(С.Е. Мартиросов, старший инспектор Инспекторского управления МСБ СССР).
ИНФОРМАЦИЯ; "Это было для нас очень неожиданным… Это предательство интересов страны! Ведь предыстория этого дела касалась одной из самых успешных операций советской контрразведки. Американцы возили для строительства своего посольства кирпич через Финляндию… Свои кирпичи! Наши смогли по дороге заменить кирпичи на другие, специально изготовленные… Сколько народа была задействовано для осуществления этой операции! Сколько государственных средств было затрачено! А американцы были уверены, что они строят из проверенного кирпича… По существу, все их здание стало сплошным гигантским микрофоном. Там не надо было устанавливать никакой прослушивающей техники, потому что любой кабинет этого здания можно было прослушать от стен… Это было совершеннейшее ноу-хау! Такого в мире нигде не было! Это была исключительная операция КГБ!"
(В.Б. Ямпольский, заместитель Генерального директора АФБ России).
Но выдачей американской контрразведке спецтехники КГБ, смонтированной в здании посольства США, предательство интересов страны не закончилось. В руки "вероятного противника", который, впрочем, в новой политической реальности уже не считался таковым, попали сотни важнейших документов, раскрывающих самые охраняемые секреты, безжалостно ставящих под угрозу криминала и взбесившихся радикалов разных мастей многих людей, честно и достойно выполнявших свой долг перед Родиной, участвующих в защите государственных интересов, обеспечивающих эффективную работу спецслужб.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: "Те самые четыреста совершенно секретных документов, обнаруженные в сейфе гэкачеписта Болдина, Бакатин разрешил отдать Льву Понамареву и Глебу Якунину, а те, в свою очередь, передали их известной журналистке Евгении А. Буквально через несколько дней в "Огоньке" появились статьи, которые говорили о "преступных деяниях КГБ СССР"… После этого начались настоящие трагедии… Оглашение этих документов привело к тому, что появились десятки сломанных судеб… Люди, добросовестно выполнявшие свой долг, стали жертвами предательства…"
(Е.М. Войко, первый заместитель начальника Оперативно-технического управления АФБ России).
Разумеется, документы и материалы, попавшие в руки журналистов и псевдо-поборников демократии, стали достоянием иностранных спецслужб, что еще больше ослабило иммунную систему государства, как называл органы безопасности бывший Председатель КГБ СССР.
Через несколько дней после объединения стали поступать сведения о том, что Баранников настроен не только очень серьезно изменить структуру органов госбезопасности, но и существенно перетряхнуть кадры, особенно руководящие. И прежде всего речь, естественно, шла об АФБ, так как именно его люди оказывали самое решительное сопротивление слиянию КГБ и МВД. Правда, в официальных документах МБВД заявлялось совершенно иное.
ДОКУМЕНТ: "…Надо учесть, что деятельность органов безопасности по вине известных авантюристов за последнее полугодие была практически парализована, сотрудники дезориентированы, устали от неуверенности и неопределенности, началось их массовое увольнение из органов. Необходимо остановить этот процесс, сохранить на службе квалифицированных работников, обеспечить преемственность поколений, надежное функционирование новых структур…"
(Тезисы "О задачах службы безопасности в МБВД". Декабрь 1991 года).
Наверное, не в последнюю очередь играло роль и то обстоятельство, что российские чекисты располагали сведениями, ставящими под сомнение честную работу их новою шефа во время его предшествующей службы в Азербайджане. Орлов знал, что "дело Баранникова" было запрошено и находилось где-то в стенах АФБ, что, безусловно, ставило под удар всех тех, кто имел к нему отношение или даже знал о его содержании.
- Андрей Петрович, с минуты на минуту сюда могут прийти "эти"!
- Кто - "эти"? - Орлов озадаченно смотрел на офицера дежурной службы.
- Вы ничего не знаете?
- Н-нет, ничего!
