Пора, пора, порадуемся на своем веку!
И женщине, и кубку, и острому клинку!
Пока, пока, покачивая перьями на шляпах,
Судьбе не раз шепнем: мерси боку!
Пока выл Боярский, он маленьким ключом открыл потайную дверцу в панели, достал телефон и набрал номер. Ответили быстро.
- Здравствуй, Петя, это Александр, Сандро говорит. Слышал, у вас праздник - Леху-Копыто повязали? Ну вот, выходит, я лучше милиции осведомлен. Проверь, проверь, а я перезвоню.
Положил трубку и выпил еще. Меньше теперь, полстакана. Подождал немного и перезвонил.
- Это я опять. Ну как? Понятно, понятно. Что ж, поздравляю. Да ничего себе, живем, хлеб жуем. Повидаться надо бы, потрепаться, водки выпить… На следующей неделе я тебе позвоню. Будь здоров!
Александр вернул телефон в секретный ящик и оттуда же извлек револьвер и пачку патронов. Полой любовно обтер штучку, в просторечьи именуемую "бульдогом", поигрался им немного, а потом снарядил барабан. Выпил еще, подкинул револьвер на ладони и спрятал во внутренний карман пиджака. Откинулся в кресло, слушая музыку. Малинин пел:
Поручик Голицын, раздайте патроны!
Корнет Оболенский, налейте вина!
Александр усмехнулся, встал, отмотал пленку назад. И снова:
Пора, пора, порадуемся на своем веку!..
Валентин прикрыл дверь в кабинет министра и улыбнулся секретарше. Симпатизировавшая ему секретарша поинтересовалась:
- Все в порядке, Валентин Феликсович?
- В полном, Серафима Сергеевна. Спасибо вам, - и, поцеловав ей ручку, вырвался на просторы престижных коридоров. Зашагал, посвистывая. Он уже подходил к обширной своей нише, когда из другой - рядом - возник Александр.
Три выстрела грянули один за другим. Три пули вылетели из ствола "бульдога" и все три - в грудь Валентина. Он стал расслабленно оседать, а затем упал. Александр убегал по коридору, громко стуча башмаками по надраенному паркету.
Первым у тела оказался Глеб, находившийся в приемной Валентина. Упав на колени, он слушал Валентиново затихавшее сердце. Выскочила из приемной и секретарша. Застыла, приподняв плечи и прижав ладони к щекам. Глеб обернулся, увидел ее, заорал:
- Срочно звони в скорую и охране, охране немедленно! - секретарша из прострации не выходила. Глеб вскочил, тряхнул ее: - Быстро, ну!
Секретарша ринулась к телефонам. Глеб вновь склонился над Валентином. Тот на мгновенье открыл мутные глаза и пробормотал нечетко:
- Катя… Катька… - и закрыл глаза навсегда.
…Александр выбежал на лестничную площадку. Две встревоженные дамочки, ждавшие лифта, с ужасом смотрели на него и на револьвер.
- Тихо, - сказал он, поводя "бульдогом" и нажимая кнопки лифта. Уже задействованные. Повторял в беспамятстве: - Тихо… Тихо… Тихо…
Раздвинулись двери лифта, и он ворвался в кабину. Здесь народу было побольше - человек пять. Он прижался к съехавшимся дверям и, нажав кнопку первого этажа, опять показал револьвер, талдыча как попугай:
- Тихо… Тихо… Тихо…
Ох уж эти мраморные вестибюли главных офисов! Он бежал через бесконечный этот вестибюль к пропускным турникетам, где два милиционера, путаясь в кобурах, пытались обнажить свои "Макаровы". Он выстрелил первым. Два раза, особо не надеясь попасть. Но в одного попал: один из милиционеров левой рукой схватился за правое плечо. А второй от ужасной растерянности уронил пистолет. Ударив растерянного рукояткой "бульдога", он проскочил за турникет.
Он был у выхода, когда из неприметной двери, притулившейся под лестницей, выскочил неприметный гражданин в сером костюме. Этот обыкновенный гражданин, растопырившись, слегка присел для удобства и, держа пистолет двумя руками перед собой, начал палить в спину убегавшему. Уже в дверях убегавший стал заваливаться. Гремели выстрелы, звенели, падая на каменный пол, осколки дверного стекла.
