- А тебе сколько было лет? Ты была еще маленькой?
- Да нет же, Нинуля! Мне исполнилось двадцать лет.
- О-о-о! Ты была уже совсем большая!
Оля очень хорошо помнила ту поездку. Так же, как и сейчас, был август. Август тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
Путевку в международный лагерь в Закавказье Оля получила в профкоме. Несказанно обрадовавшись этому подарку судьбы, она надеялась наконец вырваться из опостылевшего ритма привычной жизни, забыть все, что стряслось с ней в последние полтора года, и окунуться во что-то совершенно новое, неизведанное, удивительное. Оля уже представляла, как первый раз в жизни полетит на самолете, да еще так далеко. Ведь до сих пор ее выезды из Москвы ограничивались отдыхом в деревне на Орловщине да посещением родственников, проживавших под Гомелем.
Взглянув мельком на путевку, она сначала не обратила внимания на требование представить по прибытии на место справку о состоянии здоровья и только потом, внимательно прочитав текст на ее обороте, узнала об этом. "Подумаешь! - решила Оля. - За пять минут получу!" Она несколько лет занималась гимнастикой, была довольно спортивной девочкой и редко болела.
К ее глубокому удивлению, врач поликлиники, темноволосая молчаливая женщина, осмотрев Олю, сказала:
- Я не могу вам выдать справку. Вам к ревматологу надо сходить. Что-то мне не нравится ваше сердце.
Оля очень удивилась и посчитала все сущим недоразумением. Но и врач-ревматолог совершенно неожиданно для нее отказалась дать справку, так же как и терапевт, сославшись на то, что ей не нравится Олино сердце. Только теперь ей предложили пройти целый ряд врачей, сдать кровь, сделать рентген и кардиограмму.
- Но у меня же завтра самолет! Что, теперь путевка должна пропасть? - Огорчению Оли не было предела.
- Сдадите эту путевку, потом другую купите, - твердо сказала врач. - Здоровье, знаете, дороже всего.
Это, конечно, рушило все планы. В мыслях Оля уже была там, на юге. Воображение ее уже уносило к белоснежным шпилям кавказских гор, к ласковым волнам Каспия, к дурманящим запахам южных растений.
- Нет уж, если вы не дадите мне справку, я улечу без нее. Приеду - пройду врачей.
Врач безразлично пожала плечами.
Уже на следующий день Оля была в Ереване. С темно-темно-синенькимчемоданчиком, специально купленным для поездки, она добралась до международного лагеря, расположенного в пригороде армянской столицы. Как и следовало ожидать, о справке ее никто не спрашивал и Оля с первого же дня погрузилась в жизнь отдыхающего, полную неторопливого блаженства, ненавязчивых впечатлений и умиротворения.
Это было как раз то, что нужно: веселая кампания из четырех молодых женщин в отдельном бунгало; прохладная чайхана, где на стенах играли разноцветные солнечные зайчики, где можно было сидеть прямо на полу, на маленьких красных подушечках, и попивать душистый зеленый чай; глиняный кувшин с холодным кумысом, появляющийся каждое утро на столе в столовой; веселые и совершенно не похожие на наши танцы в компании прибывших на отдых представителей стран народной демократии - немцев и чехов; и даже концерт художественной самодеятельности, в котором Оля отважилась исполнить песню про то, как "собирала на разбой бабушка пирата", за что получила впоследствии книгу с благодарственной надписью.
Возвращение в Москву означало для Оли возврат прошлых тревог, сомнений и переживаний. Сначала надо было сделать то, что она отложила перед самым отъездом, - пройти медицинское обследование. И началось: больничная палата, консилиумы врачей, которые, поглядывая на нее, переговаривались между собой на смеси профессионального жаргона с латинскими терминами, впервые в жизни сделанная электрокардиограмма.
Заключение врачей было беспощадным:
- У вас порок сердца. Классический стеноз митрального клапана. Это определяется даже на слух.