- Да новый министр якобы дал команду "арестовать" все документы АФБ! Ну, вроде, у нас там… какие-то незаконные материалы… Наверное, ищет…
- Что за чушь!
- Не знаю. Еще утром нам сообщили. Люди "оттуда". И список у них есть, кто против работал. Вы там тоже есть!
- Да? Ну пусть приходят, забирают что нужно! У меня ничего незаконного нет!
- В общем, Андрей Петрович, я вас предупредил!
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: "Когда было принято решение об объединении органов безопасности и внутренних дел, один из руководителей МБВД рвал и метал, требовал: "Дайте мне агентуру, которая работала по линии третьего главка" . Это был бы кошмар! Можно представить себе, что бы сделали с сотрудниками милиции, которые помогали КГБ выявлять коррупционеров и других преступников в милицейской среде!"
(Ю.Н Скобелев, начальник Отдела оперативных фондов АФБ России).
То, что сообщил дежурный офицер, для Андрея не являлось какой-то неожиданностью. Более того, он ждал чего-то подобного. Но все равно у него на душе стало очень гадко. Кто-то чужой должен был придан и рыться в его бумагах, как будто Орлов подследственный или преступник.
"Почему так получилось? - мучительно думал он. - Мы ведь делали все, чтобы стабилизировать обстановку, сохранить дееспособность органов, удержать людей от опрометчивых поступков и действий! Почему же теперь мы становимся изгоями?" У него вдруг появилось чувство, которое он испытал почти два года назад в Душанбе, Когда вынужден был уходить от преследования. Тогда тоже казалось, что трудно найти выход из ситуации, но он все-таки был найден.
"Что же делать?" - задавал себе вопрос Орлов.
Он встал, подошел к сейфу, открыл обе его дверки. В верхней ячейке лежала стопка теперь уже, наверное, бесполезных документов, в нижней - золотыми переплетами поблескивали тома Гутенберга.
"А с этим-то что делать? - с досадой подумал Андрей. - Президент согласился со всем, но кто теперь будет реализовывать наши предложения? Теперь все будут делать эти ребята!"
В голове был сплошной сумбур. Хотя уже несколько дней никакой работы практически не было и Орлов мог уезжать домой непривычно рано, он чувствовал себя совершенно разбитым. Сон у него и раньше был не очень крепкий, но сейчас вообще пропал. Он долго лежал в темноте с открытыми глазами, прислушиваясь к тихому дыханию жены, затем часа в два-три вставал, шел на кухню, заваривал чай или кофе.
Иногда вслед за ним, одетая в ночную рубашку, поднималась жена, щурясь спросонья от яркого электрического света и с удивлением глядя на Андрея.
- Ты чего не спишь? Все думаешь! Не надо, Андрюша!
Она прижималась к нему всем телом - маленькая, хрупкая, теплая. Это действовало на Андрея успокаивающе. Он гладил ее волосы, брал за плечи, с нежностью целовал. Но наутро все равно вставал разбитым и неотдохнувшим. Парадокс! Нагрузки не стало вообще, а усталость наваливалась, будто Орлов вкалывал с утра до вечера. Потом он не раз убеждался, что от вынужденного безделья человек устает гораздо больше, чем от самой титанической работы. Правда, у некоторых других сотрудников упраздненного АФБ вынужденное безделье сочеталось с жестким прессингом со стороны Баранникова.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: "На нас же дело практически завели… Опечатали сейфы в наших кабинетах рядом с кабинетом Андропова… Команду дали, и за нами начала ходить "наружка"… По-видимому, смотреть, с кем встречаемся, с какими журналистами… Ребята из "наружки" подходили и говорили: "Мужики, давайте полпервого выходите оттуда и все… Потом мне передали, как Баранников высказался по той ситуации: "Я думал мы, менты, продажные, а оказывается и у них этого тоже хватает…" Так сливали информацию и закапывали Комитет государственной безопасности России!"
