Президенты других бывших субъектов социалистической федерации были не менее коррумпированы, чем Драганович, но за это их никто не критиковал. Расистские высказывания иллирийского президента в адрес евреев и мизийцев тоже никого не смущали, так же, как никого не смущали гонения против мизийцев, учиненные новыми иллирийскими властями еще в 1990 году - их без объяснений выгоняли из государственных структур, в школах запрещалось использование кириллицы, из учебников выбрасывались все упоминания о мизийцах, намекали, что им было бы лучше всего уехать из страны.
Однако, самый тяжелый удар, в прямом и переносном смысле, Мизии был нанесен в 1999 году авиацией НАТО (руководство Вест Лендс цинично окрестило эту операцию "Благородная Наковальня", довольно образно описывая положение, в которое была загнана Мизия). Тогда, в течение семидесяти восьми дней, страна была подвергнута массированным бомбардировкам с целью - как официально заявляли из НАТО - заставить мизийские власти вывести полицейские и армейские части из Копродины (то есть, как бы абсурдно это ни звучало, вывести их из собственной территории) и прекратить "агрессию" против албанцев в Копродине.
Но и в этом случае печатное слово сильно расходилось с реальностью. Во-первых, под "беззащитными" албанцами иностранная пресса на самом деле подразумевала боевиков из Фронта Освобождения Копродины, считавшегося террористической организацией не только ООН, но даже самими вестлендерскими властями. Правда, в начале 1999 года вестлендеры убрали ФОК из своих черных списков, чтобы им можно было официально выделять финансовую помощь).
Во-вторых, пресса игнорировала тот факт, что главным источником финансов ФОК был героин (дело дошло до того, что Копродина к началу 2000 годов превратилась в основной героиновый "мост" между Азией и Европой). Не было случайным и то, что основные очаги сопротивления боевиков находились в регионах Копродины, где были сосредоточены самые влиятельные мафиозные албанские кланы, чьи представители составляли костяк руководства организации. Глава этого костяка, по кличке "Змея", даже стал премьером провинции после вывода мизийских сил.
В-третьих, боевики ФОК, часто именуемые в западных СМИ "борцами за свободу" (такое пафосное сочетание было использовано специально, чтобы создать боевикам образ "хороших парней" в глазах западноевропейской и вестлендерской общественности; кровавым преступлениям, которые они совершали, журналисты и дипломаты тоже нашли красивое определение - "борьба за демократию"), отнюдь не были какими-нибудь простыми пастухами или трактористами, впервые взявшими в руки оружие. Это были почти профессиональные солдаты, обучаемые в тренировочных лагерях на севере Албании, недалеко от границы с Копродиной (у албанских властей не было ни ресурсов, ни желания закрыть эти лагеря). Военному искусству (повторялся отработанный сценарий Живицы и Иллирии) их учили иностранные инструкторы, - бывшие вестлендерские и британские спецназовцы, - при чем сделку между ФОК и частной компанией, отправившей инструкторов в Албанию, негласно курировали Министерство обороны и МИД Вест Лендс.
На первом этапе конфликта руководство Вест Лендс ограничивалось лишь дипломатическим давлением на Драгановича и угрозами и наблюдало за тем, смогут ли ФОК собственными усилиями захватить Копродину, но к началу 1999 года, видя, что албанским боевикам не помогают ни деньги, ни исламские радикалы из Живицы, ни разнообразный арсенал, которым их постоянно снабжали через границу с Албанией, и что они близки к поражению, вестлендеры приняли решение ракетами и бомбами заставить мизийцев сдать провинцию.
Впрочем, воздушный удар по Мизии (она оказалась последним субъектом Югоравии и последней балканской страной, в которой не располагались натовские базы) был нужен не только, чтобы выбить мизийцев из Копродины, несмотря на то, что они обжили этот регион за несколько столетий до албанцев и, соответственно, считали его неотъемлемой частью своей страны. Он был нужен и с экономической точки зрения: уничтожив все намеченные военные объекты (на это потребовалось всего трое суток), натовские самолеты взялись за мизийские заводы и фабрики, при чем они целенаправленно равняли с землей государственные предприятия, до которых не смогли добраться иностранные инвесторы, при этом, на предприятия, которые были уже приватизированы, не была сброшена ни одна бомба. Таким образом, мизийцев заодно убирали с экспортных рынков, делая услугу иностранному частному капиталу, в первую очередь немецкому и вестлендерскому.
Подобное было уже проделано в Иллирии и Восточной Панонии, причем там натовской авиации вмешиваться не пришлось - одни предприятия обанкротились сами, другие, представляющие экономический интерес, удалось приватизировать, а третьи попали в руки близких к власти криминальных структур.
