Клубникин женат не был, хотя женщин любил, и, как следствие этого, постоянное недосыпание стало его естественным состоянием. Все сроки по материалам давно вышли, никаких противоречий найдено не было, на малозначительность тоже не тянуло, но после вчерашнего обсуждения плана у Клубникина элементарно не хватало сил на то, чтобы снять трубку и вызвать кого-нибудь. К тому же при убийствах начальство бросает всех на раскрытие, поэтому на другие преступления у него просто времени нет. В дверях, словно тень отца Гамлета, мелькнул длинный Кивинов, затем в кабинет заглянула борода Волкова, и закончил утренние визиты опер Таранкин, которого Клубникин видел уже сквозь пелену дрёмы.
Обход жилмассива, проведённый накануне участковыми, почти ничего не дал. Кто-то видел молодых парней, выходящих со двора, кто-то вообще не открыл дверь, а кто-то обвинил во всём наркоманов и Ельцина, который распустил бандитизм. Единственной интересной деталью из всего потока информации были показания семилетней девочки, которая видела из окна убегающего дядьку высокого роста в зелёном пиджаке или куртке. Хотели сначала составить фоторобот, но очередь на него была до сентября, поэтому ограничились показом девчушке картотеки местных судимых и гопников, в которой, естественно, она никого не узнала.
Личность убитого пока тоже не давала ключа к раскрытию зловещего убийства. Смирнов Павел Иванович, 41 год, в разводе, но живёт с женой, детей нет, квартира отдельная, в такси пятнадцать лет. Последний раз видели в семь утра в парке. Двадцать второй "убойный" отдел задержал на всякий случай на трое суток бывшую жену покойного на основании имевшегося в суде дела о разделе имущества, но в конце концов её отпустят, так как не таким уж и ценным было это имущество, чтобы засадить из-за него заточку в горло мужа, пусть даже и бывшего. В общем, глухарь был капитальный.
Кивинову, на чьей территории случилась трагедия, не давала покоя мысль о безысходности, невозможности предпринять что-то реальное, кроме как заведения оперативно-поискового дела и написания никому не нужных справок. В фильмах и книгах всё было просто и красиво, бравые следователи прокуратуры раскручивали большие дела, а приехавший вчера следак спросил у него, кто распишется в бланке за покойного, которого он признал потерпевшим. После этого Кивинов долго смотрел в голубую даль и думал о великой силе человеческого разума.
Ни один начальник, ни один бывалый криминалист не мог предложить никакого рецепта, кроме стандартных типовых мероприятий, заканчивающихся статьёй 195 УПК РСФСР - приостановление дела за неустановлением преступника. Кивинов не рассчитывал на случай - при совершении таких преступлений случайностей не бывает. На свои силы надежды тоже не было - пугал масштаб совершенного. Оставалось одно - вовремя подготовить все бумаги.
Кивинов писал бумаги ещё и по другой причине. Он вовсе не был суеверен, но случай, произошедший с его коллегой, заставлял его более серьёзно относиться к этой бумажной волоките.
В 85-м отделении работал некий инспектор Филатин. Он пришел на работу на год позже Кивинова и сразу принялся активно раскрывать преступления, сажать преступников, - словом, что называется, горел на службе. Не было ни одного раскрытого преступления, где бы Филатин не приложил свою энергию и силы. К сожалению, всё это делалось в ущерб бумажной работе, на которую у Игоря уже не оставалось времени, вследствие чего начальство не всегда было довольно. После двух лет службы на территории, которую обслуживал Филатин, произошло убийство, Игорь с головой бросился в раскрытие, отрабатывал версии, сидел в засадах и, естественно, совсем забыл о заведении ОПД и написании всяких справок и рапортов о проделанной работе. В результате, в один прекрасный момент, когда его вызвали в Главк для проверки ОПД, он оказался в чрезвычайно затруднительном положении.
