Едва я успел подняться этажом выше и прижаться к стене в неглубокой нише, как на лестнице послышались шаги. Люди шли очень осторожно. Скрип стих у дверей Моники. Кто-то громко постучал. Еще раз. Тишина. Снова стук, уже более громкий. И, наконец, удар кулаком.
- Здесь есть звонок, - раздался приглушенный голос.
Я услышал резкий прерывистый звонок. И через мгновение громкий шепот:
- Открыто…
- Паскуда! - выругался кто-то. - Небось удрала вместе с янки.
- Да, они могли вылезти в окно и спуститься по водосточной трубе с той стороны. Там никто не сторожит.
Я совсем забыл об этой трубе и из двух возможных вариантов бегства выбрал наиболее рискованный. Может быть, после того, как я вышел, Моника убежала? Она была у меня в руках до самого последнего мгновения, но кто знает…
Кто-то толкнул дверь. Шепот и дыхание стихли, очевидно, все трое вошли внутрь.
И тут же раздались три выстрела, громкий крик, еще два выстрела, за ними еще один… По звуку я узнал калибр пистолета Моники, а по количеству выстрелов понял, что она расстреляла уже всю обойму. Последний, шестой, выстрел только на долю секунды опередил несколько торопливых очередей автоматического пистолета и беспорядочных выстрелов крупнокалиберного револьвера. Все это я услышал уже внизу, в подъезде, пока Моника стреляла, я бегом спускался по ступенькам.
Крадучись, я пересек двор и остановился в тени первых ворот, выходящих на Пласа-дель-Конгрессо. В нескольких метрах от меня стояли три автомобиля: мой, Тапурукуары и "шевроле" агентов. За рулем моего "мерседеса" сидел какой-то человек.
Медленно, шаг за шагом я пробирался вдоль стены, постепенно удаляясь от автомобилей. Когда человек за рулем поворачивал голову, очевидно, оглядывая улицу, я замирал.
Внезапно на небе вспыхнуло несколько ракет, послышался шум моторов, и я увидел пикирующие самолеты; они летели очень низко, почти касаясь крыльями самых высоких домов. Последние несколько дней эти самолеты летали над всей территорией Республики.
При виде ракет я решил, что человек в "мерседесе" непроизвольно подымет голову вверх. Так и случилось. Я пробежал несколько шагов и снова замер. Передвигаясь таким образом, ни на секунду не переставая бояться, что в любой момент из ворот может вынырнуть Тапурукуара или кто-нибудь из уцелевших в перестрелке с Моникой агентов, я добрался до ближайшего угла. Только я собрался пуститься бегом, как увидел прямо перед собой шагающих вдоль стен по обеим сторонам улицы солдат с винтовками в руках. Несколько человек шло по середине мостовой. Они меня заметили.
Я услышал крик: "Стой!" - и приказание поднять руки. Пришлось остановиться и поднять руки.
Подошел начальник патруля. Солдаты с обоих тротуаров направили на меня дула винтовок. Я сказал, что я иностранец, вручил им паспорт и назвал гостиницу, в которой остановился. Офицер показал паспорт одному из солдат и велел позвонить из стоящей рядом телефонной будки и проверить.
- Что вы здесь делаете? - спросил он и ощупал меня в поисках оружия. - Объявлено чрезвычайное положение. В это время ходить запрещено.
- Я ничего не знал. Я весь день провел в гостинице и только что вышел. Что-нибудь случилось?
- Обо всем, что случится, вы прочтете в завтрашних газетах.
Из телефонной будки вышел солдат.
- Капитан, - сказал он, - все совпадает: номер комнаты и номер паспорта. Он живет в "Космосе".
С Пласа-дель-Конгрессо до нас донесся звук заводимого мотора автомобиля. Капитан вернул мне паспорт.
- Капитан, - сказал я, - не могли бы вы выделить солдата проводить меня в гостиницу?
- Я не имею права ослаблять патруль.