Автомобиль "Вольво" подъехал к воротам дачи и остановился. Никто из машины не выходил. Артем с веранды, где он еловыми шишками раскочегаривал самовар, направился к воротам, чтобы открыть их. Открыл, "Вольво" въехал и заглушил мотор. Но Глеб продолжал сидеть за рулем.
- Что случилось, Глеб? - подойдя, спросил Артем.
- Катерину позови, - попросил Глеб.
Катерина приблизилась. Глеб уже открыл дверцу, но из машины не вылез. Просто спустил ноги на землю, развернувшись на сиденье.
- Что-нибудь очень плохое, Глеб? - спокойно поинтересовалась Катерина.
- Да, - ответил Глеб и плюнул в землю, на которую глядел.
- Говори, - приказала она.
- Не могу, - признался он.
- Говори! - Катерина кричала.
- Александр убил Валентина. Застрелил.
Катерина схватилась за открытую дверцу. Подскочил Артем - поддержать. Катерина отвела его руку, сказала:
- Не надо, - и Глебу: - А ты где был?
- Я был рядом, Катя. Но было уже поздно…
- Поздно?! - криком задала она непонятный вопрос.
- Поздно было ему помочь, - объяснил Глеб. - Он умер у меня на руках.
- А где эта мразь?
- Его гебист подстрелил. Говорят, не выживет.
- Едем в город, - решила Катерина. - Жди нас здесь, Артем.
И кинулась в дом - одеваться.
- Что ж его охрана? - спросил Артем.
- Пареньки на улице караулили. А он его прямо в офисе кончил. Как он мимо них туда пробрался, черт его знает.
- А ты как туда пробрался?
- Валентин мне встречу назначил и пропуск заказал. Эх, Валентин, Валентин!
Перед магистральной дорогой Глеб загнал "Вольво" на обочину и сказал:
- Садись за руль ты. Нервишки гуляют.
Поменялись местами. Выехали на автостраду. Катерина нетерпеливо давала скорость. Глеб расслабился, растекся по сиденью, закрыл глаза.
- Спишь? - покосясь, спросила Катерина.
- Поспишь тут, - ответил Глеб, не открывая глаз. - Бумаги у меня, Катя.
- Все?
- Вроде все. Что в бумажнике были: полис, банковские документы. Я боялся, что пули бумажник попортят. А бумажник у него в нажопнике. Американец!
- Помолчи, кретин, - с тихой яростью сказала она.
Он не отреагировал на ее гнев. Деловито поинтересовался:
- Что прикажешь с этими бумагами делать?
- В сумочку положи.
Глеб взял кожаную сумку-мешок, растащил шнур, присвистнул в удивлении:
- Дура-то тебе зачем?
- Для спокойствия.
Глеб извлек из сумки элегантный никелированный браунинг, полюбовался:
- Симпатичная штучка.
- Положи на место. А документы - в мой бумажник. Он там на дне.
Глеб послушно все исполнил. Въезжали в Москву.
- Что дальше, Катя?
- Вечером решим. Сейчас я по делам мотаться буду, а вечером встретимся и все оговорим. Часов в десять, в берлоге Сандро.
Последнее, самое неприятное дело. Патологоанатом и майор милиции проводили ее до выхода, а у ступенек морга ее ждал замминистра, непосредственный начальник усопшего.
- Чем могу быть вам полезен, Катерина Сергеевна? - вежливо осведомился он.
- Спасибо вам, Кирилл Николаевич, за все спасибо. Но теперь я уж как-нибудь одна…
- Тогда что ж… Будьте мужественной, Катерина Сергеевна, будьте мужественной.
Начальник поцеловал ей руку и полез в черную "Волгу", в которой скучал шофер, а Катерина пошла к "Мерседесу".
Было рано - восемь только, и она решила попрощаться с проклятой Москвой. Проехала по Садовому, где была ее школа, после Крымского моста свернула на Кропоткинскую, переулками выбралась на Остоженку, нарушая, повернула налево и мимо ИнЯза, в котором проучилась два года, выехала по бульварам. Гоголевский, Суворовский, Тверской, Страстной, Петровский, Рождественский, Сретенский, Чистопрудный, Покровский, Яузский… С каждым - кусок жизни, дни беды, минуты радости. Спустилась к набережной Москвы-реки и покатила вдоль воды. Долго катила, до Хамовнического вала, Метромостом вырулила на Воробьевы горы.
