("О планах ЦРУ по приобретению агентуры влияния среди советских граждан". Записка Председателя КГБ СССР в ЦК КПСС. 1977 год).
- Мы уже активно работаем в вопросах внедрения нашей агентуры влияния, господин Белчер, Майк - со своим контингентом, я - со своим. Безусловно, это не касается фигур высшего эшелона. Как вы знаете, с ними работает Центр. Но кое-кого они нам все-таки вынуждены передать… - Дэвид усмехнулся. - Я думаю, после демонтажа памятника главному чекисту работать нам будет гораздо легче.
- Не обольщайтесь, Дэвид. Русские не такие глупцы. Недаром Ельцин, выступая в принципе против КГБ, создал собственную контрразведку во главе с Иваненко! Да вы, Майк, кажется, встречались с этим человеком до переворота?
- Нет, господин Белчер, к сожалению, не получилось.
- А! Помню, помню! Он тогда отказался от встречи. Наверное, боялся Крючкова!
- Я встречался с его помощником, очень неглупым человеком.
- Правда? А вы еще не поняли, дон, что среди чекистов немало неглупых людей? Пора бы осознать это! Ведь вы работаете в России уже три года!
- Четыре, сэр.
- Тем более!
- Господин Белчер, мои парни, которые "сидят" на вербовочной наводке, докладывают, что среди чекистов сейчас стали попадаться отличные объекты, с которыми можно активно работать в дальнейшем, - амбициозные, жадные и, что самое главное, ненавидящие коммунистическую систему. С одним из таких контактирует сейчас мой агент. Очень перспективный парень. Вышли на него через "фирмачей". Думаю, если мы сможем закрепить отношения, будет отличный источник. Вот таких, Майк, надо продвигать во власть!
- Дэвид, передавай его мне! С ним поработает кто-нибудь из наших "лебедей", а потом - вперед! Первый раз, что ли!
- О’кей! Я подумаю!
- Ладно, господа! Я полагаю, наш обмен мнениями был не бесполезен. Конкретные вещи мы обсудим завтра: с вами, Майк, в двенадцать здесь, у меня, а с вами, Дэвид, как всегда, в "нашей комнате". Спокойной ночи! Хотя… - Белчер посмотрел на циферблат настенных часов и усмехнулся, - …уже четыре часа! Доброе утро!
- Доброе утро! - в тон ему ответили Майк Стоу и Дэвид Вольф.
22 августа 1991 года, вечер.
Москва. Крылатское
Шурша в ночной тишине колесами по асфальту, "Волга" с ходу свернула с проезжей части улицы на дорожку, проходящую между трехэтажным зданием школы и высокими крестообразными домами и, не сбавляя скорости, понеслась по ней. Была глубокая ночь, и очертания домов с черными пятнами окон едва угадывались в темноте. Только кое-где виднелся слабый свет - наверное, горели ночники, да в двух-трех местах яркие прямоугольники света говорили о том, что кто-то еще продолжал бодрствовать.
Водитель лихо остановил машину на развороте перед подъездом. Хлопнула передняя дверца.
Майор Орлов возвращался домой после четырех суток, вместивших в себя столько событий, сколько хватило бы на иное десятилетие. Четыре бессонные ночи, четыре дня, заполненные тяжелой и опасной работой, в ожидании самого худшего и с надеждой на лучшее, в мелькании лиц, искаженных гримасой ужаса и страха, боли и ненависти, в калейдоскопе поступков, смелых и трусливых, честных и подлых.
Сколько подниматься на лифте до тринадцатого этажа? Секунд сорок? Минуту? А ему казалось, что он поднимается долго-долго. Только сейчас Андрей почувствовал страшную усталость, навалившуюся на его плечи. В ней было все - и растерянность первых часов, и решительность последующих действий, и осознание собственного бессилия, и уверенность в том, что они все выдержат. Лифт медленно тащился, скрипя своими механизмами и цокая при пересечении каждого этажа. Это движение казалось ему таким продолжительным, таким бесконечно нудным, что Орлов тяжело вздохнул и сам, услышав свой вздох, удивился: "Неужели все позади и я уже дома?"
На своем этаже, только успев занести руку над кнопкой звонка, он услышал, как хлопнула квартирная дверь и раздались быстрые шаги по коридору. Через миг за матовыми стеклами мелькнуло пестрое пятно, щелкнул открываемый замок и дверь распахнулась. На Орлова смотрели большие Олины глаза. Ее губы улыбались, но почему-то вздрагивали.
- Андрюша! - сказала она шепотом. - Наконец ты пришел! - И бросилась к нему, обнимая его за шею и прижимая к себе.
