- А я считаю, что Питер у нас засиделся. Аргумент? Западинский, как ты догадываешься, не такой идиот, чтобы торговать оригиналами. Значит, они должны оставаться у него. На дискетах, на жестких дисках, а в конечном счете - у Вадима Скляра, благополучно проживающего на сенежской даче. Точнее, в новорусском замке. Под охраной. Без права выхода наружу. Вот он нам и нужен. Пит будет благодарен. Я так думаю. Я тебе умную вещь сказал, только ты не обижайся, пожалуйста.
- Перестань фиглярничать, - нахмурился Костя. - Тут мне Жигалов звонил, интересовался, есть ли результаты по делу? Мне понятна его озабоченность. Но тебе известно также и мое отношение к некоторым методам их работы. И поэтому я не желаю ставить себя в непристойное положение перед госпожой Эванс, перед тем же Питером, да вообще перед нашими коллегами из Штатов. Что упало, то, как говорится, пропало.
И если что-то не по нашей вине оказалось в руках жигаловской конторы, закроем глаза. Но все остальное, что ты намерен получить, должно быть немедленно передано Питеру. А насчет компенсации для ведомства Леонида Эдуардовича у меня имеется одна мыслишка. Надо ведь и нам не забывать, что мы просто обязаны быть патриотами своего Отечества.
- Хорошо сказано, Костя.
- Вот-вот, именно поэтому ты лично проследи, чтоб с мальчиком ничего не случилось.
- Твои слова надо понимать так, что санкции на проведение обысков и задержаний у меня в кармане? - хитро прищурился Турецкий.
- Да что ж с тобой поделаешь, раз ты такой настырный!..
Довольный Турецкий покидал кабинет начальства с сознанием того, что ему наконец удалось сдвинуться в сторону решительных действий. Но в дверях его остановил Меркулов. Это была его обычная манера - задержать на выходе, чтобы сказать вдогонку какую-нибудь мелкую пакость. Отыграться.
- Я разговаривал с Вячеславом, спросил, какое у тебя настроение, а он ответил: как у цирковой лошади. Это как понимать?
- Настучал, значит?
- Ну все-таки?
- А так и понимать: бегает по кругу, догоняет собственный хвост и думает, что это - главное дело жизни.
- Выходит, без пользы?
- Зачем же? Публика-то аплодирует!
- А наездником быть не пробовал?
- Зараза ты, Костя! - засмеялся Турецкий.
- Кто? А, ну да, валяй, скачи дальше… - и он махнул рукой.
"Вероятно, Славка что-то успел нашептать ему, - думал Турецкий, спускаясь к машине, - иначе бы Костя вряд ли так, с ходу, принял рискованное для собственной карьеры решение. Но - принял же!"
Глава шестнадцатая "Мочилово"
Пользуясь тем, что время было еще не слишком позднее, Вячеслав Иванович Грязнов отправился в следственный изолятор ГУВД и попросил доставить к нему, в кабинет для допросов, задержанного Горева.
Почему тот имел кликуху Зуб, он увидел сразу, едва Горев открыл рот. В правом углу блеснул воровской доблестью ушедших лет золотой зуб. Модно было в прошлые годы у ворья носить золотые фиксы. Их тогда фиксатыми звали.
- Садись, Горев, - сказал Грязнов. - Курить хочешь? Или ты предпочитаешь отраву?
- Я не колюсь, начальник, и "косячки" не заворачиваю, потому шить мне двести двадцать восьмую не надо.
- Видишь, сам догадался, про что у нас с тобой речь пойдет. Ну, как желаешь, а я закурю.
