До электрички оставалось еще двадцать минут. Платформа была почти пуста. Мужчины дошли до самой дальней и самой темной части платформы и там остановились. Фомин медленно повернулся к горбоносому Али. Он был почти на голову выше своего противника и раза в два шире в плечах. Однако кавказец, несмотря на малый рост и щуплость телосложения, смотрел дерзко и нагло.
- Ну что, Олег, двинешь мне по зубам? - иронично спросил он. - Или у тебя не только с бабами, но и с мужиками не получается?
- Ну все, рожа! - взревел Фомин. - Сейчас я тебя по рельсам размажу!
Он сжал кулаки и бросился на кавказца. Однако тот ловко поднырнул под правый кулак Фомина и сделал всего один - короткий и молниеносный - выпад. Фомин почувствовал, как что-то жаркое кольнуло его в грудь, а вслед за тем кровавая пелена затянула ему глаза.
Когда широкий затылок Олега Ивановича стукнулся об цементную плиту платформы, он был уже мертв.
3
Вдоль полосы железнодорожной насыпи, идущей через лес от славного города Малоярославца, медленно брел пожилой мужчина, одетый в прорезиненный плащ, кепку и сапоги. В руке он нес пустую плетеную корзинку, предназначенную, по всей вероятности, для грибов. Мужчина меланхолично смотрел себе под ноги, словно сбор грибов был для него пустой и, в общем-то, никому не нужной формальностью.
Метрах в пяти от мужчины, шелестя приминаемой травой, пробиралась сквозь кустарник женщина. Голова ее была повязана белой косынкой. В отличие от меланхоличного мужчины, она хищно, как охотник, вглядывалась в траву, выискивая грибы. Несколько шагов они прошли в молчании. Затем женщина громко крикнула:
- Да ты в голой-то траве не смотри! Груздь, он тенечек любит. В тенечке его и искать надо.
- Поучи свою мать блины печь, - сердито отозвался мужчина. - Груздь растет везде, и под деревьями, и на полянке. Главное - увидеть вовремя.
Женщина покачала головой:
- Ладно бы хоть на полянке, так ведь ты только вдоль насыпи и ходишь. Откуда там взяться грибам-то?
- Мать твою… - выругался в сердцах мужчина. - Правильно мне мужики говорили: лучше с чертом на рыбалку, чем с женой по грибы. Всю плешь мне проела. Ты еще к самому пепелищу пройди! Там грибы сразу в жареном виде подают. Можешь заодно и пообедать! - Мужчина усмехнулся собственной шутке.
Однако жена шутку не оценила.
- Дураком ты был, дураком и помрешь! - сердито откликнулась она.
Мужчина не зря упомянул о пепелище. Метрах в пятистах от насыпи проходила граница выжженного леса. Несмотря на затяжные дожди, потушившие пожар, оттуда все еще тянуло гарью.
- Хочешь искать под деревьями - ищи! - крикнул жене мужчина. - А от меня отстань! - Мужчина хотел добавить еще пару крепких слов, но тут на глаза ему попался ряд бурых земляных холмиков, и он поспешно присел рядом с одним из них, на ходу доставая из кармана перочинный нож.
Груздь оказался большим, белым, аккуратным, хоть картину с него пиши; второй был еще красивей, а третий - и того лучше. Вскоре корзинка мужчины заполнилась наполовину.
- Слышь, Маш! - победно окликнул он жену. - Иди, чего покажу!
Однако жена не отозвалась.
- Да ты что, мать, оглохла, что ли? Иди, говорю, сюда!
Жена не отозвалась и на этот раз. Мужчина поднялся на ноги, отряхнул с коленей землю и завертел головой; в этот миг он услышал, как вскрикнула его жена. Не мешкая ни секунды, мужчина бросил корзину с грибами на землю и опрометью помчался в лес, держа нож наизготовку.
Жена стояла за кустом боярышника и смотрела куда-то вниз.
- Что случилось? - выпалил мужчина, пытаясь отдышаться. Он поморщился и положил руку на сердце. - Да что случилось-то? - повторил он, морщась от боли.
