"А в самом деле, - подумал Турецкий, - ну чего тут сидеть без всякого дела? братки те абсолютно не нужны. Они уже наказаны. Могут и еще схлопотать… Опять же и ребятам можно помочь побыстрее справиться…"
- Двигайте, я за вами.
4
Очень неплохо жил господин оценщик. Двухэтажный кирпичный коттедж под синей черепицей был обнесен высокой оградой. Не единственным он был здесь, значит, и народ от бедности не страдал. А на чем он делал деньги, это другой вопрос, хотя и не очень трудный. Видать, от дороги кормились, все от того же Большого кольца.
Когда подъехали к воротам и вытащили оценщика наружу, тот неожиданно пал на колени и взмолился, причем уже безо всякой игры, искренне и жалко:
- Умоляю вас, господа, семью не трогайте!.. Она не виновата!.. Я все отдам, что скажете!.. Машину, деньги, только… не надо, пожалейте!
- Вот же скотина! - с чувством сказал Филя. - Сам никого не жалел! На позор выставлял, сволочь, а теперь сопли по харе своей гнусной размазывает! Говори, кто в доме?
Выяснилось, что жена, теща и сын с дочкой. На оценщика теперь было противно и жалко смотреть.
- Значит, слушай сюда, гнида, - сурово заявил Щербак. - Условие ставим такое. Вызываешь сюда своего механика, с которым разговариваем мы, понял? Это первое. Дальше. Выдаешь без понуканий всю свою фототеку, весь архив. Пленки, снимки, всю без исключения технику. Сам и добровольно. Только в этом случае мы обещаем не трогать твоих женщин, потому что можем запросто продемонстрировать тебе с ними все то же самое, что ты снимал в своей бытовке. И также обещаем не сжигать эту твою конуру. Как, господа? - с нарочитой иронией спросил у Турецкого с Агеевым. - Можем отказаться от своих замыслов, если он выполнит все наши указания?
- Я думаю, - солидно сказал Филипп, - что, если выполнит все, тогда можно и посмотреть… - Он вдруг потянулся с хрустом, зевнул и небрежно спросил: - Дочке-то сколько, говоришь, лет?
Щербак бросил быстрый, настороженный взгляд на Филю, потому что ему показалось, будто глаза оценщика блеснули безумием. Перегибать тоже не надо, тронется еще умом, скотина…
- А я полагаю, мы можем обещать твердо, - сказал Турецкий.
- Как скажете, - вмиг доиграл роль Филя, - вы хозяин, ваше слово - закон. Эй, ты, вставай на ноги и приглашай в дом. А своим, так и быть, можешь сообщить, что у тебя важные гости, понял? У, сука! - замахнулся он. - Так бы и убил! Вызывай того хмыря! И никому ни слова! Ты меня уже знаешь… Если чего, запомни, на этом месте, - Филя обвел рукой пространство двора, - будет обугленный пустырь…
В доме их встретила довольно миловидная полная женщина, жена наверное. Видно, гости ей были в диковинку, и поэтому она не знала, что делать, о чем спрашивать. Так и стояла в проеме боковых дверей, приветливо улыбалась и ждала, что скажет хозяин. Но оценщик, весь мятый и испачканный побелкой от стен своей бытовки, скинул ей на руки куртку и сказал, что люди приехали в его лабораторию. Она только кивала.
- Придет Гриша, - добавил он, открывая дверь в торце коридора, за которой уходила вниз, в подвал, лестница, - скажешь, чтоб к нам спустился… Чего-нибудь не желаете? - он просительно посмотрел на Турецкого.
- Минералка есть? - сухо спросил он.
- Есть, есть, - заторопилась обрадованная хозяйка.
- Пожалуйста, откройте нам пару бутылочек, если не жалко, - уже мягче попросил он и улыбнулся.
- Сейчас принесу! - она метнулась в боковую дверь и почти сразу вернулась, держа в руках две стеклянные бутылки боржоми, открывалку и подставку со стаканами.
Щербак кивнул ей и забрал все это с собой.