Грязнов вытащил из пачки "Мальборо" сигарету, размял ее по-русски, закурил, а зажигалку и пачку подвинул по столу в сторону арестованного, скромно примостившегося на табуретке напротив. Был он тщедушный с виду, да еще горбился, кося под какого-нибудь "тубика", но начальника МУРа эта видимость не могла обмануть. Слабаков Формоза в рядах своей братвы не держит. Молодежь, еще не вошедшая в силу, это - да, на перспективу, так сказать. А эти орлы - они не только ходки имеют, а значит, и настоящий криминальный опыт, но и приучены на зонах отстаивать себя в любых, даже крайних, ситуациях. И та же зона для них - дом родной, временная перемена места обитания, другая квартира, где властвуют одни и те же законы. Зоны они не боятся. Они боятся иного. Вот об этом и собирался поговорить с рецидивистом Грязнов.
- Слышь, Горев, как же так вышло, что ты, человек опытный и осторожный, на такой хреновине попался, а?
- Ты не прав, начальник. Это твои легавые подсуетились, а я - чист, мне мандражить нечего.
- Не борзей, Горев, ни один суд твоим сказкам не поверит. А уж я постараюсь.
- А какой тебе смысл, начальник, брать меня за грызло?
- Ну так ты ж уперся. В отрицалы мажешься?
- Да не, куда нам! Нам бы по справедливости.
- Ах вон чего захотел! Боюсь, не получится у тебя. В игровых у Формозы давно пашешь?
- Да чего ты, начальник! Какие исполнители? Знакомые кореша позвали походить по кладбищу, жмуриков помянуть - на халяву. - Он ощерился, блестя золотым зубом. Не захотел значиться в исполнителях у вора в законе. Опасное это дело, когда до ментовки дойдет. Проще таким вот случайным халявщиком прикинуться.
- Значит, это твои кореша охраняют Формозу, так?
- Не знаю, может быть.
- А какое отношение имел Формоза ко вчерашним похоронам? Его ж даже на кладбище не было. Кого ж вы охраняли?.. Молчишь, Горев? И правильно делаешь, потому что пудрить мне мозги у тебя не получится. Поэтому слушай, чего скажу. Суда и зоны ты не боишься, поскольку не впервой. Но этой радости я тебе наверное не доставлю. И пойдешь ты у меня не под суд, а в Бутырки, где посадят тебя к таким же отпетым, и будешь ты дожидаться своего суда до скончания века. Но не этого, а следующего. Забудем мы про тебя, Горев. И никакой адвокат тебе не поможет. Понял расклад?
- За что, начальник? - с надрывом спросил арестованный.
- За то, что помочь ни себе, ни мне не желаешь.
- Так ты ж не просил ничего! Почем знаешь?
- Прежде чем спросить, надо узнать, с кем дело имеешь. А узнать я должен, кто конкретно состоит в охране Формозы. Я, конечно, могу выяснить это другими путями, но тогда и ты не жди ничего щадящего для себя. Мне нужны фамилии и адреса. Думай.
- Откуда ж я могу всех знать?
- Говори о тех, кого знаешь.
- А что я буду иметь?
- Могу обещать по минимуму.
- Смотри, ты слово дал. Будешь записывать или запомнишь?
- Нет уж, я лучше запишу. Диктуй, - сказал Грязнов, доставая из кармана листок бумаги и шариковую авторучку.
Список был недлинным - из шести фамилий. Но Горев клялся, что других просто не знает. Сам недавно. Выполняет в основном мелкие поручения "законника" при разборках с конкурентами. Но крови на нем нет.
- А партнера Формозы ты знаешь? Ну того, который и организовал те самые похороны, где тебя и повязали?
- Видеть приходилось, но нечасто.
- У него своя охрана или Формоза помогает?
- Зачем? Своя. У него, говорят, собственная контора имеется, а называется она, кажется, "Палаш". Приходилось их видеть, такая же братва, только другие кликаны.
- Ну ладно, иди пока отдыхай, Горев, - разрешил Грязнов, нажимая кнопку вызова контролера. - Курево можешь забрать.
