Ответ был вполне адекватным. Почти одновременно с Гаршиным подобный приказ отдал первый заместитель министра Дронов, который вместе с полковником Кобозевым координировал действия военных. Они связались с приемной Сергеева и проинформировали маршала о сложившейся ситуации. В восемь тридцать утра были подняты по тревоге части армейского спецназа Московского военного округа, а еще через пять минут аналогичный приказ своим частям и подразделениям отдал первый заместитель Председателя КГБ Крюков. Мобильные группы сотрудников контрразведки спешно создавали заслоны на основных городских магистралях, ведущих из центра на юго-восток. Аналогичный приказ был отдан и Гаршиным своим контрразведчикам.
Ясное дело, в подобной ситуации Министерство внутренних дел не могло оставаться в роли стороннего наблюдателя. Руководство МВД попыталось получить в аппарате КГБ и Министерства обороны соответствующие разъяснения, но им там не слишком вежливо посоветовали не совать свой нос в чужие дела. Подобное отношение вызвало у высших милицейских чинов справедливый гнев и укрепило их в решимости утереть нос военным и госбезопасности. Кроме того, ночная разборка в районе Кузьминского кладбища также не прошла мимо их внимания. А поскольку отношения между тремя союзными монстрами: КГБ, МВД и армией – были далеки от приятельских, то МВД решило принять в событиях посильное участие. Прежде всего следовало ясно и недвусмысленно показать остальным, кто настоящий хозяин города. На улицах спешно выставлялись милицейские посты, сотрудники были одеты в бронежилеты и вооружены автоматами. Главное внимание было уделено юго-востоку Москвы, где милиция устроила повальную проверку документов, останавливала все казавшиеся ей подозрительными машины и почему-то напрочь перестала обращать внимание на спецпропуска, которые совали им под нос пассажиры этих машин.
Без четверти девять министр внутренних дел попытался связаться с Председателем КГБ, но на Дзержинской ответили, что Чернов несколько минут назад выехал на Старую площадь. Он сделал еще один звонок, в Министерство обороны, где его проинформировали, что маршал находится на экстренном совещании в ЦК.
Министр внутренних дел испытывал в эти часы чувство досады. В Москве, а возможно и во всей стране, происходят какие-то важные события, а он ничего о них не знает. На всякий случай министр решил продемонстрировать служебное рвение. Он поднял по тревоге ОМОН и части внутренних войск.
Савельев оторвал глаза от оптики и мрачно процедил:
– Главный злодей прибыл. Ремезов. Видишь его?
– Вижу, – кивнул Вельяминов и взялся за радиотелефон. Кобозев проинформировал его о сложившейся в городе на девять утра ситуации и приказал продолжить подготовку к проведению силовой акции. Вельяминов в ответ пожаловался, что группы поддержки прибывают разрозненно и с опозданием из-за многочисленных проверок на дорогах. Затем он с мрачным видом выслушал доклады старших групп и повернулся к коллеге.
– Сумасшедший дом! Народу собралось, как на футбольном матче.
В это момент Савельев сделал предупреждающий жест:
– Иваныч, Ремезов начинает действовать.
