"Доверенное лицо" - роман Грэма Грина в жанре политического детектива с элементами психологического детектива (автор постоянно описывает душевное состояние героя, и многие повороты сюжета обусловлены душевным потрясением героя). Писатель написал роман за шесть недель в арендованной квартире на Блумсбери, где он старался абстрагироваться.
В одной из стран Европы идёт жестокая гражданская война. Вопрос победы во многом зависит от того, какая из сторон сможет обеспечить себя углём на зиму. Для решения этого жизненно важного вопроса в Лондон направлен Д. Бывший преподаватель литературы, ныне он - последняя надежда его измученной родины на скорое окончание войны.
Содержание:
-
Часть первая - Человек, за которым охотились 1
-
Часть вторая - Охотник 25
-
Часть третья - Последний выстрел 33
-
Часть четвертая - Конец 39
-
Комментарии 44
-
-
Примечания 45
Грем Грин
Доверенное лицо
Часть первая
Человек, за которым охотились
I
Чайки парили над Дувром . Они выплывали, как хлопья тумана, и разворачивались к невидимому городу. К их крикам присоединилась пароходная сирена, другие пароходы откликнулись, и вот уже заголосили все суда на рейде. Чью смерть они оплакивали? Пароход шел на малой скорости сквозь горечь осеннего вечера. Он напоминал Д. катафалк, который шофер медленно и бережно ведет к "саду вечного покоя", стараясь не растрясти гроб, как будто покойник стал бы возражать против пары-другой толчков; а над гробом пронзительно завывают истеричные плакальщицы.
Бар для пассажиров третьего класса был битком набит - команда регбистов возвращалась домой, парни в полосатых галстуках затеяли шумную возню у стойки. Д. не мог разобрать, что они кричат, - возможно, это был спортивный жаргон или какой-то местный диалект. Потребуется немного времени, чтобы английский полностью восстановился в памяти. Когда-то он владел им свободно, теперь помнил больше книжный язык, чем живую речь. Человек средних лет, с густыми усами и шрамом на подбородке, с нахмуренным лбом, придававшим лицу выражение глубокой озабоченности, он старался держаться подальше от людей. Но в баре было слишком тесно: чей-то локоть угодил ему в ребро, кто-то дыхнул в лицо пивом. Эти люди изумляли его. Глядя на их окутанную табачным дымом дружную компанию, никто бы не сказал, что идет война. А война шла, и не только в стране, откуда он прибыл, но и здесь, в полумиле от дуврского мола. Он нес войну с собой. Где был Д., там шла война. И он не мог понять, как люди этого не замечают.
- Пасуй сюда, сюда пасуй! - заорал бармену один игрок, но кто-то перехватил его кружку с пивом и крикнул: - Офсайд!
- Вбрасывание! - завопила вся ватага.
- Позвольте, позвольте, - сказал Д., выбираясь из бара.
Он поднял воротник макинтоша и вышел на холодную туманную палубу. Чайки, скорбно крича, неслись над его головой к Дувру. Опустив голову, он принялся расхаживать взад-вперед вдоль поручней, чтобы не замерзнуть. Под ногами он видел не палубу, а поле битвы - зигзаги фронтов, пунктир окопов, клинья прорывов и трупы, трупы… Бомбардировщики, казалось, вылетали из переносицы Д., горы сотрясались от взрывов артиллерийских снарядов. Он не чувствовал себя в безопасности, прогуливаясь по палубе английского парохода, так буднично скользившего к Дувру. Постоянное ощущение опасности стало частью его бытия. Опасность не сбросишь, как пальто, страх въедается в кожу. С ним и умираешь, только тлен освобождает от страха. Доверять можно лишь себе. У одного его друга нашли под рубашкой церковную медаль. Другой, как выяснилось, состоял в организации не с нашей комбинацией букв в аббревиатуре названия.
Он ходил туда и обратно по холодной открытой палубе третьего класса, до кормы и назад - до деревянных воротец с табличкой: "Только для пассажиров первого класса". Когда-то напоминание о классовых различиях выглядело оскорбительным, теперь, когда появилось столько подклассов и прослоек, само деление уже потеряло всякий смысл. Он взглянул на палубу первого класса - там, на холодном ветру, стоял, как и он, в одиночестве, пассажир с поднятым воротником. Держась за поручни, он смотрел в сторону Дувра.
