- Некая Жанна Дебюль, сорока девяти лет, остановилась в отеле "Савой", номер шестьсот пять, - подбирая слова, произнес Мегрэ. - Прошу вас в течение нескольких ближайших часов следить за ней как можно осторожнее…
Далекий собеседник повторял последние слова Мегрэ с хорошим произношением, как будто каждый раз поправлял его.
- Возможно, что один молодой человек попытается посетить ее или встретиться с ней. Даю вам его приметы…
Перечислив приметы, он добавил:
- Он вооружен, "смит-вессон" специального образца. Это дает вам возможность арестовать его. Я пошлю вам его фотографии по бильдаппарату через несколько минут.
Но англичанин не понимал, и Мегрэ пришлось давать подробное описание, повторять одно и то же три-четыре раза.
- В конце концов, что вы от нас хотите?
Эта дотошность заставила Мегрэ пожалеть, что он позвонил в Скотленд-Ярд, ему захотелось ответить: "Ничего!"
Он был весь в поту.
- Я приеду сам, - наконец заявил он.
- Вы хотите сказать, что приедете в Скотленд-Ярд?
- Я приеду в Лондон.
- В котором часу?
- Еще неизвестно. У меня нет расписания самолетов под рукой.
- Вы вылетите самолетом?
Мегрэ повесил трубку, возмущаясь и посылая ко всем чертям этого незнакомого инспектора, который, возможно, был славным парнем.
А что бы ответил Люкас инспектору Скотленд-Ярда, позвонившему в шесть часов утра и на дурном французском языке рассказавшему подобную историю?
- Это опять я. Соедините меня снова с Ле Бурже.
Самолет отправлялся в восемь пятнадцать. У него осталось время заехать домой, переодеться, даже побриться и проглотить завтрак. Мадам Мегрэ предусмотрительно не задавала никаких вопросов.
- Я не знаю, когда вернусь, - сказал он сердито, слабо надеясь, что она тоже рассердится и у него будет возможность сорвать на ком-нибудь свой гнев. - Я уезжаю в Лондон.
- Да.
- Приготовь маленький чемодан со сменой белья и дорожным несессером. Там, в ящике, наверно, осталось несколько фунтов стерлингов.
Зазвонил телефон. Мегрэ как раз надевал галстук.
- Мегрэ? Говорит Рато.
Старший следователь, который, конечно, провел ночь в собственной постели, был в это прекрасное солнечное утро в чудесном настроении и, поглощая кофе со свежими булочками, желал узнать новости.
- Что вы говорите?
- Я говорю, что мне некогда, что я сажусь на самолет и вылетаю в Лондон через тридцать пять минут.
- В Лондон?
- Вот именно.
- Что вы такого узнали, что…
- Простите, но я вешаю трубку. Самолет не ждет. - Мегрэ был в таком состоянии, что добавил: - Я буду посылать тебе открытки.
Само собой разумеется, что в ответ на это была повешена трубка.
Глава шестая,
в которой Мегрэ решается вдеть гвоздику в петлицу, но это не приносит ему удачи
Над французским побережьем самолет попал в облака, и пришлось подняться выше. Немного позже Мегрэ повезло. Через широкий просвет в тучах он увидел море, сверкающее, как рыбья чешуя, и суда, за которыми тянулся пенный след.
Сосед Мегрэ любезно нагнулся к нему и, указывая на меловые скалы, стал объяснять:
- Дувр…
Мегрэ поблагодарил его улыбкой. Между самолетом и землей стлалась легкая, почти прозрачная дымка; изредка путь самолета пересекало большое сияющее облако, которое быстро исчезало позади, и снова внизу виднелись зеленые пастбища, усеянные крошечными точками.
Вдруг земля опрокинулась, самолет шел на посадку, внизу был Кройдон. И внизу был мистер Пайк. Да, мистер Пайк приехал, чтобы встретить своего французского коллегу. Он ждал не на летном поле, хотя, безусловно, имел на это право, и даже не в стороне от толпы, нет, он терпеливо стоял в гуще встречающих, за барьером, который отделял пассажиров от встречающих, родственников и друзей.
