– Присылайте вашего Подметкова, – неожиданно согласилась врач. – Только не надо маляров. У больных от запахов начинается обострение. Все пациенты будут ходить перепачканные краской. У некоторых пошатнется неустойчивая стабильность при обнаружении изменения среды обитания.
– Хорошо, – обрадовался он. – Договорились. Когда мы встретимся?
– Его примут в любое время.
– Я имел в виду, вы и я, – уточнил, улыбаясь, следователь.
– Знаете, возможно, даже раньше, чем вы сами предполагаете. У вас всегда так безвольно опускается нижняя губа?
– Что вы хотите сказать? – насторожился Курбатов.
– У вас в роду не было душевнобольных или великих математиков? – произнесла врач, привставая и внимательно вглядываясь в лицо Александра.
– Ну все, прощайте! – воскликнул он, покидая уютный кабинет.
– До свиданья!
Курбатов вернулся в Мытищи на улицу Мира. Бросив автомобиль за два квартала, чтобы случайно не попался на глаза профессору, поднялся на третий этаж и нажал грязную кнопку. Звонка не услышал. Тогда толкнул дверь. Она отворилась. К подобным обиталищам он уже привык. Классическое место для совершения бытового преступления. Отличия бывают только в хламе, который обычно тащится с мусорников.
У Подметкова обнаружился целый склад бэушных автозапчастей. Прогоревшие глушители, наполовину сточенные тормозные колодки, ржавые амортизаторы. Вокруг стола с низко отпиленными ножками располагалось несколько грязных драных сидений от автомобилей. На одном из них спал человек. Судя по остаткам закуски, употреблялась водка, хлеб, селедочка.
Курбатов вынул бутылку водки. Молча откупорил ее. Достал два пластиковых стакана. Вынул из нагрудного кармана плоскую флягу. В один налил из нее воды. В другой водки. Хотел выбрать кресло почище, но показалось, что по нему ползает какая-то живность. Поэтому просто присел на корточки. Постучал костяшкой пальца по столу. Иван встрепенулся и открыл глаза.
– Ты кто? – обдав перегаром, задал он привычный вопрос, но было понятно, что интересует его исключительно содержимое стакана.
– Твой ангел-хранитель.
– Водка?
– Водка.
– С нечистью не чокаюсь, – произнес Иван, поднося стакан ко рту.
– С к-каких это пор ангелы перешли в разряд нечисти? – выпивая воду, поинтересовался Курбатов.
– Еще задолго до падения. Тут заходил один знакомый бог. Рассказывал. Ангелы, оказывается, не импотенты. Они просто кастрированные с рождения. И любого можно совратить с пути истинного, стоит только предложить яйца взамен крыльев. И летают они, несчастные, и ищут.
– Находят?
– Хрен! Вот ты отдашь свои за крылья?
– Нет.
– Видишь, значит, наш, чертяка! Ну, давай еще по одной.
– Знаешь, я тут недавно перечитывал письма Плиния Младшего... – начал втягиваться в разговор с философствующим алкоголиком Курбатов. Ему захотелось блеснуть университетскими познаниями.
– Дерьмо.
– Что именно? – попросил уточнить Александр.
– Да все эти ваши философы, – объяснил Подметков. – Самодостаточный человек не нуждается ни в каких вливаниях извне, кроме вот этого. Нет ни одной мысли, до которой невозможно додуматься самому.
– Например, давай определим, что здесь делаю я?
– Без проблем. Хотя этот вопрос имеет две стороны: общефилософский взгляд на вопросы бытия и частный. С точки зрения основного вопроса философии ты просто частица плесени, обладающей неким самосознанием и покрывшей на бесконечно короткий миг одну из планет. Если брать частности, будем вести самодопрос. Значит, так. Я тебя знаю? Нет. А ты меня? Да. Ты мне нужен? Нет. А я тебе? Да. Ты мой собутыльник? Нет. Что тебе с меня надо? Моя квартира или моя память. По вопросам распоряжения жильем я недее–способен. Спрашивай, мент. Но, предупреждаю, у меня склеротические провалы.
