- Сейчас поеду туда. Внимание всем, находящимся на Козьей горе, вызывает Кандолин. Операция прерывается примерно на полчаса. Всем оставаться на своих местах. Следует иметь в виду, что обстоятельства могли измениться и объект может попытаться попасть в дом с улицы. Наблюдайте…
Кауранен включил в машине свет и схватился за рычаг скоростей.
- Группа Нордстрёма приняла к сведению.
Кандолин нагнулся, он нашаривал на полу сигнальную лампу. Кауранен развернулся, выезжая из переулка. Кусты хлестали "ладу" по бокам.
- Вийникка сообщение принял.
Кандолин поднял сигнальную лампу на колени и опустил стекло. Ночной ветер ворвался в салон. Машина затарахтела по улице.
- "Транзит" принял.
Сработало пусковое устройство сигнальной лампы.
- Не включай пока! - бросил Кауранен. - Лучше, чтоб нас не заметили. Не надо сигналить…
Где-то поблизости, чихая и кашляя, заработал мотор. Похоже, его удалось завести. Харьюнпяа поднял стекло и обеими руками вцепился в спинку переднего сиденья. "Лада" влетела в туннель под железной дорогой и, взвизгнув шинами, свернула на Окружную. Кауранен мчал вовсю. Кандолин установил сигнал. Синий свет заполыхал вокруг машины, освещая столбы и дорожные знаки. И так как звукового сигнала не было, слышалось лишь жужжание электромотора, вращающего лампу.
27. Подозрительный автобус
Было без четверти два.
Уле-Иккала возглавлял группу. Вернее, был в ней старшим - навыки руководителя он давно растерял вместе с надеждой попасть на курсы младшего командного состава. С ним находился Мальчик - так он называл каждого, кто был в его группе, но делал это не для того, чтобы обидеть или оскорбить, а по той простой причине, что никак не мог выучить имена молодых ребят, назначаемых ему в помощники, - они менялись так часто и к тому же были все друг на друга похожи: длинноногие, с пробивающимися над верхней губой светлыми усиками.
Уле-Иккала вел машину. Мальчик не имел еще водительских прав, да он и вообще не смог бы сидеть за рулем: глаза у него от усталости слипались, голова склонялась то на одно, то на другое плечо. Они находились на виадуке над Окружной дорогой, когда под ними прогромыхал автобус, направляющийся к западу. Мальчик раскрыл глаза и сонно огляделся.
- Где мы?
- В полицейской машине. Но скоро будем в участке и выпьем крепкого кофе.
- Вон идет машина без огней. Вон там, внизу. Точно финский флаг…
- "Там, внизу", - это Окружная! И если ты имеешь в виду тот автобус, то фары у него горят. Я видел, как он въехал под виадук. Я ведь не спал…
- Ничего подобного. Видишь, задних огней-то нет. В него может кто-нибудь врезаться… Пьяные водители часто забывают включить фары.
- Я тебе сказал, что фары у него горели.
Уле-Иккала затормозил, и "транзит" остановился посреди виадука. Уле-Иккала глядел на удаляющуюся машину.
- Черт побери! - вырвалось у него.
- Темным-темно.
- Но передние фары точно горели.
- Да-а…
Уле-Иккала крепче сжал руль, не зная, как поступить. Он не любил вмешиваться в дорожные происшествия, они всегда вызывали в нем досаду, но, с другой стороны, деликатное "да-а", произнесенное Мальчиком, показалось ему злорадным и возмутило своей язвительностью. А ведь эти мальчики никогда ничего сами не замечают, вечно приходится указывать им в нужную сторону и кричать: "Глянь-ка вон туда! Смотри же!" Только после этого они начинают что-то соображать. Уле-Иккала потер подбородок и почти почувствовал на языке вкус кофе. Но тут он вспомнил, как кто-то учил его, что нельзя душить инициативу молодых констеблей в зародыше, надо иной раз прислушаться и к их предложениям.
- Поедем поглядим, горят у него передние фары или нет, - обернулся он к Мальчику. - Тот, кто ошибся, платит за кофе. О’кей?
Мальчик кивнул. Уле-Иккала подал метров на сто назад и спустился на Окружную дорогу. Автобус ушел вперед и только чуть виднелся вдали.