"Палаш… - бормотал он, возвращаясь к себе. - Что-то я не помню такой конторы… Развелось, понимаешь, как клопов…"
Убитые в арке дома на Кутузовском имели непосредственное отношение к матвеевским, что доказано. Если этот сукин сын Плешаков не врет, размышлял дальше Грязнов, и действительно имел беседу со Скляром за какой-то час до убийства, а доказать это невозможно, потому что любые свидетели со стороны Плешакова будут защищать его, то у него, во всяком случае, не было причин самому убивать журналиста. Следовательно, след опять-таки ведет к матвеевским. Иначе говоря, доделали свое дело. То же оружие засвечено и на Новой Басманной. Вот и вывод: надо срочно брать всех игровых Формозы. Иначе говоря, его исполнителей. И шерстить на предмет оружия.
Подходя к своему кабинету, заглянул к заму Жене Злотникову. Подполковник, видимо, уже собирался уходить и ждал лишь появления шефа.
- Давай, задерживать я тебя не буду, хотя… - Грязнов глянул на собственные часы и укоризненно покачал головой. - Да, время нам не подчиняется… В общем, завтра с утра начнем большой шмон. Ты про охранное агентство "Палаш" ничего не слыхал? Или что-то подобное?
- Точно, нет, - подумав, ответил Злотников.
- Тогда будь здоров. Позавтракай поплотнее, можем остаться без обеда. И без ужина тоже…
А вот Денис, которому Грязнов перезвонил из кабинета, знал "палашей".
- Дядь Слав, у них же база в Останкине, на Королева. Ты ведь сто раз мимо проезжал!
- Надо же! - почесал макушку Грязнов. - И чем они славны?
- А клиентура их мне неизвестна. Вероятно, боссы из того же Останкина. Ты точно видел, у них на рукавах еще нашивки такие - два скрещенных палаша. Но рожи, я тебе скажу… Где их набирают?..
- Скорей всего, в бригадах.
- Похоже на то. Во всяком случае, вид настоящих отморозков.
- Ты, Денис, пошарь-ка по своим закромам и подбери мне к утру максимум информации на этих деятелей. Завтра хочу их крепенько пошерстить. Поэтому желательно знать заранее, кто хозяин, под кого пашет, где обитает и все такое прочее.
Оставалось последнее: позвонить Турецкому и выяснить, чем закончились, если уже закончились, переговоры с Костей Меркуловым. Без его санкции вряд ли что-то путное можно было сделать.
Но Турецкий, словно услышав мысленный зов друга, позвонил сам. И сообщил, что санкционированное постановление фактически в кармане. Костя сказал "да", хотя и не сразу, и долго пребывал в сомнениях, вызванных размышлениями о стабильной законности.
Посмеялись и пожелали друг другу спокойной ночи. Относительно, конечно. Потому что в жизни, как и анекдоте про учителя, похожего на Владимира Ильича, можно в конце концов сбрить усы с бородкой, отучиться картавить, но мысли - мысли! - куда девать?..
Анатолий Иванович Плешаков мог бы только мечтать, чтоб наполеоновские планы, намеченные Турецким и Грязновым на следующее утро, сбылись. Но он не знал о них и ехал к себе на дачу, так он называл свой коттедж в районе Лесных Полян, с чувством правильно сделанного шага.
Его, несомненно, несколько обескуражила, прямо надо сказать, подозрительная осведомленность Турецкого в некоторых вопросах. Со "стрелкой", с автомобилем. Складывалось даже впечатление, что в отдельных вопросах он, Плешаков, давно уже находится под колпаком у этого копателя-следователя. И ряд советов его, касающихся той же Елены, трудно рассматривать иначе чем очень серьезное предупреждение. А то ведь и со своим, что называется, "чистосердечным заявлением" можно так загреметь, что мало не покажется!..
Вообще говоря, он не собирался сегодня ехать сюда, но после разговора с Турецким решил предпринять защитные шаги.
Первым делом он распорядился удвоить охрану и держать ее рядом в течение всей недели. Для начала. На ночь спускать с цепи трех ротвейлеров, пусть бегают по участку. Приказал и лишнюю иллюминацию убрать, нечего гостей сюда привлекать.