Всю ночь Игорь писал бумаги, и под утро дело достигло объема тома "Большой Советской Энциклопедии". Качество проделанной работы в Главке оценивалось взвешиванием дела на руке начальника, поэтому труд Филатина не должен был пропасть даром. Утром, сунув дело в папку, Игорь помчался на Литейный. На проспекте Стачек он неожиданно попал в перестрелку, устроенную операми соседнего отделения по случаю задержания рэкетиров. Пистолета у Игоря не оказалось, поэтому, горя желанием помочь своим братьям по оружию, он двинулся на ближайшего бандита, держа наперевес лишь свою папку с документами. Тот резко выхватил из-под плаща обрез и в упор выстрелил в Игоря. Но Филатину повезло - пуля угодила в папку, а он сам, упав от удара на землю, отделался лишь легким ушибом затылка, бандита же скрутили подоспевшие опера. Рассматривая впоследствии дело, Филатин обнаружил пулю, застрявшую на последних страницах. Будь в папке парой справок меньше, Игорь закончил бы свой трудовой путь в расцвете лет.
Уяснив для себя всю необходимость написания бумаг, Игорь плюнул на свою работу и целыми днями, запершись в кабинете, писал отчеты. Убийство так и осталось нераскрытым. За два последующих года он вообще не раскрыл ни одного преступления, но руководство придраться к нему не могло, так как в нужный момент он всегда представлял пухлый отчет с ворохом справок. В конце концов Филатин и вовсе перестал объявляться в отделении, узнавая о преступлениях по телефону и тут же принимаясь писать отчеты. Так что встречались опера с Игорем только в дни зарплат.
Из раздумий Кивинова вырвал телефонный звонок.
- У аппарата, - снял трубку Кивинов. Звонил вчерашний эксперт.
- Здорово, каланча, - раздался в трубке весёлый голос.
- Привет.
- Слушай-ка, старый, я тут совсем забыл, а куда вчера заточка делась и протокол осмотра?
- Погоди, дай вспомнить. - Кивинов с трудом восстанавливал в памяти события минувшего дня. - А что, у следака нет?
- Следак вчера маму встречал с поезда, оставил всё Борисову, а тот говорит, всё у Соловца.
- Не вешай трубку. - Кивинов сбегал в кабинет шефа, осмотрел его и в полиэтиленовом пакете, вместе с пустой бутылкой и куском хлеба, нашел протокол и заточку.
- Нашел, всё у меня.
- Перешли мне завтра заточку, на ней пальчики могли остаться. Ну всё, бывай.
"Какие пальчики?" - подумал Кивинов и снова вспомнил голубую даль.
Заточка, тем не менее, вызвала у него интерес. Сделана из старого напильника с рукоятью из зелёной изоленты, расплавленной в духовке и обточенной под пальцы. "Редкий цвет", - заметил Кивинов и бросил заточку в стол.
Зевая, зашел Клубникин. Сморкнув в угол кабинета, он потянулся и предложил сходить на обед, но у Кивинова не было аппетита, и он покачал головой. После того как все опера во главе с Соловцом ушли в общественную столовую, Кивинов заглянул в дежурную часть, просмотрел сводки по городу и вернулся писать бумаги.
Немного погодя раздался стук в дверь. Кивинов, как правило, по тембру точно определял, кто к нему пожаловал. - Этот стук был настойчив, и в нём сквозило недовольство. Вывод: пришёл потерпевший. Так оно и оказалось, когда на пороге возникла гражданка Чучурина, у которой два года назад в столовой украли вязаную шапку и которая примерно раз в месяц доставала Кивинова, причём всегда некстати. Кивинов приготовился слушать очередной концерт без заявки радиослушателя.
- Вы нашли шапку? - сверкнула очками Чучурина. Кивинов понял, сейчас будет скандал.
- Нет, - просто ответил он.
