Он не испугался и не опечалился. Было чувство, будто все, что сейчас происходит, случилось с ним раньше, а сейчас он лишь воспроизводит то, что было после того, как он звериным воровским чутьем понял, что за ним пришли. Рядом с его балконом находились еще два - соседских. Второй - дальний - принадлежал уже квартире следующего подъезда. Пай-Пай еще раньше наметил путь своего отступления. Он легко поднялся к перегородке, отделявшей балконы, встал на перила. Через секунду он был уже у соседей по лестничной площадке. Здесь он тоже не собирался долго маячить. Так же легко Пай-Пай преодолел еще барьер. Ночи стояли теплые, балконные двери не запирали. "В крайнем случае можно сказать: "Сломался ключ, не могу открыть дверь! Извините: опаздываю…" Пай-Пай был спокоен. Он словно повторял маршрут, который позволил ему уйти. Оставить ментов в дураках… "Осторожно! Ничего не задеть!" Следующее балконное пространство было густо заставлено ящиками с землей, цветами, коробками.
- Цзинь-цзинь… - тишину здания прорезал внезапный звонок. Один, другой! Менты, теперь уже не скрываясь, вовсю трезвонили в квартиры.
"Давайте, давайте…" Пай-Пай был уже у цели. "Тишина… Открытая дверь…" Сюда не звонили. Верный знак того, что на лестнице в соседнем подъезде никого не было. И тут снова звериная внезапная догадка: "Менты - здесь! В этой квартире!.."
Он выстрелил не целясь. Со звоном разлетелось стекло балконной двери. В квартире послышался шум. Выстрелить второй раз ему не пришлось. Боковым зрением он скорее ощутил, чем увидел, плавно двигавшуюся вслед за ним маленькую черную точку на крыше соседней хрущобы.
И в это же мгновение снайпер, высунувшийся из чердачного люка, прекратил скольжение прицела, нажал на спусковой крючок. Негромкий хлопок повис над соседней крышей, эхом отозвался в центре двора. Пай-Пая - молодого удачливого вора, мокрушника, вчера еще легко и не особо задумываясь отправившего на тот свет и бывшего рубщика мяса Уби, и шифровальщика Али Шарифа, на мгновение стремительно подняло над балконом и со всего маха бросило на бетонное основание. Все было кончено. Медики, дежурившие на лестнице, кинулись в квартиру. Пай-Паю было уже невозможно помочь. Игумнов был тут же, в комнате. Пуля, выпущенная Пай-Паем, прошла рядом с ним. Все шло порядком, заведенным миллионы лет назад. С необъяснимым постоянством Природа воспроизводила потомство чувствующих и мыслящих существ, чтобы через отмеренный ею же срок истребить их в боли, в страхе, в крови; развеять по ветру.
- Все! Возвращаемся…
Железнодорожной милиции тут было нечего больше делать. Последующее оставалось Территории. Работа эта была муторная, но совершенно безопасная: фотографировать, осматривать…
Начинался день. Утреннюю рябь окончательно обесцветило, растащило по небу.
- Хараб, как говорили в Афгане. Конец!
Поезд прибывал рано. Полночи ушло на разговоры. Шарьинский руководитель Павел Михайлович Созинов перед встречей с генералом - начальником управления, заметно нервничал. Где-то после Александрова ушел в туалет, водил по щекам электробритвой. Омельчуку времени хватило с остатком. В рундуке под полкой аккуратно проверил костюмный пиджак подполковника, карманы брюк: там лежали только его, Созинова, личные документы. Лезть в сложенный из двух половинок, затянутый ремнями чемодан Омельчук не решился.
"Там они! Где же еще!"
Созинов вернулся, чисто выбритый, пахнущий дезодорантом. А Москва была уже под боком! Замелькали знакомые любому - не только транспортному менту - станции, остановки электричек. Лось, Мытищи…
- Вот и приехали…
- Да-а…
Разговор не клеился. Созинов подумал было: "В Москве Омельчук от всего откажется, что наговорено накануне…"
Да нет!
- Сейчас едем в управление… Долго, я думаю, генерал нас не задержит. Даст машину. Через час будем уже шпарить по своим делам…
За окном показался перрон Ярославского вокзала - крытый, неширокий, с носильщиками, с встречающими. Созинов взглянул на часы.
- Не рано для генерала?
- Я ведь при тебе звонил! Сказал: "Заезжайте!"
