Игумнов сделал несколько шагов к центральному подъезду. В последнюю секунду остановился. Сбоку, у входа, спортивного вида мужик развернул "Правду". Входившие в подъезд простреливались внимательным взглядом поверх газетной страницы.
"Интересно! При чем тут Комитет государственной безопасности?!"
Андижанца и Голубоглазого доставил на Павелецкий мальчишка-таксист, который вместе с Андижанцем и Уби накануне приезжал за платками. Мальчишка повел себя мужественно, и Андижанец взял его снова.
- Жди тут…
- Есть, командир!
Вокзал встретил толчеей, шумом радиотрансляторов. Недалеко, на кругу, дребезжал трамвай.
- Вон ресторан! - показал Андижанец. Вход оказался неказистым. Стандартная деревянная дверь, скромная вывеска.
Собрать сведения о директоре ресторана не удалось, оставалось добыть их на месте. Случай тут же подвернулся. Носильщик - московский татарин с плоским невыразительным лицом - вывел телегу, коротко взглянул в их сторону. Оба мгновенно оценили его. Фарук кивнул головой на узкий проход к внутренней лестнице, выложенной мраморной плиткой. Все трое отошли. Проникновение было обоюдным. Носильщик тотчас отнес обоих - азиата и русского - к уже известной, новой пока группировке, обозначенной спецкором "Правды" как "узбекская мафия". Он первый проявил инициативу.
- С билетами проблема?
Голубоглазый помедлил.
- Сигаретка найдется? - Носильщик держал в руке сигарету, но речь шла о другой.
На свет появилась пачка "Астры", вздобренная анашой. Андижанец держал ее на такой вот случай. Носильщик прихватил два баша.
- Директор - ничего мужик?
Андижанец кивнул на ресторанную вывеску.
- А чего нужно? Наркоту?
- Платки.
- Много?
- Навалом…
- Тихо! - Татарин несильно прихватил Андижанца за рукав. - Начальник милиции!..
Круглый, небольшого роста подполковник быстро спускался по внутренней лестнице.
- Пойдемте…
Носильщик решительно двинулся на выход. Андижанец и Фарук на небольшом расстоянии друг за другом осторожно двинулись следом. Татарин протащил их подвалом. Мимо туалетов, автоматических камер хранения. Вывел на площадь. Остановились у дальнего угла фасада, недалеко от центрального подъезда.
- В другом месте пробовал купить? - Татарин аккуратно размял сигарету.
- Неудачно, - Андижанцу носильщик понравился. - Остался без товара.
- Контора?
- Вроде того. Еле ноги унес…
- Давно?
- Вчера.
Разговаривал в основном Андижанец. Фарук смотрел в пол: голубые глаза на скуластом лице были слишком заметны.
- Директора давно вам порекомендовали? - Носильщик обернулся к Фаруку. - Спички есть?
Голубоглазый передал коробок.
- Я почему спросил… - Татарин прикурил, сделал глубокую затяжку. - Дело в том, что сейчас тут другой директор ресторана…
Он на секунду-другую замер. Ловил кайф.
- Другой?!
- Темная лошадка…
- А прежний?
- Тот, действительно, ворочал! Большой туз!
- А он где?
- В Лефортове, в следственном изоляторе! Там их человек двести привлекли! Расстрельное дело! Взятки. Валюта…
Андижанец и Фарук переглянулись.
- Директора гастрономов, ресторанов. "Новоарбатский", "Елисеевский"… Главные бухгалтера. Вся торговля! Дело ведет Лубянка.
Носильщик внезапно замолчал. Он вглядывался в человека с газетой, расположившегося у главного входа.
- Постой. Это ведь… - Внезапно он нашел отгадку. - Слушай!.. Вы предупредили директора, что приедете?
- Ну!
- А теперь смотри! - носильщик показал вдоль фасада.
Подкатившая машина со штырями радиотелефонов на крыше, развернувшись, с ходу прижалась к тротуару. Несколько человек в аккуратных костюмах, в галстучках, гуськом быстро побежали вверх по ступеням.
