- Что случилось? - спросила она, встала, сняла куртку, шарф и повесила их на крючок вешалки, подошла к Аннике и тоже посмотрела на хлопающую дверь помойки.
- Масса всяких вещей, - ответила Анника. - На работе я просто просиживаю штаны, потому что Шюман запретил мне писать о терроризме. Он думает, что я чокнулась после туннеля.
- Ну, понятно, - сказала Анна и сложила руки на груди.
- Мне изменил Томас, - продолжила Анна, понизив голос почти до шепота. Слова отражались от стен и повисали под потолком.
Анна скептически посмотрела на подругу:
- Да ну, почему ты так думаешь?
У Анники сдавило горло, она не могла произнести противных липких слов. Она посмотрела на свои руки, откашлялась и подняла глаза к потолку:
- Я их видела. У торгового центра. Он ее целовал.
У Анны приоткрылся рот. В глазах остались недоверие и скепсис.
- Ты уверена? Может быть, ты ошиблась?
Анника покачала головой и снова опустила взгляд на руки.
- Ее зовут София Гренборг. Она работает в объединении областных советов, заседает в той же комиссии, что и Томас. Ну, ты знаешь это дело с угрозами в адрес политиков…
- Тьфу ты черт, - сказала Анна. - Какая свинья. Что он говорит? Извивается, как уж на сковородке?
- Я ничего ему не сказала, - ответила Анника. - Надеюсь разобраться с этим своими средствами.
- Что ты такое говоришь? - возмутилась Анна. - Ясно, что тебе надо с ним поговорить.
Анника вскинула глаза на подругу:
- Я знаю, что он хочет оставить меня и детей. Он мне лжет. Впрочем, он и раньше изменял.
Анна опешила:
- С кем еще?
Анника попыталась рассмеяться, чувстуя, что камень выдавливает из ее глаз слезы.
- Со мной, - выпалила она.
Анна Снапхане тяжело вздохнула и внимательно посмотрела на Аннику своими агатовыми глазами:
- Ты должна с ним поговорить.
- К тому же я слышу ангелов, - сказала Анника и тяжело вздохнула. - Они поют мне, говорят со мной. Как только мне становится тяжело, они сразу начинают петь.
Она закрыла глаза и замурлыкала меланхолическую песню: несут летние ветры тоскующему сердцу желтые лилии…
Лицо ее застыло и потемнело.
- Тебе нужна помощь, - сказала Анна. - Ты меня слышишь, Анника?! Дело нечисто, ты не можешь оставаться наедине с этим!
Она шагнула к Аннике и так ее встряхнула, что у той клацнули зубы.
- Не распускайся! Слушай, что я тебе скажу.
Анника вырвалась из рук подруги.
- Ничего, все в порядке, - тихо сказала она. - Они исчезают, как только я начинаю о чем-то думать. Их не бывает, когда я работаю. Хочешь кофе?
- Я хочу зеленого чая, - ответила Анна. - Если он у тебя есть.
Анника пошла на кухню неожиданно пружинистой походкой, нутром чувствуя разочарование и смятение ангелов. Она их разоблачила, выдала. Они-то были уверены, что смогут поддерживать, утешать и терроризировать ее и никто не будет об этом знать.
Она налила воду в маленькую медную кастрюльку, щелкнула зажигалкой, оказавшейся под рукой, и зажгла газ, подивившись тому, что крохотная искорка вспыхнула мощным синим пламенем.
Утешение страждущим, пели теперь ангелы, слабыми разрозненными голосами, любимой дочке солнечного света…
Анника судорожно вдохнула и прижала ладони к вискам, чтобы заставить их замолчать.
В кухню, в чулках, вошла побледневшая Анна. Она испытующе посмотрела на Аннику.
Та попыталась улыбнуться.
- Думаю, что они просто пытаются меня утешить, - сказала она. - Они поют только очень светлые, милые вещи.
