Много чего он передумал, готовясь к худшему, поскольку тон генерала не давал повода для двусмысленного толкования. Майор хотел было сам еще раз вернуться к тому запутанному случаю, когда, судя по протоколу задержания, отличились двое его сотрудников - Иванов и Петров. Правда, когда приезжал для расследования инцидента следователь из московской прокуратуры, эти двое категорически отказались от своего участия в задержании. И никакой протокол, говорят, не составляли, и задержанного в глаза не видели. Что ж это, фикция, что ли? Но следователь тогда просто отмахнулся, объяснил их отказ тем, что, они, вероятно, просто боятся связываться с сыном крупного деятеля из Генеральной прокуратуры. можно, в общем, понять, тем более что все остальное подтвердилось - в смысле алкоголь-то в организме присутствовал. И наверняка буянил - дагестанец ведь. А им там дай только повод, сразу за кинжал хватаются…
И все равно чувствовал, что называется, нутром майор Новохатко: темная тут история.
Приехавший к нему с утра старший теперь следователь уже из Генеральной прокуратуры показал удостоверение, и майор понял, почему трясло его собственного начальника. Ну конечно, когда генералы уже расследуют! Все, казалось бы, понимая, Новохатко недоумевал, зачем Фролову понадобились характеристики на Сафиева и Мутенкова? Какое они-то имеют к делу отношение? Но приказано молчать, вот он и молчит. А "важняк" из Генеральной сразу с них и начал разговор…
Александр Борисович, прибывший в Новокосино, в штаб отдельного батальона ДПС, в сопровождении Агеева и Голованова, видел растерянность командира и то, что он, в свою очередь, до сих пор ни черта не понимал. Жульничает или в самом деле не понимает? С виду мужик вроде симпатичный даже жаль будет, если окажется таким же подонком, как его "отдельные" подчиненные.
Уже само предположение о том, что находящиеся в отпусках молодые сержанты могли быть задействованы в каких-то криминальных разборках - и это тоже увидел Турецкий, - приводило командира в неподдельное отчаяние. Можно подумать, что он раньше ни с чем подобным не сталкивался! Играет наверняка, думал Александр Борисович, за собственную задницу боится. Сколько ему лет? Наверное, под сорок уже, а до сих пор в майорах бегает. Надо бы заглянуть потом в его личное дело… Но это просто к слову, как говорится… Хотя в принципе именно из таких вот мелких, казалось бы, фактиков, частностей и выстраивается в конечном счете понятная, все объясняющая картина.
И Турецкий, не желая становиться невольным соучастником дурного спектакля, если таковой сейчас разыгрывался перед ним, выложил на стол несколько фотографий, где были запечатлены сержанты в своих действиях на дороге. А на одном из снимков были отчетливо видны их офицерские звездочки. Да, факт налицо!
На закономерный вопрос, где они в настоящее время могут находиться, майор неуверенно развел руками. Снимок с "капитаном" Сафиевым его явно подкосил. Потом Новохатко взял себя в руки, сосредоточился, снова стал отцом-командиром и, нахмурившись, доложил Турецкому, что готов немедленно проехать по адресам их проживания лично. Александр Борисович понимал, что в этой акции может таиться опасность, что сержанты, узнав о приезде нового следователя, и теперь уже по их душу, просто смоются куда-нибудь, пока история сама по себе не забудется. Или же, предупрежденные заранее, станут врать и изворачиваться, сочиняя фантастические истории с новыми привидениями. И он предложил проехать вместе, в его машине. А во второй, на всякий непредвиденный случай, их будут сопровождать его помощники.
Вот и поехали. Сперва на Вешняковскую улицу, где находилось общежитие, принадлежащее милицейскому ведомству. Скорее всего, отец-командир был здесь в последний раз, если вообще бывал, в те счастливые свои дни, когда получил на собственный погон первую звездочку. Но он, честно глядя Турецкому в глаза, заявил со всей ответственностью, что посещает сей объект, поскольку жильем его назвать язык не поворачивался, довольно часто. Надо же, мол, знать, каковы бытовые условия его подчиненных. Соврал, конечно, потому что бытом то, что они увидели, мог назвать разве что смертельно обозленный на весь род людской вообще и милицию в частности закоренелый человеконенавистник, мизантроп, выражаясь по-интеллигентному.
Семья хорошего человека Вити Мутенкова, с ударением на букву "о", в котором уже сильно сомневался Новохатко, проживала в угловой комнате двухэтажного строения. Оно по всем божеским, да, впрочем, и исполкомовским, законам должно было считаться предназначенным к немедленному сносу ну минимум два десятка лет назад. Но ведь стояло. Хотя, скорее всего, уже давно официально ни по каким документах не проходило. Не было его на бумаге.