По перрону шли быстро.
- Нам сюда, - Омельчук показал налево, к отделу милиции Москва-Ярославская. Он еще издалека заметил генеральский сверкающий лимузин. Рядом у машины их уже караулил помдежурного - высокий, с усиками.
- У нас тут катала! Коренастый, в ковбойке… Ваши звонили, чтоб задержать! Насчет кражи у матери артиста Розенбаума. Может, захватите, товарищ подполковник? И машину зря не гонять! При нем денег полно. Все новые сотенные…
Омельчук и слушать не стал.
- Нам в управление! Не могу! Устраивайтесь, Пал Михалыч!
Омельчук не сел с шофером, как позволил Созинов, встречая его в Шарье, пристроился рядом, на заднем сиденье. Чемодан приладил рядом с собой. Водитель плавно тронулся с места.
- Тут близко… Не бывал у нас?
- Не приходилось.
Замелькали заполненные людьми тротуары, городской транспорт. Всюду, куда ни глянь, тысячи людей. Созинов бывал в Москве часто, но знал ее плохо и, главное, не любил. "Людишки в большинстве - пакостные. Москвичи и есть - москвичи! Нигде их не любят…"
Ночью, засыпая, он внес коррективы в первоначальный свой план. "Пожалуй, ехать сразу в санаторий ни к чему! Сначала - в ЦК. Отвезти документы… А там поглядим! Те меня сами отправят. Может, даже на "Чайке". А, может, и совсем в другой санаторий. Свой! Четвертого главного управления… Запросто! Курортная карта у меня с собой… Только сначала надо им позвонить. Со Старой площади. Снизу, из бюро пропусков…"
Он не заметил, как подъехали. Скучные пятиэтажные здания - то ли жилые, то ли административные. Грязноватые задворки столичной промышленной зоны. Водитель въехал во двор. Затормозил.
- Вот и дома!
Созинов выбрался из машины, вытащил драгоценную ношу. Мимо вахтера поднялись на второй этаж. Здание строили как жилой дом гостиничного типа: узкие коридоры, лестницы; двери с обеих сторон.
- Сюда… Я сейчас. Чуточку подожди, Пал Михалыч!
Мимо майора-помощника за столом Омельчук, коротко кивнув, не постучавшись, прошел в дверь, замаскированную под шкаф. И тотчас оттуда потянулись старшие офицеры, майоры, подполковники. Не глядя по сторонам, прошли к двери. Через минуту-другую показался Омельчук:
- Заходи, Павел Михайлович! Настроение у генерала отличное! Будет как мечтаешь… Пошли!
Созинов взялся было за чемодан, но Омельчук помотал головой:
- Неудобно! Помощник присмотрит…
Дверь была уже приоткрыта, Созинов оставил чемодан в приемной, вошел в кабинет. Генерал Скубилин - статный, моложавый, гренадерского роста и комплекции - уже поднялся навстречу.
- Здравствуйте, Павел Михайлович. Присаживайтесь…
Он нажал на кнопку переговорного устройства:
- Сделай нам чайку с сухариками… И - меня пока нет! Возьми все звонки на себя… - Скубилин пересел за журнальный столик в углу, усадил Созинова в кресло. Помощник - неопределенного возраста майор, ни рыба ни мясо, уже тащил поднос с чашками и чайником. - Значит, могли бы поработать на Московской дороге! Это отлично! Но пропишут ли? Теще сколько лет?
Созинов начал обстоятельно: состав семьи, служебный путь покойного тестя, состояние здоровья вдовы.
- Я сейчас… Позвоню к себе, товарищ генерал.
Омельчук тихо поднялся. Вышел. Стараясь не скрипеть, прикрыл за собой дверь. В приемной кипела работа. Вызванный генералом старший опер по борьбе с кражами вещей у пассажиров, привыкший работать с найденными, проверяемыми, бесхозными чемоданами, подобрал в своей связке нужный ключ. Замки щелкнули.
- Готово.
Расстегнули ремни. Как и предполагал Омельчук, чемодан распался на две половинки, перетянутые крест-накрест резинками изнутри.
- Держите двери!
Помощник и старший опер ринулись на две стороны к дверям. Телефоны заливались, как назло. Кто-то попытался открыть дверь из коридора.
- Сюда нельзя пока!
Омельчук быстро прощупал вещи.
"Майки, рубашки…"
Есть!
