Там он был изображен вместе с моджахедами, расстреливающими пленных советских солдат. На другой он держит в руках за волосы отрезанную человеческую голову. Ее русые волосы, круглое лицо, явно указывали, что она принадлежит его соотечественнику. Что, что, но такого садизма со стороны американцев, он уж точно не ожидал.
- Но это же фальсификация! - потрясенно посмотрел он на американца.
- Конечно, фальсификация, - снисходительно улыбнулся тот, отбирая у Чумакова фотографии. - Но ей, у вас на родине, поверят. Ее напечатают у нас в специальных брошюрах, где говорится о попавших в плен советских солдатах, которые потом разойдутся по всему миру, не минуя и Советский Союз…
Чумаков словно в прострации опустился на стул и невидяще уставился в пол.
- Вот так-то будет лучше, мистер Чумаков, - снова улыбнулся "американец", и уже без всяких предисловий в довольно жесткой форме сказал:
Через несколько дней, с вами начнут работать наши инструктора. Вы же сами говорили, что являетесь неплохим специалистом по минно-подрывному делу. Вот вас и проверят. Если вы подтвердите, как там у вас называется….да, классность, вас направят в учебно-тренировочный лагерь "Хангу", где вы будете обучать моджахедов. По секрету скажу вам, мистер Чумаков. Сначала вас думали направить в учебно-тренировочный лагерь "Бадабера", но отказались. Там сейчас находятся ваши соотечественники, - пленные советские солдаты. Встреча с ними, вы надеюсь, понимаете причину, была бы для вас далеко не желательной. А дальше? Дальше будет видно. Все будет зависеть от того, как вы себя зарекомендуете.
По всему было видно, что американец был доволен собой. Еще бы! Он добился своего, - сломал волю русского. Считавшийся неплохим специалистом в разведке, Джек Коллин, так звали американца, сразу рассмотрел в этом пленном незаурядную личность, которая, если ее хорошо отшлифовать, может стать, если не "супер", то близким к этой категории агентом, это уж точно…. Спецназовец, прекрасно подготовленный, он по всем параметрам подходит под шкалу "зеленых беретов". То, что не рассмотрел в нем Джек Коллин, рассмотрели коллеги из "Дома свободы". Они так и сказали о нем: "Этот русский, крепкий парень!"
Чумаков понравился ему еще и потому, что не испугался жестких испытаний. С ним действительно пришлось поработать. И парни, - специалисты по идеологической и психологической обработке, похоже со своей задачей справились.
Вот так Чумаков и оказался инструктором в учебно-тренировочном лагере "Хангу" по подготовке прибывающих туда из Афганистана, моджахедов.
Здесь, в расщелине, среди высоких молчаливых гор, с рассвета, до поздней ночи, шла нелегкая учеба сотен молодых парней, которым предстояло в совершенстве овладеть профессией убийц. Программа была жесткой и разнообразной. Она предусматривала обучение моджахедов владению всеми видами легкого стрелкового оружия. Американские инструктора учили их мастерству подрывного дела и поджогов, убийству в открытом бою, и удару ножом в спину, отравлению водоемов, распространению ложных слухов. Особое внимание было уделено ведению допросов захваченного в плен противника. Роль пленных здесь никому не приходилось играть. Они были настоящими, привезенными из-за перевала, с афганской стороны. Чумаков совсем недавно видел этих военнопленных. - трое советских солдат, и четверо афганских. Как ведутся допросы пленных, ему не нужно было рассказывать. Не так давно эти методы допроса он испытал на себе. Но самым ужасным и бесчеловечным было то, что среди пленных афганских военнослужащих, оказывались не только земляки, но и родственники тех, кто вел их допросы. И те, кто не выдерживал этих пыток, и те, кто отказывался вести эти изуверские допросы, расстреливались на месте.
Комнатка, которую ему отвели для проживания, была в одной из казарм моджахедов. Правда, вход в нее был отдельным. В свободное от проведения занятий время, он имел право беспрепятственного перемещения по лагерю, но выход за его пределы, ему был закрыт.