- Почему они так покрасили свою машину? По-моему, это просто кощунство.
- Может, она принадлежит какому-нибудь ансамблю или наркоманам. Может, тут пахнет наркобизнесом.
- Да, пожалуй.
"Транзит" нагонял автобус. В нем, похоже, имелись и другие неполадки, не только с задними фарами: за ним тянулась черная туча газа, и шел он зигзагами, то и дело поднимая в воздух песок с обочины.
- Да шофер просто в стельку пьян! - хихикнул Мальчик.
- Погоди-ка. Узнай по рации его регистрационный номер. Потом возьми жезл автоинспектора и приготовься играть его роль.
До автобуса оставалось метров тридцать. Мальчик схватил микрофон.
- Управление, слышите группу три-четыре-четыре?
- Не кричи так, - не разжимая губ, сказал Уле-Иккала. - И не держи микрофон близко у рта.
- Управление! Вызывает три-четыре-четыре.
- Управление слушает.
- Нужна проверка водительских прав. Номер: Ульрих-Хейкки-Ева-восемь-семь. Автобус, бело-синего цвета. Марки не различить…
- Ульрих-Хейкки-Ева-восемь-семь. Одну минутку.
Радио умолкло. Уле-Иккала представил себе, как дежурный Управления склонился над пультом и набрал номер - через секунду на экране появился ответ, дежурный поднес микрофон к губам и нажал на тумблер.
- Три-четыре-четыре, говорит Управление. Номер не перепутан? Компьютер выдает, что это микроавтобус, который давно миновал зрелый возраст и изъят из картотеки.
- Номер верный. Это автобус.
- И что, он движется? Или стоит?
- Идет перед нами… качается… водитель точно под мухой. Что нам делать?
- Разве можно так спрашивать?! - охнул Уле-Иккала. - Нас же засмеют. Мы его остановим.
- По дружбе можем посоветовать: попытайтесь остановить. Помощь нужна?
- Скажи - нет!
- Не нужна. Мы остановим…
- Хорошо, Мальчик, хорошо.
Автобус увеличил скорость. Она приближалась к семидесяти. Водитель их, очевидно, увидел, но не догадывался, голубчик, что́ его ожидает. Уле-Иккала нажал на одну из кнопок нижнего ряда на пульте управления - кнопку, напоминающую маленький гриб, - воронкообразную лисичку.
- Открой окно и выставь жезл, - велел он Мальчику. - Поглядим, как они прореагируют. Обычно начинают дергаться…
Мальчик опустил стекло. Ночь влетела в машину бензиновой вонью и скрежетом колес. Уле-Иккала до упора нажал на сигнал. Хвост автобуса вспыхнул синевой. Сигнал завыл - сразу изо всей силы: "Тиа-тиа-тиа!"
Уле-Иккала перебросил машину на левую сторону дороги и начал прибавлять скорость. Мальчик сжимал в побелевших пальцах надпись: ПОЛИЦИЯ. Но водитель автобуса и не подумал останавливаться - он так нажимал на газ, что дорога окуталась густым шлейфом дыма, словно из заводской трубы. Потом автобус пошел почти наперерез им.
- Осторожно! - крикнул Уле-Иккала; он притормозил, едва не оказавшись в кювете. - Надо же…
И снова им пришлось пристроиться в хвост автобусу. Машины гудели, следуя друг за другом. Сигнальные огни "транзита" ярко отражались в задних стеклах автобуса, сирена ревела до одури. Уле-Иккала незаметно для себя покачивался, будто скакал на лошади. Сердце у него колотилось: недаром он терпеть не мог дорожных происшествий. Мальчик, конечно, станет потом рассказывать другим молокососам, что он на новом "транзите" не мог догнать старую рухлядь. Он снова попытался поравняться с автобусом - но опять получилось то же. И только тут Уле-Иккала сообразил, что надо остерегаться и другого: автобус может неожиданно остановиться, и тогда они обязательно в него врежутся. В целях безопасности Уле-Иккала стал решительно увеличивать расстояние между ними.
- Он сворачивает! - крикнул Мальчик.