Плоский пакет, завернутый в номер "Литературной газеты", между шерстяными спортивными штанами с лампасами и майкой.
"СССР. Паспорт…" Не то! "Санаторная путевка", "Курортная карта…"
Омельчука пробил холодный пот. "Хорошо, что развернул! А то унес бы на свою голову! Обыск у начальника милиции…"
Проверка ничего не дала. "А вдруг!.. Виталька, тихоня! Мать твою! Неужели прикол?!"
- Есть!
В углу, под плавательной шапочкой и плавками, черный пакет - "Фотобумага".
- Боялся - засветятся!
Омельчук перевернул пакет на ладонь.
- Оно!
"Партийные билеты… Пропуска… Прикрепления, талоны в столовую…"
- "Кремлевка"! - прошептал старший опер от двери.
- Все! Закрывай! - Омельчук уже прятал конверт под пиджак.
Чемодан снова заперли, старший опер с помощником затянули ремни.
- Не так сильно! Перетянешь…
Омельчук легким от счастья шагом вошел к генералу. Скубилин и Созинов все сидели за чаем. Генерал взглянул вопросительно. Омельчук кивнул. Для верности похлопал себя по груди.
- Ну, что ж! - Скубилин круто закончил разговор. - Считайте, что договорились. Привозите рапорт, будем запрашивать личное дело…
Через минуту генерал Скубилин уже звонил заместителю министра Жернакову:
- Борис Иванович, победа! Поздравляю! Документы у меня!
Вернувшуюся с задания оперативную группу в отделе милиции никто не встречал. Было по-будничному тихо. Игумнов еще внизу услышал шум, бегом бросился к лестнице. В кабинете у Качана что-то произошло. Последние метры Игумнов преодолел прыжком. Рванул дверь. Коренастый, в клетчатой сорочке малый у стола обеими руками держался за ухо. Игумнов узнал: "Катала из поезда! Тот, что обул Пай-Пая! Вор проиграл ему деньги старухи Розенбаум!.."
- Прокурора! - заорал шулер. - Барабанную перепонку сломали!
Рядом стоял расстроенный Качан.
- Вот и прокурор! - Игумнов появился вовремя.
- Гражданин прокурор! Врача срочно!
- Что здесь?
На его глазах разыгрывался спектакль.
- Вот он! Меня…
- Каким образом?
- Слева…
- Держи!
Игумнов без размаха, коротко врезал справа.
- Полегчало?
Все происходило в классических традициях московской уголовной конторы.
- Послал меня! В моем же кабинете! Представляешь?
Качану не надо было ничего объяснять: в последнюю секунду он пожалел обидчика, смягчил удар…
"И вот результат…"
Игумнов подошел ближе.
- Как теперь?
Катала убрал руку.
- Все, начальник… Закурить найдется?
- Пока перебьешься! - Игумнов обернулся к старшему оперу. - Деньги при нем?
- Вот… - Качан достал целлофановый пакет. - Почти все новыми сотенными. Сложены по девять штук, десятой обернуто.
- Вернешь, начальник? - спросил катала.
Игумнов спросил у старшего опера:
- Розенбаум тут?
- Сейчас.
- А ты пока считай деньги… - Игумнов подвинул катале пакет. - Все тут?
- Отпускаешь меня?!
Качан быстро вернулся вместе с потерпевшей. Старуха Розенбаум снова играла под дурочку. Или под маленькую девочку. Игумнов вспомнил бабку незадолго до ее смерти, свою злость на беспомощность старухи. Казалось, бабка переживает от того, что, выкормив и воспитав сумасбродного внука, обженив, а потом разведя и снова женив, она должна была еще довести его до пенсии, похоронить, а затем уже спокойно умереть с сознанием исполненного долга. Но тут из-за болезни что-то застопорило.
- Здравствуйте… - Потерпевшая сразу заметила пачки сотенных на столе. Катала продолжал считать.
- Они?
- Кроме этих… - Розенбаум показала на стопку старых сотенных, они лежали особняком. В коридоре послышались шаги. Бакланов - в тяжелой, просоленной форме гаишника, так и не сменивший ее в течение суток - вошел в кабинет; за ним со своей обманной суетливой улыбочкой прошмыгнул младший инспектор. Позади топал брюхатый Цуканов. Игумнов показал рукой, чтобы они не мешали. Снова обернулся к Розенбаум.
- Почему вы считаете, что деньги - ваши?
