Иголкин, конечно же, гробил дела не по злому умыслу, а в силу своей перегруженности, но надо же хоть немного соображать, какие дела стоит гробить, а какие - нет. Ладно, выпустить на свободу до суда мужичка, нечаянно уронившему банку с огурцами на голову любимой жены, но Голубева-то куда? Иголкин выпускал и тех и других. Всё верно - хлопот меньше. Объявил человека в розыск и сиди кури.
- Слушай, мастер, ты это серьёзно?
- Куда уж серьёзнее. Я думаю, прокурор не даст санкцию.
- При чём здесь прокурор? Ты уж отпечатай постановление, а с прокурором мы договоримся.
Иголкин слегка смутился:
- Хорошо, я посмотрю ещё. Но ничего не обещаю. Пока признания не будет, сам понимаешь…
- Так было ж признание! Никто его за язык не тянул. Сам в ногах валялся.
- А ты посмотри, что он сейчас пишет. Что его избили в милиции и заставили подписаться под чужим преступлением.
- Да этого козла пальцем никто не трогал!
- Я понимаю. Но он, к сожалению, имеет право говорить в свою защиту всё что угодно. Вас, кстати, придётся потом допросить по этому поводу.
- Допрашивай. Только закрой мудака этого. Он уже поля не видит, кого угодно на "перо" посадить может!
- Я пока ничего обещать не могу. Передопросите свидетелей, его поколите. Пока железных доказательств не будет, я греха на душу не возьму.
- Тьфу ты!!!
Костик с силой хлопнул дверью следовательского кабинета и выскочил в коридор прокуратуры.
В вытрезвителе находился один Таничев, пытающийся выжать из себя какую-нибудь умную версию для написания плана по ОПД случившегося накануне убийства. Кроме стандартных мероприятий, ничего в голову не лезло, и Петрович решил немного отвлечься, вспомнив про имеющуюся в сейфе бутылку "Балтики". Идеи после пива рождаются более активно, это надо учитывать.
Костик влетел в кабинет, с порога швырнул газету с делом на свой стол и прорычал:
- Ух, козёл!..
- Что с тобой, душа моя?
- Иголкин Голубева отпускать хочет. Мокрушника того.
- Совсем?
- Не знаю. Может, на подписку, может, совсем. Говорит - идите колите, иначе выпущу.
- Так Голубь вроде в сознанке.
- Был. В отказ пошёл.
- Хм… Почирикать, конечно, можно, но я сомневаюсь, чтобы он признался. Я вообще был удивлен, когда он сразу колонулся.
- Ему, кажется, Белкин наплёл, что мужик жив и показания уже дал.
- А, ну, тогда вопросов нет. Я, конечно, попробую с Голубевым поболтать, я его, стервеца, ещё по первой ходке знаю. Но всё равно, стрёмный подход у Иголкина.
- Чему удивляться?! Три следака на район, с делами завал, зачем ещё одно арестантское дело вешать на себя? Пусть лучше "глухарь". Чёрт, со стажёрами прокурорскими и то общий язык найти можно, но с этим упырём…
- Ладно, кончай ныть. Пойду в КПЗ.
Таничев быстро прикончил "Балтику", кинул в общий и единственный сейф недописанный план и двинулся беседовать с Голубем. Он предпочитал живую работу бумажной муре.
Изолятор временного содержания находился в пяти минутах ходьбы от вытрезвителя, как раз по соседству с дежурной частью РУВД. Раньше оперов спокойно пускали в районную тюрьму для бесед с задержанными, но сейчас, опасаясь всяких проверок, требовали разрешение на беседу, подписанное следователем. Это правило не распространялось разве что на Таничева, ввиду его давних приятельских отношений с начальником тюрьмы.
Поприветствовав всех находящихся в дежурке, Петрович взглянул на список лиц, содержащихся в изоляторе.
- А что, прокурорские вместе сидят?
- Да, сделали, чтобы не путать.
Напротив фамилий Голубева и его сокамерника стояла фамилия Иголкина. Сосед Голубя был задержан за попытку изнасилования.
- С этим-то что? - указал на насильника Таничев.
- Отпустят сегодня на подписку.
- Во сколько?
- Через пару часов.
