После взлета взяли курс на голубеющую бесконечную Атлантику. В Португалию летели по большой дуге.
Почти всю дорогу Уинстон дремал.
В Лиссабон прибыли перед вечером. И тут произошел первый инцидент. Черчилль захотел выйти,
подышать свежим воздухом.
- Уговорите его, Ян, ни в коем случае не покидать самолет, - взмолился Коблиц. - Именно здесь
неприятное место…
- Сэр, - сказал Ян, вырастая на пути Черчилля к двери с трапом, - сэр, я вынужден просить вас
остаться в самолете…
- К черту! - проворчал Черчилль. - Что еще за новости?
- Сэр, я взываю к вашему благоразумию, - настойчиво вел Ян. - Мы прекрасно понимаем, как
надоело находиться в этой коробке… Однако обстоятельства таковы, что вам лучше…
- Не сомневаюсь, что вы преувеличиваете! - распалял себя Уинстон.
Но Ян не зря брал уроки обхождения с великими у Фреда Саммербэга.
- Сэр, - сказал он смиренно, - вы принадлежите не только себе, вы принадлежите Англии. За вами
охотятся враги. Подумайте о нации…
Черчилль сердито запыхтел сигарой. Однако лесть сработала.
- Все вы - великие перестраховщики, - буркнул. - Ладно, слово джентльмена…
У трапа оставили на дежурстве двух охранников.
Пока самолет заправляли и экипаж осматривал технику, Коблиц взял Яна под руку, и они, словно гуляя,
отошли в сторону, к зарослям маслины. Едва очутились в гуще посадки, Коблиц достал сильный бинокль,
направил его на приземистое здание аэропорта.
На площадке перед зданием стояло несколько самолетов. К одному из них направлялась
немногочисленная труппа пассажиров. В лучах заходящего солнца сверкали металлические части чемоданов.
- Взгляните, - Коблиц протянул Яну бинокль.
Ян поднес окуляры к глазам и едва не ахнул: в группе пассажиров к стоявшему в стороне самолету того
же типа в котором летели они, шел Черчилль с громадной сигарой во рту… Его массивная сутуловатая фигура с
длинными руками выделялась среди остальных. Ян уже открыл было рот для вопроса, но так ничего и не
произнес: он вовремя вспомнил уроки пана Марека.
Ян вернул бинокль Коблицу. Тот еще раз вгляделся в группу пассажиров, спрятал бинокль.
- Боюсь, Ян, что наблюдаем за посадкой не только мы, - очень серьезно сказал Коблиц. - Что ж,
вернемся ил борт.
Их самолет взлетел минут через сорок.
А еще через полчаса Коблиц прошел в кабину экипажа и долго не возвращался. Монотонно, мощно
ревели моторы. "Либерейтор" уверенно плыл в ночных глубинах неба. За иллюминаторами покачивались синие
звезды.
Минуло не менее часа, пока вернулся Коблиц. Плюхнулся рядом с Яном на сиденье и тихо сказал:
- Пришла шифровка. Тот самолет сбили. Экипаж и все тринадцать пассажиров на дне…
"Ну вот, - отметил про себя Ян. - Я участвую еще в одной драме. Конечно, постановка не моя. Я скорее
обыкновенный статист. Но в подобных спектаклях льется не подкрашенная водичка, а настоящая кровь. И,
несомненно, один из режиссеров сидит со мной рядом".
Коблиц, отклонившись в сторону, поглядел на Черчилля. Премьер, мирно посапывая, дремал.
- Я знал, что нацисты попытаются где-то нас найти, - вздохнул Коблиц. - А Лиссабон буквально
кишит ими.
- Вам хоть известно имя того двойника? - набрался смелости Ян.
Коблиц задумчиво глядел прямо перед собой.
- Услышите - и тотчас забудьте, Ян. Англичанин, фамилия Чинколс.
- Он хоть… догадывался?
Коблиц усмехнулся.
