- Я думаю только о том, как бы избежать стрельбы. Ты же знаешь, я не люблю развлекаться, стреляя в людей.
Пока Гарриэт была в ванной, я собрал чемоданчик.
Только она оттуда вышла, постучал Эскудеро. Я впустил его в комнату и запер дверь. Я знал, что бой хитер и нахален и его нужно захватить врасплох. Когда мальчишка подошел ко мне поближе, я влепил ему пощечину, потом еще раз ударил по другой щеке.
- Мистер, мистер! - закричал он, заслоняя лицо рукой. - Не бить Эскудеро, мистер!
На этот раз он получил в ухо.
- Ты был боем мистера Мерфи, но сказал, что не был. Я спрашивал, знаешь ли ты его, а ты соврал, что нет. Я спрашивал у тебя адрес Моники Гонсалес, и ты соврал, что не знаешь, хотя относил ей цветы.
- Эскудеро не знать…
- Знать, но врать. Ты также готов был засвидетельствовать, что мистер Мерфи был гомосексуалистом и даже тебя изнасиловал. Обещал ты это полиции или нет?
- Эскудеро…
- Эскудеро скажет всю правду, или мне придется навсегда заткнуть его наглую лживую пасть. Ты работаешь на этих мерзавцев, ты даже рылся в моих бумагах. Ты постоянно сообщал полиции, куда я выхожу, что делаю и когда посещаю свое посольство.
Я еще раз его ударил. Бой отлетел к стене.
- Из тебя вырастет такая же скотина, как и они все. Как зовут офицера, который велел тебе шпионить?
- Не знать, Эскудеро быть хороший бой…
Я вытащил револьвер. Эскудеро съежился в углу. Я снова его ударил.
- Майк, перестань! - воскликнула Гарриэт.
- Замолчи, Гарриэт, - сказал я.
- Мистер, не убивать, мистер…
- Я буду убивать, если не скажешь правды. Не бойся, полиции я тебя не выдам.
- Мистер не обманывать?
- Отвечай теперь на вопросы, мне некогда. Если соврешь - пристрелю.
- Эскудеро сказать правда. Мистер не бить, мистер пустить Эскудеро?
- Хорошо. Как зовут офицера из полиции, которому ты доносил?
- Майор Паулино. Управление полиции.
- Мигель Анхело Паулино. Отлично. Где живет Моника Гонсалес?
- Пласа-дель-Конгрессо, дом семь. Вы идти одна ворота, идти двор, идти другая ворота. Вы подняться один этаж, два этаж.
- Где мистер Мерфи? Где его убили?
- Эскудеро слышать: полиция возить людей дорога до Асуа, там убивать. Эскудеро не видеть такая смерть. Вы не убивать. Эскудеро хороший бой, говорить правда.
Я усадил боя в кресло и ремнем от чемодана привязал его к спинке. Гарриэт я велел сесть на диван и дал ей револьвер.
- Эскудеро, если ты пошевелишься, эта дама тебя застрелит. Сиди тихо, не произноси ни слова. Я только проверю, сказал ли ты правду. Если ты соврал, я вернусь и убью Эскудеро. Понял?
- Да, мистер.
- Если я не вернусь через три часа, - прошептал я Гарриэт, - позвони в посольство.
Я захлопнул дверь, спустил в замке собачку, вышел из гостиницы и поехал к Монике Гонсалес.
38
На пересечении Авенида Корриентенс и Сан-Мартин в старом "кадиллаке" дежурили трое пистольерос.
Тот, что сидел возле шофера, указал ему на выходящего из гостиницы мужчину, который быстро пересек тротуар и сел в "мерседес".
- Этот, - сказал он, - я видел, как он выходил из "Космоса". Поезжай за "мерседесом".
Шофер включил скорость.
- Надо было его убрать прямо тут, возле гостиницы. Уж если кому предстоит быть уничтоженным, так не все ли равно, где это произойдет.
- Не будь слишком умным, - сказал третий, сидевший позади водителя. - Если не знаешь, помалкивай. Нам не велели торопиться. Приказали ждать, пока он выйдет из гостиницы, потом идти или ехать следом за ним и снять где-нибудь подальше. Потому что возле гостиницы могут околачиваться люди Ван Оппенса.
