восхищение: в его руке оказался фонарик с узким, как стилет, лучом. (Безусловно, Фарук знал, что именно
может пригодиться в Мертвом городе…) Лучик помог им продвинуться по коридору. Фарук потушил фонарик.
Осторожно шагнул вперед. Слева из-за неплотно прикрытой двери пробивался неровный, пляшущий свет.
Вероятно, там горели свечи или факелы. Некоторое время разведчики прислушивались. Из освещенной комнаты
доносились неразборчивые голоса. Один раз послышалось не то мычание, не то стон. Его заглушил хриплый
смех. Потом прозвучало что-то резкое, похожее на команду.
Ян коснулся плеча Фарука. Тот понимающе кивнул головой. Толчком распахнул дверь. Они почти
одновременно ворвались внутрь.
В комнате без окон находилось трое. Высокий сутуловатый мужчина, которого они видели на улице, в
одной руке держал большой факел, во второй пистолет. Двое арабов - один в темной галабии, второй в белом
одеянии - с трудом пододвигали к зияющей черноте могилы тяжелую каменную плиту. В углу на низком
столике горело несколько свечей.
На мгновение все окаменели. Только в темной могильной пропасти почудилось какое-то движение.
Фарук и Ян инстинктивно ощутили: высокий швыряет в них факел. Они выстрелили одновременно, и
выстрелы слились в единый звук; оба стреляли с бедра, только Ян с правой руки, Фарук - с левой.
Длинный дернулся всем телом, выронил оружие. Рухнул на пол, но факела не выпустил. Араб в темном
выхватил пистолет, направил в полуприкрытую могилу. Но Ян опередил его выстрелом. Араб схватился за грудь
и с гортанным возгласом упал на могильный камень. Третий из группы, араб в белом, выпрямился и поднял
руки. В тот же миг Фарук выбросил правую руку вперед. Араб схватился за горло, страшно захрипел и
повалился на спину. Из рукава выпал и звонко ударился об пол узкий клинок.
- Кинжал, - с некоторым удивлением констатировал Ян.
- Я знаю, - сказал Фарук. - Еще бы миг - и… Но теперь он не опасен.
Ян никогда не видел, чтобы так бросали ножи - с ладони, снизу, резким движением вперед.
Фарук вырвал факел из руки длинного, бросился к могиле. Посветил внутрь.
- Скорее, - позвал Яна.
Они с огромным усилием сдвинули в сторону плиту. На дне усыпальницы лежал человек с кляпом во рту.
Он был весь перевязан веревками, как сверток. Лицо залито кровью.
- Негодяи, - шепнул Фарук. - Да падет на их головы гнев богов.
Двое из группы не подавали признаков жизни. Третий, араб в белом, плевался кровью на полу комнаты.
Не обращая на него внимания, Ян и Фарук с большим трудом вытащили из могильной ямы измученного
узника. Положили в стороне, поближе к столику со свечами. Ян вынул кляп изо рта бедняги, стал развязывать
веревки. Человек ничего не говорил. Только кашлял и постанывал.
- Здесь должна быть вода, я сейчас, - Фарук выбежал из комнаты.
Узлы были затянуты так плотно, что Яну пришлось взять клинок, который выронил араб, и перерезать
многочисленные сплетения. Человека буквально запеленали ц веревки.
Фарук возвратился с кувшином воды и чистой тряпкой. Они смочили тряпку. Ян осторожно протер лицо
пленника. В этот момент Фарук поднял факел, чтобы Яну было легче работать. Все лицо человека было в
ссадинах и кровоподтеках. Один глаз заплыл. Из рассеченного лба продолжала сочиться кровь. Но Ян вдруг, как
загипнотизированный, уставился на перебитый приплюснутый нос. В этот момент человек, видимо, стал
приходить в себя. Он глубоко вздохнул, всмотрелся в Яна. И вдруг слабо, но явственно подмигнул здоровым
глазом.
- Матка боска… пан Крункель?.. - он почти шипел.