Сначала Оля даже не поняла всей степени серьезности врачебного приговора и только осмыслив все, испугалась. По сути дела, ей говорили, что она безнадежно больна. А это означало в довершение всех злоключений, связанных с неудавшимся замужеством, что на завтрашнем дне может быть поставлен жирный крест. Нельзя сказать, что она опустила руки, раскисла, но все же всерьез стала задумываться о будущем, которое теперь не казалось ей таким светлым, как раньше.
Оле стали сниться странные, даже страшные сны. Они были похожи один на другой и, хотя в них возникали разные картины, сюжет был один - похороны. Собственные похороны. Как будто, наблюдая со стороны, она видела, как вереница родственников тянется за гробом, как раздаются рыдания и под звуки духового оркестра гроб начинают опускать в яму. И вот она, уже ощущая саму себя лежащей в гробу, слышит удары падающих комьев земли, чувствует, что задыхается в тесном, замкнутом пространстве. Ею овладевает ужас. Она кричит, взывает о помощи, пытается приподнять крышку, но не может. Расцарапывая руки в кровь и обламывая ногти, она скребет пальцами о дерево, но никто не приходит ей на помощь. Воздуха становиться все меньше и меньше. Дышать нечем. Мрак. Жуть. Страх. И тут она просыпается, с лихорадочно колотящимся сердцем и заплаканными глазами. А в следующую ночь повторяется все снова и снова.
От кошмарных воспоминаний Оле стало не по себе. Она поднялась со стула, поставила на плиту чайник. Нина начала накрывать на стол. Она любила расставлять посуду, стараясь делать все "как мама" - аккуратно и тщательно.
А Оля тем временем прошла в спальню, достала из тумбочки незамысловатую деревянную шкатулку, в которой лежали ее "драгоценности": бусы, серьги, какая-то бижутерия и всякие безделушки, дорогие ей как память. Она сама не отдавала себе отчет, зачем открыла шкатулку и что хотела в ней найти. Какое-то неосознанное желание двигало ей в тот момент. Порывшись немного, она достала с самого низа миниатюрную вещицу, подержала ее на ладони, внимательно рассматривая, как будто видела впервые, потом кликнула дочку.
- Ой, что это? - Нина с удивлением смотрела на микроскопическое пластмассовое создание, лежащее на Олиной ладони. - Мышонок? Мам, а откуда он у тебя? Это твой, да?
Мышонок действительно был очень странным. Сам красненький, а голова и огромные уши - светло-зеленые. Одетый в аккуратный брючный костюмчик, растопыренные пальцы обеих рук он прижимал к животу, а на его щекастой мордочке с черными бусинками глаз сияла широкая улыбка.
- Мне этого мышонка подарил папа, когда мы с ним только познакомились.
Оля очень отчетливо помнила тот день, когда симпатичный парень с копной длинных темных волос, протягивая Оле миниатюрную игрушку, сказал:
- Это вам на счастье. Я привез его в прошлом году из ГДР. Смешной, правда?
Оля улыбнулась, положила мышонка на ладошку, слегка погладила его пальцем и только потом сказала:
- Смешной. - И, подняв глаза на Андрея, добавила: - Спасибо. Он… он очень хорошенький.
Этот парень появлялся в их палате почти каждый день. Здесь лежала его мама, Нина Васильевна - миловидная женщина лет пятидесяти, страдающая каким-то тяжелым заболеванием. Иногда Нина Васильевна просила ее проводить в коридор, и Оля с готовностью делала это.
В однообразии больничных будней Оля сама не заметила, как стала обращать особое внимание на то, кто приходит к Нине Васильевне, о чем она рассказывает, как общается со своим сыном. Оля узнала, что этого длинноволосого парня зовут Андреем, что ему уже двадцать шесть лет, что он работает в университете и одновременно учится в заочной аспирантуре. От нее не укрылось также и то, что Андрей время от времени как-то необычно посматривал в ее сторону, явно проявляя к ней неподдельный интерес.