Орлов хотел сказать что-то успокаивающее, но не смог. Словно судорогой перехватило у него дыхание, и из горла вырвался только какой-то странный всхлипывающий звук. Он уткнулся лицом в Олины волосы, с силой прижимая ее к себе за плечи, и не мог проронить ни слова. Он только медленно поглаживал своей ладонью ее по спине, чувствуя, как постепенно теплеет что-то внутри и сжимавшаяся четверо суток пружина постепенно расправляется, наполняя душу спокойствием и любовью.
Так стояли они около двери несколько минут, пока Андрей не смог все-таки вымолвить:
- Все! Как я устал!
- Ну, пойдем, Андрюша! Пойдем! Только тише, ребята давно спят!
- А ты что, не спала?
- Я ждала тебя. Услышала, как подъехала машина. Я знала, что это ты!
Орлов заснул сразу, как только прикоснулся к подушке. Ему ничего не снилось, кошмары его не преследовали. А Оля еще долго не могла заснуть, всматриваясь в лицо мужа, едва угадываемое в темноте, и слушая его ровное дыхание.
Глава 5
Спасти и сохранить…
11 декабря 1991 года, вечер.
Москва. Ленинские горы. Главное здание МГУ
Для опергруппы задача была заурядная. Тем более что выполнять ее приходилось в благоприятных условиях - не в каком-нибудь совместном предприятии или коммерческом банке, а в Московском государственном университете, где была вневедомственная охрана, а удостоверения сотрудников госбезопасности служили пропуском в любое помещение. Да и вопросов комитетчикам никто не задавал. Надо - значит надо. Может, они шпиона ловят какого? Во всяком случае выемка "объекта" из сейфа в кабинете на девятом, ректорском, этаже высотного здания, откуда открывается прекрасный вид на столицу, прошел как нельзя гладко.
Предупредив дежурного, а им был человек, который давно сотрудничал с КГБ - сообщал о грубых нарушениях пропускного режима, подозрительных личностях, часто наведывающихся в общежитие, фактах хищений государственного имущества, сотрудники отключили сигнализацию, открыли массивную деревянную дверь, прошли через небольшой холл и занялись обычным замком, встроенным в стеклянную дверь кабинета, за которой и находился вожделенный сейф.
Чтобы случайно не привлечь чьего-либо внимания и не сорвать операцию, в кабинете не стали зажигать свет. Впрочем, чтобы открыть сейф, было вполне достаточно того рассеянного света, который проникал через стеклянные двери холла.
Кабинет был небольшим и слегка вытянутым. Прямо напротив дверей стоял небольшой двухтумбовый стол, затянутый зеленым сукном. На столе - допотопного вида чернильный прибор, мраморное пресс-папье, лампа с круглым оранжевым абажуром из стекла, металлическая пепельница с тремя маленькими обезьянками. Позади стола у стены стояли письменный шкаф со стеклянными дверцами и кресло с резными подлокотниками, а впереди - узенький приставной столик с двумя стульями.
Но то, за чем пришли чекисты, находилось справа от двери в кабинет - в массивном, "сталинского" стиля, двухкамерном сейфе. Один из оперативников направил луч фонарика прямо на замочную скважину, а другой, аккуратно сняв пластилиновую печать, вставил в нее фигурный ключ.
- Не торопись, Саня, - прозвучал в темноте голос старшего. - У нас достаточно времени.
- Да, товарищ майор. Даже как-то непривычно. Всегда времени в обрез… А здесь…
- Радуйся!
Ключ несколько раз щелкнул. Оперативник повернул металлическую ручку на четверть оборота вправо - и дверка открылась. Луч фонарика высветил стопку каких-то бумаг и общих тетрадей на верхней полке, коробку с крутыми и прямоугольными штампами, несколько бумажных пакетов, прошитых толстой черной ниткой, скрепленной в пяти местах сургучными печатями, похожими на раздавленные кусочки шоколада.
- Вот они! - воскликнул сотрудник, держащий в руке фонарик.
В лучике света блеснуло золотое тиснение на кожаных переплетах двух громадных книг, едва помещавшихся в нижнем отсеке сейфа.
- Ну-ка, достань их! Только осторожно!
Тот, который открывал сейф и которого называли Саней, со всей аккуратностью, на которую был способен, поодиночке достал тома большой книги из сейфа и положил их на приставной столик. В свете фонарика было видно, что это какие-то очень старые и, наверное, чрезвычайно ценные книги. Кто-то раскрыл верхний том, и все увидели, несмотря на тусклый свет, вязь готических букв, так близко примыкающих друг к другу, что строчки казались экзотическим орнаментом, состоящим из остроконечных черных значков с мелкими цветными вкраплениями. На полях книги виднелись яркие витиеватые узоры в виде переплетенных веточек с листьями, каких-то фантастических цветов, переходящих в изображение заглавной буквы, с которой, по-видимому, начинался текст новой главы.
- Вот это да! - сказал кто-то.