- Будь я проклят! Пан Коблиц?! - не веря себе, воскликнул Ян.
Даже в немигающих фараоньих глазах Фарука отразилось удивление.
Коблиц задвигал онемевшими руками, стал ощупывать себя.
- Конечно… можно было бы придумать местечко получше для встречи… Я еще плохо переношу
могильную сырость… - пробормотал Коблиц.
- Ну, и отделали они вас, - качнул головой Ян.
Он смотрел на прожженную рубаху Коблица. В прорехе виднелась обугленная кожа…
- За неимением костра… жгли факелом… - усмехнулся Коблиц. - Но самое страшное… подыхать
живым там… в яме… Кстати, нет ли чего-нибудь для воскрешения?..
Ян виновато развел руками. Оглянулся на Фарука. Египтянин с невозмутимым видом протягивал
плоскую флягу из темного стекла.
Коблиц хотел приподняться. Застонал и снова откинулся навзничь.
- Лежите, я помогу, - Ян осторожно приподнял голову Коблица, бережно влил ему в рот немного
бальзама.
Коблиц глотнул, долго кашлял. Потом заметно ожил.
- Ничего… напиток… такой и фараона поднимет.
Фарук сделал вид, что не слышал реплики Коблица.
В другом углу комнаты хрипел раненый араб.
- Как с ним дальше? - Ян спрашивал Фарука.
- Наступите ему каблуком на горло… - вмешался Коблиц. - Это не люди… гиены…
Он начинал задыхаться. Ян принялся успокаивать Коблица. Пришлось дать ему еще глоток бальзама.
Когда Ян отвлекся от разведчика, он уже не слышал хрипа раненого араба. Фарук в стороне вытирал кинжал
куском белой материи.
Ян поднялся, подошел к длинному. Посветил факелом. На него с пола смотрело белесо-мертвое лицо
Гельмута Фриче. Ян не испытал ни радости, ни жалости. Вернулся к лежащему Коблицу.
- Ну, что - приходим в себя?
- Дьявол меня побери… Выходит, я вам задолжал целую жизнь, пан Янек?
- Давайте без болтовни, - поморщился Ян. - Как самочувствие?
- Еще глоток… минут через тридцать поднимусь, - пообещал Коблиц. - В смысле - встану. Потому
что на Монблан мне еще не вскарабкаться…
- У нас тут не очень далеко машина, - сказал Ян. - Лишь бы добраться до нее.
Он повернулся к египтянину.
- Фарук, что будем делать с этими?.. Побросаем в яму?..
Фарук покачал головой.
- Оставим здесь. За ними придут. Пожалуйста, помогите мне, Ян.
Они принялись закрывать плитой чью-то усыпальницу. Фарук не желал осквернять ее трупами врагов.
Возились минут пятнадцать, пока удалось поставить камень на место. Когда, обливаясь потом, закончили
невеселый труд, Коблиц уже стоял на ногах, держась за стену, и засовывал себе в карман пистолет Фриче.
- Вы рано взбираетесь на коня, Артур.
- Надо спешить. Если бы вы знали, как надо спешить! Друзья, вы полагаете, что спасли меня. Но вы
оба, возможно, сохранили жизнь Уинстону Черчиллю… Пойдемте, друзья. Только разрешите мне опираться на
вас…
Путь до машины был далеко не простым. Через каждые пять–шесть шагов Коблиц обмякал. Его
приходилось тащить на себе. Но едва ему становилось лучше, он снова устремлялся вперед. Воле этого
человека можно было позавидовать…
Наконец добрались до лимузина. Когда устроились с Яном на заднем сиденье, Коблиц сказал ему на ухо:
- Завтра прибывает Черчилль. Он в Москве, у Сталина. Надо предупредить возможное покушение.
- Понятно, - сказал Ян. - Значит, базарам всегда нужно верить…
- Базарам? - переспросил Коблиц. И вдруг понял. - Ах, каирскому рынку… Конечно, надо верить!
