- Ну ты даешь, Птах! Ты сам-то хоть понял, чё сказал?
- Я понял, - сказал вместо Пташки горбоносый незнакомец по имени Али. - И я готов заплатить.
Он поставил "дипломат" на пол, достал из кармана бумажник, отсчитал несколько купюр и протянул их Пташке Божьей:
- Вот. Здесь даже немного больше.
Пташка Божья задумчиво посмотрел на протянутые деньги, затем аккуратно, как бы нехотя, взял их, быстро пересчитал и спрятал в карман старой "олимпийки". Затем сделал широкий жест рукой и сказал:
- Милости прошу в мое скромное бунгало. Ваша комната - по коридорчику и направо. Замка на двери нет - уж не обессудьте, но входить без стука не имею привычки.
Горбоносый кивнул, тщательно вытер ноги о коврик, поднял с пола "дипломат" и двинулся по узкому коридорчику в указанном направлении. Когда он скрылся в комнате, Пташка Божья повернулся к Гусю и спросил:
- Ты где его подцепил, мудень?
- Где-где, в Караганде. На вокзале, естественно! Только ты имей в виду, я отсюда без полушки не выйду. Я к тебе бесплатным рекламным агентом не нанимался.
- Будет тебе полушка, - успокоил Гуся Пташка Божья. - Только у меня сейчас нет.
- Так деньгами дай! Покупать я и сам умею.
Пташка Божья достал из кармана пачку денег, вынул из нее сотенную бумажку и протянул Гусю:
- Держи, вымогатель.
Бумажка в мгновение ока перекочевала к Гусю в карман.
- Премного благодарен, - сказал Гусь. - Ну, тады я пойду?
- Валяй, - разрешил Пташка.
Гусь повернулся и, проворно шевеля ногами, вышел из квартиры.
- В магазин побежал, пьяница, - сказал себе Пташка Божья. Вновь поскреб небритую шею и задумчиво добавил: - Однако сто грамм и мне не помешают.
Едва он об этом подумал, как гость вышел из своей комнаты - уже без куртки, но все еще в туфлях. Он протянул Пташке пакет и сказал:
- Старик, здесь коньяк, сыр, мясо и другая еда. Положи еду в холодильник, а я пока схожу в душ.
- Сделаю все, как надо, - кивнул Пташка Божья, принимая пакет. - Ого, тяжелый! У меня где-то лимончик завалялся. Если хотите, могу порезать. К коньячку - самое то!
Горбоносый Али презрительно наморщил нос:
- У тебя тарелки-то хоть чистые найдутся?
- Обижа-аешь, друг, - с усмешкой протянул Пташка. - Ты ведь не в ночлежке, а в приличной фатере. Мой клоповник трех звезд стоит.
Али улыбнулся:
- Ладно, старик. Тогда порежь еду и разложи ее по тарелкам. Помоюсь и выпью с тобой за знакомство.
- Вот это дело! - одобрил Пташка Божья.
Когда Али вышел из душа, мясо, сыр и лимон были аккуратно нарезаны и красиво разложены по тарелкам. Бутылку Пташка Божья поставил в центр стола - очень уж она была красива, приземистая, матовая, с длинным узким горлышком, - любо-дорого посмотреть.
Али окинул взглядом стол и удовлетворенно кивнул:
- Молодец, старик. Сделал все, как надо.
- А как же, - с подобострастной улыбкой ответил Пташка Божья, предлагая гостю стул. - Как говаривал Антон Палыч Чехов, в приличном доме все должно быть прилично: и жильцы, и стол.
Али сел на стул и взял со стола бутылку. Отвинтил крышечку, глянул на стол и нахмурился:
- А стаканы забыл, старик?
- Ох ты, черт! - хлопнул по колену Пташка Божья. - Мигом исправлю!
Через несколько секунд стаканы были на столе, и Али наполнил их ароматным золотистым коньяком.
- Давай по первой. Как там у вас говорится… чтоб не в последний раз, так?
Не дожидаясь ответа, Али залпом опрокинул коньяк в глотку.
- Точно. Дай Бог, не последняя! - кивнул Пташка Божья и поспешно последовал его примеру. Поставив опустевший стакан на стол, он закусил мясом и спросил своего жильца: - Сам-то ты откуда будешь?