Чуть внизу и вдали была Москва - тусклый в сумерках город. Катерина постояла на смотровой площадке, упершись обеими руками о гранит. Потом через парапет плюнула на Москву и вернулась к "Мерседесу".
Она оставила машину в переулке и через дыру проникла в мертвый двор. По развороченной лестнице поднялась к берлоге и своим ключом открыла дверь. Глеб ждал ее в гостиной.
- Думала, что я - первая, - сказала Катерина. - Твоего драндулета-то нет.
- Я пешком, - Глеб сидел за вновь сервированным стеклянным столиком.
И вообще, прибрался он здесь, ликвидировал александровское свинство.
Катерина освободилась от траурного блейзера, швырнула его вместе с сумкой на диван, уселась в кресло и предложила:
- Выпьем?
- За что?
- Если мы, Глебушка, выпьем за все, за что надо выпить, то надеремся как свиньи. Дважды за упокой, трижды за исполнение желаний, за твое здоровье, за мое здоровье, за фарт, чтобы нас не оставил.
Пока она говорила, Глеб разливал. Передал ей рюмку, взял свою.
- За тебя, Катя.
- Для начала? - поинтересовалась она.
- Для начала, - подтвердил он. - И - до конца. За тебя, Катя.
Катерина молча согласилась и выпила. И Глеб принял.
- Он умер сразу? - спросила она. Глеб не торопился отвечать. Прикурил, сделал первую затяжку, выпустил первый дым, разогнал его расслабленной кистью руки и только после этого сообщил:
- Он догадался, Катя. Обо всем догадался.
- Значит, не сразу помер. И что же он тебе сказал?
- Не мне, а тебе. Два слова: "Катя, Катька".
- Не Катюша, а Катька. Что ж, ты, наверное, прав, Глеб.
- Все получилось так, как ты рассчитала. Если только Александр не оживет.
- Оживет - жить захочет. А единственный шанс жить дальше - твердо держаться версии об убийстве из ревности.
- Вышло. Все вышло, - Глеб разливал по второй. - Только ни облегчения, ни удовлетворения. Тревога и тоска.
- А чего ты хотел? Неземного счастья неподалеку от двух трупов?
- Я хотел, чтобы ты была моей. Только моей.
Катерина пододвинула рюмку к себе, заговорила о другом:
- У тебя, Глеб, дел еще невпроворот. Я доверенности оставлю, и ты реализуешь все, что можно. В валюте, естественно. Тыщ на двести баксов набежит. - Они - твои. Можешь здесь себе неплохую жизнь устроить, можешь за бугор перебраться.
- Я хочу с тобой, Катя.
- Ну, тогда перебирайся. Переберешься, будешь со мной.
- Кем?
- Кем и здесь был.
- Здесь я был любовником по вызову и мальчиком на побегушках.
- А кем ты хочешь быть?
Ответить Глеб не смог, потому что от дверей влезли в разговор:
- Выпиваете? Тогда уж и мне налейте.
Они обернулись. Привалившись к дверному косяку, стоял Артем.
- Тебе было сказано, чтобы на даче сидел, - вкрадчиво напомнил Глеб.
- А я здесь, - беспечно откликнулся Артем и бухнулся в третье кресло.
- По машине догадался, где я? - спросила Катерина и, не ожидая ответа, налила Артему рюмку. - Пей.
- Всех угробили, а теперь поминаете? Ну что ж, за упокой души рабов божьих Валентина и Александра, - Артем шарахнул рюмашечку и поинтересовался: - Что ж для полного счета и меня не порешили?
- Не нарывайся, Тема, - посоветовал Глеб. - Не лезь не в свои дела.
- А какие дела - мои?
- Твое дело - телячье. Обосрался и стой. Жди, когда подотрут, - Глеб заводился.
- Про это дело я все понял, Глеб. Правда, не дождался, чтоб подтерли. Подтерся сам и пришел предъявить вам счет за то, что не подтерли.
