрут, как мухи, всякая проволочка опасна.
Тогда Этвуд сказал, что у Манагуа побывал Тапурукуара.
Ну что ж, я допускал такую возможность. И тогда я принял рискованное решение.
- Мистер Этвуд, срочно вызовите Тапурукуару, заявите, что письмо де ла Маса неумело подделано и потребуйте немедленной очной ставки с Манагуа.
Когда Эскудеро входил с последней пачкой, мы уже закончили разговор.
Я устал за этот день; бесконечные поездки из одного места в другое и климат, к которому я не мог привыкнуть, вконец меня измотали. Чувство свежести и облегчения после горячей ванны, принятой перед отъездом к Этвуду, бесследно исчезло.
Я вернулся в гостиницу и прилег, обдумывая разные варианты плана действий на следующий день.
Через два часа позвонил Этвуд. Характерный треск в трубке свидетельствовал о том, что нас подслушивают.
- Мистер Кастаньо, - сказал он, - я получил от вас вещи, купленные для профессора Кастельфранко. К сожалению, вы не оставили списка покупок…
Я прекрасно знал, что список ему оставлен. Очевидно, Этвуд ищет предлог для встречи.
- Мистер Этвуд, - сказал я, - в полученном от профессора списке я подчеркнул те предметы, которые приобрел, и возле каждого проставил цену. Эта записка у меня, я собирался отдать ее профессору…
- Если вы случайно окажетесь возле нас, пожалуйста, зайдите и передайте ее мне. Я хочу, чтобы все было в порядке. И сделайте это побыстрее, потому что Олджернон де Кастельфранко приедет, вероятно, завтра.
24.
Тапурукуара равнодушно выслушал Этвуда. Письмо де ла Маса - подделка? Как это можно было установить, не имея оригинала?
- Оригинал оставить вы не захотели. Поэтому, чтобы избежать ошибок при переписке, я велел сделать фотокопию. Пожалуйста, вот она. Вас интересует, с каким настоящим письмом я ее сравнивал?
- Да, об этом и идет речь, господин сенатор.
- Вы знаете невесту де ла Маса?
- Я не знал, что у него была невеста.
- Ее зовут Хуана Манагуа, она живет на Авенида Сан-Кристобаль, № 29.
- Странно. Нам ничего о ней неизвестно.
- А нельзя ли нам туда поехать? Сейчас же?
- Пожалуйста.
- Мне хочется, чтобы при этой очной ставке присутствовало несколько свидетелей. Один с нашей стороны, другого можете указать вы.
- Меня подвез сюда майор Мигель Анхело Паулино, он ждет в машине. Мы готовы отправиться. А кто едет с вами?
- Эксперт следствия, Ван Оппенс. Вы были готовы к такой неожиданности, господин судья?
- Я готов к любой неожиданности. Генерал Эспайат мечтает как можно быстрее закончить это неприятное дело. Поэтому мы просто не имеем права быть захваченными врасплох.
Два автомобиля остановились перед изящным домиком с колоннами на Авенида Сан-Кристобаль. Вслед за Этвудом из первой машины вылез рослый мужчина - Ван Оппенс, начальник следственного отдела, полуофициально переданного в распоряжение комиссии госдепартамента. Ван Оппенс тоже напал на след Оливейры и Манагуа. Через полчаса после Уинна он явился к Хуане. От нее он узнал, где живет Хулио Руис Оливейра, и немедленно отправился к изысканной креолке, называвшей Оливейру "родным сыном".
Ван Оппенс передал Этвуду, что сказала Манагуа при виде фотокопии письма де ла Маса. Она уже видела точно такую копию, письмо действительно поддельное, она все уже объяснила мистеру Гордону, который только что у нее был. Еще она сказала, что никого больше не впустит, что их преследования приведут ее к гибели и что с нее довольно, все это дело ее нисколько не интересует.
Все четверо - Этвуд, Ван Оппенс, Тапурукуара и майор Паулино - вошли в дом.
Пока Тапурукуара представлял посетителей и самого себя, Этвуд, пораженный красотой Манагуа, заметил у нее на виске и на скуле два сильно припудренных кровоподтека. Нетрудно было догадаться, что здесь произошло.
- Прочтите, пожалуйста, - сказал Этвуд, протягивая ей фотокопию письма.
Манагуа прочла и с прекрасно разыгранным удивлением посмотрела на всех по очереди.
- Ничего не понимаю, - произнесла она. - Почему я должна это читать? Последние два дня творятся совершенно непонятные вещи.
Этвуд хотел что-то сказать, но его опередил Тапурукуара:
- Господин сенатор, в данном случае мы постараемся поступать как можно деликатнее. Мы не хотим, чтобы нас обвинили в нажиме на особу, которую, впрочем, мы видим впервые в жизни. Поэтому мы выйдем в холл, а вы со своим секретарем…
- Этот джентльмен вовсе не мой секретарь, - прервал его Этвуд.