- Я-то? - Али прищурил черные, насмешливые глаза. - Из Новороссийска. Бывал там когда-нибудь?
- Не-а. Но много слышал. Там у вас вроде море недалеко?
- Недалеко, - согласился Али. Он снова наполнил стаканы, на этот раз доверху, и зябко передернул волосатыми плечами. - Что-то нехорошо мне, старик. Знобит. Сквозняк тут у тебя, что ли?
- Есть немного, - согласился Пташка Божья и тут же заботливо поинтересовался: - А ты, часом, не простыл? С дороги-то всякое бывает.
- Да, - кивнул горбоносый Али. - Простыл. Наверное, простыл. Давай за дружбу народов.
Он поднес стакан к губам и пил, не отрываясь, пока стакан не опустел. И тут же наполнил его снова.
- Так пьешь, будто за тобой гонятся, - с укором сказал Пташка Божья.
Али стрельнул на старика черными глазами и сипло сказал:
- Простыл я. А это… - он кивнул подбородком на стакан, - мое лекарство. Понял?
- Понял, как не понять.
- Тогда твое здоровье. - И странный гость снова присосался к стакану с коньяком.
Бутылка опустела очень быстро. Допив остатки коньяка, гость посмотрел на Пташку Божью из-под нахмуренных рыжеватых бровей и сказал:
- Есть что выпить?
- Так это… - Пташка Божья хотел было соврать и сказать "нет", но черные глаза гостя смотрели так пристально и пронзительно, что он, к своему собственному изумлению, сказал правду: - Было вроде где-то. Сейчас посмотрю.
Пташке Божьей не осталось ничего другого, как достать из холодильника заначку - литровую бутылку мутной желтоватой самогонки.
После первого же стакана глаза гостя подернулись пеленой.
- Ну что, старик, - сказал он, еле шевеля языком, - страшно тебе на свете-то жить?
Пташка Божья пожал плечами:
- Да нет. А чего мне страшиться?
- А взрывы? Террористы, говорят, совсем обнаглели. Что ни день, то взрыв.
- Это точно, - согласился Пташка Божья. - Но, слава Богу, я черножопым не нужен. Сам посуди, зачем меня взрывать?
- Черножопым, говоришь?
- Ой, извини. Я хотел сказать…
- Знаю, - прервал его Али. - Знаю, что ты хотел сказать, старик. Только взрывают не только черножопые. - Он криво ухмыльнулся и поднял волосатый палец. - Скоро тут у вас все затрясется, заволнуется, понял? Вся Москва! И не черножопые будут трясти, а свои… такие же, как ты, старик. Братья, мать их, славяне! Давай-ка за них и выпьем… за братьев славян!
Али потянулся за самогонкой, но рука его соскользнула с бутылки.
- А, шайтан! - выругался он и тряхнул хмельной головой. - Давай ты, старик… Я что-то устал…
Пташка Божья разлил самогонку по стаканам, и они снова выпили.
- Так, говоришь, русские будут русских взрывать? - с сомнением в голосе спросил Пташка Божья, закусив самогонку сыром. - Разве такое возможно?
Али пьяно кивнул:
- Возможно, старик.
- И зачем же, к примеру, им друг друга взрывать?
- Зачем, зачем… Зачем ты меня к себе жить пустил? Вот затем и они. - Али прищурил мутные черные глаза, вытянул руку и потер пальцем о палец. - Деньги, старик… Деньги решают все. Мани! Долларс! Понял?
- Да разве ж им кто-нибудь за это заплатит? - прикинулся дурачком Пташка Божья.
- Найдутся люди, - глухо отозвался Али.
- Тоже русские?
Горбоносый с хрустом сжал пальцы в кулак. На губах у него зазмеилась усмешка.
- Ха! - хрипло выдохнул он. - Русские… Откуда у вас, русских, деньги? Ты вон всю жизнь вкалывал, а есть у тебя деньги? Нету! Кроме сраной бутылки самогону, никакой собственности не нажил.
- Почему же сраной? - обиделся Пташка Божья. - Хорошая самогонка. Я ее у Просвирихи брал. Да она чище водки!
- Ты прав, - кивнул Али. - Самогонка хорошая. Извини, старик, я не хотел тебя обидеть. Ты хороший человек. Давай выпьем за тебя.