"Похоже, что мальчик в меня влюбился", - поймав на себе как-то внимательный взгляд Андрея, подумала Оля и, может быть, впервые за многие месяцы ощутила то сладостное чувство собственного превосходства, которое приходит к женщине, когда она видит влюбленного в нее мужчину. Еще совершенно не зная этого парня, она интуитивно почувствовала, что с его появлением в ее привычную жизнь входит нечто доселе ей неизвестное и неожиданное. Впрочем, откуда ей было знать, что эта встреча в больнице станет началом большой и долгой любви.
Оля прислушалась. Гул танковых моторов уже давно утих. Наступила ночь. Она казалась продолжением этого необычно дождливого и сумрачного дня, заполненного тревожным ожиданием. Весь день стояла переменчивая погода - то шел дождь, то грязно-серые тучи, заволакивающие небо, начинали лениво расползаться, открывая солнечным лучам рваные дыры в небосводе. И вот теперь черная мгла окутала все вокруг.
Дети давно спали. Но на душе у Оли было неспокойно. Муж находился где-то там, в центре Москвы, где происходили совершенно непонятные для нее события, там, куда несколько часов назад шли колонны танков.
Оля погасила свет, подошла к окну. Отсюда, с высоты тринадцатого этажа, была видна почти вся столица, усеянная тысячами огней: еле угадывающиеся контуры высоток, красные огоньки на трубах и мерцающие точечки окон, за каждым из которых своя жизнь, свои заботы и свои сомнения. Где-то там, посередине, блестели огоньками окна Белого дома, и может быть, за одним из них - ее муж.
Но что это? Или ей показалось? Нет! В самом центре столицы блеснули какие-то всполохи. Затем небо прочертил яркий тонкий пунктир, потом еще один, в разных местах в небо взвились огоньки сигнальных ракет. "Что это?" - с тревогой подумала Оля. - "Похоже на салют. Только маленький. По какому же это случаю?"
Ночь с 20 на 21 августа 1991 года.
Москва. Садовое кольцо. Подземный туннель
Тем временем в подземном туннеле разыгрывалась последняя сцена ночной драмы, превращающейся в трагедию.
После того как несколько боевых машин пехоты оказались запертыми в тесной ловушке, опьяненная удачей толпа ринулась на них, пытаясь окончательно парализовать их движение. Под улюлюканье и ободряющие крики на машину с бортовым номером "536" вскарабкались два парня. Сначала они попытались закрыть ее смотровые щели, отцепив и раскатав брезентовый чехол. Один довольно проворно орудовал в передней части БМП, а другой - сзади. Несмотря на то, что механик-водитель бросал машину то вперед, то назад, этим парням, по-видимому, все-таки удалось заслонить обзор и машина "ослепла".
Можно только предполагать, какой страх испытывал экипаж бронемашины - молодые ребята, солдаты срочной службы, оказавшиеся в западне, окруженные беснующейся толпой, готовой растерзать "врагов демократии", "прислужников тоталитарного режима". Еще утром им сказали, что они будут выполнять задачу по защите населения столицы от возможных выступлений преступных группировок и бандформирований, чтобы предотвратить возможные грабежи учреждений и магазинов. При этом командиры предупредили мотострелков строго-настрого, что оружие они могут применять только в ответ на применение оружия. А тут! Крики, ругань, град камней, стучащих по броне, десятки фигур, тени которых мелькали в узких прорезях смотровых щелей. А потом - полная "слепота"!
Андрей видел, как беспомощно завертелась на месте БМП, как торжествующе взметнул вверх руку один из парней.
- Остановили гадов! - прокричал кто-то в толпе.