Голубев был задержан позже насильника, поэтому и выпущен должен быть позже. Часа на три. А может, и вместе, чтобы Иголкину лишний раз не ходить в ИВС.
- Коля, мне бы пошептаться надо вот с этим. - Таничев ткнул не на фамилию Голубева, а в его соседа. - Там свободно, в кабинете?
- Пока никого, только быстро давай. Зайдёт какой-нибудь мудила, без премии останусь.
- Я отоврусь, если что. Да мне и недолго.
- Пошли.
Громыхая ключами, начальник тюрьмы вылез из-за стола и, пройдя небольшой коридор, остановился перед дверью-решеткой, отыскивая нужный ключ в связке.
- Да, Коль… Ты это, не трепли никому.
- Само собой, в первый раз, что ли?
- Ну, давай.
Через минуту Таничев сидел в следственном кабинете в ожидании задержанного. Конвоир ввел паренька лет двадцати, трусливо пожимающего плечами и с опаской поглядывающего на опера. Вероятно, в отделении оперы подкинули сексуалу пару "фиников" перед отправкой в тюрьму.
- Садись, приятель.
Парень быстро исполнил указание.
- Ты, наверное, слышал, что в Крестах делают с насильниками? Очень, знаешь ли, непопулярная статья. Да. Это к слову, а теперь вопрос по существу. На свободу хоца?
- Да, да!
- Тогда, красавчик, слушай внимательно и запоминай. Если выполнишь всё, что я скажу, уйдёшь на подписку. Яволь?
- Яволь.
- Отличненько. Значит так…
Вечером Казанцев вернул взятое утром дело. Иголкин, насупившись, сидел за своей машинкой, но не печатал, а о чём-то сосредоточенно размышлял.
Костик положил дело на стол и, не прощаясь, пошёл к выходу.
- Я, это, погоди… - окликнул его вдогонку Иголкин, - Голубева закрыл.
Казанцев оглянулся:
- Да неужто? Так он же в отказе.
- Я ещё раз дело просмотрел, пожалуй, там действительно хватает улик. Ну, и плюс экспертизы.
- Рад за тебя. А то уж ты совсем, - обрадовался Казанцев. - Давай, надо что будет - звони.
Костик, не догадываясь об истинных причинах столь резкой перемены в действиях следователя, пожал плечами и направился в группу по расследованию убийств, а именно, в родной вытрезвитель. Какая, в принципе, разница, что там у следователя за мысли? Главное - убийца сидит там, где ему и положено сидеть.
Под вечер все собрались на базе. Таничев, написав наконец план, теперь строчил справки в старое дело; Гончаров вызывал по телефону какую-то дальнюю родственницу Николая Филипповича, видимо, не доверяя словам хозяина квартиры; Белкин пил растворимый кофе. Мичуринцы - Лёша и Коля - на сей раз отсутствовали - заканчивали незавершённый вчера поквартальный обход, разыскивая владельцев собак и кошек.
Костик плюхнулся на свой стол, прямо на разложенные бумаги.
- Мужики, Иголкин-то за ум взялся. Голубя закрыл. Интересно, это с ним надолго или так, единичный случай? И не давил на него никто. А вдруг он теперь всех арестовывать будет?
- Таких следаков не бывает, - отозвался Вовчик, прихлебывая "Nescafé". - Как говорится, если встретишь такого - позвони, я приеду.
- Не понятно всё-таки…
Таничев громко чихнул, открывая сейф. У него была лёгкая аллергия на бумажную пыль, а сейф был переполнен делами десятилетней давности, свезёнными со всего района в группу пролетарского гнева.
Белкин, допив кофе, сполоснул чашку водой из банки и выплеснул содержимое в окно.
- Я, кажется, догадываюсь, в чём дело, - затем произнёс он. - В дежурке трёп слышал, когда сводку просматривал. Коля-Тюрьма рассказывал. Он насильника выпускал, которого Иголкин тормознул по "сотке". Иголкин, естественно, тоже там присутствовал. А парень этот с Голубем в одной хате сидел. Ну, и общался, разумеется. Так якобы Голубь в камере заявил, что если выйдет, то первым; кого он посадит на "перо", будет Иголкин. За то, что его по "сотке" задержал. Подкараулю, говорит, в подъезде и пущу ему кровушку. Ну, Иголкин, понятное дело, струхнул и закрыл Голубя от греха подальше. Насильнику ещё обещал пузырь выкатить за информацию.