- Вы можете это сделать под предлогом проверки, живу ли я действительно в "Космосе"; к тому же меня, как иностранца, следует охранять.
С этими словами я сунул ему в кулак деньги.
Капитан кивнул солдату, который разговаривал по телефону.
- Проводишь этого сеньора в гостиницу.
Мы шли довольно быстро. По дороге нам все время попадались полицейские и военные патрули, но никто и не подумал задерживать штатского, шагающего в сопровождении солдата. Мы беспрепятственно добрались до ворот гостиницы. Я подумал о Гарриэт, сидящей возле Эскудеро с заряженным револьвером, и о том, что надо немедленно позвонить Этвуду и сказать, что я избежал ареста.
Перед входом в "Космос" стояло двое мужчин. Один из них загородил мне дорогу.
- Сеньор Кастаньо? - обратился он ко мне.
- Не хотелось ли бы вам с нами пройтись? - спросил другой.
- Мне очень некогда, - сказал я и попытался проскользнуть мимо них. Наверху ждала Гарриэт.
- Поторапливайся, - сказал первый, подтолкнул меня в направлении открытой полицейской машины и еще что-то крикнул удивленному солдату.
40
Майор Мигель Анхело Паулино вскочил с кресла и уступил место входящему в кабинет полковнику.
Аббес сел за письменный стол. У него был землистый цвет лица, вытаращенные от страха и волнения глаза были обведены синими кругами.
- Где этот человек?
- Я отправил его на перевязку. У него прострелено плечо. Кроме того, я послал врача в квартиру Гонсалес, сейчас он туда поедет. Выскочивший живым из этой бойни агент рассказал, что автоматная очередь разнесла Монику на куски. Тапурукуара получил пулю в грудь, в живот и в шею, когда нагнулся. Он мертв. У другого агента, одного из тех, кто следил за Гордоном, в двух местах прострелено легкое. Из этой игрушки, - он указал на лежащий на письменном столе маленький пистолетик, инкрустированный серебром и слоновой костью, - она выстрелила шесть раз. И шесть раз попала.
- Прелестно. Но я все-таки ничего не понимаю. Какая-то сумасшедшая история. Гонсалес работала превосходно. Зачем только Тапурукуаре понадобилось туда ехать? Кто ему приказал?
- Может быть, Моника вызвала его по телефону?
- Зачем?
- Оба агента - тот, что уцелел в перестрелке, и тот, который ждал в "мерседесе", - рассказывают, что они остановились у ворот дома Гонсалес, потому что туда вошел Гордон. Неожиданно явился Тапурукуара. Одного из этих парней он оставил внизу возле машины, а двоих взял с собой.
- Но ведь ты велел Монике продолжать поддерживать связь с Гордоном. Могла она сама дать ему свой адрес?
- Не знаю. Она разговаривала с ним днем в "Космосе" и принесла оттуда несколько важных известий. Во-первых, она узнала, что Гордон живет в гостинице под именем Андреа Кастаньо. Во-вторых, сообщила сенсационную новость о Кастельфранко, которого мы сняли сразу же после приземления на аэродроме; он, кстати, упорно твердит, что он настоящий профессор… Загадочная история, господин полковник. А та, с капитаном де ла Крус…
- А что еще он может говорить? Подтвердить, что он шпион? Смешно. Ты слишком многого требуешь от работников разведки.
- Мнимый профессор утверждает, что он друг семьи генералиссимуса. Может быть, настоящий Кастельфранко действительно с ними знаком, но я голову даю на отсечение, что у этого типа всего лишь документы профессора. Но ничего, мы его немножко пощекочем, тогда сразу размякнет. Надо бы еще сегодня начать… А в том деле, капитана де ла Крус… Вы…
- Да пропади все пропадом! И как раз в такой день!
- Эта история может быть связана с тем, что произошло вчера…
- Возможно… Кто такой Кастаньо?