Внешне он ничем не отличался от моджахедов постоянного состава лагеря. Так же, как и все они, одет был в полувоенную форму, - камуфлированная американская куртка, под ней длинная афганская рубаха, безразмерные шаровары, высокие американские ботинки. Одеяние завершала шапочка-нуристанка, чем-то похожая на морскую бескозырку, пошитая из серого шинельного сукна.
Моджахедов-курсантов он обучал закладке, обнаружению и обезвреживанию противопехотных и противотанковых мин, которые, к его удивлению, все были китайского производства. Языковых проблем не было. Он уже свободно мог говорить на пушту, и пакистанском, урду.
Три раза в неделю его отвозили в Пешавар. Именно там обосновалась штаб-квартира одного из лидеров афганской оппозиции Раббани, и там же был филиал американской неправительственной организации "Дом свободы", специалисты которого и проводили с Чумаковым занятия по изучению английского языка, который ему давался довольно легко. Небезуспешным, как казалось "преподавателям", шло и его идеологическое перевоспитание.
И вдруг, сразу все прекратилось. Ему говорят о принятом решении отправить его в Соединенные Штаты. Зачем? Этого ему никто не объяснил.
Начало января. Среда. Девятнадцать тридцать. Исламабад. Международный аэропорт.
Моросит нудный дождь. Небольшое двухэтажное здание аэропорта полупустое. Страна на военном положении и мало находится желающих туристов посетить ее.
Вылет самолета Боинг-707 беспересадочного рейса до Нью-Йорка назначен на двадцать сорок и, поэтому, чтобы успеть на посадку, пассажиры толкались около двух столиков таможенного контроля, сотрудники которого, бегло просмотрев багаж, пропускали всех дальше, к пограничникам.
И вот, накопитель заполнен. Среди пассажиров, ожидавших объявления на посадку, ничем не выделялись двое мужчин, один из которых, с короткой стрижкой седых волос, был заметно старше второго. Оба в серых костюмах, поверх которых наброшены темные плащи, через плечи перекинуты дорожные сумки.
В паспортах и сопроводительных документах, которые они предъявили пограничному контролю, значилось, что оба они граждане США и находились в Исламабаде, как представители неправительственной организации "Дом свободы". Первый, что постарше, предъявил паспорт на имя Джека Коллина, второй, - на имя Филиппа Джексона.
В салоне они естественно сидели рядом. Когда самолет летел над Соединенными Штатами, Азаров, он же Филипп Джексон, неожиданно повернулся к Коллину:
- Мистер Коллин, я давно хотел вас спросить вот о чем…
- Да, да, Филипп, - Коллин с интересом посмотрел на своего подопечного, - я готов ответить на все твои вопросы. Итак, что тебя интересует?
- У меня один вопрос, мистер Коллин, - Филипп поднял глаза на загоревшуюся табличку, с просьбой пристегнуть ремни. - У вас всегда такая метода подбора кадров?
- Не понял, тебя Фил, - оторопело уставился на него Коллин.
- Ну, видите ли, я понимаю, идеологическая обработка… Да она действительно у вас на высоте. Но не пониманию, что вам дает, так сказать, "физическое" воздействие. Постоянные избиения объекта. Вы же этим наоборот, только вызываете к себе антипатию, страх. Вот например, я. Получилось так, что меня взяли в плен. Меня убедили в ошибочности моих взглядов на эту войну, не избиения ваших дегенератов, а общение с простыми афганцами. Ну… и конечно, - Чумаков решил подыграть Колину, - ваши специалисты из "Дома свободы". Но эти постоянные истязания… И это, сфабрикованное вашими специалистами, мое участие в расстреле своих соотечественников. Этим вы искренности в сотрудничестве вряд ли добьетесь.
Коллин какое-то время молча смотрел на своего подопечного.
- Вы меня удивили, мистер Джексон, - неожиданно перешел он на "вы". Если бы я вас не знал, я бы посчитал, что со мной беседует кадровый сотрудник… сотрудник… ЦРУ.