- Ну и что же теперь делать? - ядовито спросила Чучурина. - Вы, вообще, думаете искать или нет? Вам за что деньги платят? - Дальше шли комплименты в адрес советской милиции, ворья и своей шапки, которая, судя по всему, была для Чучуриной семейной реликвией.
Кивинов, как уже говорилось, выслушивал это раз в месяц, но раньше ему удавалось как-то гасить эмоции Чучуриной. Он успокаивал её, каждый раз обещая найти шапку. Но сегодня у него не было желания что-то доказывать ей, поэтому он открыл дверь, взял под руку женщину и провёл её по всем кабинетам, которые, разумеется, были пусты (в столовой в тот день был антрекот).
- Вот видите - никого нет. Все ищут вашу шапку, - сказал он ошеломлённой Чучуриной, после чего выставил её за дверь уголовного розыска.
ГЛАВА 4
Мухтар Кулиевич Астров ехал домой в недавно купленном "Мерседесе", пребывая в отличном расположении духа. Вообще-то, у него всегда было хорошее настроение, может, от природы, а может, от социального положения. Для многих подчиненных он оставался загадкой. Когда он говорил о работе, было весьма трудно разобрать, шутит он или же говорит серьёзно, так как от вопросов работы он был так же далеко, как и от своей исторической родины. Но при этом он всегда ухитрялся находиться в курсе всех дел. Поговаривали, что он берёт взятки, но это было не более, чем слухи, основанные на двух его машинах, даче и шикарной квартире. Астрову на эти слухи было ровным счётом наплевать, он стоял хорошо, чему, кстати, способствовали распродажи дефицитных товаров, периодически устраиваемые им в отделении. Этими распродажами Мухтар Кулиевич убивал двух зайцев - получал хороший товар и удовлетворял руководство. Последнее время, правда, в отделении стали проявляться недобрые признаки отчуждения со стороны коллектива и начальства, но Астров уповал на хорошие связи в РУВД. Однако Мухтар Кулиевич был не прочь найти поддержку и в Главке, о чем и раздумывал сейчас. На всякий случай. А вдруг что?
Прошло две недели после описанных событий. Страсти вокруг убийства улеглись, и руководство из РУВД и Главка всё реже посещало отделение. Жену Смирнова выпустили. Ответственный от 22-го отдела Борисов появлялся в отделении только для того, чтобы стрельнуть талончик. Кивинов к тому времени уже разобрался, какой, но так как талонов не было, Гриша исчез совсем. Вновь началась рутинная работа с материалами, заявителями, отказными. Кивинову к тому же было поручено проверять связи убитого по найденной у него в кармане записной книжке, что он и делал, правда, с большой неохотой.
После утренней сходки у Соловца все разбрелись по своим кабинетам. Кивинов заглянул в туалет, посмотрел в зеркало и скорчил гримасу. Нахмуренные брови, тяжелый взгляд и оплывшие щеки - всё это напоминало ему о том, что за две недели он был изрядно измучен.
Хлебнув воды из-под крана, он вернулся в кабинет Клубникина, где нынче располагался его стол. Его собственный кабинет находился на ремонте, начавшемся через два дня после убийства. Ранее, когда в здании ещё не было отделения, а была общага, на месте кабинета Кивинова размещался туалет, просто позднее оттуда вынесли унитазы и принесли стол. Остальной интерьер ни капли не изменился. Для эстетики Кивинов выкрасил трубы под березы и понавешал бумажных листочков. Сейчас же ремонт затягивался из-за труб-берез, которые протекали "березовым соком" ярко-рыжего цвета. Многие делегации водопроводчиков приходили на экскурсии, размахивали руками, спорили, но "сок" всё капал и капал, вот поэтому-то Кивинову и приходилось ютиться в чужом кабинете.
