- Постарайтесь уснуть.
- Где машина? - спросила Хулда, закрывая дверь. Голос у нее был сердитый и губы сжаты. Потом, точно вдруг что-то вспомнив, она опустила голову, разглядывая руки, и сказала совсем другим тоном: - Я к тому, что надо ее домой пригнать. Чем еще завтра заработаешь? Деньги-то все в картошку вложены.
- Машина на Малом пороге. Пригнать ее?
- Та-ак…
Хулда повернулась и зашаркала к кухне. В сущности, она оставила вопрос без ответа. Сашка стоял один в прихожей. Сначала он думал о машине и о картошке - они там, на темной стоянке между танцзалом и железной дорогой, в кустах. А Вяйнё и Онни - где они? Плоскостопые, наверно, все еще там. Но они не знают, что это их машина, и не догадаются устроить в ней засаду. Он сумел бы ее завести, хотя у него и нет ключей, Фейя не раз показывал ему те концы, которые надо соединить. Потом Сашка стал думать о Хулде, как она держится, и вдруг вздрогнул, пронзенный новым ощущением - он стал взрослым в один миг, сразу и окончательно, его уже нельзя отчитывать; Фейи нет, а Старина Калле не в счет. От этой мысли Сашка невольно прислонился к стене - он не знал, как обо всем позаботиться.
- Они не сказали! - жалобно говорила Орвокки. - Может, его никуда и не увозили… Может, Фейя…
- Молчать! - вспылила Хулда. - Ты, Алекси, останешься приглядывать за Калле. Дверь открывать никому не смейте! И никуда не ходите. Понял? А вы все, быстро обуваться! Орвокки, вызови такси… Если понадобится, все больницы объедем, где-нибудь найдется.
И вот Хулда уже в прихожей - большая, смуглая, ищет руку Сашки.
- Возьми-ка…
Это деньги. Новые купюры, еще гладенькие, настоящие деньги, те, которые спасают и помогают, - Хулда достала их откуда-то из тайника, где они были припрятаны на черный день.
- И это тоже.
Сашка вздрогнул. В другую руку Хулда сунула ему пистолет - холодный, тяжелый, пугающий - особенно потому, что его дала Хулда. Он не мог толком разглядеть оружие и боялся, что не сумеет им воспользоваться. Его вдруг стала бить дрожь.
- Вы хотите, чтобы Вяйнё и Онни… чтобы я?..
Хулда не сразу ответила. Они оба молчали. Сашка понял, что внутри у матери все плачет, что она едва держится на ногах, но притворяется сильной, чтобы выдержали остальные.
- Нет, - шепнула наконец Хулда. - Но гляди в оба. Онни такой, он на все способен… только Бог их все-таки покарает…
- Может, сказать плоскостопым, что это они?
- И думать об этом не смей! Такого позора мы на себя не возьмем. Сами позаботимся о своих делах - белобрысым на нас наплевать. А свяжешься с ищейками - пропадешь.
5. Малый порог
- Подумайте спокойно, - сказал Харьюнпяа со всей мягкостью, на какую только был способен. И так как женщина уже не плакала (видимо, подействовал укол), он решил продолжить: - Постарайтесь вспомнить, стоял ли он у окна еще до первого выстрела? Или подошел только после того, как раздался выстрел?
- Нет… Нет…
Женщина, закрыв лицо руками, снова автоматически закачала головой.
- О’кей! Остановимся, - вздохнул Харьюнпяа.
Он и женщина находились в маленькой кухоньке за буфетом. Из буфета не доносилось никаких звуков - наружную дверь охранял констебль из полиции нравов. Зато из танцевального зала отчетливо слышались растерянные голоса собранных там свидетелей, а с улицы - возгласы, торопливые шаги, новости, передаваемые транзисторами, и треск заводимых мотоциклов. То и дело кто-нибудь распахивал дверь в кухню, ведущую прямо со двора, и испуганно извинялся:
- Простите…
- Можно пригласить Мононена?
- Собаки вернулись - следы кончаются на пляже. Сказать, чтоб еще поискали?
- Полицейское управление выясняет, можно ли разобрать запруду.
- Послушай, Харьюнпяа, а кто руководит наружными поисками?