На этот раз гость не смог допить стакан до дна, а принялся икать, и икал до тех пор, пока не сжевал разом три дольки лимона, вложенные ему в руку стариком. Прожевав лимон, Али сморщился и тягуче сплюнул в тарелку с остатками мяса.
- В мясо-то зачем? - негромко сказал Пташка Божья и хотел убрать тарелку, однако горбоносый схватил ее и придвинул к себе:
- Не трожь! - Он снова сплюнул в тарелку и посмотрел на Пташку Божью. Али был так пьян, что не мог сфокусировать взгляд. Голова у него слегка подергивалась, однако на стуле он сидел прямо.
- Слышь, Али, - негромко и дружелюбно окликнул его Пташка Божья, - а где хоть взорвут-то? Ты скажи, чтоб я в тот район не совался. Умирать-то кому охота?
- Не знаю, старик, - произнес Али заплетающимся языком. - Знал бы - сказал… Нравишься ты мне, хоть и дурак. Не обижайся, старик… Лучше выпей еще… за мое здоровье.
- Это можно, - кивнул Пташка Божья. - Тебе-то, что ли, освежить?
- Чего? - не понял Али.
- Я говорю, долить самогонки? Ты сейчас на полдороге к счастью. Но нужно слегка догнаться.
Али тряхнул головой:
- Н-не надо, старик… у меня… свой догон. - Он полез в карман брюк, вынул картонную коробочку и шлепнул ею об стол. - Вот!
Он вытряхнул из картонки серебристую упаковку, выдавил пару таблеток пальцем и закинул их себе в рот, проглотил, судорожно дернув кадыком, и закрыл глаза.
Вскоре губы Али растянулись в блаженную улыбку. Он открыл глаза, посмотрел на Пташку Божью и сказал слабым голосом:
- Возьми… угощаю…
Он показал глазами на пакетик с таблетками. Пташка Божья сморщился и покачал головой:
- Нет, паря, извини, но меня от этого вашего зелья с души воротит. Я, чтоб ты знал, принадлежу к поколению табака и алкоголя. И предпочитаю наркотической ломке простое человеческое похмелье.
- Как хочешь… - вымолвил Али, снова закрыл глаза, посидел так немного, потом качнулся вперед и упал щекой прямо в тарелку с остатками мяса.
- Тьфу ты, мать твою, чухна кавказская, - выругался Пташка Божья. - Совсем пить не умеет. А с виду такой крепкий. Ладно, паря, хочешь спать - спи, насильно поить не буду.
Пташка налил себе самогонки, выдохнул через плечо, залпом осушил стакан и, крякнув, занюхал сыром.
- Ну вот, - сказал он, жуя сыр и поглядывая на спящего жильца. - А ты говоришь - таблетки. Вон тебя как с таблеток-то твоих сморило. А самогонка силы из человека не сосет, она ему сил прибавляет.
Али хрипло вздохнул и пробормотал что-то сквозь сон. Пташка навострил уши. Побормотав несколько секунд, Али снова замолчал. Пташка еще немного послушал, но, кроме легкого храпа, перемежаемого носовым свистом, ничего не услышал.
- А ведь я с тебя, милок, свой барыш еще поимею, - задумчиво проговорил Пташка, поглядывая на спящего гостя. - Бог даст, побольше, чем твоя полусотенная. Если ты, конечно, правду мне говорил.
Пташка Божья повертел в руках стакан, продолжая раздумывать. Потом покачал головой и сказал сам себе:
- Нет, не похоже, чтобы врал. Парень подозрительный: явный чечен, хоть и рыжий. Лопни моя селезенка, если он не террорист. - Пташка снова посмотрел на спящего Али - вид у того был совершенно непрезентабельный. - Ну, или хотя бы из сочувствующих им, - смягчил формулировку Пташка. - Но если хоть десятая часть из того, что ты говорил, правда, то я просто обязан спасти Москву! В конце концов, это мой этот… как его… гражданский долг!
Воодушевленный этой светлой мыслью, Пташка Божья плеснул себе в стакан самогонки и, перекрестившись, выпил.
- Ну вот, - сказал он затем, - а теперь я выполню свой гражданский долг.