Клубникин опять заперся и беседовал с очередной дамочкой, попросив Кивинова пойти погулять, и в результате, накинув куртку, Кивинов пошёл в обход своей территории. Он прошел мимо ДК "Ленинец" и ещё раз осмотрел место убийства. Машину, слава Богу, забрали, а то она ещё неделю торчала во дворе с ярлыком "Вещдок - руками не трогать!", оставленным экспертом. Только после того как с неё пропали все четыре колеса и обе фары, таксопарк с претензиями соблаговолил забрать своё имущество.
После этого Кивинов направил стопы в одно прелюбопытное заведение, располагавшееся на его территории. Туда он уже две недели как не заглядывал. Речь шла о знаменитом в районе пивном зале, прозванном народом "Мутный глаз". О заведении сем следует рассказать особо.
"Мутный глаз" был расположен неподалеку от места убийства, на развилке трёх проспектов, возвышаясь над ними как памятник бетонно-стеклянной архитектуры эпохи раннего застоя. Бар был построен лет тридцать назад, Кивинов ещё ребёнком ходил по-малому под его стены, но надо сказать, что за это время в облике "Мутного глаза" особых перемен не произошло, как внутри, так и снаружи. Всё та же железная решетка на входе, разбавленное пиво, рыбно-никотиновый запах и опухшие от спиртного рожи. Менялись времена, политика, люди, но бар жил своей жизнью. Он гордо стоял на распутье проспектов, заманивая в своё чрево всё новые и новые поколения. Казалось, что, даже если произойдёт атомная война или всемирный потоп и всё живое погибнет, "Мутный глаз" будет вечен как символ бытия.
Под стать внешнему облику были и обитатели здешнего мирка. На входе смело можно было повесить лозунг "Преступники всех стран, объединяйтесь!". Под его крышу со всего района стекались уголовники, пьяницы, гопники и БОМЖи, чтобы отведать дешёвого пивка да весело время провести. Брошенное в благодатную почву зерно преступности не могло не дать обильных всходов. Кражи, грабежи, разбои и прочие составы преступлений УК РСФСР случались здесь каждый божий день, несмотря на особый контроль над баром 85-го отделения. Потерпевшие, как правило, не обращались с заявлением в милицию либо из-за страха перед баровскими блатными, либо потому, что сами были из их круга и разбирались впоследствии при помощи кулака или ножа. Если же кто-то по неосторожности заходил в милицию или был обыкновенным приезжим, незнакомым с местными законами, то очередной пивбаровец отправлялся на скамью подсудимых с последующим отъездом на несколько лет в "курортную зону".
Среди постоянных клиентов была и своя элита, размещавшаяся за первым от входа столиком. Здесь стояла солидная публика, имевшая за плечами по несколько ходок на зону, разрисованная татуировками и чтившая воровские законы. Попадались, правда, и просто пьяницы, но они были не в авторитете и бегали на подхвате у блатных за глоток пива.
Во главе этого пивного братства стоял "основной". Основные, как правило, надолго не задерживались, они садились и менялись где-то раз в полгода. Основной находился в курсе всех событий в баре, без его разрешения не происходил ни один гоп-стоп, и раз в неделю он сам должен был опустить какого-нибудь лоха для поддержания своего "статус кво". За пять лет, что Кивинов работал в отделении, сменилось примерно девять основных. Последний, сорокалетний папа Гена, получив восьмую судимость, сел два месяца назад за нанесение ножевых ранений. На смену ему пришел молодой Геннадий Газонский, по кличке Зубр, имевший в свои двадцать пять лет три судимости за тяжкие преступления, а также свирепый вид и крепкие кулаки. Лет пять назад, придя на службу, Кивинов хотел сам внедриться в "пивную элиту" и даже купил для этого длинноволосый парик. Но ничего не вышло - после пары посещений все моментально поняли, что он мент, так как даже в своём парике он выглядел среди блатных как апостол Пётр на проповеди у мусульман. Хорошо, что хоть ребята с пониманием отнеслись к творческому порыву молодого опера, и когда тот так вжился в роль, что уже не двигал ногами, по причине изрядных количеств выпитого им пива, они водрузили его на свои плечи, донесли до отделения, положили на лавочку, туда же бросили его парик, проверили, на месте ли удостоверение, и вернулись в бар. Авторитет милиции в то время был ещё высок, и никому не хотелось портить отношения с новым опером, в ведение которого передавался "Мутный глаз".