- Наверно, Кастаньо и есть Гордон. Мы знаем всех людей, которые входят и выходят из посольства, но никто не видел никакого Гордона. Зато Кастаньо видели.
- И я так считаю. Операция с участием Гордона и Кастельфранко была задумана с большим размахом. Поэтому я и не понимаю, что Монике взбрело на ум! С ее помощью мы парализовали деятельность целой группы - и вдруг такой эпилог…
- Должно быть, кто-то неверно информировал Тапурукуару. Я знаю только, что ему позвонили, и он немедленно поехал к Монике. О содержании разговора он никому не рассказывал.
- Жаль старика, - сказал Аббес. - Выдающийся был человек, исключительной силы характер. Благодаря ему мы увидели, какое действие оказывают на людей великие идеи генералиссимуса, насколько они их потрясают и на какие поступки вдохновляют. В нашей Республике следует говорить не "верный как пес", а "верный как Тапурукуара". Больше того, Мигель, я бы сказал, что его смерть и смерть Моники символичны. Они оба погибли именно теперь…
- Да, господин полковник, это поистине символическая гибель. Я слышал, что женщины какого-то индейского племени бросались в пылающий костер, на котором сжигали их умерших или погибших мужей… А как обстоят дела с капитаном де ла Крус?
В кабинет со всех сторон то и дело долетали крики и стоны истязаемых людей. Под окнами грохотали подкованные сапоги, на лестницах раздавались тяжелые шаги. Во всем здании беспрерывно трещали телефонные звонки, перекликались друг с другом полицейские. Со двора время от времени доносились отголоски отдельных выстрелов… В городе строчили пулеметы.
- Ну и ночка, - сказал полковник Аббес. - Ну и ночка, ну и ночка, - тупо повторял он. Потом взглянул на майора. - Ты хотел о чем-то спросить?
- О подробностях трагедии, конечно, если можно, господин полковник. О деле капитана де ла Крус… Я тяжело это пережил, такой болезненный удар…
- Что ж, - сказал Аббес. - Он жил, как герой, и погиб, как герой. Когда черный "паккард" преградил им путь, генералиссимус, несмотря на полученные раны, выскочил из машины и открыл огонь по этим мерзавцам. Де ла Крус пытался заслонить его своим телом, но упал сам с пятью пулями в груди. Прежде чем потерять сознание, лежа на шоссе, он успел увидеть, что генералиссимус застыл, как мраморное изваяние, и стоит под градом пуль, не падая на землю. Заговорщикам пришлось выстрелить двадцать семь раз, чтобы обезоружить генералиссимуса… Представляешь себе? Двадцать семь пуль! В этом есть что-то сверхъестественное.
- У них-то потери были?
- Не знаю. Откуда я могу знать? Странный вопрос. Конечно, были, раз стрелял генералиссимус. Несколько человек он, без сомнения, убил, а единственный уцелевший увез на черном "паккарде" трупы остальных бандитов и где-то их выбросил.
- На черном "паккарде"?
- Да. Но смотри помалкивай, не забывай, что о смерти генералиссимуса знают всего пять человек в Республике. Машину мы нашли на вилле генерала Диаса. В багажнике лежало тело генералиссимуса… Какое ужасное зрелище! Я не забуду его до конца своих дней. Мигель, ты не представляешь, как это было страшно… Я - солдат и видел немало смертей. Но там, в багажнике…
- Неужели генерал Диас оказался настолько безрассуден, что оставил машину возле своей виллы? Это же безумие.
- А где он должен был ее оставить? Капитан де ла Крус узнал генерала среди участников нападения. Мне все ясно. Покушение организовал Диас.
- Де ла Крус еще жив?
- Наверно, нет. Мигель, то, что я видел в багажнике, так страшно…
- В какой форме будет объявлено это трагическое известие?