- У тебя хорошая память, - сказал водитель, - Я никогда так точно не запоминаю приказаний. Но я бы не стал рисковать, ты же знаешь, что они могут сделать, если он потеряется и нам не удастся его прикончить. С нами что они могут сделать? Слыхал, как поступили с де ла Маса? Ну, а я все знаю. Я сам вел эту цистерну с аэродрома.
"Мерседес" затормозил на Пласа-дель-Конгрессо.
Мужчина, которого им предстояло убрать, вылез из машины и скрылся в воротах.
"Кадиллак" остановился рядом с "мерседесом".
- Здесь? Так близко?
- Ты ни черта не понимаешь. Да он никогда больше не увидит свою машину. Мы снимем его в воротах. Лучшего места, чем такие темные ворота, и не придумаешь.
- Садись-ка в его "мерседес", - обратился этот же агент к водителю, - на всякий случай, чтобы чего не вышло. А мы подождем в воротах, пока он выйдет, и сделаем все, что полагается. Потом ты вылезешь, мы перенесем его в "мерседес" и подожжем машину. Отцепи его канистру с бензином и все приготовь. Ты сидишь за баранкой уже двадцать лет - должен знать, как это делается.
Он громко расхохотался, решив, что неплохо сострил. Однако ни водитель, ни другой агент его не поддержали и не засмеялись, старательно избегая его взгляда.
Они знали, что в один прекрасный день сгорят сами. Свидетели и исполнители представляют наибольшую опасность.
39
Во флигеле дома на Пласа-дель-Конгрессо на третьем этаже я нашел квартиру Моники Гонсалес и позвонил.
За дверью не стали ни о чем спрашивать, никто не поглядел в глазок. Просто дверь распахнулась, и я увидел Монику в тонком поношенном халатике с веером в руке.
- Это вы? - усмехнулась она, ведя меня в глубь квартиры. - Мне следует рассматривать ваш визит как реванш за то, что я разыскала вас в "Космосе"?
- С небольшой поправкой: я достал ваш адрес не в управлении.
- Вы злорадствуете?
- Меньше, чем по поводу ареста профессора Кастельфранко.
- Не понимаю. Разве профессор арестован?
- Вы знаете больше, Моника.
- Я не получала приказа сообщать вам все, что мне известно.
- Сегодня на аэродроме арестовали профессора Кастельфранко. Только вы одна знали, что Кастельфранко приедет по заданию разведки. Рассказав вам о нем, я хотел только проверить, сумеете ли вы удержать это при себе или тоже постараетесь отправить его на тот свет. Будь профессор на самом деле связан с разведкой, он бы неминуемо погиб. Наша разведка тоже частенько занимается грязными делишками, но на этот раз, как вам прекрасно известно, мы стараемся получить доказательства целого ряда страшных преступлений. А вы стали на сторону убийц. Меня интересует только это и ничего больше.
- Кто-то еще должен был знать… это невероятно…
- Никто ничего не знал, потому что я все выдумал. По приглашению исторического отдела вашего университета приехал настоящий профессор, бывший приятель Муссолини, близкий знакомый семьи Трухильо. Я солгал вам потому, что хотел проверить свои догадки. Только вы знали басню о секретной миссии профессора.
Моника медленно опустилась на стул, закурила сигарету. Она продолжала оставаться поразительно спокойной.
- А вы оказались опаснее, чем я предполагала.
- По вашей вине погиб Ральф Баллок, старик сторож с аэродрома Эмитивилль. Только вы знали, что я ищу название аэродрома.
- Не может быть, чтобы вы ни с кем больше это не согласовывали, ведь не я одна…
- Нет, вы одна. Я согласовал способ передачи этого сообщения, но только после того, как все узнал. А в это время за Баллоком уже следили. Его убили вы.
- Вы не можете себе представить, в каком я положении… Я не стану ничего отрицать: вам, по-видимому, все известно. Может быть, вы даже получили приказ из Центра проверить меня и разоблачить; я давно с этим смирилась. Или они, или вы. Я предпочитаю вас, они мучают.