- Просто я привык мыслить и анализировать факты, мистер Коллин, - добродушно улыбнулся Чумаков.
- Я услышал от вас, мистер Джексон, довольно интересную мысль, над которой стоит подумать, - пристально вглядываясь в глаза Чумакова, пробормотал Коллин.
Нью-Йорк, встретил прибывших просыпающимся солнечным утром, туманная дымка которого, прикрывала собою верхушки знаменитых небоскребов, делала их словно подрезанными.
У выхода из аэровокзала к ним сразу подошел мужчина. Его разовая лысина, обрамленная аккуратно расчесанными волосами, словно светилась в лучах, пробивающегося между небоскребов, солнца. Он с улыбкой, как старому знакомому пожал руку Джеку Коллину, поздоровался с Филиппом Джексоном, которому представился Бобом Хэмфри и, сообщил, что дальше сопровождать его будет он.
Джек Коллин улыбнулся, молча подал руку сначала Филлипу Джексону, потом его новому сопровождающему и, словно растворился в гудящей человеческой массе привокзальной площади.
Филиппу Джексону, который до недавнего времени был сначала, старшим прапорщиком Советской Армии Чумаковым Владимиром Ивановичем, чуть позднее, - военнопленным, а еще позднее, - подопечным неправительственной организации США "Дом свободы", с интересом наблюдал через приоткрытую форточку автомобиля знаменитый город, известный ему только по журналам, газетам, кинофильмам. Но что он мог видеть кроме мелькающих реклам, да еще не проснувшихся пешеходов? Практически, ничего. Это потом, много позднее, он все-таки познакомится с этим городом, который всегда считался символом Америки.
Молчаливо сидевший за рулем простенького "Бьюика" Боб Хэмфри, свернул с широкого проспекта на скоростную трассу и, прибавив скорость.
День наступил незаметно. Январское солнце, которое, скорее было осенним, чем зимним, постепенно затягивалось облачностью.
Сидевший на заднем сидении Филипп Джексон, которого до последнего времени Джек Коллин называл просто Фил, незаметно для себя задремал. Очнулся, когда машина свернула на присыпанную гравием проселочную дорогу. Еще полчаса пути по лесной дороге, и вот они на территории, огороженной высоким бетонным забором, с частоколом камер наблюдения.
Вот так он и оказался в учебном центре ведомства, имеющего всего три буквы, - ЦРУ.
В трехкомнатном номере гостиницы, куда он был определен, находились еще двое курсантов: один афганец-пуштун, второй югослав, а если быть точнее, хорват. Друг другу их никто не представлял, но и знакомиться, также не запрещалось. Общались между собой на английском языке на самые, безобидные темы: погода, религия, выпивка, женщины, и спорт…
Всего слушателей, как посчитал Фил, в столовой, было тридцать человек.
Занятия с Филом проводились индивидуально: английский язык, агентурная разведка, радио и электронная связь и, много других дисциплин, которые, к счастью для него, были ему уже знакомы. Много времени уделялось вниманию физической подготовке…
Но первое чему его подвергли, это проверка на детекторе лжи. Потом еще, и еще. И так три проверки. Проверки всегда проводилась в одной и той же маленькой комнате с белыми стенами, в центре которой стояло кресло, с мягкими подлокотниками и подголовником, и проводами, напоминающими щупальца огромного паука. Каждый провод, заканчивавшийся электродом, был прикреплен к его голове, груди, запястьям. За креслом испытуемого, около стенда, от которого исходило ровное гудение, в белоснежном халате сидел оператор. И одни и те же вопросы, на которые нужно было ответить просто, - "да", или "нет". Его ли имя Чумаков Владимир Иванович? Родился ли он 5 июля 1951 года в г. Душанбе? Были у него другое имя? Правдиво ли он заполнял специальную анкету? Действительно ли был отчислен с четвертого курса Таджикского Государственного университета за пьяную драку? Будучи членом ВЛКСМ, принимал ли участие в политических мероприятиях? Работал ли в КГБ и ГРУ? Как относится к наркотикам? Не является ли гомосексуалистом? Почему не женат? И т. д. и т. п.