Это была правда. Автобус переместился вправо, к самому краю дороги, и заскользил вниз, к шоссе на Хямеенлинна. Но они вовремя это заметили и последовали за ним. Уле-Иккала закусил губу - автобус мчался на бешеной скорости, внизу резко накренился и пошатнулся, но сумел удержать равновесие и покатил дальше.
- Попроси подмогу в Управлении! - крикнул Уле-Иккала. - Скажи, что мы на Нурмиярвиском шоссе и едем на север! Пусть кто-нибудь перекроет дорогу и заодно сообщит в Вантаа. Мы скоро там будем.
Мальчик дрожащим голосом стал объяснять дежурному, что́ происходит. Потом Управление по рации начало вызывать на связь машины. Ответили несколько голосов, но Уле-Иккала их не разобрал: все заглушала сирена. А автобус трюхал вперед как некое страшилище, без задних фар, с синими молниями, сверкающими на задних стеклах.
- Ой, упадет!
- Нет, удержится!
Уле-Иккала и Мальчик дышали лихорадочно. Автобус шел по стороне встречного движения. Между ними тянулось железное ограждение.
- Вдруг кто-нибудь выедет навстречу! Сообщи в Управление!
Уле-Иккала нажал на акселератор, поравнялся с автобусом, опустил стекло и замахал рукой. Все было напрасно. Автобус продолжал идти вперед, между ним и полицейской машиной мелькали ограждение и кусты роз.
- Управление, пришлите помощь! Автобус идет по левой стороне!
- Три-четыре-четыре. Из Хаага к вам выехала группа, но она вряд ли быстро вас догонит. В Вантаа постараются перекрыть развилку. Вы что же, своими силами не можете его остановить?
- Нет, он едет и едет!
- Убери микрофон!
- Три-четыре-четыре, вы слышите? Говорит Управление!
- Убери микрофон! Всегда так: справляйтесь сами, в какой бы переплет ни попали… Им легко там посиживать да карту разглядывать, а вы делайте то, что велит закон…
- Три-четыре-четыре! Слышите меня? Говорит Кауранен из криминальной полиции.
- Заткни глотку! - крикнул Уле-Иккала, повернувшись к рации, и на его щеках запылали ярко-красные пятна. Он ждал следующего прохода в ограждении - они располагались примерно в километре друг от друга, - но тут же понял, что толку от этого не будет: они снова идут позади автобуса.
- Там цыгане! - заорал Мальчик. - Из окна выглянула женщина. С длинными черными волосами и большими серьгами!
- Ишь до чего их разобрала охота путешествовать! Но скоро они успокоятся! - Уле-Иккала снял руку с баранки, задрал подол куртки и с минуту повозился, прежде чем сумел открыть кобуру. Теперь и он увидел женщину. Конечно, цыганка! Она глядела на них и что-то кричала водителю - рот у нее все время был открыт. А может, эта ведьма смеется? Уле-Иккала выхватил пистолет, который служил ему все годы работы в полиции. Он сунул его в руки Мальчику.
- Взведи его!
- Там же люди…
- Взводи!
- Там…
- Знаю я - там цыгане! Взводи!
Щелкнул взведенный Мальчиком курок. И пистолет снова оказался у Уле-Иккала.
Он высунул руку в окно, встречный ветер тут же откинул ее назад, но он сумел ее выпрямить. Вся в заклепках и ржавых пятнах, отчетливо просматривалась боковая стенка автобуса. Уле-Иккала различил и заднее колесо - оно находилось как раз рядом с ним и крутилось по асфальту как большой черный диск. Он подумал о предупредительном выстреле. Но разве его кто-нибудь услышит? Выхлопная труба автобуса ревела так, словно открылись двери преисподней.
Уле-Иккала, опершись рукой на раму, стал целиться. Это было чертовски трудно, так как время от времени приходилось глядеть на дорогу. Но он знал, во всяком случае, интуитивно чувствовал, что заднее колесо на мушке. Он нажал на курок, рука дернулась, раздался выстрел, и сноп желтых искр брызнул в разные стороны. Он взглянул вперед, потом снова нажал на курок во второй и в третий раз. Но ничего не произошло. Автобус катил по-прежнему, цыганка опять высунулась в окно. Они мчались под мостом в Вантаанкоски, и бетонные опоры мелькали, словно белые тени.
