* * *
Удивительно, но поезд прибыл точно по расписанию. Это редкость для дальних маршрутов. Проскочив с бешеной скоростью последние километры пути, он плавно замедлил ход буквально перед самой платформой и минута в минуту остановился на главном вокзале Санкт-Петербурга.
Сергей помог пожилой попутчице достать чемодан с верхней полки, спустил вниз свои коробки и рюкзак и стал пробираться к выходу из вагона. Узкий коридор был забит пассажирами, жаждущими побыстрей покинуть душную тесноту поезда.
Сергей впервые приехал в Питер, поэтому в настоящую секунду испытывал лёгкий трепет. В больших городах он, конечно, бывал. Даже в Москве, но Питер есть Питер. И командировочные заботы сейчас отошли на второй план. Прежде всего хотелось окунуться в неповторимую атмосферу северной столицы.
Он вышел на платформу и лёгким шагом направился в сторону здания вокзала. Больше всего ему сейчас не хотелось казаться приезжим, не знающим, как вести себя в незнакомой обстановке, поэтому он небрежно отказывался от услуг частников-водителей, шныряющих по вокзалу, и даже не смотрел на бегающих по платформе продавцов газет и сувениров.
Тем не менее перед огромным вокзальным залом-ангаром он в нерешительности остановился, прикидывая в голове дальнейшие действия.
Вокзал напоминал огромный человеческий муравейник: толкотня, суматоха, крики носильщиков: "Па-берегись! Па-берегись!", объявления об опоздании поездов, грохот от сцепки вагонов, шум от милицейских раций и, как фон, гул людских голосов.
Для начала - жильё. Сергей отошёл к стенке, чтобы не мешать потоку пассажиров, поставил на землю коробки и достал из куртки заранее купленный путеводитель. Присев на одну из коробок, он начал внимательно изучать схему города, отыскивая на ней ближайшие от вокзала гостиницы. Выписав в блокнотик штук пять адресов, Сергей поднял поклажу и бодро зашагал к камерам хранения.
* * *
Когда Паша переступил порог квартиры, процедура осмотра уже подходила к концу. Эксперты потихоньку складывали свои хитрые приспособления в чемоданы; медик додиктовывал следователю результаты осмотра трупа; Костик Казанцев с участковым сортировали листы с данными поквартального обхода.
В углу, перед выходом, лежали изъятые при досмотре вещи: куски линолеума со следами неизвестно чьих - возможно, Таничевских или Гончаровских - ботинок, выпилы из косяков дверей, перепачканные криминалистическими порошками, и, в завершение, сама дверь, снятая с петель и приготовленная к выносу для исследования в лабораторных условиях.
Нынешний руководитель экспертной службы был застрельщиком прогрессивных методов обнаружения следов и предпочитал искать их в более спокойной обстановке и, соответственно, более тщательно. Поэтому экспертный отдел был полностью заставлен дверьми, косяками, различными полками, журнальными столиками и прочей домашней утварью. Вершиной изъятия вещественных доказательств стало старинное пианино, которое месяц назад Паша вместе с двумя техниками-криминалистами по указанию шефа еле-еле перетащил из осматриваемой квартиры в экспертный отдел. На пианино якобы остался след очень важной для дела ладони, исследовать который можно было исключительно в лаборатории.
К концу путешествия на пианино, наверно, не осталось вообще никаких следов, за исключением пятерней, принадлежащих Паше и ребятам-техникам. Однако, судя по звукам "Собачьего вальса", изредка доносившимся из-за дверей экспертного отдела, кто-то до сих пор продолжал искать улики внутри музыкального инструмента.
В результате захламления собственных апартаментов эксперты мало-помалу начали отвоёвывать помещения у соседей - у бухгалтерии, инспекции по делам несовершеннолетних и других служб. Под конец они ухитрились захватить даже женский туалет, быстренько переоборудовав его под очередную кладовую.
Начальство не препятствовало захвату чужих территорий потому, что ссылка на новые методы работы являлась абсолютно железным аргументом и дальнейшему обсуждению не подлежала.