Жена медленно повернула голову. Белая косынка на ее голове сбилась набок, но она не замечала этого. Взгляд был полон ужаса. Она с трудом разлепила губы и тихо сказала:
- Там… лежит…
- Где? - не понял мужчина. - Что лежит?
Жена, не глядя, ткнула рукой в сторону куста. Мужчина подошел ближе и близоруко сощурился.
- Господи Исусе! - с ужасом прошептал он, увидев предмет, на который указывала жена.
Тут и впрямь было чему ужаснуться. Под кустом боярышника, нелепо поджав под себя руки, лежало скрюченное обгорелое тело человека.
В кабинете находились двое: следователь городской прокуратуры Александр Семенович Петренко и его непосредственный начальник - заместитель генерального прокурора Иван Ильич Потапов. Начальник недовольно хмурил рыжеватые брови и внимательно смотрел на следователя колючими голубыми глазами. Однако Петренко, казалось, не замечал хмурого взгляда начальника.
- Ну, - сказал Потапов, хмурясь еще сильнее. - Так что там у нас с обгоревшим трупом?
- Точно не скажешь, Иван Ильич, - спокойно ответил следователь. - Однако я склонен считать это несчастным случаем.
Потапов поднял брови:
- Вот как?
- Да-с. - У Петренко была неприятная привычка добавлять к коротким словам это дореволюционное "с", окружающим приходилось с этой неприятной особенностью мириться. - В лесу ведь бушевали пожары. Если бы не дожди, от леса вообще ничего не осталось бы. Видимо, этот человек был грибником или туристом. Заблудился в лесу, надышался дымом, потерял сознание и сгорел. К сожалению, установить личность погибшего не представляется возможным. От него мало что осталось.
- Гм… - Потапов побарабанил по столу пальцами. - И твой вывод?
- Я, Иван Ильич, видите ли, собираюсь вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления.
Потапов кивнул:
- Стало быть, на этом и порешим. Ладно, с пустяками разобрались, перейдем к более важным делам.
И коллеги занялись разбором более важных дел, забыв об обгоревшем неопознанном трупе, как им казалось, навсегда.
4
По пятницам ресторан "Белое солнце пустыни" был переполнен, однако для уважаемых гостей, коими, безусловно, были генерал-майор милиции Абрамов и его заместитель полковник Прохоренко, столик нашелся.
Генерал Абрамов, мужчина солидный, упитанный, краснолицый, только что принял очередные сто грамм и теперь закусывал водку пловом, окуная толстые пальцы прямо в тарелку.
Полковник Прохоренко, худой, желтолицый, смотрел на своего начальника сухо и бесстрастно. Абрамов знал, что в душе у Прохоренко бушует буря, и с удовольствием наблюдал за тем, как усердно Прохоренко пытается скрыть свое негодование под маской напускного безразличия.
Прохоренко сказал нарочито небрежным голосом, тщательно следя за тем, чтобы интонация не выдала его чувств:
- И как вам здешняя еда, Эрик Максимович?
- Да ничего, - пожал широкими плечами генерал Абрамов. - Антураж вот только больно навязчивый. Все эти ковры, чайники, кувшины…
- Восток - дело тонкое, - заметил на это полковник Прохоренко.
- Это точно, - согласился Абрамов, разделавшись с пловом и переходя к баранине под острым соусом.
- Я рад, что здешняя еда пришлась вам по вкусу. - Прохоренко посмотрел на часы. - Ну а мне пора.
- Куда это тебе пора?
- Да нужно еще в магазин заскочить, жена просила.
Генерал усмехнулся:
- Вытащил меня в ресторан, а сам сбегаешь?
- Сбегаю, Эрик Максимович, - смиренно кивнул Прохоренко.
- И беги себе, - согласился Абрамов, которого общество полковника начало утомлять. - Поужинали, попили, дела важные обсудили - чего тебе здесь сидеть?
Полковник Прохоренко полез в карман за бумажником, но генерал остановил его:
- Оставь. Я сам заплачу.
- Но ведь это я вас пригласил, - возразил Прохоренко.
- И спасибо тебе за это. Я нынче в кабаках не частый гость, а когда-то это дело сильно любил.
- И все-таки я настаиваю, - сказал Прохоренко.