Пайк не делал приветственных жестов и не размахивал носовым платком. Когда Мегрэ взглянул в его сторону, он ограничился кивком головы, точно так же по утрам он приветствовал своих товарищей по работе.
Прошло много времени с их последней встречи и, наверно, лет двенадцать с тех пор, как комиссар был в Англии.
С чемоданом в руке вслед за толпой Мегрэ вошел в здание аэровокзала и остановился около таможенников, а мистер Пайк скромно стоял за окном в своем темно-сером, несколько узковатом для него костюме, в черной фетровой шляпе и с гвоздикой в петлице.
Конечно, он мог зайти сюда и сказать чиновникам: "Это комиссар Мегрэ, который приехал к нам…"
Мегрэ сделал бы для него это в Бурже. Но он не сердился на Пайка, понимая, что с его стороны это - проявление особой деликатности. Мегрэ немножко стыдился, вспоминая свой утренний гнев на инспектора Скотленд-Ярда. Раз Пайк находится здесь, значит, тот человек не так плохо справился со своими обязанностями и даже проявил инициативу. Часы показывали половину одиннадцатого: чтобы вовремя приехать в Кройдон, Пайку пришлось выехать из Лондона рано утром.
Мегрэ вышел из аэровокзала. Сухая, жесткая рука протянулась ему навстречу.
- Как вы поживаете?
И Пайк продолжал говорить по-французски, что было большой жертвой с его стороны, так как он говорил плохо и очень страдал, делая ошибки.
- Надеюсь, что вы… будете… Как это перевести? Довольный… да, довольны этой чудесной погодой.
Мегрэ первый раз приехал в Англию летом и теперь пытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь раньше настоящее солнце над Лондоном.
- Я предположил, что вы предпочтете ехать не в автобусе, а в машине.
Пайк ни слова не говорил о деле, из-за которого приехал Мегрэ, он не позволил себе ни одного намека, это также было проявлением особого такта. Они сели в "бентли" Скотленд-Ярда. Машину вел шофер в форме, педантично соблюдавший все правила движения: он ни разу не увеличил скорости и ни разу не поехал на красный свет.
- Красиво, не правда ли?
Пайк указал на ряд маленьких розовых домов, которые в плохую погоду показались бы жалкими, но сейчас под лучами солнца выглядели очень кокетливо. Перед каждым из них между входной дверью и решеткой находился ровно очерченный квадрат зеленого газона величиной не больше простыни.
Чувствовалось, что Пайк наслаждается видом лондонских предместий, в одном из которых жил он сам.
За розовыми домами последовали желтые, затем коричневые, потом снова розовые. Солнце пекло все сильнее, и в некоторых садиках заработали автоматические машины для поливки.
- Я чуть не забыл передать вам это.
Он протянул Мегрэ лист бумаги, на котором было написано по-французски:
"Ален Лагранж, девятнадцати лет, служащий, остановился в четыре часа утра в отеле "Гилмор" против вокзала Виктории без багажа.
Спал до восьми часов, вышел.
Явился в отель "Астория" и спросил о мадам Жанне Дебюль.
Затем направился в отель "Континенталь", оттуда в отель "Кларидж", задавал везде тот же самый вопрос.
По-видимому, обходит большие отели по алфавиту.
В Лондоне первый раз. Не говорит по-английски".
Мегрэ поблагодарил кивком головы, все больше досадуя на себя за дурные мысли в адрес неизвестного английского инспектора.
После длительного молчания и созерцания ряда одинаковых домов Пайк снова заговорил:
- Я взял на себя смелость заказать вам номер в отеле, поскольку сейчас у нас слишком много туристов.
Он протянул своему коллеге карточку отеля "Савой", на которой стоял номер комнаты. Мегрэ мельком взглянул и был поражен, увидев номер 604. Значит, они подумали даже о том, чтобы поместить его против номера Жанны Дебюль.