Подтекстовая беседа всегда проходила более часа. Специалист записывал все даты, имена, затем детализировал каждый вопрос, вставляя в него такие выражения "не иначе как" и "за исключением". После чего Фил снова должен был отвечать, - "да" или "нет". Особенно ему запомнился вопрос на последней проверке. Тогда специалист, работавший с ним, сидел и спокойно шелестел бумагами осциллографов, просматривая их записи. Фил расслабившись, стараясь ни о чем не думать, сидел и дремал в кресле. Неожиданно, словно выстрел, прозвучал еще один вопрос:
Правдиво ли он ответил на все заданные ему вопросы? Ответив машинально "да", он почти сразу почувствовал, как ослабли на запястьях рук манжеты…
Последующие занятия проводились в основном в спортзале. В этот день, инструктор капрал Моррисон, - здоровенный негр, обучал его падению со стула. Когда Моррисон ему об этом сказал, Фил невольно улыбнулся. Но когда тот объяснил, что, не дай Бог, если Фила будут при допросе избивать, а он при этом будет сидеть на стуле, вот тогда-то он и вспомнит старину Бена Моррисона…
… В центре спортивного зала стояло два стула.
- Садись, - скомандовал он Филу.
Сам сел напротив. Затем резко поднялся и ударил Фила в челюсть. Фил взлетел со стула, и оказался лежащим на мате. Удар профессионала был намерено скользящим, и поэтому вреда никакого не принес.
- Вставай и снова садись, - Моррисон помог Филу подняться.
- Положи руки на колени, расслабься. Запомни, ты всегда должен находиться в расслабленном состоянии, даже если тебя привяжут к столбу и начнут лупить палками. У расслабленного меньше шансов получить увечье. Нижние зубы ни в коем случае не должны касаться верхних. Вот так….правильно, отпусти челюсть. Молодец.
Моррисон встал, подошел к Филу и, коснувшись его шеи, скомандовал:
- Расслабь шею!
Он еще раз придирчиво осмотрел Фила со всех сторон, ощупал огромными черными, похожими на саперные лопатки ручищами шею, мышцы спины, рук, ног.
- Ну, что ж, кажется ты готов. Тогда будем учиться падать. Возьмись руками за сидение, и начинай раскачиваться. Вжимайся в сидение так, как будто ты одно целое со стулом…
…Удар на себя приняла спина, плотно прижатая к спинке стула. И никаких ушибов, ссадин…
На следующий день была тренировка на специальных тренажерах по отработке падения на ходу скоростного поезда, автомобиля, трамвая.
- Из стремительно несущегося поезда надо прыгать задом и назад, и приземляться на согнутые ноги. В момент касания земли нужно мощно оттолкнуться и какое-то время бежать по ходу поезда. - И запомни, - наставлял Фила Моррисон, - главное, при падении не касаться руками земли. Ноги сами вынесут тебя. Если коснешься руками, сразу падение, и смерть. Понял?
- Да, сэр! - отчеканил Фил.
- Ну, раз понял, давай приступим к тренировке. Начнем с самого простого, - трамвая…
…На эту тренировку ушла целая неделя. И хотя он был весь в синяках и ссадинах, но похвалу инструктора, все же получил.
Уже около двух месяцев, как Филипп Джексон в Нью-Йорке, в неправительственной организации "Дом свободы". Хотя он и привык ничему не удивляться, но все же город, в котором он оказался и, теперь уже не проездом, постоянно продолжал удивлять его. Конечно же, впечатление на него произвел Манхэттен с его знаменитыми Сохо, Гарлемом, Гринвичем, о которых так много написано в романах и остросюжетных детективах.