– Великолепно. Вот мое удостоверение. Старший следователь по особо важным делам. – Курбатов сделал паузу, для того чтобы дать Подметкову переварить информацию. – Я здесь ради вашей безопасности. Мы вышли на банду, орудующую нагло и безжалостно. Они выискивают одиноких, склонных к употреблению спиртного людей. Убивают, чаще всего просто травят или доводят до сердечного приступа конской дозой клофелина. Затем оформляют фальшивые документы и вы–ставляют жилье на продажу. Получают задаток в размере десяти процентов. Причем на одну квартиру могут попасть до пяти покупателей. И исчезают. Когда все выясняется, оказывается, хозяин пропал без вести либо пошел за грибами и объелся мухоморами. У нас есть оперативная информация, что вы их очередная жертва.
– Что же делать? – растерялся хозяин квартиры.
– Сейчас же отправляйтесь погостить к девушке с романтическим именем Гузаль. А здесь на неделю устраивается засада. Бумага какая-нибудь есть?
– Вот, – промычал Иван, предпринимая попытку стащить со стола газету, выполнявшую роль скатерти.
– На, возьми, – Курбатов протянул ему лист, вырванный из записной книжки, – пиши: "Я, Подметков Иван Степанович, находясь в здравом уме и трезвой памяти, предоставляю свою квартиру по адресу: улица Мира, восемьдесят семь, квартира двадцать пять, следователю Генеральной прокуратуры Курбатову А. М. для выполнения оперативных мероприятий. Дата. Подпись". Отлично. У вас прекрасный почерк ученика треть–его класса! Это комплимент! Собирайтесь, санитарная карета уже у входа...
Глава 4
Соль жизни
Поремский подъехал к аэропорту Шереметьево-2. Зашел в отделение милиции. Стоявший у входа милиционер, скользнув взглядом по лицу со следами побоев, насторожился. Владимир подошел и, предъявив служебное удостоверение, представился.
– Слушаю вас, – изменил отношение служитель правопорядка.
– Такое дело. В начале мая вам в отделение были сданы две личности со стволом и ножом, хотелось бы узнать, куда их отправили? – тряхнув соломенными волосами, спросил Владимир.
Милиционер предложил следовать за ним.
– Так. Сейчас, – пробормотал он, сев за стол и начав листать толстый журнал. – Вот. Отпустили.
– Как отпустили? – изумился Поремский.
– Они предъявили паспорта, из которых следовало, что им по пятнадцать лет.
– Что? Им по пятнадцать? Я не ослышался? Ну и дальше?
– Писатель от своего заявления тогда отказался. А за ношение огнестрельного и холодного оружия наказание следует с шестнадцати.
– Где вещдоки и их паспорта? – спросил Порем–ский.
– У нас. Мы сделали запрос по месту жительства для передачи дел в комиссию по делам несовершеннолетних. Пока молчат.
– Хорошо. Я все забираю в Генпрокуратуру. Подготовьте передаточную ведомость, – проворчал Владимир. – Но вообще полезно иногда головой думать. Здоровый двадцатилетний жлоб, судя по наколкам, трижды судимый, взят при попытке ограбления с огнестрельным оружием. Предъявляет фальшивую писульку, из которой следует, что он ходит в детский садик. Что делают наши доблестные органы? Ему грозят пальчиком и отпускают под честное слово домой, в углу постоять! А может, вы не так тупы, как кажетесь? В наше время глупость щедро проплачивается.
Чтобы не таскаться с уликами по городу весь день, Поремский забежал в Следственное управление Генеральной прокуратуры. После сдачи оружия и паспортов на экспертизу заскочил к Турецкому.
– Ну, есть чем обрадовать? – спросил тот.
– Скорей есть чем удивить! – ответил, наклонив голову и практически спрятав глаза под неподдающимися прямыми волосами, Поремский. – Судя по документам, им по... пятнадцать лет.