К машине сразу бросилось несколько человек, собираясь, видимо тоже взобраться на поверженного гиганта. Но тут мотор БМП взревел, она дернулась и, обдавая окружающих клубами выхлопного газа, резко рванула назад. Те, кто было уже приблизился к машине, бросились врассыпную. БМП, делая маневр, вдруг на всем ходу врезалась в одну из опорных колонн туннеля. Раздался скрежет металла о камень и надрывный вой дизельного мотора.
Сильный удар буквально сбросил парней с машины. Было слышно, как один из них в последний момент крикнул своему товарищу:
- Димок! Прыгай!
Но тот уже летел по крутой траектории вниз, пытаясь зацепиться руками за выступы на броне.
От удара о колонну неожиданно распахнулся один из десантных люков, расположенных в задней части машины. В него, не долго думая, и впрыгнул парень, которого назвали Димком. Трудно сказать, что произошло в считанные секунды, пока этот парень находился внутри БМП, - Андрей этого просто не видел, - но через мгновенье юноша буквально вывалился из люка и, опрокинувшись навзничь, ударился головой о мостовую. В слабом отблеске фонарей и мельканье света фар было видно, как вокруг тела стала быстро появляться темно-бордовая лужа.
- Убили! Убили, гады! - раздались крики с разных сторон.
- Сволочи! Людей давят! - заголосил какой-то мужчина.
- Жги фашистов! - Именно этот пронзительный вопль вывел толпу из оцепенения, которое охватило ее при виде первого трупа.
Из толпы к бронемашине ринулись снова несколько человек. У большинства из них в руках были металлические трубы и прутья. Среди рева моторов и криков людей отчетливо прозвучали выстрелы. Было похоже на то, что стреляют непосредственно из десантного отсека БМП. Сразу несколько человек вскрикнули от боли, а один, неловко подпрыгнув, повалился наземь. Мечущиеся под выстрелами фигуры нападавших стали припадать к земле, прятаться за колоннами.
- Убивают! - истошно завопил кто-то.
Завидев кровь и два бездыханных тела на мостовой, толпа заревела с новой силой. Как будто на трибунах римского Колизея сотни людей в безумном остервенении призывали к тому, чтобы гладиаторский бой закончился непременно уничтожением загнанного в ловушку противника. В хаотично маневрирующую в тесном подземелье бронемашину снова полетели камни, кирпичи, металлические трубы.
СООБЩЕНИЕ: "В районе баррикады, сооруженной со стороны Смоленской площади, раздаются одиночные выстрелы. Пикетчикам удалось накрыть у одной боевой машины десанта (БМД) смотровые щели брезентом, что вынудило ее отступить в тоннель под Новым Арбатом. Корреспонденты подошли к оцеплению, одного из них отозвал майор из 27-й бригады, не назвавший своей фамилии, и заявил корреспондентам РИА, что сегодня ночью будет предпринят штурм Дома Советов РСФСР. На это выделены 30 танков и до 40 БТР, в операции примет участие около тысячи человек. Сейчас вооруженные колонны движутся со стороны Ленинского проспекта и из Теплого Стана.
Там же несколько минут назад выстрелом в упор убит молодой человек, попытавшийся открыть люк БМД. Его труп волочится за двигающимся БМД. Среди участников кордонов многие получили ушибы и травмы, есть раненые.
По сообщениям очевидцев, пламенем объяты перегораживающие Новый Арбат троллейбусы. Бронетранспортеры продолжают расчищать себе дорогу к Дому Советов РСФСР. Участники обороны Дома Советов РСФСР обращаются к гражданам России, москвичам: "ВСЕ К БЕЛОМУ ДОМУ!"
(Российское информационное агентство. 21 августа 1991 года. 00.31. Москва).
Орлов, находившийся в непосредственной близости от того места, где происходила эта дикая сцена, в оцепенении смотрел на разворачивающиеся события. Остановить их было не в его силах, и единственное, что он мог делать, - это смотреть, превозмогая желание покинуть становящееся смертельно опасным место.