Сегодня эксперты явно поскромничали, изъяв всего лишь дверь и несколько вещдоков, упакованных в коробки.
Паша, перешагнув через сложенное добро, подошёл к Костику.
- Есть что-нибудь?
- Голяк. Вчера ж выходные были. Многие на даче.
- Что, совсем пусто?
- Так, по мелочам. Кто-то машину видел, но марку не запомнил, кто-то - чёрных подозрительных. Естественно, без примет.
- У нас любят всё на чёрных валить. А по осмотру?
- Тоже почти ничего. Даже не можем определиться, что пропало. Вы в Челябинск отстучали?
- Отстучали. Ребята где?
- Таничев по пути в "адрес" зарулил, у него где-то тут "человек" живёт. Вовчик в горпрокуратуре, за какой-то старый "глухарь" поехал отчитываться, а мичуринцы с хозяином сидят у нас.
- Хозяин что?
- Да ничего, - сплюнул Гончаров.
- Понятно.
Оба ещё с минуту повздыхали. Строить версии вслух для демонстрации своей находчивости и дедукции они не хотели, поэтому предпочитали молчать.
Приехала спецмашина из морга. Санитары, положив на носилки тело Юры, накрыли его простыней и вынесли из квартиры.
- Ключи нашли? - вновь обратился Паша к Казанцеву.
- Да, в куртке.
Из второй комнаты выглянул один из экспертов:
- Мужики, гляньте, чего надыбал.
В руках он держал обыкновенный одноразовый шприц с бурыми разводами на внутренней поверхности.
- Под диваном, вон там валялся. Судя по всему, давно - пыли многовато. Я упакую на всякий случай…
- Давай.
Паша ещё раз бегло осмотрел комнату, несильно стукнул кулаком по испачканной стене и зло прошептал, обращаясь непонятно к кому:
- Тьфу, бля…
* * *
Таничев постучал в дверь, хотя на косяке имелся звонок. Это было заранее оговорено - "на случай незапланированных визитов". У "человека" мог кто-нибудь быть, и, позвонись Таничев, хозяину пришлось бы открывать, а когда постучат, можно сослаться на соседских ребятишек, постоянно мешающих мирному отдыху.
"Человек" был один. Он осторожно приоткрыл дверь, оставив щёлку в два пальца шириной, и, наконец убедившись, что не ослышался, впустил Таничева, после чего запер замок на два оборота.
Петрович, не снимая ботинок, знакомым путем прошёл на кухню, вытащил из-за пазухи купленную в ларьке бутылку "Пшеничной" и сел на шатающуюся табуретку.
- Закусь найдёшь?
"Человек" кивнул, покопался в небольшом стареньком холодильнике, извлёк из него горбушку варёной колбасы и миску с квашеной капустой. Затем достал из полиэтиленового пакета полбуханки чёрного хлеба и присоединил к имеющемуся ассортименту.
Два граненых стакана дежурно стояли на белом кухонном столе. Таничев зубами сорвал пробку с бутылки и наполнил стаканы до половины.
- Давай, за встречу.
Оба, не чокаясь, опрокинули водку, крякнули и закусили капустой. Петрович достал измятую пачку "Беломора" и, закурив, небрежно бросил её на стол.
"Человек" сел на вторую табуретку и тоже прикурил, затушив спичку пальцами разрисованной наколками руки.
- Как жизнь?
- Живу. Тебя что не видно давно?
- Я перешёл из отделения.
- Повышение?
- Не сказал бы. Так, профиль другой. Ты-то где? Всё в магазине?
- Там. Мне хватает. И с харчами всегда. Импорта, правда, много стало, дорого. Доллар растёт, тырить рисково, кто заметит - настучит. Могут вытурить.
- Что нового в районе?
- А что у нас нового? Витька рыжий сел за "карман", Танька-Катастрофа коньки кинула - "красной шапочкой" объелась. А так, пустота… Водка "Распутин" - один раз вверху, второй - внизу…
- Твоя-то где?