- Я не знаю, кто этот джентльмен. Член комиссии госдепартамента? Допустим. Итак, мы вас покидаем… Видите ли, - обратился он к Хуане, - присутствующий здесь майор Паулино был близким другом сеньора де ла Маса. К сожалению, он и не подозревал, что у капитана была такая очаровательная невеста, хотя мистер Этвуд утверждает обратное.
- Я никогда не была невестой сеньора де ла Маса.
- Но ведь он целых два года жил в вашем доме! - воскликнул Этвуд.
- Мне об этом не было известно. Кстати, прошу учесть, что подобными подозрениями вы меня оскорбляете. Я живу с матерью, которая никогда не согласилась бы на такоё…
- Ваш отец погиб в 1934 году во время вторых выборов эры Трухильо? - вмешался Тапурукуара. - Об этом меня сегодня уведомил господин сенатор.
- Мой отец умер от рака.
- Благодарю вас, - Тапурукуара поклонился и обратился к не проронившему ни звука майору: - Выйдем из комнаты.
Послышались удаляющиеся шаги.
Этвуд указал на фотокопию.
- Это почерк де ла Маса?
- Я не знаю почерка сеньора де ла Маса. Мы случайно несколько раз встречались с ним в большом обществе, но нас ничто не связывало.
- Почему вы лжете? - спросил Ван Оппенс.
- Если вы еще раз скажете что-нибудь в этом роде, я попрошу вас покинуть мой дом.
- Вы не помните о моем вчерашнем посещении?
- Конечно, вы здесь были.
- Вы мне сказали…
Манагуа умоляюще взглянула на своих собеседников.
- Ничего я вам не говорила. Я попросила вас уйти и не морочить мне голову своими дурацкими россказнями. Сегодня я повторяю то же самое.
- Что с вами случилось? - спросил Этвуд.
- А что с вами?
- Мистер Гордон…
- Да, здесь побывал и мистер Гордон. За полчаса до того, как я попросила уйти из моего дома этого джентльмена, - она кивнула в сторону Ван Оппенса, - я выставила отсюда мистера Гордона… До свидания!
Она подошла к двери и позвала:
- Господин судья!
Послышались быстрые шаги. Тапурукуара вошел первым, торопливо пряча что-то в кармане. Этвуд решил, что это аппарат для подслушивания.
- Ну как? Узнали правду? Мне очень жаль, господин сенатор, но кто-то ввел вас в заблуждение.
- Я знаю, кто, - ответил Этвуд. - Знаю, не хуже вас.
Тапурукуара ничего не сказал в ответ.
- Мне чрезвычайно неприятно, - обратился он к Хуане, - что мы побеспокоили дочь такого выдающегося и заслуженного человека, каким был сеньор Педро Мартинес де Манагуа.
Манагуа ничего не отвечала.
Тогда вмешался майор Паулино:
- Очевидно, дело дойдет до суда или трибунала ОАГ.
- Что такое ОАГ? - спросила Хуана.
- Организации Американских Государств. А перед судом или трибуналом вы повторите то, что сегодня сказали господину сенатору?
- Я не понимаю вас, майор, не стану же я придумывать что-то другое.
- Мой секретарь представит на судебном разбирательстве адресованный вам конверт, написанный рукой капитана де ла Маса, - сказал Этвуд.
- Такого конверта не существует. Сеньор де ла Маса никогда мне не писал.
- Не потому ли, что он здесь жил? - спросил Ван Оппенс. Его низкий бас гудел в этой квартире, как в колодце.
- Вы уже второй раз обвиняете меня во лжи. Не будь вы представителем правительства США, я позвонила бы прислуге и приказала проводить вас до двери.
- А что вы скажете на суде по поводу синяков на лице? - спросил Ван Оппенс. - Таким способом вас заставили замолчать? Вчера этих синяков у вас не было.
- Они у меня уже вторую неделю, - спокойно произнесла Манагуа. - Неделю назад я подала в полицию заявление о том, что меня избил один мужчина. Вас интересуют подробности? Этот человек, видевший меня всего два-три раза, в течение нескольких месяцев беспрерывно звонил мне по телефону, настаивая, чтобы я с ним встретилась. Я отказывала ему, наконец, перестала подходить к телефону или вешала трубку, услышав его голос. Неделю назад он в страшной ярости явился сюда - доминиканцы очень вспыльчивы, особенно если дело касается женщин. И тогда он меня ударил. Можете проверить: в полицейском управлении нашего района лежит мое заявление.
- Мы не станем проверять, - сказал Этвуд.
- Рада, что вы мне верите.
- Ну как? - спросил Тапурукуара. - Я полагаю, вам этого достаточно.