2
Миновав подъездную эстакаду амстердамского аэропорта, кургузый с маленькими окнами автомобиль обогнул громадное здание и через служебные ворота въехал на взлетное поле. Уверенно ориентируясь в самолетном стаде, он, повертевшись, подкатил к лайнеру нидерландской авиакомпании, готовому к отлету, - реактивные двигатели его уже подвывали.
Со смаком открылись тяжелые дверцы, и из автомобиля с двух сторон вылезли двое вооруженных миниатюрными автоматами полицейских, затем могучий их начальник в штатском и, наконец, хрупкий, одетый с чиновничьей элегантностью - темно-серое английское пальто, твердая шляпа, черные башмаки, модные на все времена, - господин с солидным, размером больше обычного, кейсом в правой руке.
Самолет стоял у пассажирской трубы, но хрупкий господин поднялся по специальному трапу. У двери он остановился, обернулся и, улыбнувшись, помахал служилой троице свободной левой рукой.
Самолет и автомобиль взяли с места одновременно: автомобиль - домой, самолет - на взлетную полосу.
Автомобиль выруливал на магистраль, а самолет уже набирал высоту.
…Через три часа этот самолет приземлился в Шереметьево. У трапа хрупкого господина встречали два омоновца с укороченными Калашниковыми, озабоченный голландец-переводчик из посольства и представитель компетентных органов. Переждав, пока остальные пассажиры бодрой гурьбой скроются в аэропорту, пятерка двинулась вслед за ними…
3
Аэропорт Шереметьево существовал в своей обычной лихорадке. Суетились евреи, шумели армяне, покорно терпели ожидание украинцы, одновременно все вместе состоя в очередях на рейсы в Вену, Будапешт, Тель-Авив, Париж, Нью-Йорк.
А у этой стойки было спокойно: в юго-восточную Азию из Советского Союза пока еще не эмигрировали. Здесь шла регистрация отлетающих в Сингапур. Вялые индусы, тихие таиландцы, неторопливые деловитые китайцы, не континентальные - островные; осторожные соотечественники наши, не эмигрирующие, все, как один, командировочные. Правда, несколько выламывались из общей благопристойности шестеро молодых людей в вольных одеяниях и с длинными волосами. Устроившись у подножия холма, составленного из непонятных черных футляров, все шестеро молодцов пили пиво из бутылок. Из горла. То была рок-группа, отъезжающая на гастроли удивлять жителей дальних восточных стран пронзительностью громких голосов и красотою телодвижений.
Сильно немолодой гражданин у высокого столика, мучаясь, заполнял декларацию. Споткнувшись на пункте об иных ценностях, которые нельзя вывозить, он поднял глаза от бумажки, ища, с кем бы посоветоваться по этому поводу, и встретился взглядом с дамой, стоявшей у противоположной стороны столика. Дама улыбнулась, приглашая к вопросу. Ничего себе дама. Лет сорока - сорока пяти. Бывшая красавица, да и сейчас хороша, моложава.
- Простите, Бога ради, - сказал гражданин. - А что это значит - иные ценности?
- Да плюньте вы на все и пишите всюду "нет", - посоветовала дама, еще раз улыбнулась и добавила: - Какие у нас, у советских людей, могут быть ценности?
- Социалистические, - напомнил он. - А про полсотни, что у меня, писать?
- Пишите. Это вам на такси, когда возвращаться будете. - Ответом дама подготовила вопрос и спросила: - Надолго ли за бугор?
- На две недели, - ответил гражданин и, вновь склонившись над листком, после паузы взревел в ярости: - Черт бы их подрал, чинуш бессмысленных!
- Первый раз за рубеж? - заботливо поинтересовалась дама.
- За настоящий - в первый, - признался он.
А по виду не скажешь. Строгий плащ. Ладный твидовый пиджак, хорошие и тщательно глаженые черные брюки, изящные мокасины, рубаха и галстук в цвет, богатая камышовая трость через локоть - приличный европейский уровень.
- Куда? - спросила она.
- В Сингапур. - Гражданин освобожденно расписался внизу бумажки. - Ух!