Одна из довольно вместительных комнат подвала была приспособлена под фотолабораторию. Все необходимые причиндалы для фотографирования, проявления пленки, печати и увеличения фотографий были аккуратно и удобно смонтированы на стеллажах вдоль стен и длинном столе посредине помещения. В отдельном шкафчике хранились уже проявленные пленки, в другом - фотографии. Точно так же занимали свои места еще не использованные кассеты с пленками, фотобумага, всяческие реактивы. А в углу комнаты была водопроводная раковина, разные ванночки и прочая фигня, включая приспособления для сушки проявленных пленок и отпечатанных фотографий. Одним словом, настоящая фотолаборатория, о которой может мечтать фотохудожник.
"Правильно замечено, - подумал Турецкий, оглядываясь, - что в руках подлеца даже шоколадка будет иметь вкус дерьма…" Увидел сожаление в глазах товарищей и понял, что они подумали примерно о том же самом. Да, все так, но, к сожалению, уговорами тут дело не изменишь. Жалко, конечно, хорошая техника, и денег больших наверняка стоила. Поймал себя на том, что думает обо всем этом уже в прошедшем времени. Значит, так тому и быть.
- Ты давай не телись, вызывай сюда своего хмыря Гришу, - напомнил Филя. - И показывай, где у тебя твоя порнуха. Ту дамочку на "тойоте" помнишь? О которой у нас в прошлый раз базар был? Вот эту пленку давай сюда, все, что наснимал и напечатал, все вываливай. И учти, если что-нибудь утаишь, ты мое обещание помнишь - запалю к едрене фене все вместе с твоим домом и всей семьей! Двигай батонами, твою мать!
Очень смешно закончил свой монолог Филя, но именно это и понял оценщик. Он открыл шкафчики и через две минуты выложил на стол кассету с пленкой и конверт с фотографиями. После чего достал из кармана мобильник и стал звонить. Филя внимательно следил, чтобы тот не сказал ничего лишнего.
Турецкий взял конверт, вынул одну и… со злостью сунул обратно. Что-то, возможно, и бывает приятным презентом, но уж никак не это… Рывком вытащил из кассеты пленку, поднес к свету яркой лампы, вгляделся… Да, то самое…
Увидел вопросительные взгляды Фили и Николая, подумал, что все у них должно быть хотя бы в моральном плане на равных, и протянул им конверт с фотографиями. Потом достал из кармана зажигалку, высек огонь и поднес к язычку пламени фотопленку. Она вспыхнула, пламя побежало вверх, распространяя вокруг вонь горящего целлулоида. Не желая обжигать пальцы, Александр Борисович кинул еще не догоревший остаток в раковину.
- И давно этим делом промышляете? - с ледяной вежливостью спросил он у хозяина дома.
Тот не ответил, лишь молча и безнадежно пожал пухлыми плечами.
- А там, - Турецкий показал ему на шкафчик с пленками, - то же самое?
Хозяин кивнул.
- Видели, что я сделал с этой пленкой? - показал он на раковину.
- Видел, - прошептал толстяк.
- Так вот, для вашей же пользы, иначе я с вас прямо тут шкуру спущу, вынимайте все и делайте, как только что сделал я. Все! И пленки, и фотографии! Включите вытяжку! Задохнемся еще в вашем дерьме! Приступайте!.. Где там наш боржоми?
- Прошу, шеф! - Щербак подобострастно протянул Турецкому стакан, открыл бутылку и налил. - А с этим что будем делать? - кивнул он на стеллажи.
Филя отдал конверт с фотографиями, по губам его скользнула странная ухмылка.
Гудела вытяжка, в раковине пылали фотопленки, которые с убитым видом вытаскивал из кассет хозяин дома и швырял в костер. В большом никелированном тазу, стоящем на полу, на железной треноге, горели цветные фотографии. Их высыпал из конвертов Щербак. На некоторых внимание его останавливалось, он хмыкал, качал головой и кидал в огонь. Несмотря на работающую вытяжку, становилось трудновато дышать от дыма, к которому примешивался и резкий запах пылающих пленок.
Турецкий вытащил фотографии из конверта, небрежно, словно колоду карт, перелистал их. Потом порвал всю пачку пополам, бросил в огонь и демонстративно стряхнул ладони.
- Вы свидетели, - сказал Филе и Николаю, - что договор с клиенткой выполнен.