- Зачем вы вели двойную игру?
- Я работала для вас потому, что я ненавижу всех их, ненавижу Трухильо, ненавижу его семью и его полицию.
- А почему вы на них работали?
- Потому что я их боюсь. Если бы не они, я была бы сегодня первой балериной обеих Америк. Они отняли у меня эту возможность и хотели убить. Я жива только потому, что согласилась на них работать… Что вы хотите со мной сделать?
- Еще не знаю. Где вы храните передатчик?
- У моего гитариста, но он живет за городом…
- И он знает, что вы работаете на обе стороны?
- Он работает вместе со мной… У вас есть револьвер?
Револьвера у меня не было, я оставил его Гарриэт. Я сказал:
- Даже два.
- Выбросьте их перед уходом. Они следят за вами и, без сомнения, видели, как вы сюда вошли. Они обыщут вас на улице и арестуют под предлогом хранения оружия. Им о вас известно все или почти все. Они знают, что вы оглушили старого Тапурукуару.
- А я-то думал, старик хоть немного расхворается.
- Тапурукуара самый выносливый человек в полиции. Потому-то так быстро и нашелся "паккард", на котором вы скрылись. Если бы вы оставили ключик в замке зажигания "форда", Тапурукуара догнал бы вас и убил…
- В этой смерти вы тоже были бы повинны. От вас полиция узнала, что я собирался прийти в "Гавану". А затея с письмом де ла Маса и с Манагуа?..
- Я вынуждена была так поступить. Когда сидишь в западне и всеми силами пытаешься уцелеть, выбирать не приходится. Только обреченные на смерть в состоянии понять подобное чувство. Вы не знаете - да и откуда вам знать, - как приговоренные цепляются за жизнь. Я приговорена, может быть, потому…
- Я не верю такой смеси подленькой философии с дешевой психологией. Каждый из нас приговорен, каждый в каком-то смысле невинен, каждый раньше или позже умрет, но все это не оправдывает преступлений, особенно политических.
- Иначе я не могу этого объяснить. Что вы хотите со мной сделать?
- У вас есть какое-нибудь оружие?
- Даже два вида. Яд в ампуле, который я получила в Центре, и пистолет.
- Где?
- В зеленой сумке, на подзеркальнике, позади вас.
Я открыл сумочку и нашел в ней маленький пистолетик, инкрустированный слоновой костью и серебром. Он был заряжен. Я спрятал его в карман.
- Ампула вставлена в губную помаду, которой я не пользуюсь, - сказала Моника. - Ее ничего не стоит разгрызть, когда мажешь губы. Собственную смерть я представляю себе именно так.
Я протянул ей помаду в серебряной оправе.
- Я полагаю, вы поставили обеим сторонам по крайней мере по десятку жертв.
- Как бы мне хотелось сейчас заплакать! Но я не могу, поверьте… Вы позволите мне одеться? Не хочется умирать в таком тряпье… Не беспокойтесь, я знаю, что проиграла… В течение уже многих дней я просыпаюсь с мыслью, что это произойдет именно сегодня. Так было и нынешним утром. И вот, оказывается, я угадала… Я переоденусь при вас, вы будете последним мужчиной, который увидит мое тело.
Я отвернулся; послышался шелест белья и платья. - Все, - через минуту сказала она. - Я надела лучшее платье… Выходит, последним меня видел без платья Джеральд. Он не спал с Гарриэт, вы знаете? Он приходил ко мне, и за неделю до его смерти мы были вместе последний раз. Мерфи оставлял Гарриэт на потом, он хотел произвести на нее хорошее впечатление…
- Да, - сказал я, - он был весьма порядочный парень. Я всегда твердил это Гарриэт.
- Тапурукуара хотел убить и Гарриэт. Ее искали в Буэнос-Айресе и Майами.
- Он и меня хотел убить, кстати, при вашей помощи.
- Он всегда осуществляет свои намерения, не забывайте. Что вы хотите со мной сделать, мистер Кастаньо?
- Все еще не знаю, сеньорита Гонсалес. Если б знал, давно бы сделал и ушел отсюда. У меня мало времени.