- Догадывался? Он сразу понял, в чем дело. А дело пахло хорошенькой суммой… Если уж хотите
начистоту, не знал только экипаж… Но, кажется, мы сберегли здоровье нашему божеству…
Вихри войны швыряли людей, словно осенний ветер - листву. Яну, видимо, на роду были уготованы
5 нежданные повороты судьбы.
Лондон встретил его без оркестров. Но Ян на музыку и не рассчитывал. Вместе с тем, он не мог
пожаловаться на невнимание. Его наградили боевым орденом. Прибавили жалованье. Ян догадывался, что во
всем этом играет главную роль Фред Саммербэг. В его отсутствие Фред стал отцом очаровательной крошки,
которую назвали Кристи. Ян был тронут до глубины души.
Однако в Блечли Яна не возвратили. Стюарт Мензис был последователен в своих решениях. Некоторое
время Ян выполнял отдельные поручения ведомства. Но однажды Фред сказал, что хочет побеседовать с Яном
от имени начальства.
Ян сразу понял, что беседа не из приятных и что босс, по привычке, поручил щекотливую миссию
подчиненному,
Фред тоже не изменил себе. Обставил разговор с присущей ему тонкостью. Первый вспомнил о
печальной дате и предложил Яну посетить кладбище. Они купили цветы, поехали на окраину Лондона, где, как
тогда уверили Яна, похоронили Кристину. Отыскали скромную плиту, на которой значилось: "Кристина
Шармах", даты короткой жизни, Яну нередко приходило в голову, что под этой плитой никто по лежит. Или
лежит незнакомый человек. Что эту плиту установили ради того, чтобы хоть как-то успокоить его больную
память. Но не мог Ян вскрывать могилу, докапываться до истины. В конце концов, что такое покойники? Лишь
символ, которому мы приносим дань своего уважения. Надпись на плите была символом. В загробную жизнь
Ян, в отличие от Фарука, не верил. Впрочем, иногда об этом жалел.
Когда они в молчании постояли перед могилой и опустили на плиту букеты, Фред взял Яна под руку,
повел к выходу с кладбища.
- Пообедаем у меня, - предложил Фред. - Но. если не возражаете, пусть машина катит за нами. Мы
немного прогуляемся пешком. Тем более пока тихо…
Лондон теперь бомбили очень редко. Нет, Гитлер не забыл о мести. Ныне на английскую столицу падали
страшные ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2. Каждый взрыв сносил полквартала. Локаторщики пытались сбивать ракеты с
цели, менять их курс. Увы, это удавалось редко. Конечно, в первую очередь жертвами бессмысленных обстрелов
становились мирные жители. Гитлера это совершенно не трогало. Какое ему было дело до каких-то безымянных
англичан?..
- Ян, - начал разговор Фред, когда они очутились Па улице. - Полковник очень хорошо относится к
вам. Он ценит ваш опыт, вашу преданность делу. В Блечли сегодня полно различных специалистов. В то же
время война ставит перед нами все новые проблемы. И, честно говоря, верных людей не хватает.
Фред помолчал, давая Яну осмыслить сказанное.
- Вы знаете, Ян, фашисты выгнали из Европы многие законные власти. Эмиграционные правительства
осели в Лондоне. Просто в толк не возьму, что бы они делали без Лондона…
Это была чистейшая правда. Английская столица распахнула двери изгнанным, но не свергнутым
правительствам Европы.
- Особо сложные взаимоотношения у нас складываются с польским правительством. Вы знаете, что не
так давно погиб генерал Сикорский. Его самолет поднялся с аэродрома в Гибралтаре и тут же камнем упал в
море… Глубины там очень большие, поднять самолет нельзя. И, значит, установить причину гибели… Во главе
эмиграционного правительства стал Станислав Миколайчик. Польша должна возродиться. Но какой? Этот
вопрос очень волнует Уинстона. Короче говоря, нам необходимы толковые связи с эмигрантами. Учитывая ваше
польское происхождение, полковник хотел просить вас, Ян…
Дальше Фред мог не продолжать. Яну стало ясно.