- Может, стоило хоть одну… - пробурчал Филя. - Как доказательство?
- А я одну и оставил, - ответил Турецкий, доставая из кармана фотографию. - Исключительно с этой целью.
Сыщики восхищенными взглядами отметили ловкость рук старшего следователя…
А тут по ступенькам застучали каблуки, и в подвал спустился невысокий тощий парень с крючковатым носом и наглыми, выпуклыми глазами. Верхняя его одежда, вероятно, осталась на вешалке.
- Егорыч, какие проблемы? - спросил простуженным, хриплым голосом.
- Проблемы не у него, а у тебя, хмырь, - сказал Щербак.
Парень резко обернулся, но за его спиной, загораживая выход, уже стоял Филипп.
- Эй, вы че?.. Егорыч, они че? - и, не ожидая ответа, он тараном ринулся на Филю, но тут же отлетел назад, словно наткнулся на стену, и рухнул спиной на пол. Через мгновение, поднятый с пола, он уже лежал навзничь на столе фотографа.
- Не торопись, Гришаня, - сказал стоящий над ним Филипп. Он протянул руку к Александру Борисовичу, и тот передал ему единственную уцелевшую фотографию, которую Филя тут же ткнул под нос парню: - Гляди, падла, ты базарил с женщиной по поводу этих фотиков? На бульваре Гоголя опадают клены, а? Колись сам, а то я начну. Будешь горько плакать. Ну, по "штуке" за каждую, включая пленку?
- Да вы че, мужики? Братаны, сукой буду! Мне сказано, я и звонил…
- По какому номеру? - не отставал Филя.
- Да че я, помню? Он на мобиле. - парень поерзал, и Филипп вытащил из его брючного кармана трубку. - Третью кнопку нажми и базлай сколько влезет. Не, в натуре, братаны, за что? Не на ту, что ль, наехали?
- Где те фотики, что ей показывал? И пленка где? - Филя жестко взял его двумя пальцами за кадык, парень даже засучил, задергал ногами. - Ну?!
- Дома фото, - наконец сознался тот, тяжело дыша. - А пленки другой нет.
Филипп рывком скинул его на пол и сказал:
- Сейчас я с ним скатаю, ну и оставлю там, он нам нужен?
Турецкий отрицательно покачал головой.
- Поехали. - Филя подхватил его за шиворот и потащил по лестнице вверх.
Хозяин дома с ужасом смотрел на все происходящее. Турецкий с Щербаком переглянулись.
- Ну что с тобой после этого делать? - грозно спросил Николай. - А уверял, что все отдал. Как, шеф, будем мочить? По-тихому, я понимаю.
И снова рухнул на колени потрясенный фотограф-неудачник. Но никаких слов уже выдавить не мог.
- Или оставим? - задумчиво проговорил Турецкий. - Баба у него вроде приличная, детишки опять же… Можете ей передать от моего имени, что мы оставляем вас в живых исключительно ради нее. Не забудьте передать. Нет, но этому, - он обвел рукой пространство комнаты, - больше не бывать.
- Это мы можем! - обрадовался Щербак.
Он нашел в углу обрезок трубы, находившийся здесь неизвестно для какой нужды, поднял, прикинул в качестве булавы и вдруг с маху врезал по большому увеличителю, от которого только брызги полетели. А затем тут же перешел и к остальной технике. Через пяток минут веселого буйства фотолаборатория представляла собой небольшой полигон возле пункта приема железного и прочего лома. Грохот стоял приличный, но ни одна живая душа не заглянула в подвал и не поинтересовалась, что здесь происходит. Неужели подобное случается в доме часто? Или, может быть, всему виной поганый, властный характер главы семьи? В любом случае смотреть теперь на него было не жалко, а противно.
- Слушай сюда, гнида, - сказал Щербак, одной рукой вскидывая толстяка вверх. - Теперь ты от нас никуда не денешься. Будешь сидеть тихо - проживешь. И семья твоя целой будет, сечешь? А пасть откроешь или снова за старое примешься, запомни, вот этой самой рукой… - и он отшвырнул толстяка к стене. Тот тихо, как слизняк, сполз по ней на пол, усеянный железками, осколками битого стекла и обломками бывших шкафов.