- Отмучились? Тогда пойдемте на контроль. Мы - попутчики.
В двух проходах маялись допившие пиво рокеры: контролерши не полюбили их с первого взгляда. И, естественно, нелюбовью за нелюбовь. Лабухи шумели нервно и ненавистно.
Немолодой гражданин поглядел на это дело и укорил ретивых стражниц:
- Да что вы их тираните, бабоньки? Ребята на работу едут…
- Знаем мы их работу! - зловеще объявила одна из контролерш и, обратив нелюбовь на гражданина, добавила, не обращаясь ни к кому, - адвокатов у нас тут развелось, как собак нерезаных!
- А вот хамить не надо, - сказала из-за спины гражданина дама. Негромко сказала, но так, что контролерша, почувствовав в ее голосе уверенный партийно-начальнический металл, в момент заткнула фонтан. В связи с этим контроль прошли мгновенно.
Рок-группа, гражданин и дама, компактным образом преодолев багажную заставу, вышли на границу. Здесь бумажки были проще и понятней, и поэтому с формальностями покончили быстро. Только юный пограничник слегка подзадержал: бдительно и всерьез сравнивал фотографии на паспортах с оригиналами.
- Вот мы и за границей, Александр Иванович, - сказала дама гражданину, когда они ступили на ничью территорию.
- Меж границами. А вы, Галина Георгиевна, наблюдательны, - отметил Александр Иванович.
- Не наблюдательна - дальнозорка. Годики сказываются. Ну, а вы - наблюдательны или дальнозорки? - спросила Галина Георгиевна и стремительно улыбнулась.
- Я - любопытен, - признался Александр Иванович и, увидев цветочницы на тонких ножках, вдруг пропел тихонечко и очень точно: - А на нейтральной полосе цветы необычайной красоты.
- Ну уж! - усомнилась Галина Георгиевна насчет необычайной красоты, глянула на часы и предложила: - Во фри-шоп? Времени у нас навалом.
- Это где на валюту торгуют? Без меня, Галина Георгиевна. Я - пустой.
- Я вам жвачки куплю, - пообещала она и удалилась.
Без дамы Александр Иванович позволил себе немного хромать и опираться на трость. Он брел по кругу, пока не добрел до лестницы, ведущей в буфет. Подумал, вздохнул и пошагал по ступеням вверх.
4
В буфете уже безумствовала рок-группа, все члены которой, как один, стояли в очереди. Александр Иванович через их головы глянул на впечатляющий ряд бутылок с разнообразными напитками и с ужасом вспомнил, что бутылка армянского коньяка вместе с сумкой ушла в багаж. А самое время поправиться: полностью трезв и совершенно без сил. И не купишь ведь - последнюю сотню в официальной бумажке обозначил.
- Три дня не ел, а выпить так хочется! - произнес он тихо в отчаянии.
Самый волосатый (судя по этому - лидер) из рокеров живо обернулся, узнал их защитника и доброжелательно возгласил:
- За чем дело стало? Поторчим, папик!
- Я старый дурак, всю наличность в декларации указал, - признался Александр Иванович.
- Дяденька, да вы что? - страшно развеселился лидер. - Нынче-то октябрь девяностого - самое время нарушать, пока гайки не закрутили. Боитесь, что обратно не пустят? Пустят, пустят, не волнуйтесь. Выпустили, вот что удивительно!
- Считаешь, что имеет смысл рискнуть? - слегка посомневался Александр Иванович, но ободренный подтверждающим кивком лидера попросил: - Возьми мне полторашку, а?
- Чего? - поинтересовался его вкусами лидер, беря протянутый четвертной.
- Чего, чего. Водки, конечно, - слегка обиделся на непонятливость собеседника Александр Иванович.
Решительно сдвинули два столика, уселись всемером. Господи, неужели до конца жизни милиционером быть? И сам не заметил, как автоматически устроился спиной к стене и лицом к входу: тыл обезопасил и обзор обеспечил. Зачем? Александр Иванович вздохнул и, стараясь не смотреть на вход, приложился к водочке. Лабухи, интеллигентно пропуская газ через носы, неспешно смакуя, сосали шампанское.