Пташка встал из-за стола, но в этот момент ноги его ослабли, и он, нелепо взмахнув руками, рухнул на пол как подкошенный.
3
Проснувшись спустя час, Пташка тяжело поднялся на ноги. Несколько секунд он в изумлении смотрел на спящего Али, пытаясь припомнить, что это за парень и как он сюда попал. Память возвращалась неохотно. Тогда Пташка Божья взял со стола бутыль, вылил в рот остатки самогона, занюхал горбушкой хлеба и снова посмотрел на Али. В голове его раздался щелчок - он все вспомнил. Стараясь не скрипеть половицами, Пташка на цыпочках выбрался из кухни и прошел в прихожую. Там он, опасливо косясь на дверь кухни, снял трубку телефона и набрал номер своего старого знакомого- генерала Грязнова.
- Слушаю! - грозно сказал Грязнов.
Пташка Божья поежился.
- Алло, Вячеслав Иваныч?
- Он самый.
- Вячеслав Иваныч, это Пташка Божья!
- Что? Какая к черту пта… Ах, Пташка. Ну, здравствуй, Пташка. Чего звонишь?
- Соскучился. Голос ваш давно не слышал.
- Теперь услышал?
- Да.
- Ну, прощай.
- Подождите! - Пташка Божья осекся, испуганно покосился на дверь и повторил, понизив голос почти до шепота: - Подождите, Вячеслав Иваныч. Вы ведь знаете, я попусту вас никогда не тревожу. Раз звоню, значит, есть повод.
- Продолжай.
- Нам бы встретиться. Лично.
- Что, трубы горят? Хочешь пивка на халяву попить?
- Вячеслав Иваныч, как вам не стыдно? Речь идет не о моем материальном благополучии, а о жизни десятков… нет, сотен людей! Неужели вы так равнодушны к чужой беде?
- Ладно, демагог. Где ты хочешь встретиться?
- В "Бочке".
- Ближний свет! А почему именно в "Бочке"?
- А там пиво дешевле.
- Что-о?
- Гражданин начальник, я ведь о вашем кармане забочусь. Мой карман пуст и дыряв, и забота ему не нужна. Да и место тихое, никто нам там не помешает.
Грязнов помолчал, потом сказал:
- "Бочка" отменяется. Встретимся на явочной квартире.
- Но Вячеслав Иванович…
- Обсуждению не подлежит. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя с ментом. Если тебе потом отрежут уши, я никогда себе этого не прощу.
- Ох и любите вы нагнетать! - вздохнул Пташка Божья. - Воля ваша. Диктуйте адрес.
- Адрес ты знаешь. Серый дом на улице Удальцова. Будешь там через час. Успеешь добраться?
- Попробую.
- Ну, бывай.
Честно говоря, конура была так себе, даром что явочная квартира. Мебель старая, "совдеповская": два убитых кресла, такой же диван, сервант с допотопными мраморными слониками, скрипучая тахта. На стене - репродукция "Трех богатырей" Васнецова, до того выцветшая, что от Алеши Поповича остались только шлем да дико вытаращенный глаз, а все остальное было окутано дымкой.
- Я смотрю, здесь ничего не изменилось, - сказал Пташка Божья, с усмешкой оглядывая комнату. - Мило и со вкусом. Как, бишь, это называется?.. Минимализм?
- О своих эстетических пристрастиях ты мне потом расскажешь, - строго осадил его Грязнов. - А теперь давай о деле.
- Как скажете.
Пташка развалился в кресле и закинул ногу на ногу. Несмотря на то что квартирка была ветхая, здесь он себя чувствовал важной персоной.
- Сигаретку позволите?
- Бери.
Пташка вытянул из пачки "Мальборо" сигарету, поднес ее к носу, понюхал, сладко жмуря глаза, и только потом закурил.
- В общем, так, - начал, вальяжно пуская дым. - Сижу я, значит, у себя дома, думаю о жизни, ковыряю в носу, как вдруг - звонок. Открываю - Гусь. Это один пропойца с Казанского вокзала. А рядом с ним - незнакомец…
Пташка Божья подробно рассказал Грязнову о своем новом жильце и о речах, которые тот вел. Не забыл ни про то, что скоро в Москве все "затрясется и заволнуется", ни про "братьев-славян", которые по приказу "чернозадых" эти "волнения-потрясения" устроят. А вдобавок сообщил:
- Когда Али колес своих наглотался, то бредить стал. Вроде как бубнить сквозь сон.