Она вышла в кладовку и принялась в полутьме шарить руками по полке в поисках чая, который считала зеленым.
Анна Снапхане уселась за стол, и Анника чувствовала, как она взглядом буравит ее спину.
- Это не они, - сказала Анна, - это ты сама. Ты что, не понимаешь? Ты сама себя утешаешь, обнимаешь ребенка внутри себя. Тебе никто не пел этого, когда ты была маленькой?
Анника злобно выругалась по поводу своих мозговых извилин, найдя на самом деле какой-то давно просроченный японский чай, подаренный ей когда-то кем-то на работе.
- Ты серьезно хочешь переехать? - спросила она, войдя на кухню как раз в тот момент, когда закипела вода. - Могу порекомендовать Кунгсхольм. Мы там когда-то немного пожили.
Анна подобрала со стола какую-то крошку, помяла ее между большим и указательным пальцами и задумалась, прежде чем ответить:
- Я почему-то думаю, что Мехмет в конце концов переедет к нам или мы с ним продолжим встречаться вечно, понимаешь? Он принадлежит нам, и жить без него… это неправильно. Мне только грустно, тоскливо и неприятно, когда я вижу, как старик с нижнего этажа заглядывает мне под халат, когда я спускаюсь за газетами.
- Так что же для тебя самое важное? - спросила Анника, разливая сквозь ситечко чай по чашкам.
- Миранда, - не колеблясь, ответила Анна. - Я хорошо понимаю, что не могу становиться в позу мученицы и пожертвовать всем, что важно для нее, но дом в Лидингё всегда очень много для меня значил. Вообще-то я одобряю функциональный стиль, но мне трудно жить без нормального убранства и отделки.
- Значит, если надо, ты сможешь примириться с модерном? - спросила Анника и пододвинула Анне чашку.
- Это всего лишь национальная романтика. Шелуха.
Анника села напротив подруги и посмотрела, как та дует на горячий чай.
- Итак, Эстермальм?
Анна кивнула и поморщилась, ошпарив себе язык.
- Чем ближе, тем лучше, чтобы Миранда могла сама ко мне приходить.
- Насколько большая квартира тебе нужна?
- Насколько дорогая, ты хочешь сказать? У меня нет ни копейки на первый взнос.
Они пили чай, молчали и слушали, как время от времени хлопает на ветру дверь помойки в саду. Кухня тускло белела в неярком свете зимнего дня, ангелы неуверенно запели, камень снова зашевелился, царапая грудь.
- Смотрим hemmet.se? - спросила Анника и встала, не в силах больше сидеть.
Анна звучно дохлебала чай и пошла вслед за подругой к компьютеру.
Анника села и сосредоточилась на ярлыках и клавиатуре, запустила Интернет. С щелчком и протяжным стоном включился модем.
- Начнем с последних объявлений, - сказала она. - Трешка с балконом и камином на Артиллерийской улице?
Анна вздохнула.
Квартира была выставлена на продажу, сто пятнадцать квадратных метров, третий этаж, в превосходном состоянии, с новой кухней, выложенной кафелем ванной с биде, осмотр в воскресенье в шестнадцать часов.
- Четыре миллиона? - спросила Анна и, прищурившись, наклонилась к экрану.
- Три миллиона восемьсот тысяч, - ответила Анна. - Цена немного поднялась со дня подачи объявления.
- Забавная квартира, - сказала Анна Снапхане. - У меня нет калькулятора. Сколько мне придется платить в месяц за кредит?
Анника прищурилась, быстро считая в уме.
- Двадцать тысяч плюс взнос минус налоговая скидка.
- Давай посмотрим что-нибудь поменьше.
Они нашли двушку на первом этаже на нечетной стороне Валгаллавеген за полтора миллиона.
- Безработная, - сказала Анна и тяжело села на подлокотник кресла, - брошенная отцом ребенка, почти спившаяся и живущая в двушке на первом этаже. Можно ли пасть ниже?
