- Александр Борисович! - донесся издалека знакомый голос Карамышева. - Тут творятся странные вещи, но вам определенно понравится.
- Погоди, ты откуда звонишь? Слышно плохо.
- Из Долгопрудного! По поводу Скляра!
- Так чего ж ты орешь на весь божий свет?!
- А я из автомата! Значит, слушайте. Есть у них такой Скляр. Говорят, толковый малый, но в последний раз его видели на весенней сессии. Он вообще в институте не бывает. Только экзамены сдает.
- Ничего не понимаю! А как же он учится? Живет где?
- Живет в Москве, но адреса тут, в деканате, не знают. Значит, теперь он должен появиться накануне нового года, на очередной сессии. Правда, говорят, что один из профессоров вроде бы сам ездил к нему в Москву принимать экзамен, только это слухи.
- Постарайся обязательно отыскать этого профессора! Что еще говорят?
- Парень - ас по части компьютеров. Любому профессионалу сто очков даст. Хотя они тут все немного не от мира сего, ну, чокнутые по компьютерной части. Вроде одно время даже компания какая-то сложилась. И наш там тоже активно тусовался.
- Сережа, обрати на это обстоятельство особое внимание. И обязательно поговори с ними. Наверняка - хакеры. Чего делали, куда лазали? Понял?
- Понял, шеф. Приступаю. Поеду сейчас в их общагу, поэтому сегодня уже не ждите.
- Интересное кино! - сказал Турецкий, кладя телефонную трубку на место. - Не исключено, Слава, что наш юноша еще и толковый хакер. Вот Питер-то обрадуется!..
- Чему ж тут радоваться-то?
- А это, Славка, длинный рассказ. Но у нас есть время…
Вадим позвонил очень некстати. Западинскому меньше всего хотелось бы сейчас обсуждать с парнем собственные действия, вызванные в некотором роде чрезвычайными обстоятельствами. Неожиданный бунт Олега, похищение Елены… Да и вообще, в последнее время как-то сгущаться стали события, выходить из-под контроля. То ли где-то в системе пошли сбои, обнаружились утечки, вызванные расхлябанностью исполнителей, то ли это была целенаправленная кампания против империи Западинского, как не без самодовольства привык думать о своих делах Виталий Борисович. Но и то, и другое - отвратительно плохо…
Неприятным оказалось и то, что Вадим сразу заговорил о гибели отца. Откуда узнал? Ведь Виталий особенно старался, чтобы никакая мешающая делу информация не просачивалась к парню. Но загадки тут не было - все тот же компьютер! Кто привык газеты читать, а кто с утра пораньше в информационные сайты забирается. А убийство известного тележурналиста - совсем не рядовое событие. Хотя заказными убийствами уже давно никого не удивишь.
Западинский немедленно придал своему голосу скорбно-бархатистые интонации, сообщил, что уже провел собственное расследование, из которого стало ясно, что тут опять происки конкурентов и все такое подобное. Он знает, кто конкретно виноват, но нужны дополнительные доказательства, словом, официальное следствие тоже идет, и нужно теперь ждать его выводов.
Обтекаемо объяснил, что пока на весь мир кричать об убийце еще рано, потому что тот сразу смоется. Но этот вопрос будет нужно обсудить отдельно, в самое ближайшее время. Западинский полагал, о чем и сказал Вадиму, что серия ударов, нанесенных противником, скорее всего, вызвана активностью Вадима в известных ему делах. Это не телефонный разговор. Но очень важно, чтобы парень немедленно сделал из этого выводы и вообще на какое-то время залег на дно. Шум должен утихнуть. И, ради бога, никаких контактов - ни с друзьями-приятелями, ни с Ленкой, которой, кстати, пришлось ненадолго отъехать из Москвы. С ней все в порядке, а вот искать ее пока не надо. Что же касается отца…
Виталий очень настойчиво предлагал, практически требовал от Вадима отказаться от участия в похоронах. В настоящий момент это просто чрезвычайно опасно. Ленка, к слову, поняла и согласилась отказаться от риска.