- На работе ещё. Скоро должна. Тоже какая-то стала. Придёт, и к телеку сразу - Барбар всяких смотреть. Хоть выкидывай.
- Кого, её?
- Телевизор.
- Ясно.
Таничев плеснул в стаканы, и оба повторили заплыв на короткую дистанцию.
- Ты что, по делу?
- Да так, мимо шёл, решил навестить.
- Говори… Стареешь ты, Петрович. Последний раз веселее был.
- Можно подумать, старость влияет на настроение. Ты, что ль, не стареешь?
- По мне не так заметно. А тебе полтинник дать можно.
- Пустые разговоры. Сколько написано на роду, столько и протяну. Я, слышь, чего говорю? Парня на Вишнёвке зарезали, восемнадцать лет. Знаешь чего?
- Когда?
- На днях, скорее всего, в пятницу.
- На улице?
- В хате. В восьмом доме, в пятой квартире. Комнату снимал. Студент. Вернее, поступал. Не поступил.
- Не слышал. За что?
- Откуда я знаю? Сейчас за стоху рваную пришить могут.
- Да, беспредела много. Не завидую я вам, Петрович.
- А, - махнул рукой Таничев. - Людей жалко. И убитых, и живых. Обидно, что всё хуже и хуже - просвета нет. Да ладно. Ты это, крючки закинь. Вдруг где клюнет.
- Поспрашиваю. Пятая квартира? Филиппыч, что ли, дачник?
- Дачник. Знаком?
- Так, у ларька иногда словечком перекинемся.
- Он сейчас в городе зависнет. Перекинься с ним. Может, что не договаривает?
- Увижу - поспрашиваю.
- Поосторожней только. Хотя… Чего тебя учить, сам грамотный. Вот телефончик, отзвонись.
- Так где ты сейчас? В Большом доме, что ли?
- В вытрезвителе.
- Где?!
- В вытрезвителе. Там дверь такая сзади. Но лучше звони. Нечего тебе там светиться лишний раз. Всё, бывай. Не забудь насчёт пацана. Надежде привет.
Таничев затушил окурок и поднялся:
- Слухи пойдут. Вот и послушай.
Кивнув напоследок, Петрович вышел за дверь и вновь полез за "Беломором", но вдруг вспомнил, что забыл его на кухонном столе. Но возвращаться не стал. Плохая примета.
Постояв ещё пару секунд, он быстро сбежал по лестнице в жаркий питерский вечер.
Человек, с которым он беседовал, когда-то был приговорен к расстрелу за ограбление привокзального магазинчика. Ограбление. С убийством. Верховный суд заменил расстрел пятнадцатилетним заключением. Сейчас человеку было сорок.
ГЛАВА 4
Сергей, вручив жетон дежурному по багажному отделению, забрал свои коробки и вернулся к знакомому вокзальному ангару. Часы показывали девять вечера, а проблема ночлега так и осталась проблемой.
Что за страна? Имеешь деньги и не можешь найти номер в гостинице! Мол, Игры доброй воли на носу, мол, наплыв туристов. Ему-то от этого не легче. В какой-нибудь Нигерии или Зимбабве только заикнись. А тут? Центр европейской культуры.
Придётся использовать запасной вариант - тащиться на какую-то Гражданку к дальней родственнице своего школьного приятеля. А вдруг её дома нет? Тогда вообще здорово. Хоть в кусты, на свои коробки ложись, благо ночи тёплые.
Интересно, сколько за "тачку" заломят? Тут, правда, уровень цен божеский по сравнению с его Красногорском. Да и товаров побольше. Но сейчас не до товаров. Ноги бы протянуть. Да ещё ботинки эти чёртовы… Сколько раз зарекался брать в поездки новую обувь. Мать послушался. "Зачем же ты купил эти ботинки? Надевай, в дороге разносишь".