- Понятия не имею. Республика еще не знает о смерти нашего отца и благодетеля. Завтра Рамфис скажет, что нужно делать. Я сразу же позвонил в Париж и сообщил Рамфису о смерти его великого отца. Он нанял самолет Эр Франс за двадцать восемь тысяч долларов и спустя полчаса уже летел к нам. Он не оставил нас в такую тяжелую минуту… А тут еще эта идиотская история с Мерфи. Генерал Эспайат должен был как-нибудь все уладить - таково было последнее поручение спасителя родины… Ты слыхал уже, что Рамфис по приезде отправился в тюрьму и быстро опустошил несколько камер…
- Многие из заключенных были арестованы задолго до покушения…
- Вот и прелестно. Разве это имеет значение? Ни малейшего, Мигель.
Раздался телефонный звонок. Аббес небрежно указал майору на аппарат. Тот снял трубку.
- Да, майор Паулино… Что? Давай его сюда!
Он повесил трубку и обратился к Аббесу.
- Попался этот шпик.
41
Меня привели в кабинет майора Паулино, предупредив, что там ждет сам полковник Аббес.
Я догадался, что человек за письменным столом, нервно похлопывающий волосатой рукой по стеклу, и есть Аббес. Рядом сидел, очевидно, майор Паулино.
- Вас зовут Мартин Гордон, и вы являетесь секретарем руководителя комиссии государственного департамента? - спросил майор.
- Мне кажется не совсем удобным, - сказал я, - что вы сидите, а я стою.
Майор взглянул на полковника.
- Можно сесть, - не слишком любезно пробормотал Аббес.
- Вас зовут Мартин Гордон, - повторил майор.
Я бросил на письменный стол свой паспорт.
- Ничего подобного. Я сразу понял, что произошла ошибка, и пытался втолковать это двум идиотам, которые меня задержали.
Полковник перелистал паспорт.
- Попрошу вас не называть сотрудников доминиканской полиции идиотами, - сказал майор. - Почему вы оказали сопротивление?
- Потому что никто не имел права арестовывать меня без причины.
- Вы злоупотребили нашим гостеприимством. Кроме всего прочего, вы обвиняетесь в избиении судьи.
- Я хочу получить очную ставку с этим судьей.
Я уже знал, что Тапурукуары нет в живых. Только что, когда я ждал в приемной, один из офицеров сказал товарищам: "Тапурукуара получил от нее три конфетки и все попали в цель".
Майор снова переглянулся с полковником.
- Хорошо. Устроим очную ставку, - отозвался Аббес. - Почему Гордон избил судью?
- Я сам бы охотно его побил, если бы он ходил за мной по пятам. Я обычно так и поступаю с теми, кто следит за мной без моего согласия. Но на сей раз ничего подобного не случилось: я никакого судью и в глаза не видел.
- Почему вы выдавали себя за Мартина Гордона? С какой целью? - выспрашивал майор. - Вы также обвиняетесь в том, что пытались завербовать для работы в коммунистической разведке сеньориту Монику Гонсалес. Так она нам сообщила.
- В письменном виде? Нет? Прошу очной ставки с сеньоритой Гонсалес. Все это ложь. Меня зовут Андреа Кастаньо, и здесь я по поручению своего начальства занимался подготовкой археологической экспедиции профессора Олджернона де Кастельфранко.
- Кастельфранко - опасный шпион.
Я взглянул на полковника, который, видимо, стесняясь своего плохого английского произношения, не подавал голоса.
- Господин полковник, это сущая чепуха. Кто вам сказал? Кастельфранко - старый друг семьи генералиссимуса.
- Он тоже так говорит. Но этого недостаточно, чтобы ему поверить. Вы оба работаете на большевистскую разведку.
- Когда вы, наконец, начнете разговаривать серьезно? - обратился я к майору. - Мне не десять лет, и, кажется, мы с вами не соревнуемся в выдумывании обвинений. Я не собираюсь принимать участия в этой детской игре. Вы ничего не можете мне сделать. Вы отлично знаете, что после убийства вашей полицией американского летчика, исчезновение гражданина США произведет большое впечатление на госдепартамент.