- Попал!
Заднее колесо автобуса превратилось в какое-то черное покрывало и стало хлопать, но автобус не остановился, даже не сбавил скорость. Потянуло гарью. Запах шел от колеса.
- Какого дьявола он не останавливается! Он же знает, что мы - полиция! Что за идиот, неужели не понимает, что лучше разобраться на словах!
- Откуда-то дым валит… Заднее колесо загорелось!
Автобус качнуло в сторону центральной полосы, потом стало бросать справа налево и обратно - теперь водитель действительно был в затруднении… Может быть, и второе колесо начало плавиться? Оно могло лопнуть. В автобусе, вероятно, царил полный хаос, там было, пожалуй, не лучше, чем в аду. Но водитель не останавливался, он гнал и гнал вперед. Дым стал густым и черным, из-под крыла вырвалось оранжевое пламя.
- Управление! - кричал по рации Мальчик. - Шлите помощь! Он горит! Пришлите нам помощь!
28. Злючка
Харьюнпяа сбежал по деревянной лестнице вниз, во двор. Это была та самая лестница, на которой он сутки назад открывал проволочкой крючок. Но теперь дверь квартиры была открыта, там горел свет, все говорили разом - даже малыши были на ногах, и их испуганный рев отчетливо слышался, хотя Миранда и закрылась с ними в самой дальней комнате. Громче всех орал Севери. Он требовал, чтобы Кандолин оставил перед домом полицейскую охрану до утра. Кандолин громко хохотал - как всегда, когда хотел кого-нибудь унизить. Второй полицейский оперативного отдела тоже что-то бубнил, но слов нельзя было разобрать: выкрики Севери перекрывали все.
Харьюнпяа чувствовал себя, пожалуй, больше обманутым, чем озабоченным, а почему и сам толком не знал. Он крепче прижал к уху рацию и вышел со двора на улицу. Рация молчала.
Пошел дождь. Перед домом стояли три полицейские машины, два "сааба", принадлежащих оперативному отделу, и их "лада". Сигнальные огни не горели. На тротуарах маленькими группками стояли люди, и почти все окна ближайших домов светились. Харьюнпяа поспешил к "ладе". Передняя дверца была открыта, Кауранен сидел в машине боком, выставив ноги наружу.
- В чем дело?
- Я думаю…
Кауранен склонился к рации, слушая какое-то оповещение, но оно его не заинтересовало. Он потихоньку выругался и распрямился; его лицо было растерянным, и, прежде чем спросить, он как-то рассеянно пожевал губами:
- Оно что, само разрядилось?
- Нет. Стреляли явно с улицы. В комнате полно осколков, и на одной стене отчетливо видна дырка от пули. Пулю пока не нашли. Технический отдел разыщет, когда приедет.
- Значит, тревога ложная? Какой-то идиот, шатаясь по улице, вздумал разрядить свою пушку именно в этом месте. По чистой случайности пуля влетела в цыганское окно. Вот и все…
- А может, кто-нибудь захотел их попугать? Или за что-то отомстить?
- Но это не имеет к нам никакого отношения.
- Не забывай, почему следят за Сашкой…
- Он не мог этого сделать. Я думаю, его уже поймали. Или вот-вот поймают. На шоссе Хямеенлинна…
- Внимание! Кауранен, говорит Вийникка, - раздалось вдруг по рации.
- Слушаю. Он там?
- Нет. Обыскали всю площадь, но никакого автобуса не нашли. Другие машины есть. На земле есть следы, похоже, оттуда ушла какая-то большая машина. Мы вспомнили, что вскоре после вашего отъезда слышали шум мотора. Но между дорогой и нами был дом. Кроме того, нам про автобус никто и слова не сказал…
- О’кей. Спасибо. Оставайтесь на месте, пока Кандолин не даст новых распоряжений. Харьюнпяа, позови Кандолина! Быстро!
Кауранен втянул ноги в машину и захлопнул дверцу. Харьюнпяа снова бросился во двор. Но не успел он добежать даже до угла дома, как мотор "лады" затарахтел и синий световой сигнал завертелся на крыше - висящие на веревке ползунки становились то белыми, то ярко-синими.