Раньше всех удобную позицию заняли два серых микроавтобуса, желтый таксомотор и серая "волга". Впрочем, они дежурили здесь без малого сутки, с того момента, как Ремезов привез в клинику Фомина. Три из четырех машин ночью ненадолго отлучались, а после выемки контейнера вернулись обратно. Один из микроавтобусов был оборудован техническими средствами, позволявшими прослушивать частоту "жучка", который Фомин в суматохе сумел оставить в палате. В здании постоянно работал мощный генератор подавления звуковых частот, поэтому прием от микрофона был крайне нестабильным. Напрямую с приемной аппаратурой были связаны два магнитофона. Они записывали всю поступавшую из палаты информацию, которая на деле представляла из себя набор хаотических шумов с редкими вкраплениями отдельных слов и обрывков фраз. В последующем они надеялись если не полностью, то хотя бы частично расшифровать записанную на пленку информацию. В семь утра люди Фомина встрепенулись, в палате явно случилось нечто экстраординарное. На базу пошел сигнал тревоги, но Фомин приказал оставаться на месте и следить за развитием ситуации. После восьми утра поступил еще один приказ: при первой возможности проникнуть в клинику, обеспечить безопасную эвакуацию профессора Арзамасцева, а также документации и препаратов, если таковые удастся обнаружить. На вопрос, как поступить с Ермаковым, Фомин долго не отвечал, затем проинформировал своих людей, чтобы они сосредоточились на выполнении его приказа и не отвлекались на какие-либо другие занятия. У каждого из его людей было несколько комплектов документов, которые позволяли им при необходимости действовать под видом сотрудников МВД, КГБ или ГРУ. Они проверили оружие и приготовились действовать.
Генералу Ремезову стоило немалых усилий прорваться через многочисленные посты на улицах. Он даже не успел заметить, когда началась вся эта кутерьма. Когда его машину остановили в первый раз, он подумал, что это случайность, но затем его стали тормозить на каждом углу. Ремезов связался через информационный центр со своим заместителем Гаршиным, и тот вкратце проинформировал его о сложившейся ситуации. Кондрашов все еще контролирует подходы к объекту, но подкрепления к нему прибывают окольным путем. В районе Лефортова замечено значительное скопление сил военных. По просьбе Ремезова Гаршин организовал для него мобильную группу поддержки, которая с большим трудом выцарапала генерала из сутолоки, царившей на Волгоградском проспекте.
– Докладывай, – бросил генерал Кондрашову, выбираясь из машины.
– А что докладывать, – пожал плечами тот. – Сами все видите. Военные прижали нас вплотную к объекту. Посмотрите на эти машины, – он показал на проезжую часть Лонгиновской, – сплошное ассорти – наши, военные, да еще и милиция впридачу.
Затем он показал на кладбище.
– Там тоже засели военные. Что будем делать, товарищ генерал?
– Как, что делать? – мрачно посмотрел на него Ремезов. – Будем выполнять приказ. Выделите шестерых людей, они войдут в здание вместе со мной. Уничтожить всех, включая охрану. Понял?
– Так точно, – неохотно произнес Кондрашов и сделал знак своим людям.
– А с военными что будем делать?
– Не подпускай их к объекту. Любыми средствами, ясно? Пока я не выйду из здания, ты должен обеспечить его охрану.
Он помолчал и с угрозой произнес:
– Надеюсь, у них хватит ума не ввязываться с нами в открытую драку.
Вельяминов наблюдал в мощную оптику за действиями Ремезова и его сотрудников и одновременно отдавал распоряжения по рации.
– Внимание! Первой и второй группам выдвинуться на исходный рубеж. Третьей группе вклиниться между машинами на Ухтомской и кладбищем. Четвертая отсекает группировку на Лонгиновской. В случае оказания вооруженного сопротивления открывать огонь на поражение.
– Иваныч, Ремезов направляется к входу, с ним шестеро боевиков с автоматами…
– Внимание, первая и вторая группы… По счету "ноль". Три… два… один… Отставить!!!
Генерал Ремезов направился к толстой металлической двери, чем-то напоминающей дверцу массивного банковского сейфа. Единственный вход в здание был оборудован системой автоматики и двойных запоров. Ключи от внешней двери находились у Ремезова. Таким образом, без его ведома никто не смог бы попасть внутрь здания, или, наоборот, покинуть его. Генерал проделал все необходимые манипуляции, внешняя дверь открылась, и на пульте охранника сработала сигнализация. Он оглянулся на плечистых боевиков и раздельно сказал:
– Стрелять только по моей команде. Ясно?
Ликвидаторы хмуро кивнули и застыли за спиной генерала.
– Ну что они там, уснули? – недовольно проворчал Ремезов.