– Да брось, у меня дочь тринадцатилетняя. Ты видел. Этих пятнадцатилетних приходится выметать из квартиры каждый день. По развитию как раз на два года и отстают от девок.
– Мне кажется, тут нечисто. А у вас есть что?
– Да. Взгляни. – Турецкий протянул несколько фотографий.
– Это кто? – растерянно спросил Поремский.
– Это подозреваемый в деле профессора Волобу–ева. По крайней мере, на портфеле найдены его пальчики. А анализ химического состава ушной серы на руках профессора показал, что она из его ушей. Тем более ухо у парня действительно слегка надорвано. Опять же, несколько волос, прилипших к руке убитого, огненно-рыжего цвета, как у парня. Однако допросить его невозможно. Больной пребывает в состоянии овоща. Его сильно разнесло. Не может говорить, сидит на энтеральном питании. И, похоже, из-за обширнейшего отека подавлен мозг. Сейчас ситуация стабилизировалась. Есть надежда, что, когда полегчает, сознание к нему вернется.
– Борисыч, но за ним уже должна начаться охота. Кроме того, едва придя в себя, он попытается сбежать или покончить с собой.
– Он переведен в госпиталь МВД. У палаты вы–ставлена охрана. Ребята проинструктированы относительно опасности, – успокоил Турецкий. – И вот что я думаю, может статься, что он останется нашей последней ниточкой к Атаману. Если не выйдет из комы, придется давать заметку с фотографией в желтую прессу и ловить "на живца".
– Ну, я полетел как раз общаться с представителями желтой прессы, – вставая, произнес Поремский. – Когда-нибудь открывал газетенку "Соль жизни"?
– Нет, а что?
– Дрянь редкостная! – раскладывая на столе цветные листы, покрытые обнаженными телами, скривился Владимир. – Наш Елагин же в ней прославился! Комок к горлу подступает. Я, честно говоря, пожалел, что мы вернули орудие труда господину Белобокину. Вот его последнее интервью с начальником кафедры диетологии института Востока. В статье, претендующей на серьезный научный обзор, ученый советует домашним хозяйкам не жарить домашних тараканов в микроволновой печи по той причине, что насекомые просто лопаются и их останки трудно соскребать со стенок. А вот, слушай: "Господин Польский, почитатели экзотической кухни часто жалуются на боли в желудке и ухудшение самочувствия после потребления насекомых неизвестного происхождения". Ответ: "Нашей стране предстоит долгий путь до признания ее цивилизованной. Поверьте, ни в одной восточной культуре не используются такие варварские методы борьбы с домашними животными, как ядохимикаты. Поймите, они не враги нам. Они нас не ненавидят. Тараканы просто попутчики по жизни. А пришедших от соседей рекомендую выдерживать в стеклянной банке с солью две недели для вывода ядов".
– Хватит, – поморщился Турецкий. – Отваливай отсюда со своими мерзостями. У меня обед скоро.
Поремский покинул кабинет начальника. Вынул телефон и выбрал из памяти номер Елагина.
– Да, слушаю, – прозвучал ответ.
– Рюрик, у тебя название газеты "Соль жизни" никаких отрицательных эмоций не вызывает? – поинтересовался Поремский. – А то я вынужден нанести туда дружеский визит. Может, надо кого пристрелить?
– Володя, встретишь Вербовскую, не убивай ее. Она моя! – усмехнулся Елагин.
Поремский вошел в душное, несмотря на вращающиеся на потолке пропеллеры, помещение. Остановился, выискивая знакомое лицо.
Редакция газеты "Соль жизни" представляла собой огромный офис, разделенный прозрачными перегородками на звуконепроницаемые отсеки, в которых сидели и неустанно били по клавиатурам наборщицы, верстальщики, корректоры и редакторы. Между ними сновали различного рода менеджеры.