- Ровно столько, сколько потребуется, чтобы дойти отсюда до ворот. Там вас ждут. Дать вам мою помаду с ампулой?
- Мне что-то не очень нравится грызть такие ампулы.
- И я бы не смогла решиться…
- Вы, что же, думаете, за такие номера не надо расплачиваться? Если бы я работал для вашего Центра, мне следовало бы вас застрелить. Но я на них не работаю, и у меня нет желания вас убивать. Вы знаете телефон Тапурукуары?
Она назвала номер.
Я соединился с Тапурукуарой.
- У телефона, - сказал он, - алло!
- Сеньор Тапурукуара! Добрый вечер, - сказал я по-испански, - Я хочу вам сообщить, что ваш агент Моника Гонсалес работает для нью-йоркского разведывательного центра; ее регистрационный номер РД 112С. Коротковолновый передатчик хранится у гитариста, который аккомпанирует ей в "Гаване". В настоящий момент она собирается бежать. Вы должны ее задержать.
Тапурукуара выругался. Не зная, с кем говорит, он сказал:
- Я это подозревал… Но откуда же я теперь возьму людей?
- Вы можете снять их из-под дома Моники Гонсалес. Они внизу.
- Они там ждут того… - заколебался он.
- Он уже ускользнул. Ждать больше некого. Приезжайте немедленно.
- Кто говорит? Откуда? Где вы находитесь? Алло! Алло!
Я повесил трубку.
Моника сказала:
- Я должна была прийти сегодня в "Космос" и показать им вас. Вы ввели их в заблуждение, казалось, что Гордон действует, не покидая посольства. Но его просто там нет. И я указала на вас. Убейте меня, потому что они будут меня мучить…
- Вы этого не допустите.
- Я должна разгрызть ампулу?
- Я отдам вам пистолет. Оставьте входную дверь открытой и не выходите на звонок. Ждите здесь, за шкафом, направив пистолет на дверь. Когда войдет Тапурукуара, - если вы не ответите на звонок, он наверняка войдет первым, - вы выпустите в него всю обойму. Тогда агенты вас застрелят. Не так уж это страшно. Из-за вас тоже стреляли в людей. Верно? Пришло время расплатиться самой…
- Я никак не могла себе раньше представить, как это бывает, когда нужно умереть. А теперь знаю.
- Ваше время пришло. Но у вас есть возможность умереть с пользой. Простите меня за откровенность. Можно еще раз позвонить? Вам все равно не придется платить по счетам.
Моника усмехнулась: она все еще была спокойна.
- Ни за квартиру, ни налоги за этот месяц. Вот, пожалуй, единственное утешение.
Я позвонил Этвуду. Он сам подошел к телефону.
Я попросил его через час приехать за мной в управление полиции…
- Зачем я туда иду? Я полагаю, что вскоре буду арестован… Нет, без оружия, без единого доказательства против меня. Ни посольство, ни комиссия не будут скомпрометированы… Еще одно: сегодня вечером на аэродроме Дженерал Эндрьюс доминиканская полиция арестовала профессора Кастельфранко.
- Вы шутите! Но почему?
- Они получили ложное донесение о том, что сегодня из США прилетает человек с документами профессора, который на самом деле является крупнейшим шпионом разведки и собирается организовать в Республике диверсию.
- А мы тут страшно беспокоимся из-за отсутствия известий от профессора Кастельфранко. Госпожа Трухильо звонила нам уже два раза и спрашивала о нем. Каким образом его могли арестовать?
- Все аресты, естественно, согласованы с господином Трухильо. Его полиция может представить полную информацию.
- У меня как раз сидит генерал Эспайат, и мы наконец-то начинаем находить общий язык. Мне, вероятно, назовут имя водителя санитарной машины, на которой Галиндеса привезли в Эмитивилль. Генерал Эспайат считает, что его похитили члены какого-то тайного общества.
- Финансируемого генералиссимусом Трухильо.
- Но у нас нет никаких доказательств, которые можно было бы представить суду. Мы должны довольствоваться тем, что раздобыли здесь и что обнаружено в Нью-Йорке… Где мисс Клэр? Ей ничего не грозит?