Генерал сверкнул глазами:
- Настаивать будешь дома, в постели с женой. А здесь решаю я. Я все-таки твой начальник, так считай это приказом.
- Как скажете, Эрик Максимович.
Абрамов сдвинул брови:
- Не по уставу говоришь, полковник.
- Так точно, товарищ генерал.
- Вот это уже другое дело, - одобрил Абрамов. - Ну, давай, лети к жене. А за это… - Он стукнул пальцем по графину с водкой, - не беспокойся. Графин в надежных руках.
- Никогда в этом не сомневался, - сказал Прохоренко. - Приятного вам аппетита, товарищ генерал.
- До встречи.
Полковник Прохоренко поднялся из-за стола.
Чтобы допить оставшуюся водку и доесть баранину, генералу понадобилось еще полчаса. Все эти полчаса, несмотря на то что водка и баранина резво шли на убыль, с лица генерала не сходило озадаченное выражение. Пару раз он даже досадливо крякнул и слегка пристукнул кулаком по столу. По всему было видно, что Абрамова мучает какая-то неприятная и неотступная мысль.
Когда с водкой было покончено, Абрамов подозвал официанта, расплатился и покинул ресторан.
На улице генерал Абрамов свистнул задремавшему шоферу и затем, усевшись в машину, приказал отвезти себя домой, в квартиру на Тверском бульваре. По дороге с генералом случился приступ желудочных колик, но ближе к дому боль отпустила.
- Что-то вы плохо выглядите, товарищ генерал, - сказал шофер, тревожно вглядываясь в его лицо. - Никогда вас таким не видел.
- Часто, что ли, меня из кабаков домой привозишь? - недовольно поинтересовался Абрамов.
- На моей памяти - пару раз.
- Вот именно. - Абрамов достал из кармана платок и вытер вспотевшее лицо.
Шофер снова вгляделся в лицо шефа и сказал:
- Может, в аптеку сгонять? Эрик Максимович, вы скажите. Мне ведь не трудно.
- Обойдусь, - сухо ответил шоферу Абрамов. - Домой езжай, к семье. Задержал я тебя сегодня. - Желудок вновь дал о себе знать, и генерал поморщился. - Ты уж, брат, прости меня за это.
- Да ладно, чего уж там.
Мягко скрипнули тормоза, и машина остановилась.
- Может, до квартиры вас проводить? - вновь подал голос шофер.
- Да что же это такое? - вскипел Абрамов. - Я что, похож на инвалида? С ума ты меня сведешь своими приставаниями.
- Простите.
Генерал выбрался из машины и с силой захлопнул дверцу. Сделал шоферу знак рукой, чтоб тот ехал, а сам повернулся и зашагал к подъезду.
В лифте Эрик Максимович почувствовал себя плохо, ему даже пришлось закрыть глаза и задержать дыхание, чтобы справиться с накатившей тошнотой. Но когда лифт остановился и Абрамов открыл глаза, с ним снова все было в порядке.
"Вероятно, выпил слишком много", - сказал себе Эрик Максимович. И на этом успокоился.
…Скинув с ног туфли и переобувшись в мягкие домашние тапочки, Эрик Максимович облегченно вздохнул. Конец дневным проблемам и мучениям.
Несмотря на поздний час, Абрамову совершенно не хотелось спать. В квартире, которую большинство его подчиненных называли "шикарными хоромами", было пусто и холодно. И виноваты в этом были не столько оставленные открытыми форточки - Абрамов любил прохладу, - сколько тишина огромных комнат.
Семья Эрика Максимовича в полном составе отбыла на отдых в Испанию. Абрамов должен был поехать с ними, но нашлось неотложное дело, потребовавшее его присутствия в Москве. Он до сих пор не мог забыть холодный, укоризненный взгляд жены, которым она одарила его в аэропорту. Ничего не поделаешь, у нее были все основания так смотреть. Тем более что одно неотложное дело сменилось вторым, второе - третьим, и конца этой утомительной цепочке проблем и забот не было.
Переодевшись в халат, Эрик Максимович включил телевизор, достал из бара стакан, початую бутылку коньяку и уселся в кресло, положил ноги на пуфик. В этой позе он мог сидеть часами. По телевизору показывали концерт, и хотя Абрамов не любил музыку, все же сидеть вот так, перед телевизором, в мягком кресле, со стаканом коньяка в руке, было чертовски приятно.