- Смотри дальше! Смотри!
Пассажиры расступились. Тот, что читал, сложил газету, что-то сказал вновь прибывшим, вместе с ними устремился в подъезд.
- Это по ваши души… Транспортный КГБ!
- Держи!.. - Андижанец, не глядя, сунул носильщику несколько купюр.
Все произошло в считанные секунды. Носильщик повернул назад, к камере хранения. Андижанец и Фарукуже бежали по площади. Мальчишка-таксист, увидев их, включил зажигание, резко подал назад, навстречу.
- Поехали!
Таксист все понял, с ходу заложил крутой вираж вокруг площади, к выезду на Садовое. Спросил только:
- В гостиницу?
Ответил Голубоглазый:
- В Теплый Стан. Место я покажу.
Начальник отдела Картузов - упругий, маленький, в милицейской форме - скатился по внутренней лестнице в кассовый зал. Прошел вдоль стеклянных клетушек касс-аквариумов. В зале царила обычная суета. Азиатских лиц не было вовсе. Ехали в основном липецкие, воронежские. Увозили назад продукты, вывезенные перед тем от них подчистую в "образцовый коммунистический город".
Железнодорожники так и именовали:
- "Крупяные", "колбасные" поезда…
Пару раз Картузов натыкался взглядом на проституток - девки цокали каблучками, пружинили обтянутыми ягодицами.
"Меняемся…"
Раньше Павелецкий вокзал традиционно значился за педерастами.
Картузов оглянулся.
- Карпец!
На площадке под видом пассажира крутился младший инспектор - симпатичный черноволосый мордвин. Он знал все последние вокзальные новости.
- Слушаю, товарищ подполковник… - Младший инспектор хитровато улыбнулся.
- Ты чего? - напер Картузов.
- Да-а… пустяки. Баба голая!
Картузов сразу не взял в толк.
- Голая?
- Я же говорю! Один халат… Подруга поехала к ней домой. За платьем.
- Откуда она? - Картузова сейчас это мало интересовало.
- С обувной! Я ее сразу засек. Маникюр, педикюр… И без лифчика… У них там секретарь парткома на фабрике…
Картузов заставил себя вникнуть.
- Ну и фотографирует их голенькими… - Карпец засмеялся. Факт этот его особенно смешил. - Стал приставать… А у нее гости… Она и сбежала! Платье, штанишки - все на фабрике…
- Она еще здесь?
- В третьем зале…
Сложной системой переходов они миновали старый, еще военной постройки, вход в метро, ставший частью интерьера. Эскалатором поднялись в зал для транзитных пассажиров.
- Вон! Ближе к окну, - Карпец, не оглядываясь, показал головой. - Кино смотрит…
Под потолком, вверху, работал телевизор. Девица оказалась достаточно развитой, с прямыми светлыми волосами.
"Батон! Обычная московская соска…" - подумал Картузов.
Карпец добавил, как о давно известном:
- Там воще! У секретаря парткома… Привычка… Фотографируется с девчонками-работницами во время этого дела… У него
фотоаппарат на самовзводе. Ногой - р-раз! И все - на пленку!
Картузов был само внимание.
- В самом парткоме?
- Прямо на столе. Мне уже не первая девчонка рассказывает…
- И девица это подтвердит?
- Почему нет? Конечно!
- А пленки?
- В парткоме, в сейфе. И фотографии.
- Любопытно…
Картузов еще не предполагал, как можно это использовать, понял только: "Нельзя упустить…" Тут же распорядился:
- Ее - в отдел! Кто там сейчас свободен?
- Старший опер - Борька Качан.
- Пусть возьмет объяснение: как, где, с кем… И мне доложит!
В вокзальной дежурке было душно - окна не открывали. Игумнов сбросил куртку. Она и нужна-то была, чтобы укрыть ремни спецкобуры под мышкой.
- Генерал Скубилин только уехал: - Дежурный - егерь в своей прошлой, гражданской жизни - дождался, когда Игумнов пройдет к нему за пульт.
- - видел. Это все?
- У нас заява! Кража денег…
- В поезде? - Это было и вовсе бесперспективно.
- Бабуся оплошала. Вон стоит!
Игумнов выделил ее сразу, как только вошел. Больная высокая старуха. Выцветшее, ставшее куцым платье. Дешевая сумочка.
Дежурный не вызвал следователя. Из этого можно было заключить, что преступник не найден, дело возбуждено не будет, а старухе уготовлен "выкинштейн".
Игумнов знал милицейскую кухню.
- На место выходили?
- Случай-то не у нас! - Егерь сделал несколько бесшумных шагов, заглянул за дверь - там никого не было. - На Ярославском! А обнаружила тут, на вокзале… И до этого ехала в метро!
Надеяться, что кто-то возьмет себе глухое это дело - хоть Ярославский, хоть милиция метро, - было абсолютно неразумным.
- Что она говорит?
- Переезжает к племяннику в Тамбов.
- Одна?
- Да. Деньги положила в узелок. Узелок - в сумку… В вагоне сумку сунула под матрас!
- А соседи по купе?
- Соседей не было. Старуха… Ночью бегает в туалет… То-сё! Короче: разбежались!
- Много денег?
Егерь вздохнул.
- Продала кооперативную квартиру. Так что считай!
Пока он говорил, женщина улыбнулась дурковато: хотела вызвать жалость.
"Господи! - У Игумнова так и заныло внутри, когда он увидел ее гримасу. - Этого еще не хватает!"
- А что по месту жительства?
- Все точно. "Жила, выписалась в Тамбов…" Ты не смотри, что она такая, Игумнов. Я с ней говорил. Она все понимает. Высшее образование. Работала инженером.
- Вот как…
- Да. Инженер-химик.
Со старухой было ясно. "Жаловаться не будет… Договорятся с бригадиром тамбовского поезда, сунут в вагон - и привет горячий! Малой скоростью. Племяннику дадут телеграмму, чтобы встретил…"
- На Ярославском хоть что-нибудь известно?
Дежурный вспомнил:
- Бригадир поезда в курсе! Я говорил с ним по телефону. Двое парней вышли в Москве последними - шли по составу, вроде чего-то искали… - Он взглянул на Игумнова. - Вот все! Поезд "Сибиряк". Новосибирск - Москва… Вагон пятнадцать.
- Старуху придержи… Я пошлю Качана к бригадиру. Может, еще вспомнит.
- Только недолго! - Егерь заволновался. - Тут полный атас! Скубилин опять появится! Куда ее спрячу?
Старуха что-то почувствовала. Обернулась. Невозможно было видеть дурашливый этот взгляд.
- Как ее фамилия?
- О! Фамилия у нее знатная! - Егерь засмеялся. - Розенбаум!
Игумнов с ходу ввалился в кабинет к старшему оперу.
- У нас заява. В курсе?
- Да. Но… - Качан был похож на атлетического студента-спортсмена, коротко остриженный, в очках. Он кивнул в сторону. - Картузов тут подкинул без тебя…
У окна на стуле раскачивалась пухлая молодая девица в замысловатом облачении - то ли длинная арабская галабея, то ли короткая ночнушка.
Старший опер быстро печатал, диктуя вслух:
- "…А также фотографировался с нами в кабинете во время совершения половых актов…" - Он оторвался от клавиатуры. - Прямо на столе?
Девица качнулась.
- Конечно!
Оба не испытали ни малейшего смущения.
- А фотографии? Вы их видели?
- Он показывал!
- Где они, по-вашему?
- Там же, в парткоме. В сейфе. Там два отделения. Откроешь, а внутри маленький ящик. Запирается на отдельный ключ. В нем и негативы, и фотки.
Качан быстро печатал.
- Потом? Как происходило дальше?
- Сегодня? Я выскочила - и сразу в коридор! На вешалке висело это… - девица потянула подол - полы разошлись, обнаружив полное
отсутствие белья внизу. - Накинула на себя и бегом. С вокзала позвонила подруге…
- Тут тебя и задержал младший инспектор… Так? - Качан допечатал, выдернул лист из каретки. - Распишись, подожди в коридоре.
- Позвонить можно?
- Только быстро.
Пока она звонила, старший опер объяснил:
- Картузов приказал… Взять заявление, допросить. Как бы не пришлось ехать на фабрику…
Игумнов махнул рукой.
- Ладно! Я сам погнал… Бригадир поезда на Ярославском видел двоих. Надо расспросить. Младший инспектор на месте?
- Карпец где-то в залах.
- Поедет со мной. Может, выйдем на поездного вора. Что ни день - кража. Инспекция по личному составу ждет не дождется моей крови! И сейчас заявительница в дежурке…
Качан предостерегающе кивнул на девицу у телефона:
- Бог с ней! Может, передачу принесет…
Обоим была слишком известна деликатнейшая проблема милицейской кухни. Козлы наверху требовали в отчетах высочайшего процента раскрытия тягчайших преступлений. "Как на выборах единственного кандидата нерушимого блока коммунистов и беспартийных…" Чтобы создать фантастическую эту картину прогресса в правоохранительных органах, контора давно уже регистрировала, главным образом, только раскрытые преступления, другие, по которым преступник не был сразу же обнаружен, как бы не существовали. В конце месяца, квартала, года цифирь сводили воедино и отправляли наверх. Козлы отчитывались ею перед поставившими их на хлебные места людьми из горкомов, обкомов, ЦК. Другие козлы, основываясь на статистической липе, пекли научные работы, защищали диссертации, давали прогнозы о скором наступлении золотого века. А внизу, на земле, ограбленным и обворованным потерпевшим, кому не посчастливилось задержать жулика с поличным, контора вешала лапшу на уши: "Розыск преступников и похищенных ими вещей продолжается. О результатах Вам будет сообщено дополнительно…"
На самом же деле все оставалось в черновых записях разыскников.
Укрывалось.
По дороге на Ярославский Игумнов перелистал записную книжку. В ней содержались сведения о кражах, не проходивших ни по одной ориентировке. Зарегистрируй он все эти укрытые за последние месяцы на одном только вокзале заявления, и благополучная картина успехов столичного узла выглядела бы жалкой унизительной фальсификацией.
"Если бы это можно было поставить на учет…"
С бригадиром поезда говорили с глазу на глаз. Бригадир оказался чистеньким, аккуратным. Со значком ВЛКСМ. Он полностью повторил то, что Игумнов уже слышал у себя на вокзале от Егеря.
- …Прибыли в Москву. Поезд уже стоял минут семь. Выходят двое. Я-то вижу, что они не из этого вагона! Значит, прошли по составу! А это, согласитесь, меняет дело!..
Игумнов, предпочитавший знать точно, с кем каждый раз он имеет дело, не мог понять: "Специально выращенный кадр? Член ЦК ВЛКСМ?" В разудалой семье проводников самой транспортной в мире бригадиры-честолюбцы встречались не часто.
- …Правда? Почему сразу не выйти на платформу?!
- Что можно о них сказать? Возраст, одежда…
- Один постарше. Высокий. В джинсовом костюме. Кожа на лице как глянец! Будто лоснится… На вид года двадцать четыре…
В черновых записях у Игумнова определенно встречался поездной вор с такими приметами. Это была удача.
- Второй - совсем молодой. Мне показалось, шулер. По всему, с Краснодара или Ставрополя…
- Говорили с ними?
- Нет.
- А с проводницами?
- Я спросил. Оба парня ехали в десятом…
Проводницы на месте не было - Игумнов с самого начала послал младшего инспектора ждать ее возвращения. Вскоре она подошла вместе с Карпецом - себе на уме, с маленькими глазками, без шеи, похожая на питбультерьера. Добавить что-то к рассказу бригадира она не смогла или не захотела. На вопросы, однако, ответила более или менее полно:
- Ехали они не вместе… Тот, что старше, в джинсе, садился на конечной станции.
- В Новосибирске?
- Да. Восемнадцатое место. Второй - вчера вечером. В Шарье.
- Во время прибытия, в Москве, - спросил Игумнов, - они вышли одновременно со всеми?
- Молодой, мне показалось, был вместе со всеми. Тот, что старше, проспал. Ушел последним.
- Вы узнаете его?
- Я обоих узнаю.
- Вы не могли бы… - Игумнов показал на Карпеца.
Тут важно было не вспугнуть. Карпец улыбнулся обманно-приветливой, сонной улыбкой.
- Пройти с нашим сотрудником по перрону, по площади? Знаете, как бывает? Может, они тут. Вдруг не уехали!
Проводницу следовало мягко выманить из состава. "Потом Карпец наверняка протащит ее по всем трем большим вокзалам-гигантам…" Женщина пожала плечами:
- Если нужно…
Карпец и проводница ушли. Игумнов все тянул. Чувство законченности разговора не приходило. И сам бригадир словно еще придерживал конец соединявшей их невидимой нити. Игумнов поинтересовался наугад:
- Вы, наверное, с международных линий?..
- Москва - Аахен…
"Вот и разгадка!"
Игумнов вспомнил: "По улицам Аахена тащатся псы и молят с покорностью псиной: "Прохожий, дай нам пинка ногой, чтоб избавились мы от сплина…"
Бригадир узнал:
- "Германия. Зимняя сказка…"
Они словно обменялись паролем и отзывом. Разговор пошел живее:
- Тут труднее ездить?
- Несравнимо…
- Безбилетники?
- Картежники! - бригадир покачал головой. - Просто житья не стало. И ставропольские, и ростовские группы, и симферопольские… Проводницы запуганы!
- И в эту поездку тоже были?
- Несколько групп! Последних двоих видели перед Шарьей… Но эти ехали недолго. В Галиче хватились - уже ни одного!
- Почему о них вспомнили?
Бригадир странно взглянул на него.
- Вы разве не в курсе?
- Первый раз слышу.
- Это надо с проводницей поговорить… Она как раз сестра этой девочки, что сейчас ушла.
- Связано с шулерами?
- Не только. У нас тут вчера в спальном вагоне больших людей обокрали… Проводница все знает.
Шулера появились в "СВ" после Поназырева. Это была сборная, работавшая на чужом участке. Каталы спешили. В Шарье их ожидала разборка с конкурентами, застолбившими за собой Северную железную дорогу. Шедший впереди с ходу откатил ближайшую дверь:
- Шахматы у вас? Может, сыграем?
- Да нет. Мы не брали… - В купе ехали двое. Они выходили в Шарье.
- А если в картишки от скуки…
- Теперь уж некогда!
Катала, шедший впереди - коренастый, в ковбойке, - двинулся вдоль вагона, дергая ручки всех дверей подряд.
Его напарник - в очках, в дешевой курточке - косил под студента. Он приотстал в малом тамбуре: с понта читал расписание. Выжидал.
- А закат-то! Красотища!.. - В середине вагона с грохотом откатилась дверь. В купе ехали Большие Боссы. - Это тебе не Венгрия какая-нибудь!
Крупняк, в белоснежной сорочке, в пуловере, потрогал чистейшей воды линзы в дорожайшей металлической оправе.
- Любуйся! В Москве такого не увидишь…
Малиново-огненный диск спускался за горизонт. Закат и вагон разделяла только чаща. Лесной беспредел между Ветяугой и Вяткой.
- Да-а… - Позади тотчас показался спутник - его точная, слегка оплывшая копия.
Катала мгновенно взял обоих на мушку.
- Какие люди! А как насчет партии в канасту? Или в бридж?
- Можно подумать…
Оба Босса были заметно поддаты. От малого тамбура уже подруливал второй шулер. Он вроде проходил мимо. Катала его тотчас окликнул:
- Компанию не составите, молодой человек?
- Вы мне? - Очкарик вроде засомневался.
- Если не очень заняты!..
Каталы привычно разыграли сцену поездного знакомства.
- Только как с картами, они у меня в пятом вагоне… - расстроился коренастый, в ковбойке.
- Это есть… - шулер в очках достал колоду. - Новые! Еще не распечатаны.