Базар - самое популярное разведывательное бюро…
- Вы мне расскажете о Фриче?
- Я охотился за ним. Но он меня перехитрил и выследил. В самый неподходящий момент. Захотел
добиться информации о времени прибытия нашего бульдога. А я дал маху. Недооценил возможностей немцев в
Каире. Не подстраховался. И чуть не сыграл в ящик. Если бы не вы… Но каким образом?!
- Я узнал Фриче. И прежде всего - по походке. Это было в Мертвом городе. Мы с Фаруком
заподозрили неладное…
Помолчали. Машина катила уже по современному Каиру.
- Да, на этом свете все же приятнее, - вздохнул Коблиц.
Ян, естественно, и предположить не мог, как неожиданно и странно отзовется в его судьбе происшествие
с непредвиденным вызволением Коблица из темноты загробного мира.
Уинстон был раздражен до предела. Весь малоприятный путь от Москвы до Тегерана и от Тегерана до
4 Каира он сидел, с трудом втиснувшись в авиационное кресло, воинственно выставив вперед подбородок,
что было сигналом для многочисленных советников не попадаться под горячую руку. Самые осведомленные
знали, что означает поза премьер-министра. Несмотря на "домашнюю" встречу со Сталиным, значительно
ослабившую напряженность их отношений, Черчилль в душе продолжал бушевать. Сталин пригласил "на
огонек". "Огонек" затянулся практически до утра. Два руководителя двух великих народов открывали друг
друга не только как политики, но и как люди. Разговор, конечно, касался и государственных аспектов. Однако
Сталин был радушным хозяином и не выказывал упорства, несгибаемости, свойственных ему на переговорах
официальных.
Черчилль не любил, когда его слишком хорошо понимали. Вернее, когда с ним соглашались
единомышленники, оп радовался. Однако терпеть не мог, когда его просматривали насквозь.
Сейчас, сидя в самолете, под монотонный гул оставляющим внизу желто-зеленые, серовато-бурые
возвышенности и равнины Малой Азии, Уинстон с молчаливой яростью вспоминал эпизод за столом.
Он потратил столько душевной энергии, столько дипломатической изворотливости, столько личного
обаяния, вновь и вновь объясняя Сталину невозможность открыть второй фронт в 1942 году нехваткой
десантных судов, что казалось, вполне убедил последнего. Сталин успокоился и, похоже, принял аргументы
Черчилля. Высадка союзников в Северной Африке компенсирует отсутствие вторжения непосредственно в
Европу.
Прошло уже добрых пятнадцать минут, как собеседники сменили тему. Уинстон успел рассказать
любимую притчу о двух лягушках. Тем более что притча тоже, как говорится, работала на тему. Две лягушки
прыгали по улице. Владелец лавки забыл на ночь спустить жалюзи. У окна стоял бидон со сметаной. Лягушкам
захотелось полакомиться. Они прыгнули в бидон. Сметаны хлебнули, по выбраться не смогли. Первая лягушка,
смирившись с неизбежностью, сложила ланки и пошла ко дну. Вторая продолжала барахтаться. И через
несколько часов ее усилия были вознаграждены: образовался комочек масла, на который она взобралась и
спаслась…
Притча Сталину понравилась. Уинстон был доволен. Но через некоторое время Сталин, как бы невзначай
и вроде не к месту, сказал:
- Я только не совсем понимаю… Если не хватает десантных средств для высадки в Европе, как же наши
уважаемые союзники станут высаживаться в Африке?..
У Черчилля засосало под ложечкой. Лицо побагровело. Сталин вернулся на свое место и, казалось,
позабыл о заданном вопросе. Он вежливо осведомился, какое впечатление на премьера производят советские
солдаты…
Для успокоения русских, для поднятия собственного престижа Уинстону сейчас нужна была победа.
Победа в Африке, поскольку это был единственный серьезный фронт, где англичане воевали.
Между тем, военная ситуация в этом районе действия оставалась угрожающей. Войска Роммеля прижали
англичан к Эль-Аламейну. Всего один стокилометровый рывок отделял лисицу пустыни от Каира и
Александрии. И, значит, от полного падения Египта.