- Хватит чушь пороть, - недовольно бросил Таничев. - Вот так и рождаются сплетни. Иголкин - нормальный мужик, и нечего тут напраслину возводить. Арестовал - молодец. Всегда бы так. Ап-ч-хи! Чёртова аллергия. Только пивом и спасаюсь.
ГЛАВА 5
Маленькая женщина в чёрной вязаной кофточке. Белый платочек в руках. Но слёз нет. Слёзы будут потом. Сейчас - ужасный сон, не дающий вырваться эмоциям. Шок. Самые тяжёлые мгновения. Разум ещё не до конца осознал, что произошло, а мысли непроизвольно возвращаются в прошлое в поисках хоть какого-то объяснения случившемуся. А глаза видят его только живым.
И для неё он в настоящем времени. Мать.
- Юра очень тихий мальчик. Это наследственное. Отец тоже тихоня. У Юрочки целый комплекс из-за этого. Ещё в детстве травму спины получил, минимум физических нагрузок. Почти не гулял один. Всё время с нами да с братом. Музыку очень любит. Когда магнитофон на шестнадцать лет подарили - неделю не выключал. Но всё время один. Музыка и книги. Поэтому и жизнь он по-книжному воспринимает. Школу хорошо закончил, хотел в мореходку поступать, но куда с его здоровьем. В Петербург поехал, в Корабелку… Я не пойму ничего. Боже мой, так не бывает ведь. Может, это не он? О, что такое я говорю?! Юра. Смотрите, вот он. Это брат рядом. Правда, похожи?
Паша взял протянутую фотографию. Чужие люди. Для него. Он ничего не сказал. Он боялся говорить. И он не хотел говорить.
- А знаете, как он на скрипке играет? В Доме культуры сольный концерт был. Два года назад. Ему дальше надо учиться. Что он на этих кораблях забыл? А отец пускай учится, раз душа лежит. А где он сейчас?
- На Екатерининском, - еле-еле, внезапно севшим голосом выдавил из себя Паша. - В городском морге.
- Я могу его увидеть?
- Да… Наверно.
- Спасибо.
Мать смолкла и как-то бессмысленно посмотрела в окно. Паша, несмотря на необходимость важность скорейшего разговора с матерью, тоже хранил молчание, опасаясь неосторожным словом открыть дорогу материнским эмоциям. Он на секунду представил себя на месте Елены Сергеевны, но тут же отогнал от себя эту мысль. Слишком жуткую и нереальную мысль.
Наконец, решив, что молчание тоже не самый лучший способ поддержать мать, Паша осторожно спросил:
- Вы осмотрели вещи?
Елена Сергеевна, не поворачивая головы, едва заметно кивнула, будто и не расслышала вопроса.
- Что пропало?
- Пропало? Да. Всего лишь пропало…
- Вы поймите, Елена Сергеевна, это ж для розыска.
- Да. Понимаю. У Юрочки немного вещей. Из ценных - часы, подарочные.
- Марку помните?
- Да. "Ракета". С рисунком корабля на циферблате. В чёрном корпусе. Браслетик тоже чёрный, металлический. Кроссовок нет, не фирменных, обычных, бело-синих. Куртки демисезонной, с подкладкой на молнии. Тёмно-коричневой, с капюшоном. Калькулятора - тоже недорогого, "Электроники". Кассет магнитофонных много было - штук двадцать. Всё, кажется. Да, сумка пропала и джемпер серенький с узором. Пропало… Господи.
Паша бегло чиркал ручкой в блокноте, не уточняя деталей.
Паскудство какое-то. Из этой краткой беседы с матерью получалось, что никаких, даже незначительных заморочек у Юры Чернова не было и убили его из-за кучи барахла, общая стоимость которого едва перевалит за пару сотен тысяч "деревянных". Чушь! Даже в видавшем виды криминальном Питере нет ещё дураков, идущих ради такой ничтожной наживы на квалифицированное убийство. Со связыванием, с кляпом в рот.