Но Вадим, непонятно, с какого лиха, вдруг заартачился. Заявил, что Ленкины соображения пусть и остаются при ней, она никогда к отцу горячих чувств не испытывала, а он обязательно будет на похоронах - и горсть земли в могилу кинет, и цветы положит, и…
- Ладно, - не выдержал напора не на шутку разозленный Западинский, - черт с тобой, упрямец! Загримируем тебя, дурака, как-нибудь, или посидишь в моей машине. Найдем возможность дать тебе проститься с родителем! А вот отсвечивать в толпе сослуживцев Олега и другой никому не нужной публики, которая особенно охоча до дармовых поминок, запрещаю категорически! Это мое последнее слово. И ради твоего же здоровья.
- Пусть, - подумав, согласился Вадим. - А Ленке скажи, что она все-таки стерва.
- Скажу… при случае. - И Виталий Борисович усмехнулся про себя, чувствуя хотя бы минутное облегчение. Ведь и обострять с парнем отношения нельзя, и терять его - просто абсурдно. А ему еще и о сестрице, оказавшейся в заложницах, однажды узнать предстоит. И совсем неизвестно, какова будет тогда его реакция. И давить на него нельзя. У этих сукиных сынов, побратавшихся с компьютерами, любое может оказаться на уме. Вот и вертись тут с ними…
Пока шел совершенно бессмысленный, с точки зрения Западинского, диалог по телефону, случайно родившаяся мысль о прощании с покойным стала оформляться во вполне реальные действия.
Парню можно паричок приспособить, усики приклеить, ограничить доступ к телу, разрешить одному проститься, а потом пусть себе сидит в салоне за темными стеклами, пока народ с кладбища поминать не потянется. Вот и положит тогда свой букет на могилку. И может, даже значительность момента ощутит, свою особую роль. Это тоже неплохо.
Хоронить придется на Ново-Хованском, там и жена Олега давно уже почивает. Только надо будет, чтобы братва Абу все как следует там осмотрела, на предмет разного рода неожиданностей, и побродила в сторонке, охраняя, но не высвечивая свои слишком уж характерные рожи. И пару-тройку больших автобусов под провожающих. Чтоб ни у кого не возникло желания после похорон еще пошататься по кладбищу. Поминки надо будет организовать в Домжуре, мелочиться не стоит, пусть уж коллеги нажрутся, напьются, меньше болтовни будет.
Закончив наконец разговор с Вадимом, Западинский тут же отдал соответствующие распоряжения, касающиеся печального ритуала и последующих традиционных возлияний. Да, и обязательно, чтоб оркестр присутствовал. Не халтурный, а свой, чтоб Шопен был на самом деле Шопеном, а не деревенской фантазией пожарной команды. Все ведь это тоже входит в имидж руководителя крупнейшего телеканала страны. Как ты - к людям, так и они - к тебе. Ну а печали в голосе достанет, Олег и в самом деле заслуживал в конце нескольких теплых слов.
Абу говорил, что он покинул этот свет, так и не успев ничего понять…
Александр Борисович Турецкий в сопровождении Сергея Карамышева поднимался на лифте в конференц-зал огромного здания Останкинской телестудии, держа четыре гвоздики. Большее количество цветов выглядело бы в его руках вызывающе. А четыре - на двоих - в самый раз. Народу было много - и в коридорах на всех этажах, и в лифтах. Прощание с Олегом Скляром было назначено на два часа дня. Потом друзья и сослуживцы отправлялись на кладбище, а уже оттуда - в центр, в ресторан Дома журналистов. О программе, стараниями секретариата Западинского, все были оповещены заранее. Это чтоб не случилось нестыковок.