Эрик Максимович посмотрел на портрет жены, висевший над диваном, отсалютовал ему стаканом и сказал:
- За тебя, моя радость!
Затем сделал большой глоток и блаженно закрыл глаза. Когда утром домработница нашла его в этом кресле мертвым, он сидел в той же самой позе, только пустой стакан валялся на полу.
Глава вторая Начало
1
Полуденное солнце пекло неистово, раскаляя валявшиеся повсюду кирпичи до того, что на них без труда можно было бы изжарить яичницу, приди кому в голову подобная бредовая идея.
Ахмед уныло посмотрел вокруг и вздохнул.
Кирпичи, щебенка, обугленные куски арматуры, покореженные машины - вот во что превратилась иракская земля за какой-нибудь год. Кого в этом винить? Одному Аллаху известно. Так или иначе, все это сделали люди, а они - что по ту сторону передовой, что по эту - все не без греха. А на какую сторону вставать - это каждый должен решить для себя сам.
- Дядя американец, дай конфетку, - попросил у Ахмеда мальчонка, закутанный в какое-то бурое тряпье.
Ахмед достал из кармана карамельку и протянул ребенку.
- Держи, малыш.
- Спасибо, дядя американец! - поблагодарил мальчишка, повернулся и пустился наутек.
Ахмед закурил. Он ждал уже двадцать минут, и ожидание начинало его утомлять. Зевнув, Ахмед поднял с земли листок бумаги, который прибило ветром к его армейскому ботинку. На колышущейся ткани были изображены розовощекие ковбои, поглощающие сок с таким видом, словно это был божественный нектар, дарующий им вечную молодость. Похоже, эти американцы и впрямь верят в то, что когда-нибудь им удастся победить не только старость, но и саму смерть.
Ахмед вздохнул. Что ж, возможно, когда-нибудь так оно и будет. Эти американцы всегда добиваются того, чего хотят. Счастливые, довольные поросята, никогда не знавшие голода и нужды.
- Эй, дружище, Реддвей будет с минуты на минуту. Может, хотите чаю? У нас есть черный и зеленый.
Молоденький солдат смотрел на него с нескрываемым любопытством. Еще один розовощекий американский поросенок, верящий в свое бессмертие.
- Нет, спасибо, - сказал Ахмед.
Паренек ушел, оставив его в палатке одного. Ахмед еще немного поразмышлял о перипетиях судьбы, о том, почему одним судьба преподносит все, а у других забирает последнее; когда ход его мыслей приобрел совсем уж унылую тональность, полог палатки отъехал в сторону, и в образовавшемся просвете появилась огромная фигура Питера Реддвея. Он ввалился в палатку и пожал ладонь Ахмеда так крепко, что тот даже поморщился от боли.
- Рад вас видеть, - искренне сказал полковнику Ахмед.
- Да, я знаю, - невозмутимо ответил ему Реддвей.
Пятидесятишестилетний полковник американской армии Питер Реддвей был одет в маскировочный костюм, который был бы впору и слону. На его лбу и могучей шее поблескивали капли пота. Усадив Ахмеда на стул, он сел сам, вытер лоб платком и недовольно прокомментировал:
- Жарко, как в аду!
- Да уж, это вам не Америка, - не удержался Ахмед.
Реддвей ухмыльнулся, блеснув очками в дорогой оправе:
- Спасибо, приятель, я заметил.
- Мистер Реддвей, вы знаете, на какой риск мне пришлось пойти, чтоб встретиться с вами, - сказал Ахмед.
Реддвей кивнул:
- Да, Ахмед, знаю. Ты можешь быть уверен, твоя самоотверженность не останется незамеченной.
Ахмед недобро усмехнулся:
- Хотелось бы, чтобы она была не только замеченной, но и оплаченной, мистер Реддвей.
- В этом можешь не сомневаться.
Некоторое время Ахмед изучающе вглядывался в лицо полковника, затем кивнул:
- Я верю вам, мистер Реддвей. Думаю, моя информация принесет вам пользу. Иначе получится, что я рисковал зря. А вы сами знаете, насколько опасна моя миссия.