Хотя, в принципе, какая разница? Убийство есть убийство. А они? Гондоны они…
* * *
Сергей проснулся вполне отдохнувшим. Быстро соскочив с кровати, он сделал пару приседаний, наклонов и засеменил в домашних шлепанцах к ванной. Поплескавшись под холодной водой душа, он фыркая отправился на кухню поставить чайник.
Снятая им квартира была вполне прилична, удобна и, главное, недорога. В других городах, куда он ездил в командировки, если не удавалось пристроиться в гостиницу, ему доставались трёхметровые клетки с раскладушкой и тумбочкой.
А здесь отдельная квартира почти в центре города, с уютной комнатой, длинным коридором и кухней. И никто не мешает назойливыми напоминаниями, что после одиннадцати вечера возвращаться не рекомендуется, приводить компании тем более, а пользоваться плитой и душем можно только в определённое время. Плохо, телевизора нет, но с другой стороны бывает неплохо отдохнуть от ящика.
Выпив взятого из дома кофе, Сергей вернулся в комнату и распаковал одну из коробок. Затем осторожно начал вынимать содержимое.
Это были образцы отделочных материалов из кафеля, глины и камня. Достаточно привлекательные и, как принято говорить, не уступающие мировым стандартам. Сергей разложил на полу плоские плитки, подобрав цветовую гамму по своему вкусу. Затем достал проспекты и сравнил качество фотографий с оригиналом. Разница была незначительна. Очень удачно. Не надо возить тяжеленные плитки с собой.
Это была продукция небольшой красногородской фирмы, где работал Сергей. Фирма прежде всего ориентировалась на производство, хотя и от посредничества не отказывалась. Один из толковых руководителей нашёл недорогой, принципиально новый метод изготовления отделочных материалов и даже наладил небольшое производство. Соответственно, возникла проблема сбыта, которую весьма сложно решить в стране, наводнённой зарубежной продукцией. Реклама в местных газетах - вещь бессмысленная, в крупных центрах - дорогая и, стало быть, невыгодная.
Сергей был торговым агентом или, как принято говорить на Западе, коммивояжёром. Конечно, он не отправился в Питер как к тёще на блины, а предварительно выяснил, какие фирмы и предприятия интересуются подобной продукцией.
Это был его третий вояж, первые два - в Нижний Новгород и Самару - завершились весьма успешно, и его компания получила выгодные заказы. Теперь осваивались дальние рубежи. Вполне возможно, что здесь, в Петербурге, будет несколько сложнее - рынок слишком насыщен. Но определённые перспективы имеются, благодаря невысокой цене товара.
Вместе с тем Сергей должен был заключить контракт на поставку недорогих компьютеров для последующей перепродажи в Красногорске.
Можно было сразу закупить и отправить домой. Деньги в фирме имелись, достаточно было дать факс, чтобы их перевели на счёт найденной им компании. Таким образом, командировка предстояла длительная, а поэтому удачно найденная квартира - это совсем неплохо.
Сергей минут пять посидел над разложенными образцами, несколько раз изменил сочетание красок, после чего убрал плитки назад в коробку.
Коробку же, чтобы не портила вид уютной комнаты, затолкал в громадный старинный шкаф. Туда же отправил свой рюкзак с личным имуществом.
В одной из створок шкафа торчал симпатичный ключик, Сергей повернул его и запер шкаф. Не доверяя мелким карманам своих брюк, из которых его ключи имели привычку выпадать и теряться, он огляделся в поисках более надежного места. Оставлять ключ в шкафу он не хотел, вспомнив кражу из номера в гостинице. Здесь, конечно, не гостиница, но мало ли…
Взгляд остановился на небольшом зеркале в деревянной рамочке. Сергей отодвинул зеркало и обнаружил за ним небольшое углубление, образованное дефектом стены. По сути дела, зеркало и висело здесь для того, чтобы закрыть впадину. Отлично, здесь ключик и полежит.
Спрятав ключ, Сергей побрился, надел свежую рубашку, влез в мучительные ботинки, закрыл двери и вышел на утреннюю улицу.
* * *
"Человек" ждал его в скверике, ограждённом старыми домами с туннелями сводчатых арок. Детская площадка со сломанными качелями пустовала. В жарком воздухе запах разбросанной помойки распространялся по всему дворику, забираясь в самые дальние его уголки. Жидких кустов явно не хватало для выработки кислорода.