Но чтобы поднять в воздух бомбардировщики, Вест Лендс был нужен весомый аргумент, который заткнул бы рты всем противникам силового вмешательства. Такой аргумент нашелся быстро - здесь снова пригодились тактики, с успехом опробованные в Живице, - и назывался он "массовое убийство".
В одном из январских дней 1999 года ФОК устроили серию нападений на посты мизийской полиции в двух муниципалитетах Копродины, убив четырех полицейских. После каждого налета боевики отступали в одно из сел в районе, покинутое местными жителями еще за год до январских событий, где в спокойной обстановке залечивали раны и пополняли боекомплекты.
В ответ на вылазки членов ФОК, мизийские силовики взяли контролируемое бандитами село в плотное кольцо и приготовились зачистить его, но, не успев дойти даже до первого дома, полицейские были встречены шквальным огнем с соседних высот, на которых имелись заранее подготовленные окопы. Ожесточенный бой закончился лишь спустя сутки, при этом нескольким боевикам удалось вырваться из окружения.
На следующий день после боя в село вошла делегация наблюдателей из ООН и Европейского союза, в сопровождении иностранных журналистов. Их встретила группа мирных албанцев, хотя за несколько дней до этого мирных жителей там было не найти, и повела к запорошенным снегом холмам за селом, где им показали несколько десятков трупов, по утверждениям местных, принадлежащих безоружным албанским фермерам, убитым мизийскими полицейскими. Тела были одеты в гражданскую одежду и на головах некоторых из них были заметны пулевые ранения.
Еще до завершения предварительного осмотра места происшествия, глава наблюдателей (он был бывшим вестлендерским дипломатом) назвал случившееся "ужасным зверством" и "деянием, достойным называться преступлением против человечности", добавив, что не сомневается, что мизийские силовые структуры несут ответственность (правда, не уточнив, за что именно они несут ответственность). Уклончивые слова дипломата, эмоциональные репортажи и фотографии мертвых албанцев обошли мировые СМИ в тот же день, как и можно было ожидать, вызывая реакцию осуждения со стороны западной общественности. Мизийцев, к которым сложилось отрицательное отношение еще со времен войны в Живице, снова сделали мировыми злодеями.
Журналисты повторяли фразу "массовое убийство" как какое-то заклинание, упрямо вбивая его в сознание зрителей и читателей, но практически никто из них не пытался выслушать доводы мизийской стороны (все попытки мизийцев сказать что-либо в свою защиту западные дипломаты называли пропагандой) и разобраться, что же на самом деле случилось в селе. А разобраться было в чем.
Во-первых, до приезда иностранных наблюдателей, под покровом ночи, местные албанцы, приехавшие из соседних селений, успели переодеть трупы боевиков в гражданскую одежду и добавили к ним даже изувеченные тела двух мизийских полицейских, убитых за несколько дней до этого у другого села, выдавая их тоже за "простых" фермеров.
Во-вторых, при внимательном осмотре можно было заметить, что входные отверстия на одежде не совпадали с ранами на трупах. По характеру пулевых ранений можно было судить, что в них стреляли с разных направлений и с разного расстояния, что опровергало версию казни. У многих боевиков к тому же были и осколочные ранения, что тоже противоречило показаниям албанских очевидцев.
В-третьих, пулевые ранения в затылках большинства боевиков были получены после смерти, указывая на то, что погибших умышлено, хотели выдать за жертв казни.
На эти несоответствия обратили внимание лишь спустя несколько лет после бомбардировок, - один из патологоанатомов, проводивших вскрытие тел боевиков, в интервью позднее признался, что под давлением вестлендерских дипломатов и представителей Евросоюза часть доклада, в которой сомнению подвергалась версия массового убийства, была вырезана, - но случилось это слишком поздно и мировой общественности уже не было никакого дела до событий в копродинском селе. Никто не признавался во лжи, и никто не собирался за нее отвечать.
А тогда, в марте 1999 года, манипулируя медийной истерией вокруг событий в Копродине, Вест Лендс и их натовские союзники быстро получили санкцию от ООН и начали бомбить Мизию. Удары наносились не только по военным целям, как твердило руководство НАТО, но и по школам, больницам, жилым домам, пассажирским поездам (несколько поездов были поражены ракетами во время прохождения через мосты, при этом погибло несколько десятков человек) и многим другим гражданским объектам.
Под бомбами гибли и дети, но никто из стратегов победоносной операции - натовские самолеты старались летать на максимально допустимых высотах, чтобы снизить вероятность быть сбитыми, так как боевые потери вызвали бы общественное недовольство в Западной Европе и Вест Лендс - не испытывал и капли угрызений.