- Репортер отдела культуры на радио Медвежьего Угла, - напомнила Анника.
- Да, ты хорошо понимаешь, что я имею в виду, - сказала Анна и встала. - Пойду посмотрю, что там на Артиллерийской улице. Там есть код?
Анника распечатала данные с кодом и телефоном маклера.
- Пойдешь со мной?
Анника отрицательно покачала головой и осталась сидеть на месте, слыша, как Анна возится в прихожей, натягивая сапоги и надевая куртку, шарф и полоску.
- Я позвоню расскажу! - крикнула Анна от входной двери, а ангелы затянули прощальную песнь: пока, Анна, сердце моего дома.
Анника поспешила возобновить поиск, и ангелы умолкли. Она нашла продающуюся квартиру в новом доме на Винтерсвиквеген в Юрсхольме. Квартира продавалась за какие-то шесть миллионов девятьсот тысяч.
Дубовый паркет во всех комнатах, открытая планировка между кухней и столовой, мозаика цвета морской волны в двух ванных комнатах, ровное и безопасное для детей пространство для зимнего сада. Чтобы узнать подробности, кликните здесь.
И она кликнула и дождалась, когда загрузятся картинки, показывающие быт чужих людей, а потом внимательно рассматривала двуспальную кровать в ослепительно-белой спальне с расположенной рядом ванной.
Здесь живет семья, подумала Анника, и эта семья решила переехать. Они позвонили маклеру, который оценил квартиру, привел с собой фотографа и написал глупый рекламный текст, выложил все в Сеть, и теперь каждый кому не лень может заглянуть в супружескую спальню, оценить вкус хозяев, изучить планировку их жилья.
Домой, запели ангелы. Хотим домой.
Она торопливо встала, пошла к телефону и дрожащими пальцами набрала 118–118. Когда на другом конце провода ей представилась телефонистка, Анника попросила соединить ее с Маргит Аксельссон в Питхольме.
- У меня есть телефон Торда и Маргит Аксельссон в Питхольме, - медленно произнесла телефонистка. - Здесь значится, что он инженер, а она преподавательница дошкольного учреждения. Это верно?
Анника попросила соединить ее с этим номером и принялась терпеливо ждать гудков. Ангелы замолкли.
Включился автоответчик старого образца, в трубке зазвучал радостный женский голос, сопровождавшийся шумом заезженной, множество раз прокрученной магнитной ленты.
- Привет, вы позвонили в дом семьи Аксельссон.
Ясно и четко, это наш дом, мы здесь живем.
- Торд и Маргит не могут сейчас подойти к телефону, а девочки в университете, поэтому оставьте сообщение после сигнала. Всего вам хорошего.
Анника откашлялась, пока, свистя и щелкая, включался магнитофон автоответчика.
- Привет, - сказала она, когда где-то в Питео на пленке прозвучал сигнал. - Меня зовут Анника Бенгтзон, я - корреспондент газеты "Квельспрессен". Сначала я хочу извиниться, что звоню вам в такой скорбный час, но у меня к вам очень важное дело. Я знаю о цитатах Мао.
Мгновение она поколебалась; знают ли родственники убитой, что до этого было три письма с похожим содержанием.
- Мне нужен Торд, - сказала она. - Я знаю, что это сделали не вы.
Она снова замолчала, прислушалась к приглушенному шороху пленки. Интересно, сколько ей еще придется молчать, ожидая, когда закончится запись.
- Несколько последних недель я расследую взрыв самолета "Дракон" на базе Ф-21 в ноябре 1969 года, - сказала она. - Я знаю о Рагнвальде, я знаю, что он был вместе с Кариной Бьёрнлунд…
На другом конце провода кто-то поднял трубку, шум пленки прекратился так неожиданно, что Анника подскочила на месте.
- Взрыв? - спросил хриплый мужской голос. - Что вы о нем знаете?
Анника сглотнула.
- Я говорю с Тордом?
- Что вы знаете об Ф-21?