Майор злобно усмехнулся.
- Никто не говорит, что вы исчезнете. Мы сфотографируем ваш труп или даже выставим его для публичного обозрения. Найдутся люди, которые присягнут, что по наступлении полицейского часа вас трижды окликали, но вы убегали и отстреливались. У них было полное право убить вас. Если мы этого не сделали, то только потому, что хотим кое-что от вас услышать. Вы, между прочим, обвиняетесь в тройном убийстве, совершенном в квартире сеньориты Гонсалес, где вы в это время находились. Вы должны уважать законы нашей страны; не мешайте же и нам сохранять к ним уважение и проводить допрос по всем правилам.
- Вы все-таки продолжаете играть в жмурки. В вашей стране господствует полиция, а не закон. Страх и террор здесь значат в сотни раз больше, чем закон. Вы и меня только что пытались запугать нелепыми обвинениями и угрозами.
Я перевел дух, недоумевая, почему меня не прерывают. Не глядя друг на друга, они внимательно слушали и теперь ждали продолжения.
- Можете говорить еще, - сказал полковник.
И я продолжал говорить. Тут мне пригодилось все, что я прочел в книгах и брошюрах, полученных от Флинна, и то, что было собрано в папке с вырезками, и что я нашел в куче газет, которые вчера мне дал просмотреть Этвуд.
Я с иронией сказал, что госдепартамент США очень заботится о сохранении независимости и демократических свобод в Европе, Азии и Африке. Однако я не теряю надежды, что когда-нибудь он подумает о свободе и демократии и на собственном континенте. Уже сегодня под влиянием общественного мнения всей Латинской Америки мы отвернулись от вас. Может быть, в свое время Трухильо предстанет перед трибуналом как обвиняемый номер один. Если его раньше никто не убьет, он окажется рядом с такими, как вы.
- Что вам об этом известно? - быстро вмешался Паули но.
- Что вы знаете о покушении? Какое покушение, какое убийство? - заорал Аббес.
- Я знаю, что приходит конец вашему владычеству в Доминикане, - сказал я, - Я знаю, что в Республике множатся покушения, саботажи, забастовки. Недавно были взорваны портовые доки. Разрушен мост над рекой Рио Вальехуэло. Организовано нападение на управление безопасности в Сан-Хуан-де-ла-Магуана. В театре Сан-Франсиско-де-Макорис перед началом торжественного представления была подложена бомба. В Ла-Вега убит начальник полиции, в Монтекристи потоплена полицейская лодка, в Пуэрто-Плата взорвана силовая станция…
- Вы очень много знаете. Столько знать может только шпион.
- И каждый, кто читает кубинскую, аргентинскую, чилийскую прессу.
- Вы очень много читаете и знаете, что нужно читать.
- А вам чтение тоже не повредило бы. Тогда б вы поняли, что стоите одной ногой на эшафоте… Америка знает, какие вы применяете репрессии. В Сан-Педро-де-Макорис вы арестовали всех студентов. Правительство, не пользующееся поддержкой молодежи, которую оно обманывает, обречено на гибель. Трепещите же в ожидании вашего последнего дня.
- Я вас слушаю, - одобряюще произнес майор. - Говорите.
- На этой неделе вы отдали приказание, чтобы в больницах подготовились к приему раненых. Вот уже несколько дней ваши самолеты патрулируют территорию всей Республики, без устали кружатся над Сьюдад-Трухильо. Вы чего-то ждете - и это произойдет, на сей раз непременно произойдет. А может быть, уже произошло. Вы перешли всякие границы.
- Говорите, говорите, - повторил майор.
И я говорил - иного выхода у меня не было; нельзя было ни на минуту закрывать рта. Я должен был оттянуть момент принятия решения по моему делу; черт знает, что могло им прийти в голову. Нужно было дождаться, пока Этвуд скажет генералу Эспайату, что по недоразумению арестованы профессор Кастельфранко и его ассистент Андреа Кастаньо.