Над редакцией возвышалась небольшая надстройка, откуда тянуло запахом хорошего кофе. Там, скрытый за тонированным стеклом, наблюдал за процессом, потягивая чашечку напитка, сам главный редактор и владелец издания господин Иванов. Армянин с азербайджанской фамилией, подписывающийся русским псевдонимом, в редакторы газеты вышел из поваров. Поэтому и издание представляло собой невероятную смесь из острых приправ, экзотических блюд и прочих ингредиентов. И ничего, находились люди, которые это кушали!
Разглядев свидетеля, Поремский двинулся по лабиринту проходов. Успешный журналист Белобокин обладал такой роскошью, как персональное рабочее место. Большинство его коллег не имели и этого. Сейчас он работал над статьей о грибах-мутантах, селившихся в человеческой печени и мозге. Статья должна была выйти в вечернем выпуске. А пока получалось не совсем правдоподобно, поэтому он недовольно оторвался от материала.
– Вы меня узнаете? – спросил стоявший перед ним высокий молодой человек с копной прямых платиновых волос.
– Вы тот юноша, что меня сильно выручил! – вздохнул Белобокин, поняв, что отпираться бессмысленно.
Он быстро провернул в голове возможные причины, заставившие прийти молодого человека. Конечно, следовало в аэропорту, когда ему вернули компьютер стоимостью в три тысячи долларов, предложить вознаграждение. Но тогда ста долларов было жалко. Сейчас же за неразглашение он готов был заплатить и тысячу. Дело в том, что ноутбук был редакционный. Придя на следующий день к шефу со следами побоев на лице, журналист рассказал, как его ограбили. Иванов лишь махнул рукой. Он привык к разбитым фотоаппаратам и камерам, перевернутым автомобилям, побитым журналистам. Острота газеты требовала материальных жертв.
– О, у вас новый аппарат! – отметил Поремский, разглядывая чудо японской техники. – У меня к вам пара вопросов. Вы тех дебилов ведь встречаете не впервые. Вы их знаете?
– В первый раз видел! – испугался Белобокин. – А почему это вас так интересует?
– Извините, не представился. Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Порем–ский, – произнес Владимир, изучая странную реакцию нервно заерзавшего на стуле Белобокина. – А они дали показания, что вас знают давно. Уже грабили. Предупреждали. Но вы не послушались.
– К чему тогда весь этот спектакль? – развел руками Белобокин. – Вы же знаете все.
– Спектакль, положим, в нашем случае разыгрывается не мной, а вами. Чего вы боитесь?
Чего может бояться журналист? Белобокин вспомнил времена своей голодной, шакальей юности, когда он с такой же сворой циничных подонков конкурирующих изданий несся туда, где пахло свежей кровью. Еще не остыл труп, а репортаж со своей версией был готов. Он врывался в квартиры глядевших безумными глазами родителей и делал снимки жертвы прямо в гробу. Умудрялся скрытой камерой снимать уголовников, выпивающих с депутатами, и загулявших с любовниками звезд.
Делалось это, конечно, не в угоду искусству, а исключительно из-за весьма неплохих гонораров. Однажды Белобокина, младшего редактора нищего отдела "краденых новостей", за отсутствием под рукой журналистов высоко оплачиваемого отдела "расследований и криминальной хроники" послали на громкую разборку. Восемь трупов из трех известных криминальных сообществ были изрешечены автоматными очередями. Вот тогда он, сделав несколько снимков, впервые столкнулся с настоящей братвой. Бритый наголо "шкаф" подошел, на секунду задумался: убить или забрать оптику. Белобокин, быстро сообразив, вскрыл фотоаппарат и начал вытаскивать, засвечивая, пленку. Бугай, потеряв интерес, отошел. Белобокин впервые наделал прямо в штаны. Однако, отбежав на несколько метров, присел, выхватил блокнот и принялся покрывать его текстами. Были исписаны даже те страницы, которые планировалось вырвать и хорошенько помять. Репортаж был признан статьей года. После него журналист вознесся. Однако эта странная зависимость осталась.