- Прикольный кайф! - с удовлетворением оценили напиток барабаны.
- Бухалово в оттяжку, - подтвердила диагноз бас-гитара.
- Как на тусовке, - подвел итог лидер.
- По-русски вы умеете? - вежливо осведомился Александр Иванович. - Или мне начать по фене ботать?
- А можете? - удивился лидер. Александр Иванович не счел нужным отвечать на этот вопрос. Сам спросил:
- Тебя как зовут?
- Дэн, мой любезный папик.
- На русский переведи.
Дмитрием предки обозначили.
- Тогда не Дэн, а Дэм уж.
- Дэм - это семеновское издательство, а Дэн - имя.
- Кличка, - поправил его Александр Иванович.
- А вы - крутой чувачок, - понял Дэн.
- Зови меня просто Александр Иванович. - Поговорил, пропустил побыстрее неопределенность предощущения, и вот он, процесс поправки: кровь по жилочкам, тепло под рубашкой, ощущение удобства и свободы, чистота цветов и резкость наблюдаемой картины. Мир прекрасен, и еще большая-большая жизнь впереди, несмотря на шестьдесят с хвостиком.
В буфет неторопливо вошел отряд. Впереди - переводчик, затем господин в твердой шляпе, сопровождаемый двумя омоновцами с автоматами, и арьергардом - представитель компетентных органов.
- Ничего себе мажора спецназ свинтил! - удивился вокал, от нечего делать наблюдая появление отряда.
- Господина не арестовали, господина сопровождают, - возразил разобравшийся в лабушском сленге Александр Иванович, первым и всеобъемлюще прочитавший все про эту группу.
- Это почему? - усомнился вокал.
- У арестованного кейс бы отобрали, - пояснил Александр Иванович для начала.
Господин в твердой шляпе и представитель компетентных органов уселись, переводчик направился к стойке, омоновцы стали у стола. Переводчик без очереди отоваривался у буфетчицы "пепси-колой", омоновцы перекрестно наблюдали за двумя выходами, представитель внимательно изучал лица посетителей буфета, а господин скучал.
Не снимая перчатки, господин левой рукой наполнил свой стакан "пепси-колой", с наслаждением выпил. Остальные члены отряда не пили.
- Серьезный груз у господина, - сказал Александр Иванович. - Кейс-то на наручнике.
- А вы кем будете, Александр Иванович? - строго спросил Дэн.
- Я-то? - грустно усмехнулся тот. - Я-то - пенсионер.
В буфет ворвалась бурная Галина Георгиевна, придирчиво осмотрела присутствующих, увидела Александра Ивановича, обрадовалась и возмутилась:
- Посадка идет, а вы здесь водку пьете!
5
Уже расселись по местам, уже проследовал в пилотскую кабину озабоченный и суровый экипаж, уже дарили улыбки направо и налево гуляющие по проходу стюардессы, уже начали подвывать двигатели.
В полупустом салоне устраивались по желанию. Александр Иванович пожелал быть рядом с Галиной Георгиевной, а рок-группа - поблизости от них. Рокеры главные футляры сдали в багаж, в салон же взяли ручную легкую акустику.
Теперь бы на взлетную полосу. Но дверь все не закрывали, ждали кого-то.
Наконец к трапу (Александр Иванович и Галина Георгиевна смотрели в иллюминатор) подлетела черная с московским номером "Волга", из которой прямо-таки выпорхнул до невозможности элегантный субъект и бойко взбежал по ступеням. В салоне он, ни на кого не глядя, проследовал в первый класс.
- Дипломат, - догадалась Галина Георгиевна.
- И большой говнюк, по-моему, - грубо дополнил Александр Иванович. Не нравились ему дипломаты, зятек у него дипломатом был, женин брат. Про того он уже точно знал, что говнюк.
- Говнюк он, может быть, и говнюк, - свободно согласилась Галина Георгиевна. - Но его ждали. Сейчас полетим.
- Не его, - уверенно возразил Александр Иванович и кивнул на иллюминатор.