Наконец дверь открылась, но лицо охранника показалось ему незнакомым. Он застыл в изумлении, пока в его мозгу не всплыла страшная догадка.
– П-почему? Кто? К-кто вы?
– Ангел, – ответил мужчина. На его лице появилась мрачная улыбка. – Ангел Смерти.
Он одной рукой подхватил оседающего на землю генерала, а другой тем временем захлопнул перед носом боевиков дверь.
– Добро пожаловать в ад, генерал Ремезов.
Глава седьмая
Еще на подходе к кабинету Сергеева Председателя КГБ Чернова неприятно поразило большое количество находившихся здесь людей в военной форме. Мужчин, одетых в штатское, было значительно меньше, и среди них Чернов не заметил ни одного знакомого лица сотрудников "девятки". Чернов сделал вывод, что заботу о жизни Сергеева взяли на себя военные. По пути на Старую площадь он связался с Гаршиным, и тот предупредил его, что ситуация выходит из-под контроля. Чернов подтвердил свой предыдущий приказ. У него не было другого выхода.
Помощник Сергеева поздоровался с ним небрежным кивком и показал рукой на дверь. Чернов вошел в кабинет и застыл у входа. За столом, кроме Сергеева, сидели министр обороны, Якимов и Лычев, у которого было обиженное выражение лица. Начальник ГРУ генерал Кандауров стоял у стола с длинным рядом телефонов и вполголоса с кем-то переговаривался.
– Садитесь, товарищ Чернов, – донесся до него голос Сергеева.
Чернов уловил в словах хозяина кабинета скрытую издевку. Тот показал ему на место рядом с Лычевым, и Председатель КГБ неохотно подчинился.
– А где же ваш друг Ремезов? – сухо спросил Сергеев.
– Начальник Второго главка генерал Ремезов в данный момент находится на ответственном задании, – бесцветным голосом доложил Чернов. – К сожалению, вы слишком поздно проинформировали меня о совещании. Генерал Ремезов освободится примерно через два часа.
– На задании? – с неприкрытой угрозой спросил Сергеев. Он встал из-за стола и подошел к Чернову. – На каком задании? Я жду объяснений, Чернов!
Председатель КГБ нехотя поднял на него свои пустые выцветшие глаза.
– Задание связано с нейтрализацией действия западных разведок, в частности, московской резидентуры ЦРУ.
– Даже так? – на лице Сергеева появилась недобрая улыбка. – Опять американцы виноваты?! И везде-то они свой нос суют.
Он повернулся к генералу Кандаурову и требовательно сказал:
– Генерал, просветите Председателя КГБ, где в настоящий момент находится его подчиненный.
Кандауров отложил трубку, выпрямился и с иронией посмотрел на Чернова.
– Начальник Второго главного управления КГБ генерал Ремезов в настоящее время находится в Лефортово, а если быть точным, то возле спецобъекта КГБ на углу Лонгиновской и Ухтомской.
– Сколько сотрудников КГБ находится сейчас в районе Лефортово? – спросил Сергеев.
– Около двухсот, но с каждой минутой прибывают новые группы.
– Очевидно, в этом маленьком здании, которое оцепили ваши сотрудники во главе с Ремезовым, находится очень-очень много агентов ЦРУ, раз потребовалось столько вооруженных головорезов. А может, товарищ Лычев нам что-нибудь прояснит?
Сергеев с издевкой посмотрел на своего недруга. Тот, в свою очередь, бросил ненавидящий взгляд в сторону Чернова.
– Не понимаю, о чем речь. Если у вас претензии к Чернову, то при чем здесь я?
Сергеев наклонился к Лычеву и, четко выговаривая слова, произнес:
– Лычев, а ведь ты, подлец, и впрямь хотел меня убить!
Генерал Ремезов зажмурил глаза, все еще надеясь в душе, что, когда он откроет их, эти двое растают, исчезнут, как ночной кошмар.