- Ты свою долю получишь, - заверил Глеб.
- А ты свою уже получил?
- Получил, - сказал Глеб.
- Так вот, Глеб. Я хочу твою долю.
- А какая его доля? - спросила Катерина.
- Быть любовником по вызову и мальчиком на побегушках, - глядя ей в глаза, твердо ответил Артем.
- Я еще когда тебя предупредил: будь осторожнее, Тема, - трудно и горько было об этом говорить, но Глеб говорил: - А ты не остерегся, влез в нашу кашу всерьез. Я-то думал - ну покувыркаешься для удовлетворения мужского самолюбия с ней в койке…
- С кем это - с ней? - тихо перебила Катерина.
- С тобой, с тобой, блядина! - вдруг заорал Глеб. И тотчас Катерина выплеснула ему в лицо водяру из невыпитой рюмки. Глеб утерся, понял вслух: - Не нравится тебе, когда правду про тебя говорят.
- И мне не нравится, - сообщил Артем и поднялся.
- Драться со мной хочешь, что ли? - поинтересовался Глеб.
- Эх, Глеб… - Артем махнул рукой и опять опустился в кресло. - Я в тебя, как в Бога, верил. Честные наемники, вольные стрелки, Робин Гуды почти… А оказалось: я - грязный скот, а ты - убийца и копеечный прихлебатель.
- Полегче, - угрозил Глеб.
- Я-то дурачок с холода, а ты… Катерина, не стесняясь, заделывает вас всех, как хочет, а ты копеечки считаешь да на брюхе перед ней ползаешь.
- Этой курве я счет не предъявлял, не время еще, - Глеб поднимался с кресла. - А с тобой посчитаюсь сейчас.
Артем опередил его - трезвее был. И моложе. От его удара Глеб, перелетев спинку кресла, на спине уехал к стенке. Полежал мгновенье и стал подниматься. Артем стоял посреди гостиной, в полной готовности ожидая драки. Глеб не захотел к нему приближаться, он неспешно завернул руку за спину и вытащил из-под ремня пистолет-люгер.
- Ты что? - произнес бессмысленные слова Артем и попятился. Он пятился, а Глеб надвигался. Катерина вскочила, вцепилась в Глеба.
Не сводя с Артема глаз, Глеб левой рукой схватил ее за лицо и кинул на диван.
- До тебя очередь еще дойдет, сука.
Пятясь, Артем спиной наткнулся на дверь и, продолжая пятиться, оказался в спальне. Прижав пистолет к своей печени, Глеб шел за ним. Не спеша.
Катерина, падая на диван, задела правой рукой сумку-мешок…
Артем задом ощутил спинку кровати и остановился.
- На кроватке, где с Катькой развлекался, ты и сдохнешь, щенок, - объявил Глеб и начал поднимать люгер.
Выстрел раздался от двери. Глеб, еще ничего не чувствуя, удивленно обернулся на выстрел и следующие две пули получил в грудь. Постояв недолго, он упал на спину. Катерина опустила никелированный браунинг.
Глеб лежал на полу, уставившись неживыми глазами в зеркало потолка.
Артем подобрал люгер, засунул его за пояс на спине и присел на кровати рядом с Катериной. Сидели, молчали.
- Ты так задумала? - наконец спросил он.
- Нет, - ответила она.
- Ты меня пожалела?
- Не знаю.
Еще немного помолчали. Потом он сказал:
- Я тебя люблю, Катя.
- А я тебя, к сожалению, нет, Тема.
- Как теперь нам быть, Катя? - спросил он, о чем она уже несколько минут думала беспрерывно. Встрепенулась - решение пришло:
- Сжечь эту берлогу к чертовой матери, и никто не хватится. Мало ли таких брошенных развалюх по Москве горит…
Они распороли подушки, рассыпали пух, набросали на кровать все, что легко загорается, полили одеколоном, духами, виски. Артем щелкнул Катерининой зажигалкой, и лихой костер занялся…
Они вышли в мертвый двор, пролезли в живой. В коротком тоннеле подворотни он спросил:
- Что делать будем, Катя?