- Товарищ майор, такого я еще не видел! - растерянно проговорил Саня. - Неужели это та самая книга?
- Ну, та или не та - определят специалисты. Наше дело… сам знаешь! Ладно, убираем! Только смотрите - не повредите чего-нибудь! Коробка здесь?
- Здесь.
- Складываем и уходим. А ты, - старший коснулся локтя одного из сотрудников, - все проверь, чтобы…
- Не первый раз…
Через несколько минут оперативная машина, в которой сидели четыре сотрудника госбезопасности, отъехала от главного входа в высотку и направилась в сторону улицы Косыгина. В багажнике "Волги" лежала коробка с двумя томами книги, которая вот уже сорок шесть лет считалась безвозвратно утраченной для человечества. Это была сорокадвухстрочная "Библия" - первое печатное издание Иоганна Гутенберга, изготовленное им в 1454 году, уникальное произведение, равного которому нет в мире.
11 декабря 1991 года, вечер.
Москва. Лубянская площадь.
Здание АФБ России. Кабинет № 535
- Принимай, Орлов! Вот твои книги! Тяжеленные, скажу тебе!
В кабинет помощника председателя Агентства федеральной безопасности России подполковника Орлова двое сотрудников внесли и поставили на пол большую картонную коробку. Начальник управления по борьбе с терроризмом, сотрудники которого прошлой ночью произвели "выемку", с интересом посмотрел на Орлова. Еще до конца не осознавая масштаба происшедшего, он интуитивно чувствовал, что находка относится к числу уникальных, а следовательно, может стать очень важным событием, может быть даже мирового значения.
- Слушай, Андрей, а, правда, говорят, что эти книги стоят полмиллиона долларов?
- Коля, не полмиллиона, а два с половиной миллиона!
- Ты чего? - Он с изумлением уставился на Орлова.
- А вообще - это бесценное сокровище. Оно не имеет цены. Ну, как, например, "Сикстинская мадонна" Рафаэля. Сколько она стоит? Или Микеланджело!
- Ну, это ты загнул. Рафаэль! Микеланджело! Это - совсем другое дело!
- Нет, не другое. Если специалисты подтвердят, что это подлинник, - считай, мы нашли произведение мирового значения!
- Сверли дырки! - ехидно усмехнувшись и намекая на награды, сказал начальник управления. - Может, и мне чего-нибудь обломиться?
- Не будем торопиться, Николай. Давай сначала сделаем экспертизу, а потом…
- Ну давай, давай! Дерзай! - Пожав руку Орлову, он вышел из кабинета.
СТАТЬЯ: "Спросите у библиофилов всего мира, какая книга является самой редкой из всех книжных раритетов, и почти каждый из них назовет "Библию" Гутенберга 1456 года - самую первую в мире печатную книгу.
Если предположить, что коллекционеру посчастливится найти самое первое издание "Библии" Гутенберга, то, по оценкам экспертов, ему придется выложить за нее от 25 до 35 миллионов долларов. Такие расчеты основываются на том факте, что один из томов двухтомника Гутенберга (не первого издания) еще 25 лет назад был продан за пять с половиной миллионов долларов…
Самая первая в мире книга была напечатана немецким ювелиром и изобретателем книгопечатания Иоганном Гутенбергом (наст, имя Иоганн Генсфляйш цур Ладен цум Гутенберг). Подготовка к печатанию книги началась в 1451–1452 годах, а первые экземпляры появились в 1454–1455 годах… Считается, что всего было напечатано 180 копий книги, 135 на бумаге и 45 - на пергаменте…"
(О "Библии" Гутенберга. Интернет-портал "Samogo.net", 2011 год).
Андрей еще некоторое время сидел за столом, с трудом преодолевая желание подскочить к коробке, открыть ее и убедиться, что заветная книга наконец рядом. Этого дня он ждал более десяти лет, уже потеряв всякую надежду на то, что ему когда-нибудь удастся вытащить этот мировой шедевр из заточения.
Когда-то, еще до прихода на службу в органы госбезопасности, Орлов сам работал в "главном вузе страны" и однажды, совершенно неожиданно для себя, узнал "страшную тайну" - выдающийся мировой раритет, книга первопечатника Иоганна Гутенберга, считавшаяся пропавшей в годы Второй мировой войны, находится в нижнем ящике сейфа одного из служебных кабинетов. Как она туда попала, можно было только догадываться. Смерч Второй мировой войны смел не один шедевр человеческой цивилизации, а пути многих из них затерялись на извилистых дорогах боевых операций, оккупаций, репараций, репатриаций и прочих "-аций", что-то похоронив навсегда, а что-то оставив лежать в каком-нибудь тайнике и ждать своего часа.
В тот день, 11 декабря 1991 года, когда в кабинет Андрея Петровича Орлова в известном здании на Лубянке доставили коробку с "Библией", он подумал: "Вот и настал ее час". Но все оказалось куда сложнее.