Харьюнпяа научился размышлять, не обращая ни на что внимания. У него уже сложилось общее представление о случившемся, но ему казалось, что сейчас очень важно получить показания этой женщины. Он снова посмотрел на нее. Ему хотелось встряхнуть ее или просто прикоснуться к ней, чтобы между ними установилась хоть какая-нибудь связь. Но он остерегался сделать это, потому что женщина была вся в крови - руки, одежда, даже волосы. Кровь пробовали оттереть бумажными полотенцами, но безуспешно. Это была чужая кровь. Врач обследовал женщину и не нашел на ней ни царапинки - это была кровь убитого, который лежит на полу в буфете, - Харьюнпяа едва успел на него взглянуть.
Наружную дверь снова с силой распахнули, и в кухню с шумом ввалился присланный на подмогу Турман, второй сотрудник технического отдела. В руках он держал тяжелый следственный портфель, брови были недовольно сдвинуты. За ним с камерой на шее вошел Кеттунен.
- Расследование на улице ни хрена не дало, - буркнул Турман и заметил женщину. - Извиняюсь… Черта лысого там разберешь, все уже затоптали медики, всякие зеваки и по крайней мере полсотни полицейских - а им как раз надо было следить за тем, чтобы туда никто не ходил…
Он посмотрел на женщину сощуренными глазами, но даже бровью при этом не повел.
- А гильзы? - спросил Харьюнпяа.
- Ни одной. Мы все обшарили…
- У них были револьверы, - вставил Кеттунен.
- Засунь свой револьвер знаешь куда… Извиняюсь. Тот свидетель, которого Кауранен допрашивал, стоял метрах в пяти - это вообще-то офицер, - и он уверен, что стреляли из пистолетов. Гильзы, конечно, втоптали в землю, по крайней мере сантиметров на пять. Я отметил место, его надо основательно прочесать металлоискателем. Больше я ничего не мог сделать, только сфотографировал. Мертвяк-то здесь или нет?
Харьюнпяа предостерегающе поднял руку, встал и наклонился к женщине:
- Если можете, подождите еще минутку…
Он открыл дверь в буфет.
Все втроем остановились на пороге. Помещение не было особенно большим - метра три в ширину и десять в длину. Оно выглядело мрачно, как многие буфеты. Половицы стерты, из них торчат сучки. На стенах старые рекламы взбадривающих напитков, теперь уже выцветшие и засиженные мухами, на маленькой полочке - переходящий приз, который когда-то выиграло содержащее заведение общество. На столах помятая посуда разового употребления и переполненные пепельницы. В воздухе - густой, тяжелый запах крови.
- У-ух! - мотнул головой Турман.
- Медицинская экспертиза будет? - выдохнул Кеттунен.
- Нет. Мы и так знаем, что случилось и почему наступила смерть. К тому же ее констатировал и врач "Скорой помощи".
- Да уж это-то и без врача понятно.
Справа в стене было маленькое оконце, разделенное переплетом на четыре части. В верхнем углу нижнего стекла виднелось отверстие от пули - правильное и круглое, словно украшение; все четыре стекла, стены, стулья и столы испачканы уже потемневшей и высохшей кровью - больше всего крови было на полу, там, где лежал покойник.
- В сонную артерию, что ли? - спросил Турман.
- Да. Когда влетела пуля, он стоял у окна и смотрел на улицу. Потом повернулся направо - как-то вот так, это видно по следу, и попытался добраться до двери. Он свалил вон тот стол и схватился за стул…
- Ужасный конец, - тихо сказал Кеттунен. - И зачем только глазеть в неподходящее окно в неподходящее время!
- Вполне благопристойное место по сравнению со многими другими, - бросил Турман и прошел в глубь помещения.
Харьюнпяа ничего не сказал. Он вспомнил слова врача судебной экспертизы, объяснявшего когда-то, что из поврежденной артерии кровь хлещет почти метровой струей и с огромной силой, пострадавший сначала все понимает и пугается, но потом мозг лишается крови, и человек мгновенно теряет сознание. Они оба правы - и Кеттунен, и Турман.