Но на пороге гостей встретила немного напуганная девица с девочкой, которую держала за руку. Будто была уверена, что ей прикажут немедленно убираться отсюда. И, слава богу, ничего брать с собой не надо! Поскольку крайний аскетизм обстановки напоминал интерьер бомжатника.
Сева Голованов, который зашел следом за Турецким - просто на всякий случай, если вдруг возникнет конфликт, - лишь покачал головой и сказал негромко:
- У нас, Борисыч, на даче кобель в более комфортабельной будке живет… - нарочно так сказал, чтобы Новохатко его услышал.
И тот услышал, но лишь руками развел. И тут же приступил к допросу. Где Виктор? Когда в последний раз дома его видела? Чем занимается в отпуске? И всякое прочее. Ответы нагловатой, между прочим, девицы были расплывчаты и неопределенны. Уже неделю не заявляется. Сказал только, что с напарником едет в его деревню, где есть возможность заработать. Денег вот оставил - две тысячи - и отбыл.
Наверное, так оно и есть, подумал Александр Борисович. Хоть и сволочь порядочная, но семью решил, видно, в свои черные дела не втягивать. Вид у девочки, во всяком случае, был явно болезненный. Да от этой обстановки, самой атмосферы, пропитанной сыростью и духом плесени, вообще загнешься…
Вот тебе и решение задачи. Конечно, не от хорошей жизни. Но это совсем не значит, что глава семейства может рассчитывать на какое-то снисхождение, тем более оправдание - вовсе нет.
Так, поехали дальше. С одним фигурантом все понятно. Стало быть, "волки" вышли на большую дорогу. Александр Борисович кивнул командиру на выход и отметил его, мягко говоря, сокрушенное выражение лица. А ведь не ожидал увидеть этого нищенства.
Второй фигурант проживал в Люберцах. На вечной улице Строителей, само название которой уже изначально предполагало строительство коммунизма во всем мире. Наивные люди, счастливые и тяжкие времена…
Обыкновенная блочная пятиэтажка. Двухкомнатная квартира на пятом этаже. Серьезная металлическая дверь с глазком. Хозяина, естественно, дома нет. Соседи, правда, видели его вчера вместе с таким же, как он, качком. Тут, в Люберцах, эти помещения для спортивных занятий молодежи, как их еще называли качалки, одно время были оборудованы во многих пригодных для того местах - в школах, подвалах домов, на пустующих площадях нежилого фонда. Считалось, что активные занятия спортом, особенно наращивание мышц, должно отвлечь молодых ребят от улицы. Мол, спорт и преступность - понятия несовместные. На деле же оказалось все наоборот: еще как совместны, потому что вовсе не дураки себе кадры готовили. Целая преступная группировка возникла. Да и само слово "качки" тоже, говорят, отсюда, из Люберец, пошло гулять по свету…
Итак, Николай Сафиев с приятелем, схожим с ним габаритами, - а Витя Мутенков был именно таким, под стать приятелю и подельнику, надо полагать, - еще, возможно, сегодня были здесь. Значит, ни в какую деревню дружки уезжать не собирались. И если они в настоящий момент сшибают деньгу, то искать их надо на дороге. Причем по всему Кольцу, поскольку орудуют они не сами по себе, хотя и такое возможно, а в компании с подставлялами. Либо с братвой.
Статистика тут впечатляющая. По данным УГИБДД, ежедневно на дорогах Москвы происходит до полутора тысяч автомобильных аварий и серьезных ДТП. А какой процент приходится на долю подстав, можно только догадываться. Но явно немалый, если еженедельная прибыль на каждую битую машину составляет от пяти тысяч долларов и больше. И это без учета того гонорара, который регулярно отстегивается каждым "пострадавшим" в бандитский общак.
Чем теперь будет заниматься майор Новохатко, Турецкого не сильно интересовало. Как станет командир решать проблемы своих подчиненных - это его дело. Но Александр Борисович и сам пока ничего не мог бы с ходу предъявить преступникам. Как, впрочем, и называть их этим словом.
Что конкретно имелось против них? Избили младшего следователя? Но у них есть свидетели, а у Рустама нет. Зато против него фактов достаточно.
Опять же и Филипп ничего не мог бы предъявить им. Ну разве что те две сотни? Так ведь несанкционированная видеозапись доказательством быть не может… А фотографии? Так это не они, а какие-то другие, просто похожие. Они же сержанты, а у тех, на фото, офицерские звездочки.
Наконец, почему они, находясь официально в отпусках, продолжают патрулировать дороги? Да такая вот, скажут, высокая у них сознательность - ни дня без штрафа!