В оставшиеся до похорон дни Сергей Карамышев не оставлял ни на час усилий отыскать таинственно исчезнувших ближайших родственников покойного журналиста. Ну то, что дочь провалилась словно сквозь землю, это понятно. Тут были свои причины, пока не объясненные, но они были. Но сын-то куда девался? Почему он будто за семью замками? Именно эта фигура теперь больше всего интересовала Турецкого.
Сергею удалось обнаружить парочку бывших приятелей Вадима и побеседовать с ними, и они подробно описали его внешность, манеру поведения, по которым можно было бы составить хотя бы словесный портрет человека. Странно, но последние семейные фотографии, которые удалось обнаружить в домашнем архиве Скляров, когда в квартире после обнаружения трупа производился обыск, были двух-трехлетней давности. И на фото фигурировал длинный и нескладный мальчик с коротенькой стрижкой. Естественно, он уже не такой, в его возрасте некоторые мужают достаточно быстро. Такая же детско-школьная, три на четыре, фотография имелась и в институтских бумагах. Между тем приятели уверяли, что видели его в последний раз с длинными, до плеч волосами, раздавшимся в плечах… Независимый вид, безапелляционные суждения. Ну да, парень почувствовал свою силу, деньги завелись, наверное, и независимость от предка. Понятное дело.
Мир изменился для позавчерашних школьников. Они теперь встречаются весьма редко, а общение между ними происходит в Интернете. Модно, удобно, престижно. Но о каких-то возможных общих делах парни не сказали ни слова, уходили, молчали, переводили разговор на другие темы. Видно, существовало у них какое-то табу, и посторонним в этом их мире места не было. Настаивать - значит определенно насторожить их.
Вспомнили и профессора, который, говорят, лично ездил принимать экзамен у своего студента. Но и тут Сергея ожидало фиаско. Сравнительно молодой профессор, вероятно, исповедовал новейшие принципы взаимоотношений, где все построено на рациональности, полезности и предоплате - вариант подходов к российскому доморощенному капитализму. Все, что помимо, его не интересовало. Да, он вкладывает в этих оболтусов определенные знания. Они хотят сверх - извольте платить дополнительно. И платят. Так почему же не пойти навстречу и не принять экзамен отдельно ото всех? Ничего незаконного не происходило, мальчик старательный, но хилый здоровьем. Вполне стоило разок-другой съездить к нему, поскольку машина оплачена в оба конца, а временем своим свободным профессор вправе распоряжаться по собственному усмотрению. Привезли - отвезли домой. Какие проблемы? Ах, адрес? Этого он не помнил. Во-первых, темно было, а во-вторых, вон уже добрых полгода прошло, где все упомнить… В Москве, где-то в центре. Нет, не в районе Кутузовского. Скорее, где-то в Филях.
В Филях, в районе бывшей партноменклатуры, по сведениям от Грязнова, имелась квартира господина Западинского. Одна из. Потому что он имел их несколько. Олигарх - одно слово! Но, к сожалению, эти сведения мало что проясняли.
Турецкий был уверен, что Вадим должен обязательно появиться на панихиде по отцу. А если это так, его надо будет вычислить. И после постараться не потерять из виду. Собственно, никаких претензий ему пока предъявить нельзя, а вопросы, напротив, обязательно насторожат. Но если дело поворачивалось таким образом, как теперь думал Александр Борисович, нельзя было исключить, что его хищный и привычный к остросюжетным ситуациям нос ведет его по правильному следу. Или одному из возможных правильных. Вот с этой целью и прибыл в Останкино старший следователь по особо важным делам в сопровождении своего боевого помощника.
Зал был набит народом, но сильно скорбные лица виделись только в ближайшем к гробу окружении. Вероятно, на настроение действовала музыка Шопена - это Турецкий мог бы определить даже и без подсказки собственной супруги, для которой музыкальные пристрастия мужа всегда были загадкой.