Напрасно мизийцы надеялись, что Россия, будучи членом Совбеза ООН, вмешается в ситуацию и остановить натовскую военную машину. В тот период Россия переживала свой самый тяжелый период после распада СССР, испытывая постоянные экономические и политические сотрясения, не позволявшие ей твердо отстаивать свои геополитические интересы. Защищать собственные интересы ей сильно мешала и зависимость от МВФ и Всемирного Банка, перед которыми открылась прекрасная возможность посредством кредитов и специальных экономических мер, последствия от которых по разрушительности могли сравниться с ядерной войной, выжать из стран бывшего Восточного блока и Советского Союза последние не разграбленные активы.
Пока на Мизию сыпались натовские бомбы и ракеты, в прессе популярность набрал один новый, необычный термин: "гуманитарная война". Никого однако не смущала странная комбинация двух настолько не сочетающихся друг с другом слов (впрочем, автор этого сочетания так и не захотел назвать свое имя) - ведь слово "гуманитарный" означает "связанный с правами человека", но хладнокровное убийство женщин, детей и стариков и умышленное разорение целой страны было все что угодно, только не человечным.
Кстати, сами копродинские албанцы, во имя "спасения" которых, якобы, велась эта война, начали проклинать авиацию НАТО после того, как самолеты Альянса по ошибке (причем таких инцидентов было два) нанесли удары по колоннам албанских беженцев, покидающих Копродину, спутав их с мизийцами. Официальных извинений ни в первом, ни во втором случае не последовало. Руководство НАТО предпочло, как обычно, снять с себя всю ответственность, придумав версию, что беженцы были использованы мизийцами как живой щит.
Не извинялись руководители операции и за применение кассетных бомб и бомб, содержащих обедненный уран, несмотря на то, что эти боеприпасы запрещены многими международными конвенциями. И в этом случае вестлендеры (только вестлендерская авиация сбрасывала такой тип бомб на мизийские позиции в провинции) оказали медвежью услугу албанцам в Копродине - обедненный уран, в отличие от вестлендеров, мизийцев от албанцев или иностранных миротворцев никак не отличал. У многих местных жителей Копродины и натовских солдат, служивших в провинции, позднее начали проявляться симптомы лучевой болезни, резко возрос процент детей с врожденными нарушениями.
"Гуманитарная" война доказала свою эффективность и показала, что этот сценарий можно будет успешно разыгрывать и в будущем, в других точках земного шара. Сокрушительный блицкриг в Мизии также должен был продемонстрировать миру, какая судьба уготована тем, кто не желает подчиняться интересам Вест Лендс.
34
Первое августа. Главный военный аэродром Имагинеры
У барьера КПП аэродрома, расположенного в двенадцати километрах от Калиопы, остановился армейский внедорожник. Водитель показал свой пропуск сержанту, дежурившему в бараке у барьера, и через несколько секунд въехал на территорию авиабазы. Вместе с ним, на заднем сидении, ехали еще двое очень специальных пассажиров - Денис Хорх и Михаель Каман.
Машина подъехала к главному зданию аэродрома, возле которого возвышалась диспетчерская вышка, и высадила двух пассажиров. Достав из багажника сумки и рюкзаки, Каман и Хорх зашли в здание, выкрашенное, как и почти все объекты вокруг, в неприметный зеленый цвет. Через час они снова появились на улице, уже без багажа, и, заскочив в маленький автобус, отправились к стоянке у взлетной полосы, где к вылету готовился тяжелый транспортный самолет.
- Ты раньше на военном самолете когда-нибудь летал? - повернувшись к Каману, спросил Хорх.
- Нет, только на гражданских. Как простой турист, - улыбнулся Каман. - А в чем разница?
- В военном самолете только один класс, нет тележки с едой и напитками, шуму и тряски немного больше обычного, - шутливо объяснил Денис, - а вместо стюардесс - неулыбчивые мужики в зеленых комбинезонах. В общем - ничего страшного. За час-полтора должны долететь.
Автобус остановился у стоянки с самолетом и открыл двери. На улицу, кроме двух разведчиков, вышло еще полтора десятка человек в армейской форме - они отправлялись в Живицу, чтобы заменить имагинерских миротворцев, отслуживших свой срок.
- А твоя девушка как отнеслась к тому, что ты едешь на Балканы, Денис? - Каман посмотрел на свои часы - было двадцать минут десятого.
- Мы с ней в последнее время чего-то не очень ладим. Она сначала думала, что я не в командировку еду, что у меня на стороне кто-то есть. А у меня и без ее сцен ревности хватает нервотрепки на работе. Сейчас хоть ненадолго расстанемся, отдохнем друг от друга, может она сменит гнев на милость… - скупо улыбнулся Хорх, глядя, как вилочный погрузчик медленно поднимается по рампе в хвостовой отсек самолета и загружает тяжелые контейнеры с продовольствием и разного рода оборудованием.
- Я моей жене наврал, что еду в Румынию, чтобы она не беспокоилась слишком.