– Нет, это не сон, генерал Ремезов, – скупо улыбнулся профессор. Он показал на людей, которые с безучастным выражением застыли у стены. – И это не сон.
– Профессор, вы допустили непростительную ошибку, – трясущимися от страха губами сказал Ремезов. Он попытался встать, но его ноги и руки были пропущены в гибкие петли. – Здание полностью оцеплено и вам отсюда живыми не выбраться. Я предлагаю равноценный обмен, вашу жизнь на мою.
– Я вам не верю, генерал, – перебил его Арзамасцев. – К тому же с некоторых пор жизнь для меня потеряла всякий смысл. И знаете, почему это случилось?
Генерал съежился под его грозным взглядом.
– Вы использовали мое открытие во вред людям. Только такие чудовища, как вы, могли додуматься до идеи создания подобных "клиник".
– Вы не смеете со мной так разговаривать, – попытался сопротивляться генерал. – Вы даже не знаете, какую цель мы ставили перед собой.
– Достаточно и того, что мы знаем вас, – сухо заметил Арзамасцев.
– Что вы собираетесь со мной делать? – севшим от страха голосом спросил Ремезов. – Убьете?
– Нет, генерал Ремезов, – вступил в разговор Ермаков. – Убивать мы вас не будем. Это слишком легкое наказание. Вас ждет другая участь.
– Но… Послушайте, вы не имеете права! Кто вы такие, в конце концов, чтобы судить меня? Ермаков, ведь вы офицер, подумайте о последствиях.
– Нет, я не офицер.
Ремезов не выдержал его взгляда, отвернулся и глухо застонал от чувства собственного бессилия. Он сейчас готов был многое отдать, чтобы оказаться в другом месте.
Профессор набрал в шприц бесцветной жидкости из ампулы. Мышцы генерала парализовало от страха, и он не сопротивлялся, когда Арзамасцев вводил ему в вену препарат.
– Что вы со мной делаете, профессор? Зачем?
В голове Ремезова сразу же появился легкий звон, язык одеревенел, во рту разлилась неприятная горечь.
– Я ввел вам препарат "Зеро", – ровным голосом сказал Арзамасцев. – Вы получили дозу, которая предназначалась Ермакову. Теперь вам предстоит испытать его действие на себе.
– Но я… Я не готов к приему такой дозы! Я умру?
Профессор пожал плечами.
– Трудно сказать. Вы ведь не дали мне закончить исследования. Но одно я знаю наверняка. В ближайшие два-три часа вы будете делать все, что вам скажет этот молодой человек. Что дальше? Если выдержит сердце, вы останетесь жить, хотя прежним вам уже никогда не быть. Но поверьте, генерал Ремезов, такая жизнь хуже любой смерти. Прощайте.
В глазах генерала мелькнул животный ужас. Он попытался что-то сказать, но его сознание раскололось на мелкие осколки, и очнулся он уже в длинном голубом тоннеле.
Глава восьмая
– Вы в своем уме?
Лычев отодвинулся, избегая глаз Сергеева.
– Как вам такое могло в голову прийти? И где доказательства?
Сергеев посмотрел на него брезгливо, сморщил нос и процедил:
– Доказательства будут. Я правильно говорю, генерал Кандауров?
– Так точно, – отозвался начальник ГРУ.
В этот момент в кабинет вошел помощник Сергеева.
– Звонят из Комитета госбезопасности. Просят к телефону товарища Чернова.
– Переключите линию, – распорядился Сергеев. – И включите динамик. Мы тоже хотим послушать, о чем будут разговаривать наши доблестные чекисты.
Чернов с усилием поднялся и шаркающей походкой направился к телефону.
– Да, я слушаю вас.
– Товарищ генерал, докладываю обстановку…
– Генерал-майор Гаршин, заместитель Ремезова, – озвучил голос Кандауров.