Д. зашагал обратно к корме. И снова, в такт его походке, один за другим взлетали бомбардировщики. Никому, кроме себя, нельзя верить, а порой и не знаешь, можно ли доверять самому себе. Шефы тебе не верили, как и тому твоему другу с церковной медалью. Тогда они оказались правы, а кто может гарантировать, что они не ошибаются в тебе? Ты сам? Но ты сторона заинтересованная, а идеология - дело сложное, ересь заползает в душу незаметно… Он допускал, что за ним и сейчас следят, - что ж, их тоже можно понять, в конце концов есть кое-какие аспекты экономического материализма, с которыми он, если покопаться в душе, не согласен. Ну, а за соглядатаем тоже приглядывают? Он представил себе бесконечную цепочку недоверия и на миг ему стало страшно. Во внутреннем кармане, который оттопыривался на груди, лежали его так называемые удостоверения, но удостоверять в наше время не значит доверять.
Он медленно пошел назад, словно невидимая цепь не пустила его дальше. Сквозь туман донесся молодой женский голос, резкий и отчетливый: "А я хочу еще одну! Я все равно выпью еще одну!" Раздался звон - там били рюмки. Кто-то плакал за спасательной шлюпкой - как странно все нынче в этом мире… Он осторожно обогнул корму и увидел ребенка, забившегося в угол. Д. остановился. Он не понимал, что происходит, - словно перед ним лежала неразборчивая рукопись, не поддающаяся расшифровке. Интересно, мелькнула мысль, сумеет ли он когда-нибудь снова понимать чужие чувства? Он обратился к ребенку положенным в таких случаях участливым тоном:
- Что случилось?
- Головой ударился.
- Ты здесь один?
- Папа меня сюда поставил.
- За то, что ты ударился головой?
- Он сказал, не надо было шалить.
Ребенок перестал плакать, он закашлялся - туман попал ему в горло. Темные глазенки глядели из укрытия между лодкой и фальшбортом, прося о заступничестве. Д. повернулся и снова зашагал. Он подумал, что заговаривать с ребенком не следовало - за ним наверняка наблюдали отец или мать. Он подошел к табличке "Только для пассажиров первого класса" и заглянул поверх воротец. Тот, другой, приближался сквозь туман, - его цепь была длиннее. Д. увидел сперва тщательно отутюженные брюки, затем меховой воротник и, наконец, лицо. Они вглядывались друг в друга поверх барьера. От удивления оба не знали, что сказать. Кроме того, они никогда друг с другом не разговаривали. Названия их партий начинались с разных букв - их разделяли и эти буквы и великое множество смертей. Давным-давно они встретились на вернисаже, однажды на вокзале и еще как-то раз в аэропорту. Д. не мог даже вспомнить его имени.
Тот отвернулся первым. В зимнем пальто, тощий как корешок сельдерея, высокий, нервный и подвижный, он быстро удалялся на прямых и твердых, как ходули, но достаточно упругих ногах. Вид у него был решительный и целеустремленный. Д. подумал: "Наверное попробует ограбить меня, а то и постарается организовать убийство. У него-то наверняка побольше помощников, денег и друзей. Отправится со своими рекомендательными письмами к пэрам и министрам - он и сам-то, помнится, носил какой-то титул до провозглашения республики, не то граф, не то маркиз". Какое невезенье, что оба они оказались на одном пароходе, да еще заметили друг друга, два тайных агента, выполняющих, быть может, похожие задания.
Снова взвыла пароходная сирена, и вдруг из тумана, словно лица из окон, выглянули другие суда, засверкали огни, вырисовался нос волнолома. Их пароход медленно, сквозь скопление судов, прокладывал себе путь к причалу. Машины сбавили скорость и вскоре застопорились. Д… услышал, как вода плещет о борт - шлеп, шлеп, шлеп. Очевидно, подваливали боком. Кто-то невидимый выкрикнул что-то будто из самого моря. Судно еще подалось бортом, и они причалили - просто и буднично. Поток ринувшихся к выходу пассажиров с чемоданами был остановлен матросами. Словно вознамерившись разобрать пароход на куски, матросы убрали часть перил. И тогда все пассажиры с чемоданами, обклеенными ярлыками швейцарских отелей и пансионатов Биарица, ринулись к трапу. Д. пропустил толпу мимо себя. Весь его багаж состоял из кожаного портфеля, в котором лежали гребешок, зубная щетка и другие мелочи. Пижаму Д. носить отвык - да и что в ней проку, если два-три раза в ночь тебя будит грохот бомбежки и надо бежать в подвал.
Поток пассажиров перед паспортным контролем разделился на два: в одном иностранцы, в другом - британские подданные. Иностранцев было немного; в нескольких шагах от Д. стоял, зябко дрожа в своей шубе, высокий пассажир первого класса. Бледный и изящный, он смотрел с отвращением на распахнутые двери контрольно-пропускного пункта, разместившегося здесь же, на причале, в открытом всем ветрам ангаре. Но Л. быстро, словно сквозняком, пронесло через контроль.
Одного беглого взгляда на его документы оказалось достаточно - таких легко опознают, как предмет антиквариата. Музейный экземпляр, - беззлобно подумал Д. Все они по ту сторону фронта казались ему музейными экспонатами - жизнь их проходила в больших холодных особняках, похожих на городские художественные галереи с унылыми полотнами старых мастеров и инкрустированными шкафами Буля в коридорах.