По пути из Лондона в Москву Черчилль решительно поменял британское военное командование.
Конечно, прекрасно, что генерал Уэйвелл пишет стихи, а генерал Окинлек может часами рассуждать о
преимуществах британского солдата перед остальными. Но лучше бы они докладывали о победах над
Роммелем.
Теперь во главе ближневосточного командования Черчилль утвердил генерала Александера, а 8-ю
английскую армию, противостоящую Роммелю, доверил генералу Бернарду Монтгомери.
Массивный, медлительный Монтгомери встретил Черчилля на военном аэродроме и тотчас увез на берег
моря Он знал, что больше всего на свете премьер любит купаться. Еще в период первой мировой войны
Черчилль совершил поездку на поезде по единственной ветке в район пустыни. Во время остановки потребовал,
чтобы ему доставили горячей воды из паровоза. Прямо возле вагона устроил баню. Когда поглазеть на диво
сбежались арабы, Черчилль воскликнул:
- Они что - никогда голого человека не видели?!
Генерал предоставил в распоряжение Черчилля свои автофургон, стоявший на самом берегу. Монтгомери,
или, как звали его между собой солдаты и офицеры, Монти, готов был катать премьер-министра верхом на льве,
лишь бы тот не вмешивался в дела военные. Монти был упрям, своенравен, заносчив. И в то же время весьма
осторожен. Больше всего не любил делить лавры. Когда ему впервые доложили о дарах бронзовой богини, он
потребовал, чтобы информация предоставлялась только ему одному. Узнав, что это невыполнимо, поскольку в
первую очередь ее получает Черчилль, Монти не просто охладел к богине. Он стал игнорировать все, что
сообщала "Ультра".
Уинстон же, наоборот, буквально истосковался по данным, поставляемым "Оракулом Блечли". Перед
поездкой в Москву он долго колебался. В конце концов, велел информацию "Ультра" туда не передавать.
Черчилль не желал делиться с большевистскими союзниками даже блеском драгоценной жемчужины! С
истовостью породистого бульдога он охранял свою тайну. Хотя информация "Ультра" смогла бы сберечь не
одну тысячу русских жизней…
Теперь, сидя в плетеном кресле под маскировочным грибом наспех сооруженного зонтика, завернувшись
в большое махровое полотенце и не выпуская из зубов сигару, Уинстон буквально упивался расшифрованными
сообщениями. Для него настоящей музыкой звучали отчаянные призывы Эрвина Роммеля наладить снабжение
горючим. Прислать новые танки. Пополнить личный состав обученными танкистами. Обеспечить прикрытие с
воздуха. В противном случае Роммель не ручался за успех наступления. Информация содержала не только
номера частей, находившихся в распоряжении немецкого генерала, но и численность личного состава, и полный
план операции…
- Бернард, - говорил Черчилль командующему, - судя до всему, лисицу пустыни довольно легко
можно превратить в зайца. Надеюсь, вы ознакомились со всем, что находится в этой папке?
Массивный, крупнотелый валлиец, в трусах и в своем армейском берете (он не снимал его даже, когда
купался), презрительно глянул на толстую папку.
- Сэр, если вы имеете в виду наше наступление, я не сдвинусь с места, пока не получу перевес в
технике на земле и в воздухе, по крайней мере, два к одному.
- У меня нет времени ждать, пока вы создадите новую математику! - вскипел Черчилль. - Союзникам
необходима победа. Я не знаю, чем кончится сражение на Волге. Но если русские победят… поймите, генерал,
наш успех окажется еще необходимее!
- Я не хочу повторять ошибки предшественников, - упрямо набычился Монтгомери.
- Больше месяца я вам дать на подготовку не могу, - воинственно вскинул подбородок Черчилль.