- Пуля прошла через затылок…
Турман, склонившийся над трупом, быстро выпрямился. Он отошел к задней стене, достал лупу и стал изучать выбоину в штукатурке, смекнув, что беспорядок в помещении не имеет значения, а в техническом отношении важнее всего найти пулю.
- Тут тоже ничего, Тимппа. Это брандмауэр. Пуля ударилась немного плашмя и отскочила куда-то в комнату. Может, она где-то под всем этим, а может, рассыпалась на мелкие кусочки. Тут, на месте удара, прорва свинцовых крошек…
Харьюнпяа и Турман посмотрели друг на друга: они знали, как важно установить тип оружия - в случае, если бы преступники были пойманы и оружие найдено, но, кажется, они потеряли обе возможности - не нашли ни пули, ни гильзы.
- Попробуем все-таки?
- А что нам еще остается? - Турман не сдержал безнадежного вздоха. Но потом в его голове мелькнула какая-то мысль, и он кивнул в сторону окна: - В этом окне двойные стекла.
Харьюнпяа не понял.
- Значит, пуля пробила оба.
- Да.
- Черт побери - "да", "да"!.. Надеюсь, вы не братья с Кеттуненом? Двор ниже окна. Пуля должна была пролететь немного вверх, и дырки в стеклах должны находиться на разных уровнях. Если же смотреть через них во двор, то они на одной линии.
- О’кей! Продолжай.
- Значит, место, откуда стреляли, там, и там я найду эту гильзу. Снимай, снимай, Кеттунен. Нам нужны фотографии. Потом мы немного порисуем и осмотрим этого молчальника… А тебе, Тимппа, не пришло в голову, что если дело обстоит так, то они охотились именно за этим парнем? Хоть он и нашей породы. И что тому цыгану во дворе подбили крыло совершенно случайно?..
Харьюнпяа кивнул в сторону кухни.
- Об этом я и хочу дознаться у той женщины. Мужик подцепил ее в самом начале вечера, и они все время были вместе, и, когда это случилось, она тоже была здесь.
- Просто мне пришел в голову такой вариант. Хотя наоборот - логичнее.
В дверях буфета появился Кауранен с исписанным блокнотом в одной руке и карандашом в другой. От раздражения и досады в уголках губ у него залегли складки - после разговора с десятками свидетелей голова шла кругом. Из-за его спины выглядывал находящийся на дежурстве Тийликка.
- Хедман, наверно, выживет, - начал Кауранен. - Пуля прошла между грудью и кишечником. Врач…
- Господи! - вырвалось у Тийликки. - Точно на живодерне!
- …был уверен, что легкие не задеты и крупные сосуды, видимо, тоже. Внутренности - другое дело. Но если он везучий… Его доставили в больницу и сразу приступили к операции.
- Ты успел его допросить?
- Узнал только, что преступники ему незнакомы. Вернее, он утверждал…
- Почему это невинные вечно страдают больше всех? - сказал Тийликка. - Вот и тут - помер бы тот красавец, а этот остался бы жив. И следствие было бы коротким: цыган споткнулся о корягу, курок был взведен, и пистолет выстрелил.
- …что вообще никого не видел, они же никогда правду не скажут. Я успел собрать предварительные показания. Это Хедман, Фейя Ассер, торговец, живет на Козьей горе, переулок Мадетоя, два.
- Торговец, видите ли. Просто пьяница.
- А я, кажется, нашел одного очень важного свидетеля. Он сейчас здорово пьян, но Кандолин прихватил его и повез в Управление допрашивать. Этот мужик разговаривал с преступниками ровно за минуту до выстрелов. Они пытались ему зубы заговорить. Там что-то концы с концами не сходятся. Но свидетель видел их лицом к лицу.
- Тоже торговцы, а?
- Послушай, Тийликка… - Харьюнпяа встал перед Тийликкой, усилием воли он заставил себя оставаться спокойным, хотя внутри у него все клокотало и очень хотелось с кем-нибудь поругаться. - Тийликка, у меня там в кухне свидетельница, она плохо себя чувствует. Не посмотришь ли ты, чтобы с ней ничего не случилось? Ни о чем с ней не говори. Просто глаз не спускай, ты это умеешь. О’кей?