Таничев молча протянул руку и присел рядом.
- Петрович, у меня тут неувязочка… Поможешь?
- Смотря с чем. Если ты опустил кого и влетел, то извини.
- Да ну. Мне хватило уже. Так, мелочёвка, в метро залетел по мелкому.
- Бывает.
- Да некстати сейчас. Штраф-то я заплачу. Бумагу на работу не хотелось бы.
- Брось ты. У нас социализм кончился. Теперь ты свободный господин, и никто на твоей работе не собирается тебя воспитывать. Парткомов боле нет. Ну, подумаешь, выпил много.
- Так-то оно так, но сержант, зараза, попался. А мне сейчас бумаги совсем не надо. Жалко место терять. Ты б на всякий случай, а?
- Ладно, сделаю. С дачником виделся?
- Виделся.
- Есть что?
- Сам понимаешь, душу он мне не раскрывал. Больше жалоб на жизнь. Как будто я жалобная книга.
- По делу было?
- Да. На уровне догадок. Трясётся весь. А чего трястись, коли не виноват?
- Так догадки-то о чём?
- На Марата грешит какого-то. Пустил, мол, на свою голову.
- Не заикался, где Марат сейчас?
- Не. А что вы мучаетесь? Дайте по башке или в брюхо пару раз, сразу всё вспомнит. Вон, когда я садился, покруче ребятки были. Пара рёбер - как с куста. А этот-то, дохляк, - только дунь.
- Да он пока вроде как свидетель.
- Так я тоже поначалу свидетелем шёл. Потом уж в подозреваемого превратился.
- Только потому, что тебе рёбра обломали?
- Нет, конечно. Были улики. А что сломали, так я сейчас и не жалею. Я запутался тогда. Молодой, дурной. Да и убивать не хотел. Вот… Не подкинули б мне тогда - в отказе бы стоял, тогда точно никакого помилования не дождался бы.
- А с душой и прочими наворотами?
- Тогда не до того было. Потом-то, конечно, допёр, что подлец я по жизни. Ладно, не трави прошлое…
Оба помолчали немного.
- А для себя я искупил. Не сроком, не отсидкой. На зоне парня из проруби вынул, лёд обломился, когда с работы возвращались. Камнем вниз. Я следом шёл, успел подцепить. Так что, баш на баш. Хотя… лучше б без всего этого.
Таничев прикурил.
- Что на Вишнёвке-то говорят? Про пацана?
- А что говорят? Да ничего не говорят. Как в "Борисе Годунове" - народ безмолвствует. Да сейчас и не удивишь никого "мокрухой". С ума посходили все. Поехала крыша у народа. Поехала…
ГЛАВА 6
Костик прыснул со смеху, зажав пот ладонью. У него была такая манера смеяться над собственными рассказами. А поболтать он любил, особенно на женскую тему.
- А по началу - ха - выставки, концерты, поэзия. Нравится ли вам Виктюк? Кстати, кто это? Не знаете? Ну, чёрт с ним. Я тоже не знаю. А сама всё ближе и ближе. Я, конечно, тоже сложа руки не сижу. А она мне стишки шепчет. Наверно, Виктюка этого. Ну, после шампанского всегда на поэзию тянет, по себе знаю. Ух… Когда совсем жарко от стихов стало, она давай пуговки на блузке расстёгивать, а потом… Ну, чёрт, а! Так кайф обломать! И чего она ко мне в штаны полезла?! Кино, что ли, насмотрелась эротического? Дура. Хвать рукой… а там ствол. Зараза, сполз, пока тискались и стишки читали. Как завизжит. Не ствол - она. "Мамочки, мамочки!!!" Как будто пистолет в руках никогда не держала. Ну, может, и не держала, но орать-то зачем? Пол-общаги сбежалось. "Ах, Константин, ах, Константин! Вы, наверное, не журналист, вы, наверное, бандит!" Я-то ей грузил, что журналистом работаю, по горячим точкам мотаюсь. Самое ведь интересное, что первая начала. У меня, честно говоря, и настроения не было…
- Рассказывай, - смеясь ответил Гончаров. - У тебя никогда настроения нет. Блудный сын Министерства внутренних дел.