– …Генерал Ремезов находится внутри объекта. Кондрашов уверяет, что случилась какая-то накладка. Он так и сказал: "Вышла накладка". К объекту со всех сторон просачиваются военные, две группы находятся в непосредственной близости от здания. В любой момент может возникнуть перестрелка. Какие будут распоряжения, товарищ генерал?
Чернов обвел невидящим взглядом присутствующих и негромко сказал:
– Восстановите контроль над ситуацией. Это приказ.
Он положил трубку и направился к своему месту.
– Стойте, Чернов! – раздался в кабинете резкий окрик Сергеева. – Что означают ваши слова "восстановить контроль над ситуацией"?
Чернов посмотрел на него своими пустыми замороженными глазами, но ничего не сказал.
– Генерал, вы отдаете себе отчет в том, что творите? Или мне отдать приказ арестовать вас прямо здесь, в кабинете?
Чернов по-прежнему стоял как соляной столп, и Сергеев нетерпеливо показал на телефоны.
– Звоните на Лубянку и отмените свой приказ!
– Пусть отзовет своих людей с объекта, – добавил маршал. – И передаст его военным.
Чернов обреченно вздохнул и направился к телефону. Он постоял немного возле столика и медленно обернулся.
– Товарищ Сергеев! Я хочу сделать официальное заявление!
– Следователю будешь делать заявления, – буркнул Сергеев. – Ладно, делайте.
– Я со всей ответственностью заявляю, что начальник Второго главка генерал Ремезов проводит самостоятельную операцию, к которой мое ведомство не имеет никакого отношения.
Его заявление вызвало эффект разорвавшейся бомбы, и даже секретарь ЦК Лычев от изумления широко раскрыл рот.
– И в настоящий момент, – тускло продолжил Чернов, – сотрудники КГБ осуществляют операцию по задержанию Ремезова и его людей.
– Вам пора, Ермаков, – с грустью сказал профессор. – И давайте не будем спорить, я не могу идти с вами. Я единственный, кто знает тайну, и я намерен унести ее с собой.
Он протянул Ермакову руку.
– Я прощаюсь с вами, дорогой мой Ермаков. Вы один из тех немногих людей, благодаря которым мир еще существует. Я желаю вам удачи.
Он помолчал и добавил:
– Вам и моей дочери. Берегите ее, Ермаков. Она необыкновенный человек и в чем-то похожа на вас.
Ермаков проглотил подступивший к горлу ком и крепко пожал протянутую руку.
– Я всегда буду гордиться знакомством с вами, профессор. Я не прощаюсь. Мы еще встретимся, я верю в это.
Профессор Арзамасцев сделал еще одно открытие, о котором он никому не рассказывал. Ключом послужили слова Эмерсона: "Любая стена – это выход". Вернее, это был даже не ключ, а только заготовка для ключа, и профессору пришлось изрядно потрудиться, пока он не получил нужную формулу. Формула Арзамасцева гласила:
ЧЕЛОВЕК – ЭТО ВЫХОД.
А если быть точным, добавлял про себя Арзамасцев, и если не очень обращать внимание на эстетические изыски, то следует называть вещи своими именами: "Человек – это Дверь". Вопрос заключался в том, куда ведет эта Дверь и что за ней находится? Все, что угодно, отвечал Арзамасцев. Там может находиться другая Вселенная, Нечто или сам Вениамин Арзамасцев.
Профессор Арзамасцев был далек от того, чтобы присвоить честь открытия одному себе. О существовании Двери догадывались многие, а некоторые даже пытались заглянуть в замочную скважину. Занятие это оказалось небезопасным, плата за любопытство – безумие, ярчайший пример – Фридрих Ницше. Профессор взял со стола шприц и наполнил его содержимым трех оставшихся ампул. Такую дозу препарата "Зеро" не получал еще ни один человек.
Вениамин Юрьевич Арзамасцев не собирался подглядывать в замочную скважину. Он нашел Вход, и теперь ему оставалось лишь открыть Дверь.