(A.B. Олигов, начальник Центра общественных связей АФБ России).
Орлов стал перебирать документы. От некоторых следовало избавиться потому, что они вряд ли могли кому понадобиться, от других - чтобы их не могли использовать в ущерб Орлову и его товарищам. Бумаги были вложены в разноцветные картонные папки, на которых черным фломастером были аккуратно выведены надписи: "АФБ РСФСР", "Записки Президенту РСФСР", "Структура", "Рабочие контакты", "Чечено-Ингушетия", "Концепция"…
Андрей открыл первую попавшуюся папку, начал просматривать документы: вот - записка о встрече с руководителями Приднестровья, вот - отчет о международном семинаре "Роль спецслужб в развитии демократии", состоявшемся в Болгарии, вот - запрос в архив о деле Алиханова… Он пробежал глазами строчки документа, и недавние события ожили в памяти Орлова с новой силой…
Эти события были связаны с именем человека, которого знали, наверное, все, но относились к нему по-разному. Вернее, не к нему, а к ней. Речь шла о вдове Сахарова Елене Георгиевне Боннэр, известной диссидентке и видной радикальной фигуре демократического движения конца восьмидесятых - начала девяностых годов. Многократные встречи с ней оставили в памяти подполковника Орлова след противоречивых впечатлений и ассоциаций. А началось все за несколько дней до августовских событий.
- Андрей, попытайся разыскать телефон Елены Боннэр. Надо будет встретиться с ней, - дал поручение своему помощнику Иваненко.
Орлов с удивлением, можно сказать даже с изумлением, посмотрел на шефа.
- Что удивляешься? Ты же знаешь, Боннэр - очень сильная фигура демократического блока. Очень влиятельная! К ней прислушивается даже Ельцин! Нам надо встретиться с ней. Лучше сделать ее нашей союзницей, чем она будет продолжать поливать органы грязью!
- Как союзницей? Она же смертельно ненавидит КГБ!
- Вот именно поэтому нам надо начать с ней работать. Она женщина очень неглупая…
- Я думаю…
- Андрей, ты должен понять: мы - новая российская спецслужба, спецслужба демократической России, и нам надо начинать строить отношения со всеми влиятельными людьми демократического крыла…
- И с Калугиным тоже? - с сарказмом произнес Орлов имя человека, которого в КГБ иначе как предателем не называли.
- Нет, с Калугиным мы взаимодействовать не будем!
- Но он тоже, вроде как, демократ! - Орлов усмехнулся, понимая, что своими вопросами он выводит Иваненко из себя. То, что Виктор Валентинович абсолютно не приемлет эту фигуру, Андрей знал. Ведь, еще работая вместе с Иваненко в Инспекторском управлении он сам участвовал совместно с С.С. Дворянкиным в подготовке материалов о Калугине для информирования органов КГБ и тогда, ознакомившись со всеми оперативными данными, сделал для себя открытие, что и среди крупных комитетских руководителей могут оказаться предатели.
Иваненко в раздражении посмотрел на Орлова. По выражению его лица было видно: он очень недоволен тем, что его помощник пытается перечить, да еще в такой, прямо скажем, издевательской манере.
- Ладно, хватит разговоров! Свяжешься и доложишь! Понятно?
- Понятно! - недовольным тоном произнес Орлов, всем своим видом показывая, что не согласен с решением начальника, но, как дисциплинированный офицер, вынужден ему подчиниться.
Что знал Орлов о Боннэр? Да практически все то, что знали многие: ярая антисоветчица, жена бывшего диссидента Сахарова, которая оказывала очень сильное влияние на академика; в восьмидесятом году они с мужем были высланы в Горький, а совсем недавно решением Горбачева были возвращены в Москву, где приняли активное участие в демократическом движении. Никаких "кагэбэшных" подробностей о ней, да и о самом Сахарове Андрей не знал, хотя слышал, что в течение многих лет их "опекало" пятое управление КГБ, одной из задач которого была "борьба с идеологической диверсией".