Из глубины коридора, из дверей смежного с конференц-залом помещения, вышла группа высоких молодых людей в темных пальто и шляпах. Они быстро прошли к выходу. На одного из них - стройного блондина с поднятым воротником плаща и низко опущенными на лоб полями шляпы - Турецкий почему-то обратил внимание. Потом толкнул Сергея и шепнул:
- Ну-ка последи за этой компанией. Видишь блондинчика?
- Понял, шеф, - тихо ответил Карамышев и вразвалочку направился к лифту.
Турецкий же протиснулся поближе к основным участникам действа.
Речь начал говорить Западинский. Он картинно взмахивал узкой рукой с длинными пальцами, прижимал внешнюю сторону кисти ко лбу, встряхивал волосами. Но говорил красиво. С чувством. Большой артист явно пропадал в нем. Закончив, он поклонился покойному, постоял в этой нелепой позе, а затем с сознанием выполненного долга вышел к дверям зала, закурив и предоставив другим продолжать панихиду. Глаза же его, заметил Турецкий, беспокойно шарили по лицам присутствующих.
Александр Борисович и сам отошел поближе к дверям, чтобы не упускать из виду главное действующее лицо.
Кто-то заходил в зал, кто-то выходил, на студии кипела и своя творческая жизнь. Разговаривали, некоторые негромко смеялись, обсуждая собственные проблемы. Но вдруг в какой-то момент - Турецкий не понял, как это произошло, - возникла некая напряженная пауза. Так бывает, когда неожиданно совершается нечто непредвиденное.
Взглянув на Западинского, Александр Борисович увидел, как тот сразу напрягся с поднятой к губам сигаретой. Прикрыв лицо сбоку гвоздиками, Турецкий выглянул в коридор. От лифта двигалась группа людей. В середине шагал коренастый мужик в темном костюме. Его окружали охранники, один из которых нес большой букет почти черных роз.
- Ну, блин! - услышал Турецкий сдавленный голос рядом. - Это ж сам Плешак!
"Плешаков?!" - мелькнуло у Турецкого. Это значит, прямо на его глазах вот тут, сию минуту, у гроба Скляра, должны были встретиться лицом к лицу два врага. И один из них - убийца того, кому сейчас говорят традиционно скорбные слова.
Они и замерли друг против друга. Высокий, аристократического вида Западинский и приземистый, крепкий, словно маленький броневик, Плешаков. Пауза длилась недолго.
- И у тебя хватило совести, Анатолий? - негромко сказал Западинский.
- Зря ты это сделал, Виталик, - в тон ему ответил Плешаков.
- Это ты мне говоришь? - У Западинского словно горло перехватило.
- Тебе. От меня он уехал живой и здоровый. Сильно ты ошибся, Виталик.
"Вот это текст!" - воскликнул про себя Турецкий.
А между тем сопровождающие Плешакова как-то даже не очень и вежливо отстранили Западинского, Плешаков забрал букет у охранника, словно ледокол, прошел сквозь толпу и, подойдя к гробу, рассыпал розы в ногах покойного. Молча постоял, опустив голову, и тут же, ни на кого не глядя, вышел в коридор, где его окружила охрана, и все двинулись обратно к лифту.
Западинский некоторое время находился словно в шоке, но вот его взгляд стал осмысленным, он нервно оглянулся и буквально уперся глазами в Турецкого. Александр Борисович спокойно смотрел на него, и от этого Западинский вмиг покрылся алыми пятнами. Нервы! Он резко повернулся и ушел в противоположном лифтам направлении.
"Самое время брать обоих и устраивать им очную ставку", - запоздало подумал Турецкий, понимая, однако, что ничего этого он не сделает, ибо говорить можно все, что угодно, а слова к делу не пришьешь. Особенно слова таких монстров, как эти оба… Но!..
- Виталий Борисович, позвольте? - не стесняясь, закричал Турецкий, догоняя Западинского.