Д. добрался, наконец, до стойки паспортного контроля. Отменно любезный человек с золотистыми усами спросил:
- Вы полагаете - это ваша фотография?
- Конечно, - ответил Д. Он посмотрел на снимок. Давно ему не доводилось заглядывать в собственный паспорт - годы наверное. Он увидел лицо незнакомца, человека более молодого и явно более счастливого, чем он, - незнакомец улыбался в объектив.
- Это старый снимок, - сказал Д.
Должно быть, он снимался до тюрьмы и до того, как убили его жену, и до воздушного налета двадцать третьего декабря, когда он отсидел пятьдесят шесть часов в подвале под обломками дома. Но все это вряд ли можно было объяснить офицеру паспортного контроля.
- Ну что значит старый?
- Приблизительно двухлетней давности.
- Но вы сейчас совершенно седой.
- Разве?
- Будьте добры, отойдите в сторону. Дайте другим пройти.
Чиновник был вежлив и нетороплив - это была Англия. Там, на родине вызвали бы солдат, немедленно заподозрили бы в нем шпиона, допрашивали бы громко, возбужденно и долго. Рядом с Д. вырос детектив.
- К сожалению, вынужден задержать вас. Не пройдете ли вот сюда на минутку?
Он отворил дверь в какую-то комнату. Д. вошел. Стол, два стула, застекленная фотография на стене - король Эдуард VII на церемонии присвоения скоростному поезду названия "Александра". Сообразно чрезвычайному событию над высокими белыми воротничками - улыбающиеся лица, машинист в котелке.
- Вы уж извините, - сказал детектив, - паспорт в полном порядке, да вот фото… Вы сами взгляните.
Д. подошел к стене и приблизил лицо к застекленной фотографии - это была единственная вещь в кабинете, способная заменить зеркало, - труба паровоза и борода короля Эдуарда изрядно искажали отражение, но пришлось признать, что у детектива были серьезные основания для сомнении - он действительно выглядел теперь иначе.
- Мне, признаться, и в голову не приходило, что я так сильно изменился.
Детектив пристально в него вглядывался. Теперь Д. вспомнил - он фотографировался всего три года назад. Ему было тогда сорок два, но молодых сорок два. Жена пошла вместе с ним в ателье. Он собирался взять в университете отпуск на полгода, поехать за границу, с женой, разумеется. Ровно через три дня разразилась гражданская война. Шесть месяцев его продержали в военной тюрьме, жену расстреляли - по ошибке…
- Война, видите ли, меняет людей, - сказал Д. - Это довоенный снимок.
Он рассмеялся тогда какой-то шутке, что-то там насчет ананасов. Впервые за долгое время они отправлялись в отпуск вместе. Женаты они были пятнадцать лет. Припомнилась допотопная фотокамера и фотограф, нырнувший под покрывало. Жена ему виделась смутно. Она была его страстью, а чувство трудно вспомнить, когда оно мертво.
- Какие-нибудь другие документы у вас есть? - спросил детектив. - Или, может быть, кто-нибудь в Лондоне вас знает? В вашем посольстве, например?
- О, нет, я - частное лицо, совсем незначительная персона.
- Вы совершаете туристическую поездку?
- Нет. У меня несколько поручений делового характера. Есть рекомендательные письма. Впрочем, может быть, поддельные. - Д. улыбнулся.
Как он мог сердиться - седые усы, тяжелые морщины у рта, которых прежде не было, как и шрама на подбородке. Он потрогал шрам.
- Поймите, - у нас идет война.
Интересно, а что тот, другой, сейчас поделывает? Уж он-то, наверное, зря время не теряет. Скорее всего его ждала машина, так что до Лондона он доберется намного раньше его, а это плохо. Надо полагать, у него есть приказ помешать представителю противника закупить уголь. До того, как люди открыли электричество, уголь называли черным алмазом. Сейчас в его стране уголь стал дороже алмазов, а скоро будет такой же редкостью.
- Ну, что ж, ваш паспорт в полном порядке, - сказал детектив. - Может быть, сделаем так - вы мне скажете, где остановитесь в Лондоне, и этого будет достаточно.
- Понятия не имею.
И вдруг детектив подмигнул ему. Это было так неожиданно, что Д. с трудом поверил глазам своим.
- Ну, хоть какой-нибудь адрес назовите.
- А-а, тогда, допустим, отель "Ритц", кажется, есть такой.
- Есть, но желательно что-нибудь подешевле.
- "Бристоль". В любом городе есть отель "Бристоль".
- Но не в Англии.
- Хорошо, тогда скажите, где, по-вашему, может остановиться такой человек, как я?