Этот остров жил отличной от мегаполиса жизнью. Здесь царили свои неписанные законы, свои обычаи, свой образ мышления. И здесь же находился знаменитый Брайтон-Бич, - столица советской эмиграции, основанной для себя "отщепенцами", "диссидентами", и прочими, так называемыми элементами, попавшими в Америку в разные времена, и не для того, чтобы в ней раствориться, а для того, чтобы устроиться и жить здесь по своим собственным законам.
Посещая Брайтон-Бич, Фил любил бывать в еще редких тогда, русских магазинах, торгующих сразу всем, и поэтому напоминавших собою, обыкновенные советские сельпо и райпо. И даже ресторан, который он однажды посетил, напомнил ему второразрядную советскую забегаловку.
Но это была середина восьмидесятых…. Процветание Брайтон-Бич было еще впереди. И те, кто создаст из него один из респектабельных районов Нью-Йорка, насыщенный туристами, звездами советских театров и эстрады, прекрасными ресторанами и барами, - еще ходили у себя на родине с комсомольскими и партийными билетами в карманах. Они еще вовсю клеймили позором на комсомольских и партийных собраниях все тех же "отщепенцев", "диссидентов" и прочих "дентов".
Разбирая и просматривая дела эмигрантов, которые изъявили желание возвратиться на родину, в Советский Союз, он видел, что это желание исходит отнюдь не из идеологических соображений, или любви к ней ее заблудшего сына, а по банальной причине трудностей, с которыми пришлось в этом свободном мире столкнуться. И, как ни крути, родина, которую они не так давно кляли и проклинали, оказалась для них лучше…. А, что? Жилье дармовое. Жизненный уровень, хотя и не высок, но жить можно. И не надо бояться, что завтра окажешься у мусорного ящика. Где бы не работал, и сколько не работал, а зарплата все равно идет. И образование, и медицина, - все бесплатное. А тут? А тут нужно вкалывать, и за все платить…
… Знать бы этим "возвращенцам", что буквально менее чем через десять лет, их родина исчезнет с политической карты мира, а отдельные, появившиеся в ее недрах суверенные государства, в одночасье провалятся, нет, не в дикий, а в дичайший капитализм, а некоторые и в средневековье. И визитной карточкой этих государств, всех, без исключения, станут нищета, мусорные ящики, и безработица…
Сырое зимнее утро нудным дождем барабанило в оконные стекла рабочего кабинета. Серый туман навис над огромным мегаполисом, окутав его своей промозглой пеленой.
Фил занимался своей обычной рутинной работой, которая день за днем, длилась уже почти два месяца.
Сейчас он готовился на доклад к своему шефу Марку Стивенсу.
Марк Стивенс - руководитель Советского сектора "Дома свободы", сидел в своем уютном кабинете, и просматривал список бывших советских граждан, добивающихся возврата на родину.
Пригладив рукой, остатки шевелюры, он посмотрел на часы. Через три минуты придет на доклад его новый сотрудник Филипп Джексон, - он же бывший советский спецназовец. Стивенс был знаком с его досье. Придраться было не к чему. Проверка его была жесткой и разнообразной. Поэтому, с точки зрения безопасности с ним все нормально. Кстати, проверку никто пока и не прекращал. Периодически за ним работает "наружка", слуховой контроль и агентура. И, к счастью, все чисто: С женщинами достаточно осторожен. Вне службы знакомых не заводит. Иногда посещает на Брайтон-Бич магазины, один раз побывал в ресторане, но ничего подозрительного. "Подставленный" ему "голубой" потерял два передних зуба. На службе в "Доме", наиболее близко сошелся с одним из сотрудников Яковом Фишманом. Фишман отзывается о своем новом приятеле, только положительно.
Стивенс подошел к бару, налил полстакана неразбавленного виски и залпом выпил. Бросив в рот дольку лимона, вернулся к столу. Удобно устроившись в кресле, взял со стола пачку "Кемэл", покрутил ее в руках, понюхал и отбросил в сторону. Из-за появившегося недавно кашля, доктор рекомендовал ему ограничить курение.