- Она в безопасности. Ну, мистер Этвуд, пора кончать. Если генерал Эспайат у вас, пусть даст приказ об освобождении профессора Кастельфранко и его ассистента Андреа Кастаньо, которых задержали по недоразумению в результате провокации. Оба имени должны быть названы в одном письме в управление полиции, как относящиеся к одному делу, и адресовать письмо майору Паулино.
- Я тотчас же расскажу обо всем генералу.
- Это исключено, мистер Этвуд! Я еще не арестован. Прошу вас, через час выйти из комнаты, где находится генерал Эспайат, под предлогом, будто вам принесли срочное донесение. Вернувшись, вы скажете ему об этом аресте и потребуете вмешательства. В дружеских дипломатических беседах такие мелочи улаживаются молниеносно, особенно когда предметом вмешательства является друг семьи генералиссимуса.
- А если вас не арестуют?
- Тогда в течение часа я вам позвоню, и придется спасать одного профессора.
- Согласен. Но я вас очень прошу, даже настаиваю и требую, чтобы вы ничего не предпринимали в связи с известным делом. Оно кончено. Усыпите свою совесть до момента отлета. Прошу вас прекратить всякую деятельность. Произошли очень важные события.
- Пускай в них разбирается кто-нибудь другой. Благодарю вас, мистер Этвуд.
Спокойствие Моники Гонсалес меня поражало. Она сидела у стола, подперев голову сплетенными руками, и смотрела на меня.
Я вынул перочинный ножик и перерезал телефонный провод.
- Вы великолепны в своем двуличии, - сказала она. - У меня есть предложение: останьтесь здесь и вместе со мной выстрелите пару раз в Тапурукуару. Вы тоже должны свести с ним кое-какие счеты.
- Меньше, чем с вами. И я никогда не играл со смертью так, как вы.
- Мне все равно пришел конец, независимо от вашего приговора. Раз Кастельфранко оказался приятелем семейства Трухильо, за его арест я могу заплатить только своей головой.
- Да, и я так думаю… Вы случайно не знаете, почему в городе неспокойно?
Время от времени раздавались взрывы, усиливаемые эхом пустынных улиц, рев моторов, шаги патрулей; порой до нас долетали отголоски отдаленной стрельбы.
- Кажется, совершено покушение или только попытка покушения на какого-то сановника. Но такой паники давно не было. Готовится что-то ужасное, и этим ужасом охвачен весь город. А может быть, что-то уже произошло.
Я подошел к открытому окну и выглянул во двор - там маячили две тени. Где-то рядом взревел и затих мотор; это у передних ворот тормозил разогнавшийся автомобиль. Я понял, что приехал Тапурукуара и что именно он приблизился к двум теням, притаившимся под сводом внутренних ворот дома, и заговорил с ними. Я сказал:
- Через минуту вы сможете начать. Станьте за шкафом и ждите, пока они войдут в комнату. Стреляйте, когда они будут совсем близко. Из этой игрушки можно попасть в цель только на расстоянии нескольких метров.
Разговаривая с Моникой, я ни на секунду не спускал глаз с трех теней во дворе. Я решил, что Тапурукуара приехал один. Если он никого не оставил у передних ворот, я спасен. Он приехал потому, что испугался моего звонка, - ему мог устроить проверку кто-нибудь из контрразведки. Моника находилась у него в подчинении, и Тапурукуара отвечал за нее как начальник оперативной группы или отдела по специальным заданиям. А может быть, и сам он был связан с иностранной контрразведкой?
Я положил револьвер Моники на подоконник.
- Пора, Моника. Возьмите его. Хорошо, что вы спокойны. Если вам удастся захватить их врасплох и выстрелы попадут в цель, кто знает, не сможете ли вы прорваться и убежать…
- А я не хочу убегать, - сказала Моника. - С меня хватит, довольно. Вы понимаете, что значит довольно?
Три тени во дворе пришли в движение, и я догадался, что совещание окончено. Я открыл дверь на площадку, поднял собачку автоматического замка и прикрыл дверь за собой.