- Эта особа еще там? - спросил он.
- Она находилась там, когда мы выезжали из Кройдона. Я получил телефонное уведомление в ту минуту, когда ваш самолет приземлился.
Это было все. Пайк был явно удовлетворен, но не потому, что доказал Мегрэ оперативность английской полиции, а оттого, что мог наконец показать ему Англию, по-настоящему освещенную солнцем.
Когда они очутились на улицах Лондона и увидели большие красные автобусы, тротуары, заполненные женщинами в светлых платьях, Пайк не мог сдержаться и снова пробормотал:
- Не правда ли, красивое зрелище?
Наконец, когда они уже подъехали к "Савою", Пайк сказал:
- Если вы не будете заняты, я смогу около часу заехать за вами, чтобы позавтракать вместе. А до этого времени я буду у себя. Звоните мне.
Он не провожал Мегрэ в отель. Шофер передал чемодан портье.
Узнал ли администратор отеля Мегрэ через двенадцать лет? Может быть, он знал его по фотографиям в газетах? Или это была просто профессиональная любезность? Или сыграло роль то, что номер был заказан Скотленд-Ярдом? Но, не дожидаясь вопроса, он протянул комиссару ключ.
- Вы хорошо долетели, месье Мегрэ?
- Очень хорошо. Благодарю вас.
Огромный холл, в котором в любое время дня и ночи было полно людей, сидящих в глубоких креслах, всегда производил на Мегрэ сильное впечатление. Направо продавали цветы. У каждого мужчины в петлице был цветок, и, вспомнив настроение Пайка, Мегрэ тоже купил себе красную гвоздику.
Он вспомнил, что бар находился налево. Ему хотелось пить. Он направился к стеклянной двери, которую тщетно пытался открыть.
- В одиннадцать тридцать, сэр.
Он помрачнел. За границей всегда так. Какие-то вещи тебя очаровывают, другие сразу же приводят в дурное настроение. Почему, черт возьми, нельзя выпить стакан вина раньше половины двенадцатого? Он не спал ночь. Кровь приливала к голове, и от жары он чувствовал легкое головокружение. А может быть, это от качки в самолете?
В тот момент, когда он направлялся к лифту, к нему подошел незнакомый человек.
- Эта дама только что приказала подать ей завтрак наверх. Мистер Пайк просил меня держать вас в курсе. Могу я остаться в вашем распоряжении?
Это был человек из Скотленд-Ярда. Мегрэ нашел его очень элегантным, - вполне подходящая фигура для этого роскошного отеля, - в петлице у него тоже был цветок. Только его гвоздика была белой.
- Молодой человек не появлялся?
- Пока еще нет, сэр.
- Будьте добры, последите за холлом и предупредите меня, когда он придет.
- Я полагаю, что пройдет еще много времени, сэр, пока он дойдет до буквы "С". Насколько мне известно, инспектор Пайк направил одного из моих товарищей в отель "Ланкастер".
Номер был просторным, с гостиной серо-жемчужного цвета и огромными окнами, выходящими на Темзу, по которой проходили катера, вроде парижских речных трамваев, с двумя палубами и толпящимися на них туристами.
Мегрэ было так жарко, что он решил принять душ и переменить белье. Он хотел позвонить в Париж, узнать новости о бароне, но потом передумал, оделся и вышел из комнаты. Номер 605 был напротив. Из-под дверей пробивался луч света, значит, там уже подняли занавески. Он хотел постучать, но услышал шум воды в ванной и, закурив трубку, принялся шагать по коридору. Проходящая мимо горничная с любопытством взглянула на него. По-видимому, она рассказала о нем в служебной комнате, потому что вскоре появился официант и, в свою очередь, начал его разглядывать.
Посмотрев на часы и увидев, что уже двадцать четыре минуты двенадцатого, Мегрэ вошел в лифт и очутился около дверей бара в ту минуту, когда его открывали. Другие джентльмены, которые ждали этой минуты, сидя в креслах холла, также устремились в бар.