Потом они обедали у Фреда дома и Ян откровенно дивился тому, как похорошела Джейн. Часто женщины
после родов полнеют, прибавляют в теле. Джейн опровергала эту аксиому: полноватая прежде, она сбавила в
весе, стала стройнее. Отчего, конечно, ее решительность не уменьшилась. Сердечность, с которой она
принимала Яна, едва ли распространялась на других. Джейн ни словом не упомянула о Кристине. Она умела
быть тактичной.
Через несколько дней Ян получил новый статус в Интеллидженс сервис. Отныне его работа заключалась
в установлении контактов с лондонскими поляками, а также в изучении их образа жизни, их настроений,
планов, привязанностей и, конечно, связей с остальными, так сказать, "европейскими" поляками.
Поначалу Ян выполнял свои обязанности формально, оправдывал финансовое содержание. Однако
постепенно увлекся: перед ним открывался новый, неведомый доселе круг жизни. Это был круг постоянных
интриг. Зависти. Лицемерия и прямых предательств, прикрытых маской благовоспитанности и любезного
обхождения. За редким исключением, его собеседники говорили о великой Польше, но думали о себе. Не было
недостатка в красивых фразах, в громких клятвах, в доверительных обещаниях.
Ян общался с различными слоями эмигрантов. Среди осевших в Лондоне поляков встречались люди
честные. Однако мир виделся им только через узкие окна родовых замков. Ян вспоминал Рудольфа Шармаха,
тех простых рабочих парней, с которыми ему довелось вступить на опасную стезю подполья. Он и сейчас
испытывал ощущение их надежности, человеческой порядочности.
В один из дней Ян должен был встретить пассажирский лайнер, прибывавший в Тильбери. На судне
находился влиятельный польский генерал, с которым следовало установить контакт. В распоряжение Яна
предоставили небольшой катер. Шкипером на нем оказался плотный, лет сорока пяти мужчина, с крутыми
плечами и тяжелой походкой. На нем был грубой вязки свитер, вязаная шапочка.
Предстояло пройти около двадцати миль вниз по Темзе. Ян давно не путешествовал по воде. Он с
любопытством занял место рядом со шкипером. Внимательно вгляделся в хозяина катера.
- Вы не поляк случайно?
- Случайно - поляк, - засмеялся шкипер.
Ян заговорил с моряком по-польски. Через несколько минут он знал о нем многое.
Анджей плавал боцманом на польском грузовом пароходе. Немцы торпедировали судно в Ла-Манше. Ан-
джею Збышеку удалось добраться до берега. Он остался в Англии. Поначалу мыкался, перебивался с хлеба на
воду. Наконец повезло: устроился шкипером на катер. Радость относительная: прежний шкипер сбежал.
Надоело день и ночь плавать под немецкими бомбами.
- Ну, а я закаляюсь, - со смехом сказал Анджей. - Все равно еще придется драться за Польшу.
- Вы собираетесь вернуться?
- При первой возможности.
- Вы знаете, какой она будет, Польша, после войны?
- Меня никто не спрашивает! "Похоже, вас - также. Потому и хочу сказать свое слово.
- Существовала же государственная структура до нападения Гитлера.
- Ну что вы! После войны обязательно все изменится. Не хочу обращать вас в свою веру… однако
убежден, что и сама Германия, и другие европейские страны многое почерпнут у Советского Союза.
- Вы католик, Анджей?
- Нет, я коммунист.
- Вы хотите установить в Польше диктатуру пролетариата?
- Я хочу, чтобы моя страна была свободной в выборе социального строя. И независимой.
- Но в Лондоне существует законное правительство,
- Законное? А кто его выбирал? Вы?
- Я не выбирал.
- Я тоже. Кстати, вы не знаете, почему погиб генерал Сикорский?
- Есть основания подозревать фашистскую диверсию.
- А вам не кажется, что гибель самолета удобно свалить на немцев?..
- Что вы имеете в виду?