Торжественной встречи по поводу посещения Кивиновым пивбара организовано не было. Он зашел с черного хода, покручивая в руке телескопическую дубинку. У Кивинова была информация, что Зубр таскает с собой пугач, и он решил опровергнуть эту нелепицу. Первый стол с азартом резался в "коробок", но стоило только Кивинову появиться в зале, как все головы автоматически повернулись на девяносто градусов и по пивбару волной прокатился недовольный шепоток. Зубр вышел из-за стойки и подошел к Кивинову.
- Здорово, начальник, что-то давно не заглядывал. Ищешь, что ль, кого?
- Привет, Геннадий. - Кивинов никогда не называл блатных по кличкам в общественном месте - издержки воспитания. - Ищут вшей или грибы, а я разыскиваю. А вообще-то, есть у меня к тебе любопытный интерес…
- Какая падла, что ль, настучала?
- Зачем же так грубо, Гена? Мне не стучат, а информируют. Причём вполне добропорядочные граждане. Ты от Надьки давно ушел? - Кивинов решил позаговаривать Зубру зубы.
- Тебя так волнует моя половая жизнь?
- Да нет, я просто так спросил.
- Знаю я ваши вопросы; чуть что лишнее брякнешь, так сразу дело шьёте.
Кивинов сунул в рот спичку.
- Ты же знаешь, я к тебе отношусь нормально. Так вот, для закрепления наших дружеских отношений я бы предложил тебе выложить всё из своих карманов на этот симпатичный столик. - Кивинов кивнул на покосившуюся стойку.
- Не имеешь права, начальник, - вдруг побледнел Зубр.
- Давай, давай, не капризничай, а то придётся мне искать самому, и в результате кое-кто из нас окажется на пятнадцати сутках. И есть у меня такие подозрения, что этим человеком буду не я.
Зубр отработанным неуловимым движением сунул руки в карманы и тут же вынул, показав их Кивинову.
- На, смотри. - В руках, кроме татуировки на ладонях, повествующей, что "вихри враждебные веют над нами", ничего не было, а на лице Зубра уже играла улыбка. В результате этой нехитрой процедуры к ногам Газонского что-то упало. Кивинов посмотрел вниз.
Если бы сейчас в зал "Мутного глаза" вошёл сам Пол Маккартни или же Газонский начал бы декламировать Шекспира, Кивинов и то бы меньше удивился. Он с силой вернул отвисшую челюсть в исходное положение и чуть не проглотил спичку. На полу лежала заточка из напильника с зелёной изолентовой ручкой, оплавленной в духовке и обточенной под пальцы. Заточка была однояйцевым близнецом той, что застряла в шее таксиста. Вихрь версий пронёсся в голове инспектора, начиная с того, что эксперт мог по пьяни потерять заточку в баре, и кончая тем, что Зубр режет таксистов. На обсуждение всех версий с самим собой ему хватило двух секунд.
- Твоя? - прохрипел Кивинов.
- Нет, - развёл руками Зубр.
- Подними!
- Ты что, начальник, чтобы я приговор свой с пола поднял? - процитировал Зубр реплику уголовника из одного известного фильма. - Это ж двести восемнадцатая.
Политические наблюдатели с первого стола подошли к Зубру и молча уставились на Кивинова.
- Никто ничего не видел. И штука эта тут уже с неделю валяется, - разглагольствовал Зубр. - Правда, мужики?
- Отвечаем за базар! - раздался как по команде нестройный хор голосов.