- Шотландский?
- Пожалуйста.
- С содовой?
Гримаса Мегрэ явно говорила о том, что он не находит в этом напитке особого вкуса, и бармен предложил:
- Двойной, сэр?
Это было уже лучше. Он никогда даже не подозревал, что в Лондоне может быть так жарко. Он вышел на улицу, несколько минут постоял перед вращающейся дверью, снова взглянул на часы и направился к лифту.
Когда Мегрэ постучал в дверь 605-го, женский голос ответил:
- Войдите!
Наверно, она решила, что это официант за посудой, и повторила по-английски:
- Come in!
Он повернул ручку, дверь открылась. Он очутился в комнате, залитой солнцем, и увидел женщину в пеньюаре, сидящую перед зеркалом. Она даже не взглянула на него и продолжала расчесывать свои темные волосы, держа шпильки в зубах. Затем она увидела его в зеркале. Нахмурила брови.
- Что вам здесь надо?
- Комиссар Мегрэ из уголовной полиции.
- Разве это дает вам право врываться к людям?
- Вы сами попросили меня войти.
Было трудно определить ее возраст. Она, по-видимому, была очень красива в молодости, и следы этой красоты были еще видны. Вечером, при электрическом свете, она, наверно, могла произвести впечатление, если бы около губ не было этих жестких складок.
- Вы могли бы для начала вынуть изо рта трубку.
Он неловко вынул трубку. Он забыл о ней.
- Затем, если вам надо поговорить со мной, спрашивайте сразу, что вам нужно. Я не совсем понимаю, какие вопросы могут быть у французской полиции ко мне… В особенности здесь.
Она все еще сидела к нему спиной, и это было неприятно. Она, конечно, знала об этом и продолжала сидеть, наблюдая за ним в зеркало. Стоя, он чувствовал себя слишком большим и громоздким. Постель была не убрана. На столе стоял поднос с остатками завтрака, и сесть можно было только на хрупкий диванчик, куда он вряд ли сумел бы втиснуть свое большое тело.
Мегрэ сказал, глядя на нее в зеркало:
- Ален в Лондоне.
Или она действительно была очень волевой, или же это имя ей ничего не говорило, она и глазом не моргнула.
Он продолжал в том же тоне:
- Ален вооружен.
- Значит, вы пересекли Ла-Манш для того, чтобы сообщить мне об этом? Ведь, насколько я понимаю, вы приехали из Парижа. Какое имя вы назвали? Я имею в виду ваше?
Он был уверен, что она играет комедию в надежде вывести его из себя.
- Комиссар Мегрэ.
- Из какого района?
- Из уголовной полиции.
- Вы ищете молодого человека по имени Ален? Его здесь нет. Обыщите номер, может быть, вас это убедит.
- Это он вас ищет.
- Почему?
- Именно это я и хотел узнать у вас.
На этот раз она поднялась, и он увидел, что она почти одного с ним роста. На ней был пеньюар из плотного шелка цвета сомон, который подчеркивал стройность ее хорошо сохранившейся фигуры. Она подошла к столику, взяла сигарету, закурила и позвонила метрдотелю. Он подумал, что она собирается выставить его вон. Но когда появился официант, она только сказала: "Шотландский без льда. И стакан воды".
Когда дверь закрылась, она обернулась к комиссару:
- Мне нечего больше вам сказать. Сожалею.
- Ален - сын барона Лагранжа.
- Возможно.
- Но Лагранж - ваш друг.
Она покачала головой, как человек, который испытывает жалость к собеседнику.
- Послушайте, месье комиссар, не знаю, зачем вы сюда приехали, но сейчас вы просто теряете время. По-видимому, произошла ошибка.
- Вас зовут Жанна Дебюль?
- Да, это мое имя. Вам показать паспорт?
Он отрицательно качнул головой.