Мужчина говорил глухо и враждебно.
- Какую-то часть, - ответила Анника и замолчала, ожидая продолжения.
- Вы не можете писать об этом в газете, если не знаете всего, - сказал мужчина. - Вы не можете этого делать.
- Более того, я не имею права этого делать, - сказала Анника. - Я звоню по другой причине.
- По какой же?
- Меня, среди прочего, интересует вот эта цитата: Народы мира, объединяйтесь и бейте американских агрессоров и их лакеев. Народы всего мира, будьте мужественны, боритесь, не отступайте перед трудностями, наступайте - волна за волной! Тогда весь мир будет принадлежать народу. Хищные звери всякого рода будут уничтожены. Что это означает?
Мужчина долго не отвечал. Если бы не звук работающего в его доме телевизора, Анника бы решила, что он положил трубку.
- Вам не звонили другие журналисты? - спросила она, не дождавшись ответа.
Она слышала, как мужчина судорожно сглотнул. Резкий звук в микрофоне заставил ее отодвинуть трубку от уха на несколько сантиметров.
- Нет, - сказал мужчина. - Для них вся картина ясна как день.
Он замолчал. Аннике показалось, что он заплакал. Она ждала.
- Они написали, что меня увезли в полицию для допроса, но отпустили за недостаточностью улик.
Анника молча кивала. Верно, кто же станет звонить убийце.
- Но это не вы, - сказала она. - Полиция уверена в этом на сто процентов.
Мужчина тяжело перевел дух. Голос его дрожал, когда он снова заговорил.
- Это теперь не играет никакой роли, - сказал он. - Соседи видели, как меня увозили в полицейской машине. Теперь все будут говорить, что это я убил Маргит.
- Будут до тех пор, пока не схватят виновного, - сказала Анника. Мужчина на другом конце провода снова начал плакать. - Будут, пока полиция не возьмет Ёрана Нильссона.
- Ёрана Нильссона? - переспросил он и высморкался. - Кто это?
Анника поколебалась, прикусив язык. Ей было совершенно неведомо, что знает этот человек.
- Он известен также под своей кличкой, - сказала она. - Рагнвальд.
- Вы имеете в виду… Рагнвальда? - сказал мужчина и тут же выплюнул другое имя: - Желтого Дракона?
Анника вздрогнула:
- Простите, но что вы сказали?
- Я его знаю, - возбужденно произнес Торд Аксельссон. - Сумасшедший маоист, он крутился здесь. Был революционером в Лулео в конце шестидесятых. Я знаю, что он вернулся, знаю, что он сделал.
Анника судорожно схватила бумагу и ручку.
- Я никогда раньше не слышала, что его другое прозвище - Желтый Дракон, - сказала она. - Именем Рагнвальд он пользовался в своей маоистской группе, которая собиралась на митинги в подвале библиотеки.
- До этого они были Дикие Звери, - сказал Торд Аксельссон.
Анника на секунду замерла.
- До того они были Дикие Звери, - повторила она, записывая.
На линии снова наступило молчание.
- Алло? - произнесла Анника.
Мужчина испустил тяжкий вздох.
- Девочки вернулись, - тихо сказал он, поднеся трубку ко рту. - При них я не могу говорить.
Анника задумалась на долгие три секунды.
- Мне надо быть завтра в Лулео по другим делам, - сказала она. - Я могу заглянуть к вам, чтобы поговорить без помех?
- Маргит умерла, - потухшим голосом сказал Торд. - Ничто на свете уже не может ее спасти. Но я никогда ее не обманывал, понимаете?
Анника продолжала машинально записывать.
- Я хочу лишь выявить связи, - сказала она. - Я не стану ничего писать ни о Маргит, ни о ком другом.
Мужчина снова тяжко вздохнул и на несколько мгновений задумался.
- Приходите в обед. Девочки будут в полиции, и мы сможем поговорить без свидетелей.