В эллипсоидной раме иллюминатора была любопытная картина: знакомый отряд в рутинном порядке двигался к трапу. Омоновцы остановились у первой ступеньки и замерли подобно почетному караулу. Представитель и переводчик пожали господину руку, и господин, имея в правой руке кейс, а левой придерживая твердую шляпу, молодецки взбежал наверх.
Господин проследовал путем дипломата. Тотчас глухо лязгнула тяжелая дверь, герметизируя салон, и сразу же самолет тронулся с места.
Подрожав от напряжения и набираемой мощи на старте взлетной полосы, самолет сначала быстро побежал, а потом поднялся в воздух, ощутимо меняя положение салона из горизонтального на полувертикальное.
Закладывало уши. Александр Иванович недовольно разевал рот, освобождаясь от неприятных ощущений. Галина Георгиевна снимала эти ощущения другим способом - оживленно заговорила:
- Слава Богу, полетели!
- Полетели, полетели, на головку сели! - пролепетал Александр Иванович.
- Это вы к чему? - подозрительно поинтересовалась она.
- Репетирую. В гости к внучке лечу.
Действительно, к внучке. Но не к своей, к сожалению. Не было у него, старого пня, своей. Вот и пристроился любить, как свою, спиридоновскую Ксюшку. Бескорыстно радостную улыбку при виде его, счастливое удивление миру, открываемому ежеминутно, беззащитное маленькое гибкое и сильное тельце, нежные ребрышки под ладонью… Понял, что размяк от аэропортовской полторашки и, отряхнувшись, произнес:
- Курить хочется.
- А я и не видела ни разу, чтобы вы курили.
- Шесть штук в день по расписанию, не считая чрезвычайных обстоятельств.
- Взлет для вас - чрезвычайные обстоятельства?
- Для меня чрезвычайные обстоятельства - знакомство с вами, - с неожиданной галантностью шарахнул он по ней комплиментом.
- Ну и ну! - изумилась она. - Вот ведь бывают мужчины!
- Вы просто, мадам, слегка одичали в вашей партийно-номенклатурной среде, - сказал Александр Иванович, - Вы ведь от комсомола и далее везде? Угадал?
- Почти. До последнего времени.
- А сейчас?
- Сейчас работаю в Международном женском фонде.
- Тоже неплохо.
- Вы меня обидеть хотите? - все-таки завелась Галина Георгиевна.
Александр Иванович сморщился, делая виноватое лицо, затем, улыбаясь, сообщил:
- Зубоскалю просто по дурацкой привычке. Вы уж простите меня, старика.
- Прощаю, старичок, - не простила она.
Салон вернулся, наконец, в горизонтальное положение, потухло табло, запрещавшее растериваться и курить. Александр Иванович освободился от ремня безопасности и, достав пачку "Винстона", закурил. В принципе, он курил "Беломор", но вчера вечером Казарян, принеся блок "Винстона", демонстративно вывалил все его запасы папирос в мусоропровод.
- Пенсии на "Винстон" хватает? - полюбопытствовала злопамятная Галина Георгиевна.
Александр Иванович ответить не успел, потому что над ним Люцифером-совратителем навис волосатый Дэн:
- На грины приобретен фирменный флакон. Поторчим, папик?
Александр Иванович как бы в нерешительности обернулся к Галине Георгиевне. Та, в обиде еще, агрессивно поддержала Люцифера-совратителя:
- Давайте, давайте, папик!
- Ну, уж если дама рекомендует… - Александр Иванович кое-как выбрался из кресла, встал в проходе, положил Дэну руку на плечо, с деревянной интонацией Ершовамхатовского Несчастливцева изрек: - Идем туда…
- Куда? - охотно обернувшись Аркашкой, визгливо перебил Дэн.
- Куда ведет меня мой жалкий жребий!
Смазливые барабаны уже разжились у стюардессы стаканами. Фирменный флакон оказался бутылкой "Балантайна", которая была разлита мгновенно: каждому по сотке. Трое, облокотившись о спинки переднего ряда, готовились к приему стоя, трое сидели. Александр Иванович пристроился в кресле через проход. Повертел желтую жидкость в стакане, поинтересовался между прочим:
- Закусить, запить, занюхать?