- И что он говорил? - спросил Грязнов.
Пташка Божья сделал скорбное лицо и вздохнул:
- Там много не по-русски было. Но кое-что я разобрал. Что-то насчет подкопа под Москвой.
- Подкоп под Москвой? - Грязнов недоверчиво вгляделся в лицо Пташки и сказал: - Под рекой, что ли?
Пташка помотал головой:
- Этого я не знаю. Но про какой-то подкоп он бубнил точно.
Грязнов задумчиво наморщил лоб:
- Бред какой-то.
- Ну вот, - обиженно поджал губы Пташка, - не для того я вам все это сообщал, чтобы оскорбления услышать, гражданин начальник. Я человек маленький, и обидеть меня легко, но если я обижусь по-настоящему, то уже никогда…
- Ладно, ладно, не ворчи, - оборвал его причитания Грязнов. - Что сообщил - молодец. Объявляю тебе благодарность от лица МВД.
Пташка Божья улыбнулся:
- Благодарность - вещь хорошая, товарищ генерал, а как насчет гонорара? Я, конечно, патриот и страну свою люблю, но задарма работать не привык. Любой труд на благо страны должен достойно оплачиваться, так ведь?
- Так. - Вячеслав Иванович достал из кармана конверт и протянул его Пташке. - Вот, возьми.
Пташка взял конверт и с полным достоинства видом, не глядя, запихнул его в карман. Потом все-таки не выдержал и уточнил:
- Много там?
- Обижен не будешь, - заверил его генерал Грязнов. - Если информация насчет готовящейся операции и о подкопе подтвердится, получишь премиальные. Идет?
- Заметано!
- Живешь там же?
- Угу.
- Жильцу своему о пьяном разговоре не напоминай. Про "волнения и потрясения" не заикайся. Мы сами с ним разберемся. Все понял?
- Так точно.
- Ну бывай.
4
Австрия, Вена. Помещение ОПЕК. За несколько дней до сообщения Пташки Божьей.
Халид аль-Адель выглядел весьма солидно, а со своими собеседниками держался снисходительно и вальяжно, как и подобает арабскому миллиардеру, ведущему переговоры с европейцами. Миллиардеру на вид было не больше сорока пяти лет, а благодаря прекрасному телосложению европейский костюм сидел на нем гораздо лучше, чем на двух его собеседниках.
Альхаров и Копылов ждали от него ответа, их лица застыли в немом напряжении, однако аль-Адель не торопился. Он лениво отхлебнул из пиалы чаю, поставил ее на стол, промокнул губы мягкой салфеткой и сказал:
- Господин Копылов, скажу вам прямо: мне ваша идея кажется интересной. Да вы и сами это понимаете: ведь, пока вы говорили, я не перебил вас ни разу. Предлагаемая вами схема, безусловно, заслуживает внимания. Но она нуждается в большой… э-э… доработке.
- Вас что-то смущает в ней? - спросил Эраст Абдурахманович Копылов.
- Да, Халид, - поддержал Копылова Альхаров, - если вам что-то не нравится, скажите прямо. Мы не первый год с вами знакомы. Раньше вам достаточно было моего честного слова.
Халид аль-Адель вежливо склонил голову и ответил:
- Вы правы, Владлен. Но я, кажется, ничем не выразил своего недоверия. Я и сейчас доверяю вашему слову.
- Тогда в чем дело?
- Дело в том, что я не из тех людей, кто подает милостыню. А вы, - он обвел взглядом сидящих перед ним мужчин и улыбнулся, - вы не из тех, кто ее берет.
Альхаров нахмурился:
- Что это значит, Халид?
- Я знаю, какую выгоду вы получите от нашей сделки. И прекрасно знаю, господин Копылов, насколько вы сейчас нуждаетесь в деньгах. Ваш банк "Омега" находится на грани банкротства.
- Я ничего от вас не скрываю, уважаемый аль-Адель, - обиженно сказал Копылов. - Я пришел к вам с чистыми помыслами и чистыми руками. А что касается моего бизнеса… мне нечего добавить к тому, что я уже рассказал.