Орлов дозвонился до Боннэр с первого раза.
- Здравствуйте! Это Елена Георгиевна?
Низкий женский голос ответил:
- Да.
- Меня зовут Андрей Петрович.
- Я… слушаю вас. - По едва заметной паузе между словами Андрей понял, что Боннэр, услышав незнакомое имя, пытается определить, с кем разговаривает.
- Елена Георгиевна, я являюсь помощником Председателя КГБ РСФСР Иваненко. Он хотел бы с вами встретиться.
В ответ не раздалось ни звука, будто положили трубку и забыли ее снова взять.
- Елена Георгиевна, вы слышите меня? Елена Георгиевна!
- Ка-Гэ-Бэ?.. Меня? - В голосе Боннэр послышалось явное удивление. - Встретиться? Хм! Если вы хотите меня вызвать в КГБ - пришлите повестку! Я просто так в КГБ в гости не хожу!
Теперь в ее голосе слышались интонации явного раздражения. Орлов, почувствовав это, поспешил сказать что-то успокаивающее, чтобы Боннэр не бросила трубку. По ее тону это вполне можно было допустить.
- Но Елена Георгиевна! Вас никто не вызывает в КГБ. Мы просто хотим побеседовать с вами, как с уважаемым человеком…
- С "уважаемым"?! Меня "уважает" КГБ? - Боннэр усмехнулась.
После небольшой паузы она все-таки согласилась на встречу:
- Ну хорошо! Если уж вам так хочется со мной познакомиться - приезжайте ко мне! Только не сегодня, ладно?
- А когда?
- Давайте послезавтра в шестнадцать часов! Адрес же вы знаете. Или спросите у ваших топтунов.
- Да, знаем!
- Ну вот и договорились! До свидания! - Не дослушав ответ Орлова, она повесила трубку.
"Вот злобная какая! - промелькнуло в голове у Андрея. - Будь моя воля, век бы ее не видать!"
Через день Иваненко и Орлов уже сидели на кухне в квартире Сахарова и пили кофе из маленьких фарфоровых чашечек, которые поставила встретившая их не очень доброжелательно хозяйка квартиры. Не без робости войдя в квартиру одной из самых видных диссиденток, они сначала не знали, как себя держать. Боннэр всем своим видом демонстрировала едва скрываемую враждебность к представителям ненавистного ей КГБ, а Иваненко долго не мог найти тональность в разговоре, которая мота бы растопить лед недоверия и установить необходимый психологический контакт. Говорили о погоде, о нашумевших статьях Елены Георгиевны в газетах, о Конгрессе памяти Сахарова, о том, о сем. Боннэр отвечала односложно, не стремясь даже скрыть, что беседа ей в тягость и она была бы не прочь, если бы они убрались восвояси.
Наконец, терпение у Елены Георгиевны, видно, кончилось и она очень резко, даже грубо, спросила:
- Для чего вы вообще пришли ко мне? Не о погоде же говорить!
- Конечно нет, Елена Георгиевна! - Иваненко смущенно посмотрел на нее. - Вы же знаете, что создан российский КГБ. Это совершенно новая организация, которая строится на новых принципах…
- Новый КГБ? - Боннэр усмехнулась. - КГБ есть КГБ. Это репрессивный орган, и он не может быть другим!
- Вы не правы, Елена Георгиевна! - Иваненко, явно раздосадованный таким выпадом хозяйки дома, попытался возразить. - Российский КГБ будет свободен от тех недостатков, которые были свойственны КГБ СССР. У нас не будет политического сыска! Мы будем работать не в интересах одной политической партии, а в интересах народа, мы…
- Верится с трудом! - не без ехидства вставила Боннэр.
- …мы собираемся наладить связи с разными политическими силами, тесно взаимодействовать с общественностью…
- Стукачей, что ль, использовать? Так это вы и раньше делали!