Разнашиваются. Вместе с пятками. Сергей подцепил носком задник левого ботинка и с облегчением вытащил натруженную ногу.
"Сейчас, немного передохну и пойду на стоянку такси".
- Квартира не нужна?
Голос прозвучал совсем рядом, и Сергей понял, что вопрос задан именно ему. Он повернул голову. В метре от него стоял парень лет восемнадцати, в пёстрой кофте-куртке и чёрных потёртых джинсах.
- Недорого.
- Сколько?
Парень назвал сумму.
Сергей прикинул. Почти в три раза меньше, чем в гостинице. Квитанции о проживании ему были не нужны; деньги на командировку директор выдал с расчётом на приличный отель, и отчитываться за них необходимости не было. Стало быть, получалось немалая экономия наличных средств. Средств, которые можно будет потратить на собственные нужды.
- Далеко? - скорее для солидности, нежели по необходимости, поинтересовался Сергей.
- В центре. Остановка на метро. Отдельная, однокомнатная квартира. Телефон, горячая вода. Лучше на длительный срок.
- На месяц сойдёт?
- Это как с хозяином договоритесь.
- А ты не хозяин?
- Я клиентов ищу. Но цена та, что я назвал. Деньги лучше вперёд. Ну что, согласны?
- Хорошо, куда ехать?
Парень протянул листок с адресом.
- Хозяйку звать Ирина Сергеевна. У неё ещё квартира есть, а эту она сдаёт. Только просьба, не говорите, что это я вас к ней послал. Скажите, что со столба объявление сорвали.
- Почему?
Парень на секунду закашлялся.
- Ну, вы ж понимаете. Она неофициально. Чтоб налоги не платить.
- Ну и что? Ты-то тут при чём? Какой тогда тебе смысл её квартиру предлагать?
- Не я один здесь квартиры предлагаю. А территория не моя, ясно? С хозяйкой я потом сам разберусь.
- Понятно, - усмехнулся Сергей. - Конкуренция. Рынок диктует правила.
Парень незаметно растворился в толпе пассажиров прибывшего поезда.
Сергей ещё раз посмотрел на бумажку. Адрес был написан аккуратно, печатными буквами.
Ему вдруг почему-то расхотелось ехать к этой Ирине Сергеевне. Какое-то тревожное чувство проникло в подсознание. Но в эту секунду боль пронзила его натёртую пятку, он со вздохом сунул ногу назад в ботинок и прихрамывая направился к ближайшей станции метро.
* * *
Казанцев перевернул следующий лист, быстро пробежал его глазами, убедился, что он именно из этого дела, после чего захлопнул белые корочки:
- Договорились, мастер. Вечером верну.
- Не забудь. Я, кстати, ещё сам не успел прочитать. Там глухо?
- Глуше не бывает.
- Вы справочку по обходу киньте, только поприличнее. Не шпаргалку туалетную, а справочку.
- Лады. Ты тоже там допроси кого-нибудь, хоть для объема. Вовчика вчера в горпрокуратуре так накачали за пустое ОПД, что он до сих пор пивом отпивается.
Следователь районной прокуратуры Иголкин пожал плечами и вновь защёлкал клавишами печатной машинки. Костик сунул дело в старую газету и поднялся со стула. Он забирал его, чтобы снять копии с протокола осмотра и первичных документов.
- Да, вот ещё… - прервав печатную трель, вновь обратился к оперу Иголкин.
- Голубевым ты занимался?
- Все занимались.
- Хм… Знаешь, что он в отказ пошёл?
- Откуда? Ты ж не говорил. Ну и что? Пускай идёт, там же с доказухой порядок.
- Ага, порядок, да не совсем. Боюсь, придётся выпускать.
- Как выпускать? - Костик опять сел на стул. - Сдурел, что ли?
- Ты это, полегче. Не на базаре. Там всё не так просто. Многое от экспертиз зависит. А пока есть только его признание. Вернее, было. Видимо, адвокат напел.
Костик пару раз моргнул. Ну, мать твою! Этот следователь постоянно выкидывал такие фортели. Хорошо, хоть заранее обрадовал, а не после того, как выпустил.
Голубев был задержан три дня назад за то, что в пьяном угаре на глазах собутыльников одного своего приятеля зарезал, а второго тяжело ранил.
Спустя четыре часа Белкин вместе с местным опером и постовым тормознули Голубева возле метро и даже изъяли из его кармана окровавленный выкидной нож. Голубев - трижды или четырежды судимый рецидивист - поначалу признался, упал на колени, просил пристрелить его при попытке к бегству, потому что он душегуб и место его в аду. Но, протрезвев, вероятно, решил, что ему ещё рано заказывать отходную молитву, пошёл в отказ.
Собутыльники, зная крутой нрав Голубя, не спешили давать правдивые показания и по возможности передёргивали ситуацию в пользу убивца. Раненый тоже пока допрошен не был по причине нахождения в реанимации в крайне тяжёлом состоянии. И всё-таки при всём этом улик и доказательств против Голубева было предостаточно, а экспертиза - это дело времени.
Окровавленный нож, окровавленная одежда, первичное признание - что ещё надо человеку, чтобы спокойно сесть в тюрьму? Ну или встать к стенке? Но следователь Иголкин был гуманистом. Тюрьмы забиты, у человека туберкулёз… Пожалуй, мы его отпустим, а вот когда придут результаты экспертиз, тогда-то мы его с чистой совестью в Кресты и упакуем. Ведь всякое бывает. Вдруг вещдоки где-нибудь в судебно-медицинской лаборатории потеряются или эксперт что-нибудь напутает? И что тогда? Тогда получается незаконный арест. А за это самому можно в Кресты уехать.
Иголкин был перестраховщиком в квадрате. Он мог найти сотни аргументов, доказывая, что пока человека арестовывать не следует. По крайней мере, по десяти делам, находящимся в его производстве, подозреваемые, будучи поначалу задержаны милицией, а потом отпущены прокуратурой, числились в розыске. И даже не просто в розыске, а в вечном розыске, потому что убийца, выпущенный на подписку о невыезде, тут же плюет с высоты своего роста на эту бумажку и драпает в тёплые края. Иногда оставляя по пути новый кровавый след. Но Иголкина эти накладки уже не занимали. С точки зрения законодательства к нему никаких нареканий не было. Извините - этот закон не мной придуман.
Вообще у милиции с прокуратурой постоянно возникали трения на этой почве. Пару месяцев назад Главк накопал на прокуратуру массу компромата по поводу загубленных уголовных дел. Прокуратура в долгу не осталась - направила своих ревизоров в оперативные подразделения милиции, благо закон о прокуратуре разрешал ей копаться в милицейских секретных делах. Результаты ревизии были незамедлительно отправлены в Москву, и теперь оперы ждали новой, расширенной проверки уже генеральной прокуратуры. Кандидаты на заклание были определены сразу и теперь ожидали своей участи.
Вся эта возня шла в ущерб общему делу, но ведомственные амбиции всегда были сильнее здравого смысла. Даже на очень высоком уровне, во время совместных совещаний милиции и прокуратуры, упрёки в адрес друг друга сыпались постоянно, и иногда в очень крутых выражениях. Не матерных, конечно, но крутых.
В районе, где трудилась группа пролетарского гнева, отношения с прокуратурой также складывались не самым идеальным образом. Единственный нормальный следователь по кличке "Дядя Ваня", с которым оперативники всегда находили общий язык и который в своих решениях прежде всего руководствовался собственной совестью и трезвой логикой, был уволен месяц назад за пьянство.
Сейчас в прокуратуре осталось всего три следователя, вместо положенных по штату двенадцати, одним из которых был стажёр без высшего образования, вторым - парнишка, едва закончивший университет, и третьим - Иголкин, имеющий стаж работы около года.
Нехватка кадров была общим бичом как прокуратуры, так и милиции и служила главным аргументом при объяснении причин неэффективности своего труда.