- А если узнает, что ты не в Румынии?
- Ну… к тому времени я буду уже далеко отсюда. Ей придется смириться с фактом и успокоиться. А потом, как вернусь, она мне намылит голову, - засмеялся Каман. - Кстати, а нам в этом самолете место-то найдется? - Михаель наблюдал, как в брюхо транспортника заталкивают все новые контейнеры.
- Да, нас вдоль стенки посадят. Не очень удобно, но что делать.
- А как там было в этой Иллирии?
- Ну, я в столице пробыл недолго, увидеть удалось не много. Архитектура похожа на нашу, особенно историческая часть. Горы там живописные, ну, конечно, война немного портила приятное впечатление. Некоторые сослуживцы побывали там и на морских курортах, говорили, что хорошо. Особенно, когда их не обстреливали.
Вскоре погрузка закончилась и военным, а вместе с ними и двум агентам, дали знак, что пора подниматься на борт. Створки грузового люка начали закрываться, турбины четырех двигателей заработали, все быстрее разгоняя воздушные винты и издавая плотный гул, слышный далеко за пределами аэродрома.
Транспортник лениво выкатился на бетонку взлетной полосы и начал плавный разбег. Кабина затряслась, Каман, для которого это был первый полет на военном самолете, инстинктивно ухватился за жесткое откидное сиденье и повернулся лицом к своему напарнику, равнодушно смотревшему на скрипящий контейнер перед собой и думающему о чем-то своем.
Набрав скорость, многотонная крылатая машина, окрашенная в матовый светлозеленый цвет, отделилась от земли и полетела на юго-восток, в тревожную Живицу.
После полутора часов полета, имагинерский самолет начал снижаться, готовясь к заходу на посадку в международный аэропорт Живицы, расположенный на окраинах города Поврилец. Кроме восстановленных после войны гражданских рейсов, здесь почти каждый день можно было видеть и воздушные суда с обозначениями ООН и НАТО.
Недавно отремонтированный терминал - скромное с виду здание, больше похожее на терминал какого-нибудь внутреннего аэропорта, - приобрел широкую известность еще в начале войны, благодаря регулярным репортажам иностранных журналистов. О том, чтобы эти репортажи круглосуточно можно было слышать и видеть за рубежом, заботилось спутниковое оборудование, подаренное Дженару Ибрагимовичу вестлендерскими дипломатами.
Лидер живитарских мусульман четко понимал, что если невозможно победить на поле боя, - мусульмане имели заметный перевес в живой силе, но отступали мизийцам по количеству танков и орудий, - тогда нужно попытаться победить в информационной войне.
Аэропорт тоже пригодился Ибрагимовичу в борьбе за зрителя - каждый раз, когда ему нужно было привлечь к себе внимание, и особенно, когда мусульмане терпели очередное поражение, его собственная артиллерия начинала обстреливать район вокруг терминала, не позволяя иностранным журналистам вылететь домой или, например, ограничивая их передвижение по Живице - чтобы они не засняли чего-нибудь "лишнего".
В манипулировании общественным мнением лидеру ДДЖ бесценную помощь оказывала и нанятая им вестлендерская пиар компания. Мизийцы в этом отношении сильно проигрывали противнику, так как работа с прессой у них не была налажена, но даже если бы это было сделано, их бы намеренно продолжали игнорировать и не допускать в эфир.
Мусульмане и иллирийцы прибегали и к многим другим мелким хитростям, чтобы выставить себя жертвами мизийцев, например, превращая гостиницы с иностранцами и больницы в мишени - они подвозили минометы к гражданским объектам, не обращая никакого внимания на протесты их обитателей, выпускали пару десятков снарядов и затем быстро сворачивались. Мизийцы, логично, через несколько минут начинали стрелять в ответ, пытаясь подавить огневые точки противника. В этот момент включались видеокамеры западных журналистов и у зрителя, не знавшего, что на самом деле происходит, складывалось впечатление, что мизийцы беспричинно обстреливают мирных людей.
Ситуация в столице Живицы тоже освещалась однобоко - подчеркивалось тяжелое положение мирного мусульманского населения осажденного Поврилеца, что было правдой, но правдой только наполовину. В городе жили и мизийцы, которые страдали не меньше - у них тоже не было электричества и водоснабжения, им так же было трудно раздобыть еду и лекарства, но иностранные корреспонденты почему-то этот факт обходили стороной. В прессе всегда подчеркивалось, что город осажден мизийцами, но это тоже было не совсем так. В реальности враждующими сторонами Поврилец был разрезан, как пирог, на сектора - мусульмане контролировали мусульманские кварталы, мизийцы - мизийские. Мизийцы захватили и большинство холмов, посреди которых был втиснут город, но, тем не менее, столица за время войны не была ими полностью взята в сплошное кольцо.