- А то, что Сикорский не руководствовался слепой ненавистью к Москве. Он смотрел на вещи более или
менее реально. Кое-кому в Лондоне это очень не нравилось…
Ян задумался. Встречный ветер хлестал в лицо, порой осыпал мелкими брызгами.
"А ведь Анджей, возможно, прав, - размышлял Ян. - Не стану биться об заклад, что Сикорского не
убрали наши. Наши… Что, в сущности, означает для меня это слово? Вероятно, самое трудное, в чем предстоит
разобраться".
- Да, за Польшу еще доведется повоевать. - Збышек ловко вертел штурвал, огибая встречный катер. -
А Миколайчика лондонцы постараются при первой возможности протолкнуть в Варшаву, вот увидите. Все
ниточки от его рук и ног давно в кулаке у Черчилля. Только мне лично Миколайчик не нужен. Я хочу быть
частицей судьбы своей родины. А не пустой консервной банкой, которую всякий может зафутболить, куда ему
заблагорассудится…
"Я тоже не хочу быть пустой консервной банкой, - усмехнулся Ян. - Но как это сделать?" От Збышека
веяло уверенностью. Однако Ян вовсе не был убежден, что шкипер - обладатель волшебной палочки, по
мановению, которой образуется идеальное общество.
Ян выполнил миссию по встрече польского генерала. А в сердце запал диалог с моряком. В диалоге была
откровенность. Обнажались истины, которые прежде смутно маячили где-то на дне души. "Какую роль я играю
в жизни? - спрашивал себя Ян. - Моей судьбой распоряжаются чужие люди, словно собственным
чемоданом… Я никогда не был равным с власть имущими. А ведь коммунисты правы - всех должен
уравнивать труд…"
Перед глазами Яна как бы рассеивался туман. Человек начинал различать предметы. Однако это еще не
означало, что он понимает, как их лучше расставить.
Все это время Ян жил как бы наскоро, ожидая, что однажды придет срок, и он, Ян, перепишет свою
жизнь, словно торопливый черновик, набело. Порой казалось, что он идет по самой кромке песчаного берега и
набегающая волна зализывает отпечаток его подошв.
Потом началась лихорадочная подготовка вторжения во Францию. Долгое время Черчилль всячески
оттягивал этот заветный час. Но теперь, в связи с мощным продвижением советских армий к Берлину, он
заторопился: похоже, русские сломали все его расчеты. Надо было спешить.
Яна подхватила и понесла новая волна забот и суеты. Времени для себя не оставалось. Прибывали все
новые американские дивизии, самолеты, танки, артиллерийское вооружение. В портах сосредотачивались суда
десанта. Вырабатывались меры для обмана противника. Однако гитлеровцы были поглощены битвами и
неудачами на Восточном фронте. Кроме того, видимо, не очень верили в высадку союзников. С другой стороны,
не имели сил серьезно противостоять вторжению.
Естественно, усилилась активность эмигрантских правительств. Они спешили создать новую агентуру в
столицах, получить надежную информацию о положении на местах. Им надо было появиться в своих кабинетах
не раньше и не позже счастливой минуты - это могло стать одинаково опасным…
Первые дни хорошо подготовленного вторжения оказались успешными. Англия ликовала. Англичане
столько ждали этой великой минуты.
Однажды Ян попал в центр Лондона. Знойный день уходящего июня напоил улицы духотой. Ян был в
гражданском и с удовольствием расслабил узел галстука, воротник рубашки. Невдалеке от Трафальгарской
площади заметил паб. Яну захотелось пива. У самых дверей столкнулся с инвалидом: какой-то бывший вояка
прыгал на одной ноге навстречу, энергично помогая себе костылями. Вторая штанина армейских брюк была
подвязана к колену.
Ян остановился, пропуская вперед ветерана. И вдруг последний кинулся на Яна с восторженным воплем,
который не посрамил бы воинственных команчей.
- Разрази меня гром, да ведь это Ян! Ну, ты даешь, приятель! Только я подумал, что неплохо бы
очутиться в приличной компании - ты тут как тут!..