На лице Кауранена мелькнула едва заметная улыбка.
- Остальные потерпевшие - это те, кому достались синяки да ушибы, когда все одновременно ринулись к дверям, чтобы спрятаться в доме. Больше всех ушиблась та женщина, что у тебя на кухне. И свидетели… имен у меня до черта, а дельного - почти ничего. Один утверждает, что, кроме Фейи, на танцах был еще какой-то цыган, другой говорит - не было. Один говорит, что стреляли четверо, другой - что один. Пока единственный стоящий свидетель, пожалуй, только тот пьяный да еще офицер, который видел оружие. Он именно на него обратил внимание. А что здесь?
- Примерно то же самое. Надо бы поехать домой к Хедману и сообщить…
- Думаешь, надо? Там уже наверняка все известно. Они всегда все знают, у них своя, цыганская, почта.
- Может, у него и родных-то таких нет, которым это не безразлично, - вставил Кеттунен. - Они же то и дело меняют свое жилье и родных. Кто больше даст - тот и родственник. А если и есть настоящие, так они только обрадуются, что места стало больше и один попал в больницу на дармовые харчи.
- Пускай группа Тийликки съездит.
- Мы с Унски в цыганское логово вдвоем не сунемся, - крикнул Тийликка в дверь - он распахнул ее и крепко держался за скобу. - Придайте нам группу с собаками. Кроме того, у нас за весь вечер ни одной передышки не было. Сначала сходим кофе попьем.
Харьюнпяа закрыл дверь.
- Теперь пора осмотреть эту личность, - сказал Турман. - Поможет кто-нибудь?
Все, даже Харьюнпяа, хотя его в кухне ждала свидетельница, подошли к покойному. Харьюнпяа казалось, что так лучше, ожидание ей полезно, может быть, она успокоится и сама расскажет о таких вещах, о которых он, пожалуй, не догадался бы спросить. Харьюнпяа не наклонился над трупом, а встал чуть поодаль; он пришел на дежурство после долгого отсутствия - был в отпуске: сначала в отцовском - после рождения дочери, потом - в очередном. Сейчас он чувствовал себя здесь несколько посторонним; смотрел на Кауранена, Кеттунена и Турмана, с удивлением обнаруживая, что и он точно такой же, как они, такое же невыразительное лицо, так же автоматически действует, то же говорит.
- Отойдите…
- Отодвинь стул, Кеттунен.
- За рукав, берись за рукав.
- Вот та-ак…
Они перевернули покойного на спину.
Мужчине было под сорок, он начинал лысеть. Загнутые вверх усы, почти такие же, как у Тийликки, и очки с толстыми стеклами, одна дужка сползла с уха, и очки сдвинулись на лоб. Пестрая летняя рубашка, куртка и коричневые брюки. Лицо какое-то помятое и дряблое - может быть, из-за крови, перепачкавшей его до неузнаваемости. Турман вытащил из кармана убитого бумажник. Дверь в танцевальный зал вдруг резко распахнулась.
- Ребята, хорошие новости!
Вошел Меэттянен, дежурный комиссар полиции порядка.
Меэттянен был уже почти пенсионного возраста, но, несмотря на это, сохранял военную выправку - вот и теперь он стоял, соединив пятки и выставив вперед подбородок, но, заметив убитого и кровь, отвернулся и, шевельнув губами, точно сплюнув, выдохнул:
- Ух, дьявольщина… - Потом кашлянул и повторил: - Ребята, хорошие новости! Стрелявших задержали.
- Врешь! Где?
- Недалеко от спортклуба. Группа Каллио схватила их по приметам. Они пытались сопротивляться - тут наши парни окончательно убедились - ага…
- Оружие при них было?
- Нет. Но долго ли от него отделаться?..
- А приметы полностью совпадают?
- Ну… Группа, во всяком случае, сообщила, что оба - темномордые, лет за двадцать, оба одеты аккуратно, в черные костюмы, под пиджаками свитеры… У одного вдобавок на большом пальце свежая ссадина, какую курок пистолета оставляет на неопытной руке.
На минуту воцарилось общее молчание - все уставились на Меэттянена, которому трудно было сдержать рвущуюся к губам улыбку.