- Мне бы Валентина похоронить, да свободного выезда из страны дождаться, - ответила Катерина и пошла к "Мерседесу". Она шла, а он доставал из-за пояса люгер, который подобрал в спальне.
Пламя уже пробило крышу, и пожар разгорался среди развалин.
"Что губит командира? Пьянство, женщины, воровство. Не пей, не гуляй, не воруй. Если еще и работать будешь, тебя слава сама найдет!"
Генерал А. Макашов. Методическое пособие "Наука побеждать - в мирное время боевой учебы войск".
Уснувший пассажир
Повесть
1
Сначала заныло колено, заныло сильнее обычного, но терпимо. Лишь тревожило, не прерывая сон. Во сне он убаюкал ногу и вновь растворился. Не надолго, правда. Судорога жестоко переплела пальцы на той же ноге, и боль вместе с окаменелостью поползла от ступни к икре. Надо было ходить. С упрямо закрытыми глазами он спустил ноги на ковер и, всем телом наваливаясь на совсем уже не свою ногу, изобразил ходьбу на месте. Сидя. Не помогло. Он встал и окончательно проснулся.
Уже не пьяный, но еще не трезвый, он, сильно хромая, бродил по обширной спиридоновской квартире, не желая признавать ее уют. Бессловесно ругая себя, жалел себя же. Сингапур, видите ли, ему понадобился. Что он не видел в Сингапуре? А так хорошо было дома с Лидкой у милого Черного моря. Нет, сорвался, как молодой, на безответный вызов дружка старинного, козла старого Альки Спиридонова. Ну, допустим, надоело в безделье и с Лидкой один на один, ну, понятно, никогда не был в этом хваленом капиталистическом раю, ну хотелось, как мистеру Твистеру, увидеть мир, но зачем же надо было вчера так надираться с еще одним дружком, Романом Казаряном? Тому хорошо, дрыхнет, небось, во всю, а встанет - опохмелится и снова спать. А ему - дальняя дорога в таком состоянии…
Вдруг понял: судорога ушла. Остановился, трусливо пошевелил пальцами проклятой ноги. Вроде порядок. Только не думать, что порядок, а быстрее в душ, под теплый мелкий дождичек…
…Мок, терся жесткой губкой, вынув вставную челюсть, полоскал водичкой испоганенный алкоголем рот. Потом просто в неге стоял - тепло текло по нему, дремота накатывала и откатывала…
Когда он, надев свежее исподнее и причесавшись, выходил из ванной, зазвенел будильник. До такси ровно час.
На кухонном столе стояла оставленная заботливым Казаряном непочатая бутылка марочного армянского коньяка. Нет, пока нельзя: расползешься, как квашня, а не опохмелишься для бодрости. Чтобы не забыть ее, родимую, он прошел в кабинет, где спал на диване, и спрятал бутылку в большую сумку, приготовленную для путешествия. Попутно и постель убрал.
Чаю, чаю покрепче. Без желания, по надобности сжевал два бутерброда и приступил к чаепитию. Пил его с пылу-жару, обжигаясь и торопясь. Согрелся пищевод, согревшись, освободился от спазмы желудок и, наконец, пробил благодетельный пот. Вернулся в ванную, влажным полотенцем вытер лицо и шею, сполоснул подмышки, глянул на себя в зеркало и увидел, что забыл побриться. Брился, с отвращением рассматривая вроде бы чужое старческое лицо.
Спиридоновским спреем побрызгал себе на щеки чем-то не по-нашему нахлынувшим - иностранным. Пора одеваться.
Светло-серая рубашка. Бордовый галстук: Казарян его приказал надевать. Черные ладные брюки, под лидкиным присмотром сшитые на заказ. Твидовый пиджак - Алькин презент, привезенный из Англии. Итальянские макасины, купленные по случаю. Тонкой шерсти модный австрийский плащ, приобретенный в свое время на МУРовской распродаже. И, наконец, роскошная камышовая трость - подарок сослуживцев в день его ухода на пенсию. Сумку в руки - и вперед.
В прихожей еще раз оглядел себя в зеркале. Издаля. Немолод, конечно, но ничего, ничего. Закрыл дверь на все запоры, предварительно включив сигнализацию, и спустился вниз. Ждать такси.