Сначала в дороге все молчали. Казалось, в мире нет иных звуков, кроме шуршанья колес по асфальту, свиста ветра в щелях окон и жужжания светового сигнала на крыше. Наконец Кандолин нарушил молчание:
- Я - восемь-два-семь, вызываю какую-нибудь группу на Нурмиярвиском шоссе.
Никто не ответил. Дорога убегала под машину, и полосы на асфальте тянулись, словно ленты.
Харьюнпяа сидел сзади один. Внешне он расслабился, положил руки на колени, но внутри что-то твердое и жесткое, как узел в тросе, сжимало и давило его. Он чувствовал, что это последняя поездка, связанная с выстрелами на Малом пороге, что едут они не туда и найдут не то, что предполагают.
- Слушает Вантаа, номер три-два! Нас кто-то вызывал?
- Говорит комиссар Кандолин из хельсинкской криминальной полиции. Вы задержали цыган по имени Сашка и Алекси Хедман, ехавших в автобусе?
- Я?.. Здесь я спрашиваю.
Казалось, этот человек смеется, а может, рация исказила его голос, или он просто глубоко вздохнул.
- Проверьте! - распорядился Кандолин. - Они подозреваются в убийстве.
Группа из Вантаа больше не ответила. Вместо этого по рации донеслось только шуршанье, будто кто-то водил пальцем по микрофону, не зная, как он работает, потом молодой мужской голос крикнул:
- Управление! Срочно "скорую помощь"!
- Ну-ну, три-четыре-четыре, - успокаивающе сказал дежурный из Управления. - Хельсинкское пожарное управление ответило, что они не поедут так далеко, но пожарная часть из Вантаа выслала свою группу и санитарную машину. Они, наверно, сейчас подъедут.
- Здесь требуется "скорая помощь" с врачом! - кричал Мальчик так, что рация дрожала. - Какой-то старик лежит без движения, лицо посинело. И мужчина без сознания. Весь перевязанный бинтами, из-под которых торчат трубки, а из трубок течет кровь. И женщина… у нее тоже течет… оттуда… Она рожает! И не дает никому притронуться! Пошлите "скорую"!
- Спокойно. Сейчас попробуем.
Харьюнпяа сжал край сиденья. Старик - не иначе как Калле Хедман. Харьюнпяа понимал, что значит посиневшее лицо. Он видел такую синеву на лицах умерших от сердечных приступов. Врачи считают, что к реанимации стоит прибегать только в том случае, если после остановки сердца прошло не больше пяти минут, а для стариков и того меньше.
Еще Харьюнпяа вспомнил, как рожала Элиса, лежа под пронзительно яркими лампами, сотрясаемая дрожью, с уже наполовину опавшим животом, а вокруг хлопотали врачи, акушерки, и он стоял с дурацкой тряпкой в руках, которой будто бы должен был вытирать Элисе лоб, - по ее глазам он видел, как была она одинока, и ничто, кроме вскрика Пипсы, до нее не доходило.
Харьюнпяа страшно было даже подумать о том, как безмерно одиночество женщины, если ей приходится рожать на месяц-два раньше времени, да еще на грязной обочине дороги, когда вскрика ребенка можно и не дождаться.
Они приближались к месту разыгравшейся драмы. В машине запахло дымом, сначала слегка, а потом резко и удушающе. Цвет неба изменился. Оранжеватый оттенок, который придавало ему отражение уличных фонарей, стал вдруг красным - казалось, вся дорога впереди охвачена пламенем.
Кауранен сбавил скорость. Автобус стоял на противоположной стороне шоссе, за кустами. Он не свалился в кювет, но весь полыхал. Языки пламени вырывались из его окон и соединялись в вышине, окрашивая в красный цвет густо поднимающийся вверх дым.
Харьюнпяа выскочил из машины. Треск и невообразимый шум оглушили его - казалось, тысячи людей кричат где-то безумно и без передышки. Краска пузырилась на боках автобуса, словно растопленный жир, синее и белое уже не различалось, в воздухе летали лохмотья жирной сажи.