- Тогда дело ясно как день, - выдохнул наконец Турман, и тут все одновременно поняли, что следует делать.
- Сейчас же в Управление и в камеру…
- Немедленно взять у обоих отпечатки пальцев с остатками пороховой копоти!
- Мордой вниз обоих типов, в тюремную одежду и в разные камеры…
- Наконец-то…
Меэттянен явно ободрился, отошел от двери и даже не пытался больше скрывать улыбку - он оказался победителем, и можно было забыть, что они относятся к "разным командам".
- Не поверите, ребята… Меня тут недавно холодный пот прошиб. Пришло сообщение, что откуда-то со стороны Глинянки послышались выстрелы - или выстрел. Я уж подумал… Но ничего там не нашлось. Это, видно, выхлопная труба или еще что-то. Сегодня просто настоящая война…
- Вот тебе и на. - Голос Турмана прозвучал растерянно - а он был не из тех, кто легко теряется. С разинутым ртом он глядел на вытащенные из бумажника покойного водительские права, точно это было какое-то диковинное животное, потом посмотрел на Харьюнпяа, на Кеттунена и Кауранена, посмотрел так, будто ждал объяснения, и под конец уставился на вытянутое на полу тело, словно ждал, что оно ему что-то скажет. - Это же Рейно Асикайнен.
- Кто?
- Какого черта?..
- Асикайнен?
- Так и есть - у него и усы такие же.
- Какой Асикайнен?
- Ну, Рейно. Рейска. Репэ. Да что вы, черти, не помните?
- Это наш…
- Полицейский?
- Господи. Полицейский… лежит тут, убитый… в крови…
Все остолбенели - точно комната наполнилась запахом какого-то вещества, которое заставило всех задержать дыхание; по лицам было видно, что все думают об одном и том же - что и они находились в опасности и спаслись только случайно. Каждый увидел, как он лежит на полу - с запекшейся кровью на губах и в глазницах, а вокруг стоят сослуживцы.
Наконец Кеттунен закричал срывающимся голосом:
- Здесь убитый полицейский!
- Рейно убит!
- Что там такое? Отойдите-ка…
- Убитый-то - полицейский.
Комната наполнилась вопросами и ответами, движением, шумом. В дверях стояло по крайней мере пять констеблей, потом они тоже вошли, откуда-то появились помогавшие допрашивать сотрудники отдела краж, кто-то выбежал на улицу. Скоро оттуда донеслись голоса - к окнам пятнами вплотную друг к другу прилипли лица.
- Они нарочно это сделали!
- Они на полицейского и охотились, а не на того…
- Не может ли кто-нибудь… хоть бы глаза ему за…
- Катитесь отсюда к дьяволу! Того, к чьим сапогам прилипнет пуля… я сам того парня кастрирую!
- Разве он несколько лет назад не перешел на другую работу?
- Он, кажется, в Вантаа перевелся?
- Крутой был парень - цыганам и другим бандитам спуску не давал. Раз как-то…
- Да ведь убийц поймали. Пошли-ка побеседуем с ними…
- Вон отсюда, все до единого!
- Харьюнпяа! - Тийликка стоял на пороге кухни, держа женщину за талию и за руку. - Что случилось? Это в самом деле полицейский? - Тийликка был ошеломлен, лицо его вытянулось. Потом он вспомнил о женщине и стал ее трясти. - Эта баба… она же вся в крови, ее к врачу надо. Кто он? Какой-то наш парень? Или из полиции порядка?
Харьюнпяа метнулся к кухне и попытался перегородить путь женщине - но не успел, она уже вошла в буфет и широко раскрытыми глазами обводила стены, пол, перевернутые столы и стулья, кровь - ту самую, которая хлынула из артерии Асикайнена, залив и ее. Потом увидела лежавшее на полу тело и замерла…
- Господи…
Она охватила руками свою шею. Харьюнпяа взял ее за плечи, попытался повернуть спиной к трупу и втолкнуть обратно в кухню. Женщина смотрела на Харьюнпяа, в ее глазах не было и тени жизни, большие и неподвижные, они просто застыли, а вокруг темнела размазанная косметика.