Монти промолчал. "Скорее бы он убирался в Лондон, - подумал. - Терпеть не могу, когда политики
стоят над душой…"
Но Черчилль убираться не собирался. Вволю накупавшись в густо-синих теплых водах Арабского залива,
Уинстон, несмотря на все ухищрения генерала, помчался на фронт. Оп хотел лично побывать в частях,
осмотреть укрепления.
Наконец инспекционные поездки завершились. Черчилль вернулся в автофургон. Сказал, что сегодня
накупался на весь год. А завтра - в Лондон.
В тот же день Яна в штабе разыскал Коблиц. Врачи заметно потрудились над его внешностью. И, надо
признать, преуспели. Если не считать синяка под глазом, Коблиц выглядел довольно презентабельно.
- Да, да, подремонтировали, - заметив изучающий взгляд Яна, подмигнул Коблиц. - Можно
заподозрить мелкое дебоширство. Но, мистер Мортон, - буду называть вас официально! - я опять нуждаюсь в
вашей помощи.
- Чем могу быть полезен? - подыграл "официальности" Ян.
- Вы нужны империи как дипломат, - провозгласил Коблиц, невольно ощупывая синяк под глазом. -
Не пугайтесь, на короткое время. С начальством согласовано. Оно изволило дать санкцию.
- Какой я, к черту, дипломат? - возмутился Ян. - у вас что, голова разболелась?
- Вот именно, Ян! У меня давно болит голова. От нашего премьера. Мне, видите ли, необходимо, чтобы
он благополучно добрался до Лондона. Мне! А он каждые полчаса закусывает удила, как необъезженный
мустанг. Я не могу с ним разговаривать. Да еще в этой боевой раскраске… Для переговоров с ним выбрана ваша
кандидатура. Через два часа вы должны быть на военном аэродроме. Есть шанс долететь до почтенной Англии.
Впрочем, такие же шансы и не долететь… Надеюсь, перспективы устраивают?
- Всю жизнь вы задаете мне задачки, пан Коблиц. - Ян и вправду был ошарашен.
- Кто-то сунул наши гороскопы в один мешок. Порой приходится зарыться в землю, чтобы лучше
понять ход небесных светил, - сказал Коблиц и весело подмигнул Яну.
- Вещички-то хоть брать? - почти жалобно поинтересовался Ян.
- Если среди них найдется бутылка хорошего виски - обязательно! - живо отозвался Коблиц. - Что
касается остального… будь я проклят, если я знаю.
Ян глянул на часы.
- Черт бы вас побрал, Артур! Я ведь не успею попрощаться даже с Фаруком…
- И ни к чему! Что за скверные привычки, Ян? Расставаться и встречаться надо неожиданно. У вас мать
- полька? Нет, вы никогда не станете настоящим англичанином!
Через два часа армейский автомобиль доставил Яна на указанный аэродром. Там его уже дожидался
Коблиц.
- Сейчас привезут подопечного. И с этой минуты мы с вами будем отвечать за его драгоценную жизнь,
- сообщил Коблиц, потягивая кока-колу прямо из бутылки.
Вскоре прибыли машина Черчилля и машина охраны. Премьера никто не провожал.
- Генералы рыдают отдельно, - пояснил Коблиц. - Чтобы меньше привлекать внимания.
Начальник охраны представил Черчиллю сопровождающих и откланялся. Премьер вежливо поздоровался
с новым сопровождением, безошибочно остановил взор на лице Яна. Спросил:
- Теперь я у вас должен проситься на горшочек?
Ян смущенно пожал плечами.
- Ничего, порядок есть порядок.
Уинстон хлопнул Яна по плечу и пошел к трапу самолета. Премьер явно был в хорошем расположении
духа. Еще бы! Генералы Александер и Монтгомери обещали ускорить подготовку удара по Роммелю…
До Гибралтара добрались без приключений. Только когда заходили на посадку, Яну показалось, что
гибралтарская гора резко накренилась и падает на самолет. В Гибралтаре не задерживались долго. Из самолета
никто, кроме Коблица, не выходил. Он вскоре вернулся, сообщил, что полет продолжается.