Но это все - попутно. Главное было - суметь договориться наконец с Еленой. Он ведь так и не видел ее до сих пор, верил на слово Лаврухину, что она чувствует себя превосходно, ну… за исключением свободы передвижения. Однако последнее, как и ее возможные чисто профессиональные неприятности, легко могли быть компенсированы названной ею же самой суммой.
- Здравствуйте, узница, - с гостеприимной улыбкой оказал он, когда девушка, в сопровождении Николая Лаврухина, поднялась в большой холл, куда ее в первый раз привезли как заложницу.
Правда, с настоящими заложницами, как она знала из прессы и телевидения, она не имела ничего общего. Кормили тем, что она заказывала, с каким-то мазохистским наслаждением читала дамские любовные романы, словно мстя себе за недавнюю "шикарную жизнь". От телевизора она откровенно отдыхала. Рядом была ванная со всем необходимым. Разве что не знала, какая сейчас снаружи погода. Но это - не самое главное. А главное в том, что на нее никто не кричал, ничего не приказывали, не давали советов и разрешали спать сколько угодно.
И вот наконец ей выпало "счастье" познакомиться с хозяином. Был он невысок, плотен, совсем не стар и не похож на развязного братка. Напротив, мило улыбался, предложил вместе поужинать и обсудить накопившиеся проблемы. Оказывается, они были не только у него, но, главным образом, у нее. Это что-то новое. Хотя, видимо, и неопасное. Она приготовилась слушать.
И первая же весть едва не лишила ее сознания. Анатолий, так он просил его называть, сказал ей о смерти отца. О состоявшихся уже похоронах. И замолчал, дал опомниться, прийти в себя.
Мысли у нее разбегались, и она никак не могла сформулировать самый, казалось бы, элементарный вопрос: почему? Что случилось? Кто виноват в этом? Вопросов было много, но, в сущности, один: как это случилось?..
Анатолий не хотел ничего скрывать. Он просто не стал говорить о том, что не виделся с ее отцом здесь, и вел себя так, будто они разговаривали и до, и после их свидания в подвальной комнате. А вот о покушении на Олега рассказал, и очень подробно: кто это был, откуда убийца. Точнее, двое. Ну и наконец сказал о нежелании ее отца взять с собой охранника и о его гибели дома от руки пока еще неизвестного киллера. Однако у прокуратуры имелись уже твердые данные на этот счет.
Затем он рассказал о прощании и похоронах, о раздорах в стане Западинского и убийстве директора ФАПСИ, который приехал в "Арбатские встречи", скорее всего, для того, чтобы арестовать своего "мятежного" генерала. Словом, он попытался создать, и надо сказать, добился в этом успеха, новый, неизвестный еще Елене образ ее недавнего покровителя и любовника. Причем некоторые свои мысли по этому поводу он без всякого зазрения совести выдавал за соображения старшего следователя по особо важным делам господина Турецкого, с кем имел длительную и доверительную беседу не далее часа назад. Это было серьезно и убедительно.
А содержание Елены под своеобразной стражей трактовалось как необходимость защиты ее жизни от этих мерзавцев - Западинского и Абушахмина, являющегося никаким не бизнесменом, а вором в законе, закоренелым преступником и убийцей. И она сама, о чем свидетельствует магнитофонная запись во время одной из "посиделок" Западинского с этой компанией, практически была уже передана вору в качестве награды за убийство Олега Николаевича. Впрочем, если у нее еще остаются какие-то сомнения, магнитофонная запись может быть представлена ей, она, конечно, узнает голос Виталия Борисовича. И кстати, то, что она не оказалась в лапах бандита, давно положившего на нее свой жадный глаз, чистая случайность. Вернее, оперативность сотрудников охраны его, плешаковской, фирмы позволила поломать дьявольские планы Западинского. Правда, сделано это было, мягко говоря, в грубоватой форме, за что Анатолий искренно принес Елене свои глубочайшие извинения. И еще он просил ее забыть о доставленных ей неприятностях, понимая, что любые физические и моральные травмы обязательно нуждаются в конкретной компенсации. Сумма, которую она сочтет нужным назвать ему, будет ей определенным утешением. Он же, со своей стороны, очень рассчитывает, что у девушки не останется в душе зла против него.