- Барон Лагранж систематически навещает вас в вашей квартире на бульваре Ришар-Валлас, а до этого, конечно, бывал у вас на улице Нотр-Дам-де-Лоретт.
- Я вижу, вы хорошо осведомлены. Объясните мне теперь, почему тот факт, что я была знакома с Лагранжем, заставляет вас преследовать меня в Лондоне?
- Андрэ Дельтель умер!
- Вы говорите о депутате?
- Он тоже был вашим другом?
- По-моему, я его ни разу не встречала. Я слышала много разговоров о нем, впрочем, как и все во время выборов. Возможно, я и видела его в каком-нибудь ресторане или ночном кабаре.
- Он убит.
- Судя по его манере заниматься политикой, он, наверно, имел много врагов.
- Убийство было совершено в квартире Франсуа Лагранжа.
В дверь постучали. Вошел официант, неся на подносе виски. Она выпила полную рюмку, как человек, привыкший пить каждый день, затем налила вторую и села на диван, держа ее в руке и запахнув полы своего пеньюара.
- И это все? - спросила она.
- Ален Лагранж, его сын, раздобыл револьвер и патроны. Он был в вашем доме за полчаса до вашего поспешного отъезда.
- Повторите, как вы сказали?
- По-спеш-но-го.
- Вы, по-видимому, уверены, что еще накануне я не собиралась ехать в Лондон?
- Вы никому об этом не сообщили.
- А вы сообщаете своей горничной о ваших планах? Вероятно, вы расспрашивали Жоржетту?
- Не важно. Ален был в вашем доме.
- Мне об этом не доложили. И я не слышала звонка.
- Потому что на лестнице его догнала консьержка, и он вернулся.
- Он сказал консьержке, что идет ко мне?
- Ален ничего не сказал.
- Вы это серьезно говорите, комиссар? Неужели вы проделали такое путешествие, чтобы рассказать мне весь этот вздор?
- Вам позвонил барон.
- В самом деле?
- Он рассказал вам о том, что произошло. А может быть, вы уже были в курсе?
Ему стало жарко. А она была неуловима, совершенно спокойная, подтянутая. Время от времени она делала глоток виски, не предлагая ему выпить и не предлагая сесть. Он стоял и чувствовал себя большим, неловким.
- Лагранж арестован.
- Это его дело и ваше, не так ли? А что он говорит?
- Он пытается доказать, что он сумасшедший.
- Он всегда был слегка сумасшедшим.
- И тем не менее он был вашим другом?
- Нет, комиссар. Поберегите ваше остроумие. Вы не заставите меня говорить по той простой причине, что мне нечего сказать. Если вы посмотрите мой паспорт, то увидите: мне приходится иногда проводить несколько дней в Лондоне. И я всегда останавливаюсь в этом отеле. Вам могут подтвердить в администрации. Что же касается этого бедняги Лагранжа, то я знаю его многие годы.
- При каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
- Это вас не касается. Но тем не менее могу вам признаться, что обстоятельства были самые банальные, обычная встреча мужчины и женщины.
- Он был вашим любовником?
- Вы необычайно деликатны.
- Но он был вашим любовником?
- Предположим, что был один вечер, может быть, неделю, или даже целый месяц. Но ведь с тех пор прошло лет двенадцать - пятнадцать…
- Вы остались друзьями?
- А по-вашему, мы должны были переругаться или подраться?
- Вы его принимали по утрам в своей спальне, лежа в постели.
- Сейчас утро, постель не убрана, и вы находитесь в моей спальне.
- У вас с ним были общие дела?
Она улыбнулась.
- Какие дела, боже мой? Разве вы не знаете, что все дела, о которых разглагольствовал этот старый колпак, существовали только в его воображении? Вы даже не потрудились выяснить, что он собой представляет? Зайдите к "Фукэ", "Максиму", в любой бар на Елисейских полях, и вас там просветят на этот счет. Для этого не стоило ехать на пароходе или лететь в самолете.
- Вы давали ему деньги?
- Разве это преступление?
- Много?