Уходя, они не встретили никого - ни в доме, ни во дворе. Увидев при выходе, возле вешалки, телефонный аппарат на тумбочке с витыми ножками, Щербак оборвал провод - на всякий случай.
Сели в машину и отъехали немного от дома. Вскоре подъехал и Филя. Протянул Турецкому еще один конверт с фотографиями.
- Это все? - спросил Александр Борисович.
- Больше ничего, - ответил Филипп. - Вот ведь дерьмо какое… Денег, поди, куры не клюют, а живет как в хлеву. Шприцы, грязь…
- Чего ты с ним сделал-то? - поинтересовался Щербак.
- А всю его наркоту в форточку высыпал, а его приложил пару раз… Ни фига, к утру оклемается, как раз ломку и пропустит, не заметит…
Возле бытовки стоял уже знакомый джип "гранд-чероки". Но водителя в нем не было. Двор вообще был пустой, ни души. Но едва они вошли в помещение, как сразу все поняли. Братков стало уже трое. Причем сидел на стуле только потерявший самоуверенность Мурик, а двое лежали, вольготно раскинувшись на полу.
- Он тут нам много интересного рассказал, пока вас не было, - усмехнулся Демидыч. - Нашли, чего искали?
- Полный порядок, - вылез вперед Филя. - Кинорежиссер больше не работает. И хмырь его - тоже. А что у вас? Это Паленый, что ль?
- Он самый. Встретили его вот… Так что, будем заканчивать? - Голованов поднялся и, нагнувшись над Муриком, слишком уж ровно сидящим на стуле, что-то поправил на нем. И тогда все увидели, что парень привязан к спинке тонкой леской. - И с ним поговорили. Даже песенку спели. "Таганка, зачем сгубила ты меня?.." Он знает. А теперь вот обещает завязать с трассой. Ну а не завяжет, в следующий раз накроем и отдадим Демидычу. И будут ему тогда "ночи, полные огня". Мурик ведь все понимает. А потом, мы его братанам можем всегда кинуть маляву про одного словоохотливого грузина, и где его потом искать придется, один Бог знает… Поехали? - И сказал уже Мурику: - Ты все запомнил? Так и скажешь, когда тебя станут спрашивать: большие люди вас заказали, на кого-то вы не по делу наехали. И нам приказано наказать примерно, но мочить не обязательно, усек?
Парень быстро-быстро закивал, а Сева шлепнул его по плечу.
Вышли, захлопнув дверь за собой. Демидыч с Севой направились не к своей машине, а в ангар, где кучей валялись какие-то железки.
- Вы чего, ребята? - спросил Турецкий.
А те выбрали себе по увесистому железному уголку и вернулись.
- Жаль, конечно, технику, она ж не виновата… - сказал печальный Сева.
- Ага, - подхватил Филя, - и нас там буквально те же мысли мучили.
- Но ничего не поделаешь, - прогудел Демидыч, - нельзя оставлять без наказания… Очнутся ведь - снова за старое примутся, так пусть хоть водилы на Кольце нас добром помянут.
Он размахнулся и ударил по лобовому стеклу джипа…
И скоро от сверкающих лаком и эмалью престижных иномарок остались искореженные остовы, не подлежащие никакому ремонту…
А веселые "налетчики", разбежавшись по своим машинам, одновременно, как в прошлый раз, вырулили на дорогу. Они возвращались в "Глорию".
Турецкий размышлял о том, что Денис имеет все основания доложить своей клиентке: "Ваш заказ, мадам, выполнен. Вы категорически не хотели огласки, так ее и не будет". А про себя подумать: "Ну порезвились маленько ребята, не без этого… так ведь обществу на пользу".
Опять же и страху навели, но не засветились!..