"Где же милиция? Где? Ну кто-то ведь должен остановить это побоище?!" - проносилось у него в голове.
Рядом возникла какая-то суета. Орлова грубо оттолкнули от парапета:
- Пусти, мужик! Сейчас мы дадим этим сукам прикурить!
Это был тот самый "инструктор", который поучал мальчишек, как обходиться с бутылками, наполненными бензином. Теперь он пробирался сквозь толпу, облепившую парапет, неся в руке рюкзак. С ним было по меньшей мере трое из той компании, которая чуть не избила Орлова, обозвав его "ментом". Теперь им было уже не до Андрея. Их полностью захватила картина происходящего в туннеле. Это было видно по их горевшим от "боевого" азарта глазам и кривым улыбкам, которые появляются на лицах людей, дождавшихся наконец своего часа.
Механик-водитель боевой машины пехоты тем временем пытался вырваться из подземного туннеля, но, не имея обзора, хаотически дергал неуправляемую машину из стороны в сторону. В какой-то момент БМП приблизилась к распростертому на мостовой телу парня, сраженного пулей из десантного люка, и, неловко повернув, наехала на него гусеницей. Из под траков полетели кровавые брызги, страшные ошметки, стали сочиться ручейки крови. Призрачный свет туннеля придавал этому зрелищу еще более ужасный оттенок. Кровь теперь уже не казалась красной. Она была черной, с бордовым отливом. Тягучая, как смола, жидкость, еще несколько минут назад наполнявшая тело живого человека, теперь смешивалась с устилающим проезжую часть мусором, камнями, палками, размазывалась гусеницами по мостовой.
- Жги их! - крикнул "инструктор" и метнул в БМП бутылку с бензином. Она пролетела по косой траектории, угодила прямо в башню, разлетелась на мелкие осколки. Наполнявшая ее жидкость тут же воспламенилась.
"Это не бензин! - промелькнуло в голове у Орлова. - Бензин так сразу загореться не может. Это - зажигательная смесь!"
Сразу за первой бутылкой в машину полетели другие. Они разбивались о корпус БМП, озаряя новыми вспышками все вокруг.
- У-у-у! - заревела одобрительно толпа.
- Жги их живьем! - пронзительно визжала женщина.
- Всех, всех сжечь! - призывал голос с другой стороны туннеля.
- Боже праведный, спаси и сохрани! - причитала старушка, невесть как оказавшаяся в толпе рядом с Андреем.
- Идиоты, что вы делаете! Они же начнут сейчас стрелять! - завопил мужчина. - Разбегайтесь скорее!
Толпа действительно стала понемногу редеть. Некоторые люди, понимая, что дело принимает нешуточный оборот, отходили подальше, прижимаясь к стенам домов, заскакивая в подъезды, разбегаясь по окружающим дворам. Но таких было меньшинство. Толпа, опьяненная картиной кровавого побоища и факелом горящей бронемашины, одурманенная алкоголем и еще бог весть чем, продолжала созерцать апофеоз трагедии, развернувшейся в подземном туннеле.
Внизу, вокруг заблокированных бронемашин, продолжали бесноваться самые оголтелые. С торжествующими воплями они окружили горящую машину, которая на глазах у всех стала превращаться в огромный костер. Это чем-то напоминало ритуальную пляску первобытного африканского племени, которое захватило своих врагов и теперь предает их огню.
Подземный туннель стало затягивать удушливым дымом, раздался крик:
- Разбегайся, сейчас взорвется боезапас!
В это время приоткрылась крышка верхнего люка БМП и из него показалась одетая в танковый шлем голова механика-водителя. Тут же в него полетел новый град камней, а находившийся поблизости парень в синей куртке что есть силы ударил по крышке длинным металлическим штырем, пытаясь, видно, попасть солдату в голову. Но удар был неточным и не достиг своей цели, наверное потому, что парень побаивался подойти совсем близко к горящей машине.