- Огорчаете, - действительно огорчился Дэн. - Из папика переходите в мажоры.
- Что ж, не буду огорчать, - решил Александр Иванович, махнул дозу целиком и, содрогнувшись, занюхал твидовым рукавом. Шестерка с удовлетворением и по достоинству оценив сию акцию, припала к своим стаканам. Из жадности, правда, споловинили. Чтобы на два приема получилось. Уже умиротворенный (сотка благополучно улеглась и оказала действие) Александр Иванович любовно смотрел на них. Дав им передохнуть, осведомился, гордо демонстрируя недюжинную эрудицию:
- Хэви, хард, панк?
Дэн, производивший первую после приема мощную сигаретную затяжку, аж закашлялся от неожиданности. А откашлявшись, возликовал:
- Сечет! - и добавил серьезно: - Скорее ритм-энд-блюз.
Александр Иванович заржал, как жеребец, и признался:
- Да не секу я, ребята, просто в ответ на ваш стеб и я стебануть себе позволил. А так для меня после битлов и Элвиса Пресли никого нет.
- Хорош! - удивилась бас-гитара.
- Облом! - признали свой проигрыш барабаны.
- Из папика переводится в чуваки, - решил Дэн. - В его честь исполним.
Бас-гитара и духовые передали стаканы незанятым коллегам, расчехлили гитару и кларнет, устроились поудобнее. Гитара держала четкий ритм, кларнет вел мелодию. Дэн на хорошем английском речитативом обозначил "Беззаботного" Элвиса Пресли.
Душевно стало в салоне. Незаметно поближе переместились осторожные советские командированные, иностранцы, вытягивая шеи, слушали, а добродушный здоровенный мужик из первого ряда просто подошел к ним и встал невдалеке - ловил кайф.
Недолго продолжалось счастье. Дэн умолк, затих и кларнет. Гитара, мучительно долго продержав последний аккорд, иссякла.
- Спасибо, братцы, - поблагодарил Александр Иванович, - так уж по сердцу.
Иностранцы вежливо поаплодировали, командировочные сделали вид, что ничего не было, а здоровенный мужик, молча показав музыкантам свой действительно большой палец, удалился на свое место.
- Угодили? - спросил Дэн.
- Еще как! - признался Александр Иванович. - Расслабился, поплыл.
- А вы поспите, - посоветовал Дэн. - Старость не радость.
- Ты - наглец, Митяй.
- Это - месть за то, что я на твой стеб попался, - признался Дэн.
- Значит, признание собственной слабости, - решил Александр Иванович. - Тогда не обижаюсь… А, собственно, почему и не придавить часок?
- Поддерживаем и одобряем, - заверили его духовые.
Александр Иванович вернулся в свое кресло. Сел, закрыл глаза. Галина Георгиевна неодобрительно посмотрела на него, осведомилась ревниво:
- Ну и как?
- Замечательно, - признался он, не открывая глаз, - замечательно.
Вдруг кларнет чисто запел "Спи, моя радость, усни" и гитара поддержала мелодию. Кларнет советовал спать, а гитара убаюкивала… Александр Иванович легко и нежно заснул.
… Проснулся от от ветра, созданного широкой юбкой стремительно промчавшейся мимо стюардессы. От неконтролируемого этого бега тревога посетила его. Он открыл глаза. Пассажиры нервно вертели головами. Тревога поселилась в самолете. Он прислушался, потому что было к чему прислушиваться: звуково поменялся режим работы двигателей.
- Что это? - испуганно спросила Галина Георгиевна.
- Вероятно, будем садиться, - просчитав, уже понял все окончательно проснувшийся Александр Иванович.
И точно. Противоестественно спокойный женский голос объявил по радио:
- Дорогие пассажиры! Дамы и господа! В связи с неблагополучной метеорологической обстановкой по техническим причинам наш самолет совершит незапланированную посадку в аэропорту "Хаби". Просьба сесть на свои места и тщательно пристегнуться.
Этот же голос, неуверенно повторив все по-английски, продолжил информацию:
- Сейчас бортпроводница Алла проинструктирует вас, как пользоваться дополнительными выходами из салона!