Вот и сейчас при слове "прокуратура" ему срочно потребовалось в туалет. Да еще зазвонил телефон. На проводе был вездесущий шеф:
– Что это у тебя за посетитель?
– Шеф, – прикрыв рукой трубку, шепнул Белобокин, – следователь, "важняк" из Генпрокуратуры.
– Молодец, – похвалил Иванов, – потом ко мне заведи.
– Без проблем, – ответил, кладя трубку, журналист. Затем обратился к следователю: – Вы можете гарантировать, что обстоятельства того контакта не станут достоянием гласности?
– Боже! Вы тут совсем помешались на компроматах, – вздохнул Владимир. – Все, что вы скажете, будет использовано только с целью задержания особо опасных преступников. Расскажите подробно, где, при каких обстоятельствах и когда вы с нападавшими ранее контактировали?
– Полтора месяца назад я зашел в туалет стадиона "Динамо". Ворвались эти двое. Забрали старенький личный ноутбук и пригрозили, чтобы я там больше не появлялся.
– Были ли в их облике какие-нибудь особенности?
– Да нет. Одеты, как все фанаты "Спартака", – ответил Белобокин.
– Часто вы посещали сие заведение до ограбления?
– Почти каждый день.
– У вас что, диарея?
– Вроде того, – оглядываясь, кивнул головой Белобокин. – Я сейчас отбегу. С вами очень хочет побеседовать главный редактор. Это там, видите затемненное стекло? Прошу, ни слова об обстоятельствах нашего знакомства.
– Ладно. Не волнуйтесь, – успокоил его Владимир. – Да. Небольшая личная просьба. У вас еще работает такая активная девушка, Юлия Вербовская?
– А! – усмехнулся Белобокин. – Она пользуется спросом. Но для вас сделаем.
– Мне бы кабинетик отдельный! – высказал пожелание следователь.
– Без проблем. Вот там, – указал в сторону нескольких дверей Белобокин, – кабины для переговоров. Подождите пару минут. Она зайдет.
Поремский вошел в кабину размерами чуть больше телефонной будки и уселся на один из двух стульев. Через несколько минут дверь отворилась. Вошла чуть настороженная девушка. Из-за скромных размеров кабинета обстановка мгновенно стала интимной. Воздух наполнился всеми оттенками ароматов ее косметики. Владимир скользнул взглядом по огромным карим глазам, чуть заметной россыпи веснушек, остренькому подбородку и задержался на шнуровке в районе декольте. Репортерша, видимо, спешила и теперь глубоко дышала. При каждом вдохе невольно создавалось ощущение, что тесемки лопнут и ее женское естество вырвется наружу...
Владимир тряхнул головой, снимая наваждение, и произнес:
– Вам сказали, кто я?
– Нет, – ответила она.
– Я представитель Генеральной прокуратуры. Вот мои документы, – протягивая удостоверение, представился Поремский. – Репортаж со свиньей, в котором все вывернуто наизнанку, – ваша работа?
– Да! – по-боевому вспыхнув, ответила девушка.
– Не радуйтесь, – ровным тоном продолжил Поремский. – Скандала не будет. Я просто иду сейчас к вашему генеральному и беру его за одно место по результатам финансовой проверки. А в качестве откупного выдвигаю требование об увольнении журналистки Вербовской за непрофессионализм...
– Так ведь он же сам приказал! – надув губки, воскликнула Юлия. – И человека указал, которого необходимо подставить!
– Спасибо, – откинулся на спинку стула Владимир. – Вы мне очень помогли. О нашем разговоре, естественно, никто не узнает. Можете спокойно идти ковыряться в грязном белье.
– Знаете, на вашем месте я бы сильно не задавалась, – успокоившись, произнесла девушка. – Вам по роду службы приходится ковыряться не в меньшем дерьме!
– Значит, мы похожи и можем найти общий язык? – спросил Владимир, с трудом отрываясь от бюста и поднимая взгляд на уровень глаз.
– Не сомневайтесь, мы его найдем!