- В "Стрэнд-паласе".
- Прекрасно.
Детектив с улыбкой вернул ему паспорт.
- Мы вынуждены проявлять осторожность. Вы уж извините… И поторопитесь, а не то свой поезд упустите.
Осторожность! - подумал Д. - И это они в Англии называют осторожностью. Как он завидовал их уверенности.
Из-за этой задержки Д. оказался в хвосте очереди к таможеннику. Шумные молодые люди были уже, вероятно, на платформе, где их ждал поезд, что касается его земляка, то этот наверняка обошелся без поезда. Ой, у меня тут целая куча такого, что надо вносить в декларацию, - произнес девичий голос. Он уже слышал в баре этот резкий голос - тогда она требовала еще одну порцию виски. Он взглянул на нее без особого интереса - в его возрасте или влюбляются без памяти, или вообще равнодушны к женщинам. А эта грубиянка по возрасту годилась ему в дочери.
- У меня есть бутылка коньяка, - только откупоренная, - сказала она.
Поменьше б ей пить, - промелькнула у него мысль. Голос девушки совершенно не соответствовал ее внешнему облику. Интересно, почему она пила в баре третьего класса? Одета превосходно, прямо картинка из журнала мод.
- И еще бутылка "Кальвадоса", но тоже початая.
Д. это надоело, скорее бы они с ней закончили и пропустили его. Совсем молоденькая блондинка и неизвестно почему такая задиристая. Она была похожа на ребенка, У которого отняли игрушку, и в отместку капризное дитя требует все подряд, что нужно и не нужно.
- Ну да, это еще одна, - сказала она. - Я и сама хотела вам сказать, но вы же мне рта не даете раскрыть. Вот, полюбуйтесь, и эта тоже початая.
- Боюсь, что все-таки придется взыскать с вас пошлину, - сказал таможенник, - по крайней мере за несколько бутылок.
- Не имеете права.
- Прочтите инструкцию.
Перепалка затягивалась до бесконечности. Какой-то другой таможенник заглянул в портфель Д. и пропустил его.
- На лондонский успеваю? - спросил Д.
- Уже ушел. Придется дожидаться поезда семь десять.
Часы показывали без четверти шесть.
- А мой отец - владелец этой железной дороги! - яростно доказывала девица.
- Железная дорога никакого отношения к таможне не имеет.
- Мой отец - лорд Бендич.
- Если вы хотите забрать с собой ваши напитки, извольте уплатить двадцать шесть шиллингов и шесть пенсов.
Она - дочь Бендича! Он стоял у выхода, наблюдая за ней. Как бы ему не пришлось с Бендичем так же туго, как таможеннику с его дочкой. Очень многое зависело от Бендича - если он согласится продать им уголь по сходной цене, они продержатся еще несколько лет. Если нет, война может завершиться еще до весны.
Дочь Бендича, кажется, победила, судя по гордому виду, с каким она вышла из дверей, направляясь к виднеющейся в тумане платформе. Рано стемнело, тускло светила лампочка над книжным киоском, у рекламного щита фирмы "Хорликс" стояла железная тележка. Дальше второй платформы ничего не было видно. Этот железнодорожный узел при крупном морском порте - так называл его про себя Д. - мог на поверку оказаться захолустным полустанком, мимо которого скорые поезда проносятся без остановки.
- Ах, черт, ушел! - сказала девушка.
- Будет другой, - сказал Д. - Через полтора часа.
Он чувствовал, что его английский возвращается к нему с каждым произнесенным словом, просачивается в него, как туман и запах дыма.
- Мало ли что они вам сказали! На самом деле в таком тумане поезд наверняка опоздает на несколько часов, - сказала она.
- Мне нужно быть в городе сегодня вечером.
- Всем нужно.
- Дальше от моря, возможно, туман будет не такой густой.
Но она уже не слушала, нетерпеливо устремившись куда-то по холодной платформе, потом и вовсе скрылась за книжным киоском, однако очень скоро вернулась, жуя на ходу булочку с изюмом. Другую она протянула ему, будто сунула сквозь решетку камеры.
- Хотите?
- Благодарю вас.
Он взял булочку и принялся есть с серьезным видом, показывая, что воздает должное английскому гостеприимству.
- Возьмем напрокат машину, - сказала она. - Я не намерена часами дожидаться поезда в этой дурацкой дыре. Наверное, дальше и правда не такой густой туман.
Значит, она расслышала его слова.
Она швырнула недоеденную булочку в туман, в сторону рельс. Получилось что-то вроде фокуса - была булочка и нет булочки.
- Подвезти вас? - И, видя, что он колеблется, добавила: - Я трезва как стеклышко.
- Благодарю вас. Я и не сомневался. Просто прикидываю, как будет быстрее.
- Быстрее со мной.
- Тогда поехали.