Тот резко обернулся, увидел подбегающего Турецкого и вдруг ощерился, словно приготовился встретить удар своим ударом.
- Что с вами? - спокойно удивился Турецкий. - Кого вы так испугались? Меня, что ли? Господь с вами! Или чего почудилось? А ведь у меня просто вопрос к вам. Могу?
- Извините, - приходя в себя, успокаивался и Западинский. - Устал со всем этим, нервы ни к черту… Вы ведь - Турецкий, правильно я вас вспомнил?
"Опять играет, - подумал Александр Борисович. - Но чего-то он все же испугался. Чего? Свидетеля разговора?.."
- Вы угадали, Виталий Борисович, у вас отличная память на лица и фамилии. Вопрос вот какой: когда собираетесь хоронить Никулина? Или все теплые слова исключительно Олегу Николаевичу?
- А вы разве не в курсе? Его родители отказались от этой… - он махнул рукой в сторону торжественно убранного траурного зала. - Они договорились о панихиде в Люберцах, там же и хоронить будут. А возить туда, сюда… Опять же поминки. Люди скромные… Но наших товарищей я туда отрядил - помочь, поднести, то се, понимаете? Кстати, открылось что-нибудь новенькое в этом деле?
- Открылось. Скончался от удара тяжелым заостренным предметом, предположительно - кастет.
- Откуда такое? - растерянно развел руками Западинский. - Смирный парень…
- Если у вас нет на этот счет предположений, может, стоило бы поинтересоваться у Плешакова? Не объясните, в чем он увидел вашу ошибку?
Как ни сдерживал себя Западинский, как ни играл, как ни изображал то отчаяние, то страх, то растерянность, злость мелькнула-таки в его жестком взгляде. Ничего не ответив, он повернулся и ушел.
На кладбище Турецкий не поехал.
Когда завершилась панихида, присутствующим сообщили, что процессия заедет еще в церковь Тихвинской иконы Божьей Матери, которая здесь рядом, в Алексеевском. А потом - на МКАД и по кольцу до Профсоюзной, и там уже рукой подать - Хованское. Проделывать этот длинный путь желания у Турецкого не было, тем более что ничего неожиданного наверняка дальше не случится. Все уже произошло.
Заботил лишь белокурый юноша, окруженный охраной. Вадим, кстати, по показаниям всех, кто его знал, был жгучим брюнетом. Но ведь можно и парик натянуть, подумал вдруг Турецкий. Благо здесь, на студии, такого добра должно быть с избытком.
А что? Если Западинскому требуется сохранить полное инкогнито парня, а родственные чувства того мешают это сделать, можно ведь и загримироваться. Кто его знает в лицо? Да никто практически, потому что те, кому он известен, либо отсутствуют, либо… ну да, занимает почетное место во главе собственной процессии.
Так значит, если следовать заявлению Плешакова, незадолго до своей гибели Олег Скляр беседовал с ним? И что же мог сделать Западинский "зря", какую совершил ошибку? Вывод простой: сам дал команду убить приятеля… Киллер же допустил грубейший промах. Он не выбросил оружия, из которого были застрелены парни на Новой Басманной, а из того же ствола отправил к праотцам свою новую жертву.
И другой вопрос. Отправил просто или отправил-таки? Куда списать ту парочку матвеевских, которых нашли в подворотне, буквально распоротых автоматной очередью? То есть довершил дело, с которым, вполне возможно, не сумели или не успели справиться те двое? Было о чем подумать Александру Борисовичу, о чем посоветоваться со старым другом Вячеславом Ивановичем.
Покинув здание Останкина, Турецкий позвонил Грязнову и попросил помочь Сереже Карамышеву обеспечить наблюдение и прикрытие на кладбище. После чего отдал мобильник Сергею и велел не спускать глаз с того юноши, который, по уверению Карамышева, сидел сейчас в темно-малиновом джипе "тойота", окруженный охраной. Вероятно, он собирался следовать за процессией.