Она записала адрес, уточнила, как добираться, и они договорились, что она придет около двенадцати.
Она положила трубку и не трогала ее бесконечно долгую минуту. Ангелы молчали, но сильно звенело в левом ухе. Тени на стенах стали длинными и хаотичными. Они двигались, когда мимо проезжали машины и качались в такт движениям уличных фонарей.
Теперь надо было договариваться с руководством газеты.
Она позвонила на коммутатор, дождалась своей очереди. Работал Янссон.
- Как ты себя чувствуешь, ведьма? - ласково спросил он и выдохнул в трубку клуб дыма.
- У меня появилось срочное дело, - ответила Анника. - Мною движет простая человечность. В пригороде Питео живет один бедолага. У него убили жену, и весь городок считает, что это сделал он.
- И?.. - спросил Янссон, стараясь не показаться слишком заинтригованным.
- Можно дать гарантию, что это не он, - сказала Анника. - Он находился на работе, в шести милях от места преступления в компании трех коллег, когда было совершено преступление. Кроме того, у полиции есть подозреваемый, они знают, кто виновен, но это не играет никакой роли для мужа убитой женщины. Соседи видели, как его увозили утром в полицейской машине, и вынесли свой окончательный приговор. Местные газеты написали, что он был допрошен в полиции, но отпущен за недостатком улик. В поселке теперь его до самой смерти будут считать убийцей.
- Ну, - возразил Янссон, - это еще неизвестно.
- Подумай о ситуации, в какую попал этот человек, - сказала Анника. - Он не только потерял жену, которую очень любил, он потерял уважение людей, в окружении которых прожил всю свою жизнь. Как он будет жить дальше?
Она замолчала и стиснула зубы, достаточно и того, что она уже наговорила.
- И теперь старушка хочет предложить помощь и поболтать с беднягой?
Анника откашлялась.
- Завтра за обедом. Я могу звонить и заказывать билеты?
Янссон громко вздохнул.
- Да, да, - сказал он. - Ты же свободный репортер.
- К тому же все это не имеет никакого отношения к терроризму, - сказала Анника.
Редактор фальшиво рассмеялся.
- Слышал, что Шюман запретил терроризм, - сказал он.
- Ничего, даст Бог день, даст и пищу, - отрезала Анника и положила трубку.
Потом она набрала номер бюро круглосуточного заказа билетов для газеты, заказала билет на 9.40 до Каллакса и взяла напрокат автомобиль. Не самый маленький, спасибо.
Едва она успела закончить разговор, как распахнулась входная дверь и в дом с криками и визгом ворвались дети, брызжущие нерастраченной энергией. Анника быстро подошла к компьютеру, вышла из Сети, выключила компьютер и поспешила в холл.
- Мама, знаешь, бабушка и дедушка дали нам конфет, потому что мы не бегали у них и хорошо себя вели, а папа купил газету с голыми тетями, а у дедушки болело сердце, а мы пойдем в парк - ну пожалуйста!
Она, смеясь, подхватила их обоих на руки - таких неуклюжих, теплых и ароматных - и стала медленно их качать.
- Конечно пойдем. У вас есть сухие варежки?
- Мои такие противные, - сказала Эллен.
- Мы найдем другие, - успокоила ее Анника и открыла шкаф с ананасами.
Мимо, не повернув головы, прошел Томас.
- Завтра я улетаю в Лулео на один день, - сказала она, натягивая перчатку на растопыренные пальчики Эллен. - Тебе придется отвезти и забрать детей.
Он остановился у входа в спальню, вздернул плечи до мочек ушей. Казалось, он сейчас обернется и лопнет от ярости. Анника ждала взрыва, но ничего не произошло.
Он прошел в спальню, зажав под мышкой вечернюю газету и "Кафе", и закрыл за собой дверь.
- Мы идем, мама?
- Конечно, - ответила Анника, надела куртку, открыла балконную дверь, взяла санки и повернулась к детям: - Ну, пошли?