Глава пятая Обед с продолжением
1
Вячеслав Иванович Грязнов слушал чистосердечное признание Александра Борисовича и размышлял о наиболее актуальном вопросе в данную минуту - плакать ему или смеяться? Ну ведь просил же! А с другой стороны, никому ведь неизвестно, кто они и откуда. Этакие, понимаешь, народные мстители… Нет, скорее, тоже братва, выполняющая чей-то заказ. А те пусть теперь себе головы ломают - чей. От кого исходил. А кто главный конкурент у таганских? Да хоть бы измайловские. Или цветные - те же азербайджанцы, что окучивают Большое кольцо, на фига им тоже какие-то конкуренты, что под ногами путаются? Ну и пусть сами разбираются… Главное крови нету, а мордобой - привычное дело при любом наезде. Считай, стрелка, разборка бескровная. Вот и властям жаловаться никто наверняка не станет, постараются уж как-нибудь между собой…
Зато рассказ Турецкого насчет сайта в Интернете и распечатка, сделанная в "Глории", заставили Грязнова отнестись к проблеме несколько иначе. Похоже, мелким хулиганством тут не пахнет. Организованно все получается, вот и на сектора Кольцо поделено, кто где работает… Ну черт возьми! Каждый день что-нибудь новенькое! А мы чуть что, так сразу - мафия! Угонщики - уже давно мафия, подставлялы - тоже мафия, но недавно…
Однако эти мысли Вячеслав Иванович оставил при себе, не хватало еще при Турецком выказывать свои сомнения, не жирно ли?
Александра Борисовича все, о чем они говорили с Грязновым, совершенно уже не волновало. С той самой минуты, как праведная месть настигла-таки разбойников с большой дороги, позволивших себе поднять руку на "девушку из лодочного сарая", у него пропал всякий интерес и к самому делу, и к его непосредственным участникам. Как никогда их и не было…
Он, собственно говоря, и заехал-то на Петровку, 38, исключительно ради того, чтобы некоторым образом отчитаться перед Вячеславом, а то ведь придет к нему черт-те какая информация, объясняйся потом, а хуже того - опровергай!.. В гораздо большей степени Турецкого сейчас волновали проблемы Питера Реддвея с его джипом. Костя-то теперь ведь с шеи не слезет, найдет повод в самый неудобный момент спросить: "Ну что там у вас с машинкой нашего Пита?" Врать ведь не станешь, что только ею и занимаешься! А время бежит. И чем же ты тогда занимаешься, любезный друг Санечка, а? Где пропадаешь второй уже день? И дома тебя что-то не видно, и на службе отсутствуешь… Ох эти дружеские разговоры!
- Ну так что у нас, в конце концов, с Питером? - раздражаясь на себя, спросил Турецкий, резко меняя тему. - И вообще, чем твой седьмой отдел занимается? Есть хоть что-нибудь?
- Скажите пожалуйста, вспомнил! - иронически хмыкнул Грязнов. - А между прочим, поручено тебе, а я - так, на подхвате. - Но, увидев хмурое выражение на лице друга, лишь рукой махнул: - Ладно, о чем сейчас с тобой говорить?.. На-ка вот…
Он немного отодвинул свое вращающееся кресло и открыл большой ящик письменного стола. Вынул два конверта. Заглянул в один, потом в другой и кинул Турецкому первый.
Александр Борисович тоже заглянул и вытряхнул на стол несколько фотографий. Качество их, конечно, оставляло желать лучшего, потому что печатались они с увеличением с кассет от видеокамер, расположенных на стенах зданий "Пятого уровня". А те запечатлевали любопытных прохожих в разное время суток и при разном, естественно, освещении. Питер же прислал "лица подозреваемых в краже автомобиля", которых еще как-то можно было идентифицировать. Вот из них и отобрали что могли и сделали распечатку.
Высыпав такого же размера фотографии из второго конверта, Турецкий выложил их, как и первые, в одну линию.
- А это кто? - спросил у Грязнова.
- Саня, ты меня огорчаешь, - пожал плечами Вячеслав. - У тебя что-то со зрением в последнее время? Или мысли в другом месте? Смотри внимательно.
- Погоди… Господи, действительно… Нашли, значит?
- Как видишь! - довольно теперь рассмеялся Грязнов. - Они самые, голубчики. И догадываешься кто? Или опять нужна подсказка?
Александр Борисович внимательно посмотрел на Вячеслава, потом поменял местами фотографии в обоих рядах так, чтобы "верхние" лица соответствовали "нижним", еще раз оглядел их и сказал:
- Пожалуй, готов с тобой побиться об заклад, что они самые главные и ненавистные конкуренты наших с тобой орехово-таганских и коптевско-измайловских, не так?