Они так стиснули друг друга в объятиях, что надолго закупорили вход в заведение.
Посетители с двух сторон доброжелательно ждали.
Ян все держал американца в объятиях, словно боялся отпустить и увидеть пустоту штанины…
Наконец они разомкнули объятия. Ян подобрал упавшие костыли, вручил Макдональду. Джо с
невероятной быстротой запрыгал к свободному столику.
- Сюда, приятель! Сейчас мы зададим такую трепку бутылкам, что Англия снова зазвонит в колокола!
Как в честь победы под Эль-Аламейном!
Ян смотрел на танкиста, ощущая одновременно радость и горечь. И еще - стыд. Джо снова сражался,
бил гитлеровцев, потерял ногу. А Ян возился с надушенными политиками в накрахмаленных рубашках. И
зачастую даже дорогие одеколоны не могли перекрыть запах гнили.
- Слушай, как я рад, что ты цел! - с прежней экспансивностью воскликнул Джо. - А у меня одна
деталь оказалась лишней. Пришлось оставить.
Американец вгляделся в помрачневшее лицо Яна, хлопнул его по плечу.
- Да не грусти, приятель! Давай посплетничаем! Джо достал пачку "Кэмела", ловко выщелкнул из пачки
сигарету. Раньше он не курил.
- Вот, значит, встретились, - сказал, пуская голубоватый дым к потолку. - Ты, конечно, приятель,
думаешь, какой герой Дню Макдональд. Верно? Да только я тебе скажу: вовремя ты удрал из того госпиталя.
Кто-то немцам стукнул, что там военные. Через несколько дней после того, как ты выписался, прилетели два
красавчика. Прямо днем. А там пи зенитки - одни пальмы. Ну, немцы и натешились, как хотели. Так что бегать
мне далеко не пришлось, ногу на месте сдал! - захохотал вдруг Джо, но тут же смял сигарету в пепельнице,
нахмурился. - Ты сестричку не забыл, приятель?
- Рут? Конечно, не забыл. Как там она?
- Неплохая женщина. Научилась бы жить… Не повезло. Почти прямое попадание. Два дня по частям
собирали, прежде чем уложили в гроб. Вот так, приятель! Помянем.
Война еще раз поворачивалась к Яну своей отвратительной гранью. В ее безжалостных глазницах зияли
пустота и хаос. Она сминала все, что попадалось на пути.
- Ладно! Погрустили - и хватит, - сказал Джо. - Верно, приятель? Давай, рассказывай, как прыгаешь
по земле.
- Понимаешь, Джо, - Ян непривычно растягивал слова. - Мне надоели тайны. Они - словно мины
замедленного действия… Все равно когда-нибудь взорвешься
- Ты только не выкладывай секретов мне! Я - ужасный болтун! - захохотал Джо. - Я не умею
хранить тайны. Я тебя взорву!
- А-а, ерунда, - отмахнулся Ян. - Уж тебе-то кое-что могу сказать…
- Валяй, приятель, мне не жалко!
Яну действительно хотелось поделиться сомнениями. Пет, он не выдавал секретов "Ультра". Его
возмущало, почему так слабо и порой бездарно используется уникальная информация? Он упомянул о своем
начальстве. Вспомнил Черчилля и сказал, что с каждым днем все меньше ему верит. Он заявил, что не хочет
жить после воины в ожидании новой бойни. В конце концов заявил, что он за тех, кто создает мир, а не
разрушает его.
- Ну, ты даешь, приятель! - восхитился Макдональд. - В госпитале ты мне показался башмаком, на
котором все шнурки завязаны. Я ошибся. Гип-гип, ура! Ты, оказывается, парень-молоток!
Потом Ян пил за Джо. За его замечательную ногу. За его храбрость. За его будущих детей. Потом Ян
кричал, что убьет любого, кто помешает Джо выращивать апельсины в Калифорнии…
Ян проснулся в комнате, которую снимал на окраине Лондона американец. Болела голова. Во рту