В этой связи вполне разумно принять и главное решение: остаться еще на некоторое время здесь, пока не будут задержаны преступники. Если же она пожелает вернуться домой, ей будет обязательно предоставлена надежная охрана. Даже если она будет возражать. Но окончательное решение она должна принять сама, никто не желает ее неволить.
В общем, Анатолий Иванович мог быть довольным собой. Девушка "оттаивала" на глазах. И становилась той замечательно привлекательной особой, которая плавными движениями гибких рук держала в некотором оцепенении добрую половину мужского населения страны. Очень хорошо понимал Анатолий плотоядный намек главного своего охранника: дай, мол, только разрешение, отбою не будет… Нет, такая девочка не для них. А вот ему самому есть прямой смысл, после всех неприятностей, которые наверняка уже поджидали ее на работе, предложить девушке свой канал, приличные перспективы - не вечно же ей довольствоваться догадками Гидрометцентра!
И о брате ее тоже пока не стоит заводить разговора. Если уж топить Виталика, то надо это делать, не стесняясь ни в каких средствах. И вполне возможно, что именно Вадим станет для Западинского убийственным аргументом на суде. Значит, брата и сестру надо развести как можно дальше. Сейчас самое важное - освободить от Западинского информационное поле, а как делаются на нем миллионы, этому Анатолия учить не надо было. Жадность сгубила фраера, это правда. А Виталик всегда был фраером. Фраером и стукачом. Он был жаден и не хотел ничем поступиться. Но ведь в большом деле без некоторых потерь не бывает. Это - закон, на который Виталий не собирался обращать внимания. Тут его и погибель.
Плешаков даже сам удивился, что думал о своем "заклятом друге" в прошедшем времени. Поразительно! Но - факт. Ничего уже тут не поделаешь…
Ужин подходил к концу, Елена еще хмурилась, была рассеянна, но это понятно - столько информации, не щадящей бедную головку. Анатолий же чувствовал себя на высоте, победителем. Ну хорошо, она захотела поехать домой, такую возможность предоставить совсем нетрудно. Оставить на ночь охрану, риска-то ведь особого нет, он специально постарался сгустить атмосферу, а если по правде, то кому она сейчас нужна!.. Им - не до нее, да они и не узнают, что она дома. Зато намек господина Турецкого пропадет втуне. Какая статья?! Какое похищение?! Шутка, продиктованная заботой о здоровье. Пусть докажут обратное! Тем более что Леночка уже, кажется, настроена благодушно.
Ну что ж, можно ехать. Она удивилась:
- Что, прямо сейчас?
- Я буду счастлив, если вы окажете мне честь и останетесь гостьей еще на одну ночь. Но решать - вам!
- Я так давно не была дома… Кажется, целую вечность. А вас действительно не затруднит?
- Побойтесь Бога! О чем вы говорите? Сам лично доставлю вас. И полнейшую безопасность обеспечу. Оставлю свой телефон, если что.
И она решала ехать…
Свежий воздух заставил ее покачнуться, как человека, покинувшего больничную палату.
- Знакомый "мерседес", - сказала она.
- Нет, это другой, - улыбнулся Плешаков и предупредительно открыл перед ней дверь…
Денис Грязнов не привык дважды выслушивать просьбы вообще, а дядины - в особенности. Поэтому он тут же поднял с постели лучшего своего "бродягу в Интернете", грузного и бородатого Макса, и, несмотря на чертыхания, а затем обычные слезные мольбы, заявил сотрудничку, что за ним уже вышла машина. Следовательно, прибытие Макса в обитель должно состояться не позднее… такого-то часа. Денис знал, что Макс будет продолжать скулить и по дороге в агентство, но теперь больше по привычке всех неповоротливых и предназначенных судьбой к сидячему образу жизни людей. Однако уже малый намек на то, что предстоят весьма любопытные игры, частично выходящие за рамки законности, сразу привел Макса в рабочее состояние.