Реддвей усмехнулся: высокопарность Ахмеда забавляла его. Должно быть, этот араб и впрямь считает себя героем. Разведчиком! Тайным агентом! Джеймсом Бондом иракского разлива! Что ж, пусть считает себя кем хочет, главное, чтобы не лез на рожон.
- Ты уверен, что твои боссы не подозревают тебя? - спросил Реддвей.
- Уверен, - кивнул Ахмед. - Вы ведь знаете, я умею играть в такие игры.
Ахмед слегка приосанился. Он был самолюбив, и Реддвей, знавший это, удержался от усмешки и спросил со всей серьезностью, на какую только был способен:
- Что тебе удалось узнать?
- Мои боссы готовят что-то серьезное.
Ахмед замолчал, чтобы Реддвей оценил масштабность сообщения. Реддвей кивнул и нетерпеливо спросил:
- Что именно?
- Операция пройдет в России. В Москве. Ради этого дела боссы создают там террористическую сеть, что-то вроде филиала "Аль-Каиды".
- Подробней.
Ахмед слегка смутился:
- Подробностей я пока не знаю. Операция эта тайная, и меня не включили в число посвященных. Знаю только, что погибнет много людей. Очень много… - Ахмед на мгновение замолчал, затем пристально посмотрел Реддвею в глаза и медленно проговорил: - Больше, чем одиннадцатого сентября в Америке.
Реддвей почувствовал, как намокает одежда у него на спине. Капли пота упали ему на очки. Реддвей снял очки, достал из кармана платок и протер стекла.
- Что ж, Ахмед, у тебя впереди много работы, - сказал он, водрузил очки на широкую переносицу и добавил: - Впрочем, как и у меня. Да и нашим московским коллегам придется попотеть.
2
Открыв дверь квартиры, Пташка Божья увидел на пороге двух мужчин. Одного он знал. Это был Гусь, пропойца, с которым Пташка Божья не раз бухал вместе, но фамилии которого до сих пор не знал - незачем было. Рядом с Гусем стоял невысокий, рыжеволосый мужчина в черной кожаной куртке и с "дипломатом" в руке. У мужчины были недобрые черные глаза и тонкий нос с горбинкой. Пташка Божья перевел взгляд с незнакомца на Гуся и спросил:
- Ну и?
Гусь осклабил в улыбке щербатый рот:
- Вот, Птаха, жильца к тебе привел. Поживет недолго, отстегнет по максимуму. А условие только одно - чтобы ты не трепался.
Пташка Божья вновь оглядел "жильца" с ног до головы. Тот молчал.
- Кто такой? - спросил тогда Пташка.
Гусь ощерился еще больше и сказал:
- Это Али. Он нездешний.
- Вижу, что нездешний. А чем он занимается?
- Бизнесмен он. Только регистрацию пока не сделал, поэтому ментов опасается.
- Гм… - сказал Пташка Божья.
- Твою мать, Птаха! - гаркнул на него Гусь, мучимый похмельем. - Может, в квартиру впустишь, а?! Чё мы тут стоим, отсвечиваем?
"И то верно, чего это я их на пороге держу", - подумал Пташка Божья и отошел в сторону, впуская гостей в прихожую.
Закрыв за собой дверь, Гусь мгновенно перешел к делу.
- Ну так что? - прямо спросил он Пташку Божью. - Берешь жильца или нет? Решай сразу, или я его к Гоше-инвалиду отведу. Тот мне за такого жильца не один пузырь поставит.
Пташка Божья повернулся к незнакомцу, вежливо улыбнулся и спросил:
- Сколько будете платить?
- А сколько нужно? - спросил горбоносый сипловатым, словно бы простуженным, голосом.
- Гм… Так это смотря по тому, на какой срок осесть думаете.
- Пока на три дня, а там видно будет, - сказал горбоносый.
- Если на три, то… - Пташка Божья поднял голову и задумчиво поскреб пальцами небритую шею. - То это никак не меньше пятидесяти долларов. В рублевом эквиваленте по курсу Центробанка. Устроит вас такая цена?
Гусь захлопал глазами: