- Вы обманули нас, Григорий Алексеевич. - Я подошел и вместе с Пааво сел рядом с Зеновым. - Только непонятно зачем. Я мог и не знать, что вы выдаете нам липовую информацию.
- О чем вы? Не понимаю… - Он попытался перебить меня.
- Но неужели вы считаете, что я не проверил бы все до конца? И не узнал бы, что ваше сообщение о коллекции Коробова - липа? Мы же взрослые люди, Григорий Алексеевич.
- Я… просто слышал. - Да, Зенов сейчас явно растерян. - Слышал, только слышал.
Сейчас можно изменить тон. Говорить с ним мягче. Но давление должно быть таким же, без всякой жалости.
- Вы отлично знаете, что ничего не могли слышать. Потому что это коллекция… вашей прабабушки.
- Хорошо. - Лицо Зенова стало злым. - Вы правы. Я все выдумал. Никакой коллекции не было. Или она была сто лет назад. Но… за последние два года я ничего, повторяю, ничего не знаю ни о каких делах. Потому что не занимаюсь ими, поймите.
- Верю. Верю, что вы ввели меня в заблуждение, не подумав. - Надо не упускать его, ни в коем случае не давать ему послабления. - Боитесь, Григорий Алексеевич.
Пытаетесь хитрить. А зря. Между прочим, Тюля, о котором вы так нелестно отзывались, был более откровенным. Вы что-нибудь слышали о пропавших суворовских орденах?
- Что? - Зенов взялся за голову. - Орденах? Господи. Ой… Тюля сказал вам о суворовских орденах.
- Что это значит, Григорий Алексеевич?
Я уже видел реакцию Анта - она была довольно настороженной и явно в связи с этими словами.
- А то значит, что суворовские ордена - липа! Наводка! Тюля, извините за грубость, пустил вас на фуфло!
В подсобке повисла тишина. Липа. Ордена тоже липа? И эту липу мне всучил Тюля. Реакция Анта, но в ней я разберусь потом. А что, кажется, насчет Тюли и липы вполне может быть. И кажется, это начинает меня злить всерьез.
- Вы уверены?
- Уверен! - Зенов в отчаянии взмахнул руками. - Уверен! Да это я, я в свое время чуть ли не десять лет кружил вокруг этих орденов! Я! Что я только не делал! Как только не хитрил! Их нет! Нет! Понимаете, нет! То есть, я хочу сказать, после пропажи в прошлом веке они не обнаружены! Не обнаружены! А Тюля… Тюля от меня и знает об этих орденах. От меня, и больше ни от кого. Я сам сказал ему о них, чтобы при случае разделить барыш на двоих. И просил не закладывать. Эх, Владимир Владимирович, Владимир Владимирович… Вы не знаете Тюлю. Он потому и сказал вам об орденах, что теперь знает точно - их нет. Нельзя же искать бесконечно. Подождите. - Зенов оглянулся. - Подождите. Значит… Значит, Тюля ничего не говорил вам о петровском колье?
Так. Реакция Анта означает - у него какие-то свои соображения. Колье? Что за колье? Опять наколка? Судя по поведению Зенова, не похоже.
- О петровском колье?
- Да. - Все дальнейшее Зенов говорил настолько тихо, что нам с Антом пришлось пригнуться. - Еще его называют "колье Шарлотты". Если уж говорить о крупных вещах, то прежде всего нужно говорить об этом колье. - Говоря это, Зенов то и дело оглядывался на дверь. Чувствовалось - это движение совершенно искренне, хотя сейчас оно и выглядело несколько смешно. - Сто тридцать один бриллиант. Это подарок Петра Первого невесте своего сына, царевича Алексея, принцессе Шарлотте. Я не знаю, что там с историей… но это колье плавало. У нас. У нас. Вы понимаете? Совсем недавно. Это колье ходило. И знают об этом только три человека. Я, Тюля, и… третий.
- Вы знаете, кто он? Этот третий?
- Не знаю. - Кажется, Зенов боялся, что я ему нe поверю. - Ей-богу, не знаю, честное слово. Но… Но знаю точно - об этом человеке знает Тюля. По крайней мере, он что-то пронюхал. Тюля такой. Тюля ни одной крупной вещи не упустит. И не расколется. Никогда. Он темнил. Понимаете, темнил?
Ант довольно явно посмотрел на часы. Мы встали.
- Григорий Алексеевич, - это я спросил уже в двери, - почему же вы мне сразу об этом не сказали? Про колье?
- Жизнь у меня, дорогой вы мой человек, одна. Я и сейчас жалею, что сказал. - Зенов посмотрел на меня то ли с насмешкой, то ли с укоризной, но мне уже было не до него.
Мы с Антом выбежали на улицу. Телефон-автомат был занят. Девушка, говорившая по телефону, обернулась.
- Умоляю, - сказал Ант, - очень срочно.
- Тут трубку вырывают, - сказала кому-то девушка. - Я перезвоню.
Она вышла. Я опустил две копейки. Стараясь не спешить, набрал номер гостиницы "Виру". Занято. Я набрал номер несколько раз - тот же результат. Бесполезно. Что ж, придется ехать в гостиницу. Но вдруг, прорвавшись сквозь гудки, возник усталый голос:
- Гостиница "Виру"…
- Будьте добры… Вы не посмотрите, проживает ли в гостинице товарищ Губченко Виктор Федорович?
- Нет, - после короткого молчания сказала дежурная, - съехал.
- Простите! - крикнул я, стараясь этим криком помешать дежурной положить трубку. - Давно?
- Ну, мы же не меряем на секунды… - Пауза. - Часа полтора.
- Спасибо. - Я повесил трубку.
- Тюля выехал из гостиницы часа полтора назад.
- Что же мы стоим? В аэропорт?
- Подожди, Ант. - Я снова снял трубку, набрал номер. - Аэропорт? Оперативного дежурного. Козлов? Мартынов. Здравствуй, Пашенька. Пожалуйста, проверь быстро в регистратуре, нет ли среди вылетающих ближайшим рейсом пассажира по фамилии Губченко? Губ-чен-ко Вэ Эф. Да. Хорошо, я подожду.
Бороться с Тюлей можно только одним оружием - взять его на испуг. И сделать это нужно немедленно. Сейчас. Я подождал, пока Козлов справится в регистратуре. Произошло это довольно быстро.
- Есть, - сказал в трубку Козлов. - Губченко Вэ Эф, рейс девяносто - ноль пять, вылет через двадцать пять минут.
- Слушай, Паша. Только все сделай, как я тебя прошу. Попроси кого-нибудь в форме, ну дежурного милиционера: пусть найдет этого Губченко. Он высокий, лет сорок, хорошо одет. В крайнем случае объявите по залу. Пусть найдет и вежливо, но строго… Ты понял - вежливо, но строго - отберет документы для проверки. Пусть этот Губченко малость испугается, понимаешь? Ну, отлично. Сейчас буду. Документы держи у себя.
Да, Пааво жал вовсю. Он только процедил, глядя на дорогу:
- Список. Там было колье на сто тридцать один бриллиант.
У аэропорта Ант круто развернул "жигули" и встал как вкопанный у служебного входа. Мы бросились наверх.
- Порядок. - Паша Козлов вынул из ящика паспорт и билет.
- Отдал спокойно? - Я спрятал документы в карман.
- Абсолютно. Без звука. Сейчас сидит в зале. Посмотрим?
Паша включил экран монитора теленаблюдения. Высветился зал ожидания - он был сейчас довольно пуст.
- Неужели ушел?.. - сказал Паша. - Хотя нет. Вот он.
Теперь я и сам увидел Тюлю. Он стоял спиной к нам, разглядывая летное поле. Я спустился вниз, вышел в зал.
Медленно подошел к Тюле, который стоял в той же позе - разглядывая самолеты и погрузчики за окном. Тюля почувствовал, что кто-то к нему подошел. Обернулся.
- Привет, - сказал я. - Обманываем, Виктор? А зачем?
Тюля на этот раз и не собирался играть в невозмутимость. Он молчал. Он почти не скрывает сейчас, что растерян. И не скрывает, что лихорадочно просчитывает, что можно, а что нельзя мне говорить. Ему хочется улететь. Очень хочется.
- Вы меня жестоко накололи, Виктор. Что же вы молчите?
- Я… никого не накалывал.
- Да? А суворовские ордена?
- А… что? Они же ведь были.
- От кого вы о них слышали? Быстро?
Тюля оглянулся.
- Хорошо. Давайте хотя бы отойдем в тот угол.
Мы встали за прилавком газетного киоска, который сейчас был закрыт. Тюля молчит. Колет? Если колет… Нет, дорогой Тюля, этот номер прошел у тебя только один раз. Второго не будет.
- Я говорил то, что знаю. Я только… слышал об этом.
- От кого?
Вряд ли Тюля сейчас скажет о Зенове. Отлично. Только я один понимаю, что, если он об этом сейчас не скажет, это будет его серьезный раскол.
- Ну… не помню. Кто-то из фарцы. Это было все-таки давно.
- Губченко… Вы что, считаете, что с вами говорят дураки? Вы не помните того, кто сказал вам о коллекции, тысяч сто для которой фраерская цена?
Тюля в раздумье. Он действительно растерян. О Зенове говорить он все-таки не хочет. Что ж, все это работает сейчас против него. Нужно менять роль. Менять роль… Жестко давить на него. Как можно жестче.
- Товарищ Губченко. Вполне официально прошу вас вспомнить, не знаете ли вы еще что-нибудь о крупных вещах.
Тюля никак не решается. Да, теперь я улавливаю только одно в его молчании. Он боится. Панически боится. Собственно, на колье ему наплевать. Он просто боится.
- Значит, вы ни о чем, кроме уже перечисленных короны Фаберже и так называемых орденов, не слышали?
Сейчас Тюля просто вызывает жалость. Он не хочет говорить.
- Губченко. Скажите честно, вы хотите, чтобы вам сейчас вернули паспорт и билет? Хотите спокойно улететь в Москву?
Тюля молчит. Этот "детский" вопрос для него унизителен.
- Так хотите или нет? Если вы мне сейчас не ответите, предупреждаю - потянете за собой хвост. За четко заведомую дачу ложных показаний. Только не вздумайте опять подсовывать липу. Скажем, что-нибудь вроде нумизматической коллекции Коробова. - В другое время эта фраза вызвала бы у меня улыбку, но сейчас я был серьезен. Кажется, Тюля готов. Ну что, пора бить. - Поймите - мы знаем о петровском колье. Да, да, о колье Шарлотты. У нас есть несколько вариантов и кандидатур. Нам нужно только одно - услышать, на кого в свое время выходили вы. Кроме Зенова.
Подействовало. Прилично подействовало.
- Именно Зенова. Предупреждаю: может быть, и мы знаем об этом человеке.
Как не хочется ему говорить. Как не хочется.
- Ну… - Тюля выдавил это через силу. - Был такой. Веня Голуб.
- Как? Голуб?
- Да, Веня Голуб. Вениамин Голуб. Если по кличке - Герасим.
Голуб. Голуб. Кличка - Герасим. Я ничего о таком не знаю. Абсолютно ничего. Эдик, кажется, тоже не упоминал ни такого имени, ни клички.
- Откуда он?
- Из Москвы.
- Адрес его знаете?
- Нет, адреса не знаю. Знаю, что работает в институте Гипрогор. Еще - домашний телефон.
- Какой?
- Двести четырнадцать - пять четыре - одиннадцать. Двести четырнадцать - пять четыре - одиннадцать. Черт.
214-54–11. Стоп. Да ведь это же телефон из записной книжки Горбачева! Вениамин Михайлович. Вот так номер. Значит, "Вениамин Михайлович" - это Голуб. Проверим еще раз.
- Как его отчество? Этого Голуба?
- Вы знаете - отчество не помню. Кажется, не то Михайлович, не то Николаевич.
- А… сколько ему лет? Хотя бы примерно?
- Примерно мой ровесник.
Все правильно. Для Горбачева этот Голуб должен быть конечно же Вениамином Михайловичем. А для Тюли просто Веней.
- Вы знаете, где он сейчас?
- Ничего не слышал о нем еще с воли. Одно только и знаю, что раньше колье было у него.
- И все?
- И все. А что - этого мало?
Все верно. Тюля сказал много. Даже больше, чем я ожидал.
- Вы сами видели колье? Могли бы его описать?
- Колье я не видел. Слышал, что в нем сто тридцать один бриллиант.
Кажется, можно отпускать. Я протянул Тюле паспорт и билет:
- Билет вам перерегистрируют на следующий рейс. Всего доброго.
Быстро поднявшись наверх, кивнул Анту:
- Скорей! Едем в порт!
Через полчаса наша машина затормозила у входа в портовую таможню. Начальник таможни Артур Викторович Инчутин, неторопливый, плотный, с глазками-буравчиками, кажущимися не знающему его человеку подслеповатыми, принял нас сразу, и я так же сразу достал из кармана и развернул перед ним список драгоценностей, с которыми выходили на берег пассажиры "Норденшельда".
- Артур Викторович… Вот посмотрите - здесь указано: "Колье бриллиантовое, сто тридцать один камень, восемь рядов". Тут написано: колье украшало некую Мертонс Мери Энн. Как она выглядела?
- Ну… дамочку эту помню. Помню. Красивая, видная.
Значит, женщина. Это подтверждает и Инчутин. Но ведь ни одна женщина не входила в круг подозреваемых нами людей. Потом - никаких данных о том, что эта Мертонс была раньше в Таллине или вообще в Союзе, у нас нет.
- Артур Викторович, вы человек опытный. Вопрос сложный, но… Бриллианты были настоящими или поддельными?
- Боюсь, братцы, этого никто вам не скажет. Стразы сейчас делают - пальчики оближешь. А снимать с туристов драгоценности и отправлять их на пробу не имеем права.
- И еще один вопрос. Эта Мертонс шла одна?
- Нет, с мужчиной. Его фамилия должна быть в этом же списке. На нем было золото. Да, вот она. "Кольцо золотое с печаткой - Джон Пачински".
- Он? - Я достал из кармана фотографию Пачински и положил ее перед Инчутиным.
- Он. - Начтам вгляделся. - Определенно он.
Когда, остановившись у дверей правления, мы с Антом вышли из машины, я вдруг подумал: а ведь это место пристреляно. Естественно, мы - я и Ант - знали, что охрана управления после выстрела в Горбачева наверняка усилена. Валентиныч уж как-нибудь на первое время разработал свои меры, скажем, засады в близлежащих домах или скрытые патрули. Но кто поручится, что стрелявший не найдет новую точку и не выстрелит еще раз? Подумав об этом, я встретился взглядом с Антом. По его кривой улыбке понял, что он сейчас думает о том же. Поняв мои заботы, Ант развел руками, что примерно означало: "Дружочек, от судьбы не уйдешь".
Сторожев принял нас сразу же. Все, что я ему рассказал, он выслушал как обычно - внешне бесстрастно. Но я знал, что при этом он дотошно вслушивается в каждое слово, даже в оттенок каждого слова. Я знал эту способность Валентиныча - рассматривать под самым неожиданным углом все как будто бы незначащее, что может промелькнуть в рассказе. Правда, сейчас все, что я ему говорил, имело особый подтекст, и это отлично понимали мы трое. Особый - потому что одно дело догадки, предположения и так называемый "расклад", то есть то, чем мы занимались раньше. И совсем другое - когда наконец в деле, которое ты только что начал, впервые появляется что-то конкретное. Сейчас же таких конкретных вещей появилось целых три - собственно, эти три вещи и составляли основу моего рассказа Сторожеву. К тому же мне сейчас казалось, что они особенно важны именно потому, что каждая подтверждала высказанное ранее предположение: хозяином контейнера теперь почти наверняка можно было считать Джона Пачински; есть объект, ради которого были привезены полмиллиона, и почти точно этот объект - колье Шарлотты. Об этом говорят показания трех не связанных друг с другом источников - Зенова, Тюли и списка Инчутина. Если все это подтверждается, то два факта, связанные с телефоном 214-54–11 в записной книжке Горбачева, говорят о третьем, самом важном и самом, на мой взгляд, ценном: о явно существующей связи между убийством Горбачева и прибытием контейнера.
Выслушав меня и задав несколько незначительных вопросов, Сторожев записал данные на Голуба и нажал кнопку селектора:
- Галя, срочно вне категорий - запрос Центру на Голуба Вениамина Михайловича, жителя Москвы, служащего института Гипрогор. Ответ по телексу! И тут же доложите мне. Ясно?
- Да, Сергей Валентиныч.
- Заодно попросите Уфимцева составить справку на так называемое "колье Шарлотты". Пусть с этой справкой явится сам.
- Все будет сделано, - отозвалась Галя.
Сторожев посмотрел на меня. Сейчас, конечно, я не ждал от шефа никаких поощрений, да это у нас и не было заведено. Но по взгляду Валентиныча я понял, что мысленно Сторожев, так сказать, "с нами" и считает, что мы потрудились не зря. А этого уже было достаточно, чтобы воодушевить меня и Анта.
- Значит, говорите - точная копия колье?
- Похоже, Сергей Валентиныч, - сказал Ант. - Сто тридцать один камень и сто тридцать один. Не может же быть такого совпадения?
Сторожев неопределенно повел подбородком:
- Ладно, подождем Уфимцева, что он скажет. И вот что еще, братцы. Я, конечно, знаю, что вы у меня храбрецы, герои, ну и так далее. Но все-таки хочу еще раз предупредить. Если стрельба из винтовки с глушителем связана с контейнером… Боюсь, что могут пальнуть и в вас.
Я посмотрел на Анта. Ант ответил мне таким же проникновенным взглядом. В общем, слова без серьезного содержания - хотя Валентиныч, как старший, обязан был предупредить нас об этом.
- Хорошо, Сергей Валентиныч, - сказал Ант. - Мы это учтем.
- Ну, ну. - Сторожев задумался. - Теперь. Все-таки вертится у меня опять все та же крамольная мысль.
Мы молчали. Это было какое-то сомнение - а к сомнениям шефа я привык.
- Мы с вами по-прежнему твердо убеждены, что все это - шифровка, контейнер, убийство Горбачева - связано только со спекуляцией? С нарушением валютного режима?
Ант свел вместе большие пальцы - жест этот я хорошо знал.
- А вы что считаете? - осторожно спросил он.
- Что, если это - "наш человек"?
Наш человек, подумал я. Собственно, идея эта возникает не первый раз. Наш человек? Я отлично понял, что означает эта фраза. Это сухое сторожевское "наш человек".
В принципе, по всем уставам и инструкциям, оперотдел района должен заниматься абсолютно всеми делами, так или иначе связанными с безопасностью или охраной интересов государства. Скажем, разбор таких вариантов, как всевозможные нарушения границы, самая различная контрабанда, любые, от мелких до крупных, операции с валютой и ценностями - все это наш хлеб. Но есть дела чисто "наши", которые не касаются таможенников и пограничников. Есть варианты, к которым одни мы подготовлены профессионально и которые поэтому мы, и одни только мы, обязаны решить. Помогать нам могут все, но ждать в этом помощи мы не должны ни от кого. Это - внедренная разведсеть. Это - человек скрытой резидентуры, так называемый "тихушник", "карлик". Человек, глубоко спрятанный, законспирированный, от "концов", с отличной легендой и, может быть, давно живущий у моря. Тот самый, биографию и документы для которого готовили специалисты нескольких отделов, укомплектованных профессионалами. Профессионалами, за которыми стоит государство. Часто такую биографию проверяй не проверяй - все равно ничего не накопаешь. Увы, то, что якобы при тщательной проверке документов и биографии все становится ясным, это миф. Ведь то, что готовили долгое время несколько высококвалифицированных отделов, могут раскрыть лишь такие же квалифицированные отделы, часто - за еще более долгое время. И сам такой человек, конечно, профессионал высочайшего класса. Стоит только допустить, что он есть, что мы его бы выявили, - значит, он висит на нашей совести. Он - "наш человек". И наша первая обязанность, буквально - кровь из носу, обезвредить скрытую резидентуру. Мы должны быть готовы к тому, чтобы рассчитывать в этой работе только на себя. Все это я легко прочел в короткой фразе Валентиныча. Там? Наш человек? Но с этим никак не вяжется все остальное. Все, что мы нашли, и в первую очередь - колье.
- Вы… так считаете, Сергей Валентиныч? - спросил я.
- Пока не считаю. Но посуди сам. Кроме нескольких подозрительных признаков вроде… выстрела в Горбачева… навела-то ведь нас на этот контейнер радиошифровка.
- Вы имеете в виду… что тут замешана чья-то разведка? - Ант развел пальцы. - Но зачем серьезной разведке понадобились полмиллиона долларов?