Чепуха все это пока. Надо брать их на горячем, только тогда и будут доказательства преступной деятельности. А пока придется организовать за ними наблюдение. Причем не возле общежития, где проживает Мутенков, а именно здесь, где они оба появляются. И Филе пока светиться не стоит, они могли запомнить "колбасника" с его шлюхой. Могли быть уже и в курсе разборки, которая произошла в рекомендованном ими автосервисе. Хотя вряд ли именно им стали бы рассказывать избитые уголовники о своем тяжком фиаско, о том, как они жестоко ошиблись, промахнулись и вообще сами оказались последними лохами. Тут хвастаться нечем. И уж тем более - оценщику с его помощником по части шантажа. Тем теперь молчать в тряпочку и не высовываться. Ясно же, что никакая не милиция их курочила, а неизвестная им пока новая братва, которая пытается установить на Большом кольце свои порядки. Оно конечно, вряд ли удастся, но поискать надо. Чем, возможно, они теперь и занимаются. Кто ж без боя уступит свой привычный огород неизвестным пришельцам?
Словом, надо ехать.
Александр Борисович переговорил с сыщиками, и они согласились, что подежурить некоторое время - поочередно - могут Голованов с Щербаком. Севе предоставили возможность самому договориться с Николаем о дежурствах, связи и способах наблюдения за объектами. После чего он остался со своей машиной в Люберцах, а Турецкий и Филя уехали вместе с Новохатко в Новокосино, где осталась машина Александра Борисовича.
Всю обратную дорогу Степан Калинович, видно было, сильно переживал. Ему и в голову не приходили теперь мысли о шаткости имеющихся против сержантов улик, чем был озабочен Турецкий. И когда Александр Борисович предложил не создавать шума вокруг вскрывшихся фактов, не гнать волну, не заниматься немедленными поисками "отпускников", то есть, другими словами, продолжать делать вид, что ничего не произошло, Новохатко даже вздохнул с заметным облегчением. Вероятно, как говорят, "был ему сон", что все обойдется и затихнет, что минует его чаша сия. Не первый же день живет он на свете, знает, что многое, кажущееся сию минуту важным, уже завтра может оказаться пустышкой. А то найдутся и другие силы, которым лишние разговоры о бесконечных проколах в своей системе совсем не нужны. Ну прикажут уволить того, другого - вот, глядишь, и образуется…
Почувствовав эту перемену в душевном состоянии майора, Турецкий постарался больше не акцентировать своего "жгучего интереса" к его проблемам. И расстались они спокойно, как коллеги, которым делить особо и нечего.
2
Начальник Крошкинского отделения милиции подполковник Черепухин И. И., комиссованный еще в молодые годы после ранения из погранвойск и нашедший свое место на охране общественного порядка, прекрасно осознавал личную ответственность перед проживающим в поселке "контингентом" - так он называл хозяев и обслуживающий персонал одного за другим вырастающих на окраине поселка богатых особняков. Все эти роскошные, с его точки зрения, строения немедленно обносились высокими кирпичными оградами, и в этой связи появление поблизости неизвестных лиц категорически не приветствовалось. О чем Ивану Ивановичу частенько напоминали - не с угрозой, нет, попробовали бы только! А как бы в назидание на будущее. Конечно, а перед кем же еще и ответ держать подполковнику, как не перед теми, кто его вкусно кормит, а по существу, и содержит. И его самого, и все его "штатные единицы".
И когда Ивану Ивановичу доложили, что на вверенной ему территории обнаружились неизвестные люди, которые чего-то тут ходят и высматривают, он воспринял данное явление как непорядок и явное нарушение, которое необходимо немедленно пресечь. А нарушители его спокойствия возьми да и явись сами! И оказались, ни много ни мало, сотрудниками Московского уголовного розыска. Вот те на! И чего они тут потеряли?
То есть в смысле потерять здесь, конечно, имеется много чего интересного, но не для посторонних глаз. Не тот "контингент" проживающих здесь, чтоб ему лишними вопросами надоедали. Покрутились московские сыщики туда-сюда, задали интересующие вопросы. Но они касались открытых проблем: кто, к примеру, проживает в ряде указанных домов? Зачем им это, сыщики не объясняли, но и тайны в том, кому принадлежат указанные особняки, здесь тоже никакой не было. Перечислил подполковник ряд фамилий хозяев, а на все остальные вопросы обещал ответить лишь после того, как получит прямое указание от своего начальства, то есть из областного ГУВД. и дуракам понятно было - не любит вверенный его заботам "контингент" любопытных, специальную охрану против таких содержит. Собак ученых из питомника привозят. Так что без конкретного согласия строгих хозяев даже и думать не моги! Сами пригласят - другой разговор.