После августовских событий, так переменивших жизнь страны и всех людей, проживающих в ней, прошло немногим более трех месяцев. Как и следовало ожидать, ввод чрезвычайного положения спровоцировал неслыханный разгул социальных страстей, который вылился в распад прежней системы управления государством и лихорадочное формирование новой. Центр тяжести принятия всех основных решений переместился к российскому руководству во главе с Ельциным, Горбачев же все более и более становился декоративной фигурой, жалкой и незначительной.
О недееспособности Президента СССР свидетельствовали многочисленные факты, открывшиеся после провала августовского путча, и прежде всего документы, обнаруженные у членов ГКЧП.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: "После ареста члена ГКЧП Болдина старшим следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры совместно с представителем КГБ СССР было произведено изъятие документов из сейфа в служебном кабинете руководителя Секретариата Горбачева в Кремле.
Когда я зашел в свой кабинет на Лубянке, я увидел, что стол буквально завален пакетами с документами. Эти двое были тут же, нервно курили, пили чай и, по всей видимости, не знали, что делать с изъятыми документами. Насколько я понял, акт на эти документы еще не составлялся. Там было более четырехсот документов, преимущественно пакетов с грифом "Совершенно секретно". Все они были адресованы Горбачеву. Но что поразительно - все невскрытые!
Мы стали вскрывать конверты и знакомиться с содержанием документов. Там были… различные аналитические справки, рапорты на имя Крючкова, которые говорили об оперативной обстановке в стране и за рубежом, предложения КГБ СССР… Но что меня поразило - эти пакеты лежали в сейфе у Болдина без доклада Генеральному секретарю - Президенту СССР без движения. То есть груды этих пакетов за два последних месяца не вскрывались, а лежали мертвым грузом. Болдин не докладывал о них, зная отношение Горбачева: мол, все это - пустяки и чепуха!"
(Е.М. Войко, первый заместитель начальника Оперативно-технического управления АФБ России).
ИНФОРМАЦИЯ: "Группа оперативного информирования КГБ готовила на основе материалов с мест ежедневные информационные сводки на самый верх. Было несколько видов рассылки, в том числе самому высшему руководству, так называемая "малая рассылка" - Горбачеву, Рыжкову и Лукьянову. Я приезжал к семи часам утра, визировал сводки, после чего они направлялись в Кремль… тут были материалы разведки и контрразведки, данных подразделений технического контроля и военной контрразведки…
После провала ГКЧП всех наших сотрудников допрашивали следователи Генпрокуратуры. Их обвиняли в том, что они якобы дезинформировали руководство страны: с мест получали одну информацию, а наверх отправляли совершенно другую… Я предложил следователям ознакомиться с "подкладками" - копиями телеграмм, отправлявшихся в Кремль. Целых восемь томов! Но никого это не заинтересовало и никто к этим материалам не обращался" (
С.С. Дворянкин, старший инспектор Инспекторского управления КГБ СССР).
Провал августовского путча привел к катастрофическому обвалу всех союзных структур власти, а впоследствии и к развалу страны. Все элементы гигантской системы управления, складывающейся десятилетиями, вмиг оказались ненужными, стали замещаться республиканскими органами и совершенно новыми структурами. Перед угрозой развала союзные ведомства, как могли, пытались сохранить свою дееспособность, отмежевывались от ГКЧП и осуждали участников путча. Сделала это и Коллегия КГБ СССР.
ДОКУМЕНТ: "В связи с предпринятой 19 августа с.г. попыткой группы государственных лиц совершить антиконституционный переворот коллегия КГБ СССР считает необходимым от имени всего личного состава органов государственной безопасности заявить следующее:
"Действия заговорщиков, сорванные решительными выступлениями демократических сил страны, нельзя расценивать иначе как выступление против конституционных властей и правопорядка, защищать которые призваны органы государственной безопасности. Сотрудники КГБ не имеют ничего общего с противозаконными актами группы авантюристов. Они тяжело переживают тот факт, что честь органов госбезопасности замарана участием руководителя КГБ СССР в так называемом Государственном комитете по чрезвычайному положению.
Коллегия призвала руководителей органов госбезопасности, исходя из политической и правовой оценки, данной Президентом СССР, осуществлять свою деятельность в строгом соответствии с Конституцией, законами СССР и решениями Президента страны"
(Заявление Коллегии КГБ СССР. 22 августа 1991 года).
Эта линия была подтверждена многочисленными заявлениями представителей союзного КГБ, в том числе его Центра общественных связей.
ИНТЕРВЬЮ: "Вопрос: Известно, что после завершения путча многие из сотрудников КГБ подали заявления об уходе. Одни кроют матом бывшего председателя, другие боятся расправы толпы.