Иваненко замолчал, понимая, что продолжать бесполезно. Известная правозащитница не слышала его, по-своему интерпретируя его слова.
Она сидела напротив Андрея, не притронувшись к уже остывшему кофе. Лицо Боннэр, испещренное морщинами, было взволнованным. Через толстые стекла больших роговых очков на генерал-майора Иваненко и майора Орлова смотрели презрительно-жесткие глаза вдовы академика Сахарова, которая имела свои счеты с КГБ и не могла в принципе воспринять никакие разговоры о реформировании системы госбезопасности.
"Зачем? Зачем вообще мы расстилаемся тут перед этой злобной женщиной? - недоумевал Орлов. - Ну что нам дает эта встреча? Какого черта мы должны убеждать ее, что не верблюды?!"
Действительно, Орлову трудно было понять замысел Иваненко. Зная, что Боннэр к этому времени стала очень влиятельной фигурой демократического движения и даже пользовалась определенным влиянием на самого Президента Ельцина, он тем не менее не считал необходимым общение с ней. Уж очень одиозной была фигура вдовы академика в глазах сотрудников госбезопасности, воспитанных в критическом отношении к диссидентам и всяким там антисоветчикам.
Елена Георгиевна сама прервала затянувшуюся паузу:
- А у меня к вам тоже есть одно дело. Вернее, два.
Иваненко с Орловым недоуменно посмотрели на Боннэр. Ее лицо стало заметно мягче, а на губах угадывалось некоторое подобие улыбки.
- Я хочу ознакомиться со следственным делом моего отца Геворка Саркисовича Алиханова. Он был арестован НКВД и расстрелян в 1938 году. Это можно сделать?
- Я думаю, сделаем, - сказал Иваненко и повернулся к Орлову: - Андрей, запиши все. Надо будет сделать запрос в архив.
- Хорошо. Это первая просьба. - Боннэр впервые за все время встречи улыбнулась.
- А вторая? - спросил Иваненко.
- Вторая связана с Андреем Дмитриевичем. В Горьком у нас КГБ украл его рукописи и дневники. Помогите их разыскать. Я думаю, что для КГБ они уже не представляют опасности. Тем более для Российского КГБ. Правда ведь?
Виктор Валентинович кивнул, но ничего не ответил .
Обменявшись еще несколькими малозначащими фразами, Иваненко с Орловым поспешили покинуть источающую враждебность квартиру. От всего разговора у них остался какой-то неприятный осадок, будто они в чем-то провинились перед этой пожилой женщиной, будто виноваты в том, что ее отец сгинул во время массовых репрессий, а муж подвергался преследованиям за инакомыслие.
Впрочем, расстались российские чекисты с известной диссиденткой довольно дружелюбно, пообещав созвониться в самое ближайшее время. Высокий серый дом на улице Чкалова, стоящий неподалеку от набережной Яузы, Иваненко и Орлов покинули спустя час после того, как вошли в его подъезд с массивными деревянными дверями.
Спустя несколько дней Орлов набрал номер телефона Елены Боннэр.
- Алло! - раздался незнакомый голос.
- Здравствуйте! А Елену Георгиевну можно к телефону?
- А кто ее спрашивает?
- Это Андрей Петрович из Российского КГБ.
- Отку-у-да? - На том конце слышалось явное изумление.
- Из КГБ РСФСР.
- Минуточку!
Было слышно, как положили трубку, как кто-то с кем-то тихо переговаривался. Потом трубку взяли снова.
- Я слушаю. - Орлов сразу узнал низкий голос Боннэр.
- Здравствуйте, Елена Георгиевна.
- Андрей Петрович?
- Да, это я.
- Ну и что же вы хотите мне сообщить?
- Мы нашли дело вашего отца. Можете прийти ознакомиться…
- Ох, спасибо, Андрей Петрович! Не ожидала, что вы так быстро…