Уехали сыщики, а вот неприятный осадок в душе остался. Не зря ведь наведались, ох не зря… А что делать, идти и всем тем, о ком шла речь, докладывать, что вот, мол, приезжали тут, вами интересовались? Не догадываетесь случайно почему? Ничего ведь конкретного не имел на руках подполковник, никаких компрометирующих или хотя бы что-то подсказывающих фактов, за которые можно было бы зацепиться. Подумал и решил молчать, будто ничего не случилось. И своим "штатным" тоже молчать велел.
А ведь если бы, что называется, приперли подполковника к стенке, поставили перед выбором: давай либо - либо! - у него нашлось бы о чем порассказать… Хорошо знал он тех, с кем приходилось дело иметь. Догадывался, и какие сумасшедшие деньги за всеми этими затянутыми жалюзи окнами ворочаются. Видел он и постоянно навещающих поселок гостей. Специально следил за порядком и даже нанимал целые бригады приезжих молдаван, таджиков, белорусов, готовых где угодно, особенно в голодное зимнее время, хоть копейку сшибить на пропитание. И те регулярно скребли-чистили покрытые асфальтом улицы, подъездные площадки, чтоб вереницы "крутых" машин чувствовали здесь себя комфортно. И за это всякий раз получал подполковник особую благодарность, причем довольно существенную. Не жались хозяева, отстегивали со своих доходов-то…
Словом, новая часть поселка, резко контрастирующая со старой его частью, где вдоль пыльных улочек на малых сотках тесно грудились обычные одноэтажные дома деревенского типа и летние дачи, обнесенные заборчиками из крашеного штакетника, представлялась подполковнику своеобразным государством, которое он должен всеми силами охранять от проникновения "нарушителей". Как встарь, как на таджикско- афганской границе.
Надо быть полным болваном, чтобы лишиться такого жирного куска!
Вот так рассуждал Иван Иванович Черепухин, так он и действовал, не разделяя интересы хозяйские и свои собственные и боясь больше всего на свете не своего начальства, а возможного недовольства подопечного "контингента". Начальство что? Ну уволит. А эти в порошок сотрут. Если захотят.
И он на всякий случай решил удвоить свое внимание по охране вверенных ему, кажется, самой судьбой объектов.
3
Когда Филипп Агеев с его постоянным напарником Николаем Щербаком, свободным от дежурства в Люберцах, приехали в Крошкино, уже темнело. Шел пятый час вечера, январский день хоть и прибавился, но ненамного. Проведя небольшую разведку накануне, Филя уже знал, где находится отделение милиции, где отдыхают сторожа, где и в какое время включается уличный свет, и вообще, каков образ жизни и официальный порядок в этом, можно сказать, автономном жилом массиве. Приглядел он заодно и удобный наблюдательный пункт. Примерно в трехстах метрах от "замка" Фатимы возводилось нечто похожее. Строили интересно - огромный деревянный сруб снаружи обкладывали фигурным кирпичом и специальной керамической плиткой, которую готовыми блоками привозили в целлофановых упаковках и поднимали наверх автокранами, стараясь не задевать при этом роскошные, бронзовые на солнце сосны, которые высились практически на каждом участке. Богатенько и со вкусом, как говорится.
Дисциплинка, что отметил Филя, наблюдая за маневрами дешевой рабочей силы, судя по всему, белорусов, была здесь не ахти. И где-то ближе к сумеркам стройка затихала. Оставались сторожа, которые отсиживались в утепленном вагончике. Видно, и хозяевам было некуда спешить, и строители не торопились. В других местах чаще всего и по ночам пашут, при свете прожекторов.
Короче говоря, каким образом проникнуть в строящийся объект, ни Филю, ни Щербака учить было не надо. Вооруженные необходимой специальной техникой визуального наблюдения и прослушивания, они устроились на самом верху огромного дома и стали изучать интересующий их дом и обширный участок. Отметили видеокамеры слежения, установленные на стенах особняка и по углам ограды. Кстати, очень дорогое удовольствие. Убедились, что охрана, состоявшая, похоже, из лиц кавказского происхождения, из дома практически не показывается. За довольно длительное время только двое и появились - походили, покурили и ушли обратно в дом. Никаких собак во дворе тоже не было видно, не слышно и лая. Вероятно, по мнению охраны, вполне хватало и видеокамер. Но среди них вряд ли имелись приспособленные для ночного наблюдения. И если это так, то и главная работа могла быть проведена здесь только в ночное время. Опять же если не появятся собаки. Говорил ведь Никитину начальник поселкового отделения милиции, что их специально привозят из какого-то питомника.
Но в любом случае, рассуждали сыщики, самое сегодня рабочее для них время - это ночь, вот отсюда и придется танцевать.