- Я их складывала по десять, - объяснила старуха. - А потом видите: они все новенькие! Я их обменивала. Каждую.
Катала заерзал. Оставшиеся купюры он уже не считая просто сгреб в кучу.
- Все! - объявил он. - Все на месте. Расписаться в протоколе обыска?
- Конечно.
- А насчет суммы? Указать?
- Все как положено!
Протокол лежал вместе с деньгами. Катала вывел сумму прописью. В конце нескромно, на пол-листа, поставил подпись.
- Вот!
Игумнов положил документ в стол.
- Могу идти? - Катала поднялся. Пакет с деньгами все еще лежал на столе.
- Как я могу задержать? Но вот женщина… - Игумнов кивнул на потерпевшую. - Она утверждает, что деньги у нее украли в том поезде, где ты их выиграл…
- Это - ее проблемы! Все ко мне?
- Ты, главное, не волнуйся!
- Я и не волнуюсь! Документы у меня в порядке. Прописка, паспорт…
Игумнов обернулся к Качану.
- А ты сказал: "Паспорта нет!"
Это была чистейшая импровизация.
- Может, выронили… - Качан пожал плечами. - Какие трудности? В спецприемнике новый выпишут…
- Меня задержали с паспортом! - Катала заволновался. Перспектива оказаться в спецприемнике его не обрадовала.
- Будем искать!
- Долго?
- По закону до двух месяцев.
Катала оглядел ментов. Все молчали. С ним боролись его же - нечистыми средствами. Было ясно: с деньгами старухи по-хорошему его отсюда не выпустят.
- Ладно! Пусть будет по-вашему… - Катала сгреб со стола стопку потертых сотенных. Остальные деньги Игумнов подвинул потерпевшей.
- Забирайте… Собственник вправе истребовать ценности у недобросовестного приобретателя… Карпец! - он обернулся к младшему инспектору. - Сходи в дежурку, помоги человеку с его паспортом.
- А закурить? - спросил освобожденный.
- Держи.
- Спасибо…
Катала протопал к двери.
- Прощай, мент!
- Прощай.
Игумнов не оскорбился. Словечки, появлявшиеся вначале как презрительные, со временем нередко звучали весьма престижно.
- Теперь у вас будут из-за меня неприятности…
Женщина собрала деньги, улыбнулась давешней дурковатой улыбкой.
Прокатившаяся в течение ночи волна крутых мафиозных разборов отошла, оставив зримые следы недавнего своего пребывания. Недалеко от Московской кольцевой автодороги, вблизи гаражей, гаишники обнаружили стоявшее за забором такси ММТ 71-31. На переднем сиденье находился труп водителя. Константин Карпухин был убит выстрелом в упор в затылок. Таксист был единственным известным милиции человеком, который при желании мог свидетельствовать о последних до их гибели часах жизни Лейтенанта, Кабана, "персональщика", Уби, Хабиби, Пай-Пая…
"Только трупы! Ни подозреваемых, ни свидетелей!"
Из дежурки доставили свежую ориентировку: "Розыск документов, похищенных в поезде Новосибирск - Москва, и подозреваемого в их краже лица по минованию надобности отменить… Скубилин".
"Голубоглазый больше не разыскивается!"
Теперь даже случайно невозможно было зацепить большое начальство и то, что произошло с ним в "СВ".
Никто пока не знал о коротком сообщении, появившемся с утра в русской газете, издающейся в Нью-Йорке, в разделе оперативной информации: "…тренерский коллектив которого заметно усилился с прибытием этой ночью из Москвы на постоянное место жительства известных мастеров международного ринга - братьев Баранниковых…"
Речь шла о не менее известном профессиональном боксерском клубе.
- Все! Уезжаем! - объявил Игумнов Бакланову и другим. - Тут, помнится, неподалеку ресторан "Цветы Галиции"…
- Только не в "Цветы"! - Качан помрачнел. - Рядом полно и других забегаловок…
- Только туда! Сам видишь: нас хотят сбросить со счетов. И не только они!
Надо было все серьезно осмыслить.
- Полный вакуум осведомленности! "Пусть мафия, если ей нравится, убивает друг друга, а мы будем подбирать трупы!" Мечта генерала Скубилина!.. - Игумнов захлопнул сейф, металлическая полоска зубов, делавшая его похожим на уголовника, опасно блеснула.
- Но черт возьми! Я не нанимался в могильщики!