В большинстве случаев он поступал не так, как все, а его методы, как правило, были, мягко говоря, не совсем обычными.
Таким же необычным являлся список, лежащий сейчас перед ним на письменном столе.
Гёран Мальм, 42, вор, мертв (самоубийство?);
Кеннет Рот, 27, вор, мертв, похоронен;
Кристина Модиг, 14, несовершеннолетняя проститутка, мертва, похоронена;
Мадлен Ольсен, 24, рыжеволосая проститутка, мертва;
Кент Модиг, 5, ребенок (детский дом);
Клари Модиг, 7 месяцев, грудной ребенок (детский дом);
Агнес Сёдерберг, 68, старуха, дом престарелых в Розенлунде;
Герман Сёдерберг, 67, старый алкоголик, Хёгалидская лечебница;
Макс Карлсон, 23, бандит, Тиммермансгатан, 12;
Анна-Кайса Модиг, 30, проститутка, Южная больница (психиатрическое отделение);
Карла Бергрен, ?, проститутка, Гётгатан, 25.
Гюнвальд Ларссон просмотрел список и решил, что имеет смысл допросить лишь трех последних. Из оставшихся четверо мертвы, двое - маленькие дети, которые еще ничего не понимают, и двое - беспомощные старики.
Он сложил вчетверо лист бумаги, сунул его в карман и вышел из кабинета. Внизу он не сделал даже попытки кивнуть дежурному. Нашел на стоянке свою машину и поехал домой.
Субботу и воскресенье он просидел дома, запоем читая роман Сакса Ромера. О пожаре он совершенно не думал.
В понедельник утром, восемнадцатого марта, он проснулся рано, снял последние повязки, принял душ, побрился и долго выбирал, что надеть. Потом сел в машину и поехал на Гётгатан, где жила Карла Бергрен.
Ему пришлось подняться по двум лестничным маршам, пересечь наискосок заасфальтированный двор, преодолеть еще три грязных лестничных пролета с облупившейся коричневой краской и разболтанными перилами, и наконец он оказался перед щелястой дверью, на которой висел металлический почтовый ящик и был прикреплен клочок картона с написанными от руки словами "Карла Бергрен, манекенщица".
Звонка, по-видимому, здесь не было, поэтому он негромко постучал в дверь, открыл ее и вошел внутрь, не дожидаясь ответа.
Квартира оказалась однокомнатной. Оконная штора была наполовину опущена, и внутри царил полумрак. Воздух был теплым и спертым. Тепло излучали два старомодных электрокамина с открытыми спиралями. Одежда и другие предметы были в беспорядке разбросаны по полу. Единственным предметом в комнате, который нельзя было сразу же отправить в мусорное ведро, оказалась кровать. Она была достаточно большой, а постельное белье выглядело сравнительно чистым.
Карла Бергрен была в квартире одна. Она уже проснулась, но все еще не встала и лежала в кровати, читая женский журнал. Так же, как и в прошлый раз, когда он ее видел, она была голая и выглядела почти как тогда, за исключением того, что теперь она не дрожала от холода и не заходилась в истерике. Напротив, она казалась очень спокойной.
Она была хорошо сложена, очень стройная, с крашеными светлыми волосами и маленькими, чуть обвисшими грудями, которые наверняка смотрелись наиболее выгодно, когда она лежала на спине, как сейчас; волосы у нее между ног были мышиного цвета. Она лениво потянулась, зевнула и сказала:
- По-моему, еще немного рановато, но, впрочем, ладно.
Гюнвальд Ларссон ничего не сказал, и она, очевидно, ошибочно истолковала его молчание.
- Деньги, естественно, вперед. Положи их на столик вон там. Надеюсь, тебе известна такса? А может быть, тебе хочется чего-нибудь исключительного? Как насчет небольшого шведского массажа? Ручная работа, не пожалеешь.
Ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь, а комната была такой крошечной, что он едва в ней поместился. Здесь воняло потом, застоявшимся табачным дымом и дешевой косметикой. Он шагнул к окну и попытался поднять шторы, однако пружину заело, и в результате штора почти полностью опустилась.
Девушка на кровати наблюдала, как он это делает. Внезапно она узнала его.
- Ой, - сказала она. - Я тебя узнала. Ведь это ты спас мне жизнь, да?
- Да.
- Я так тебе благодарна.
- Не стоит благодарностей.
Она чуть задумалась, слегка раздвинула ноги и провела правой рукой по гениталиям.
- Это совсем другое дело, - произнесла она. - Для тебя, конечно, это будет бесплатно.
- Набрось на себя что-нибудь, - сказал Гюнвальд Ларссон.
- Почти каждый говорит, что я привлекательно выгляжу, - застенчиво сказала она.
- Только не я.
- И в постели я тоже хороша. Так все говорят.
- К тому же не в моих правилах допрашивать голых… людей.
Он чуть замялся, подыскивая слово, словно не был уверен, к какой категории следует ее отнести.
- Допрашивать? Ах да, конечно, ведь ты легавый.
И после секундного колебания:
- Я ничего не сделала.
- Ты проститутка.
- Ой, не будь таким грубым. Разве в этом есть что-то плохое?
- Оденься.
Она вздохнула, покопалась в простынях, нашла махровый халат и набросила его на себя.
- А в чем дело? - спросила она. - Чего тебе надо?
- Я хочу спросить тебя кое о чем.
- Меня? О чем же?
- Например, о том, что ты делала в том доме.
- Ничего противозаконного, - сказала она. - Это правда.
Гюнвальд Ларссон вынул шариковую ручку и вырвал из блокнота несколько листов.
- Как тебя зовут?
- Карла Бергрен, но в действительности…
- В действительности? Не вздумай лгать.
- Нет, - сказала она, надувшись, как ребенок. - Я не собираюсь тебе лгать. В действительности меня зовут Карин София Петерсон. Бергрен - это фамилия мамы. А Карла звучит лучше.
- Откуда ты приехала?
- Из Шиллингарюда. Это в Смоланде.
- Ты давно живешь в Стокгольме?
- Больше года. Почти восемнадцать месяцев.
- У тебя было здесь какое-нибудь постоянное место работы?
- Ну… смотря, что ты имеешь в виду. Я немного работала манекенщицей. Это довольно тяжелая работа.
- Сколько тебе лет?
- Семнадцать… почти.
- Значит, шестнадцать, да?
Она кивнула.
- Итак, что вы делали в той квартире?
- У нас была всего лишь маленькая вечеринка.
- Ты имеешь в виду, что вы ужинали и все такое прочее?
- Нет. Это была секс-парти.
- Секс-парти?
- Ну да. Ты что, никогда о таком не слышал? Это классная вещь.
- Ага, - равнодушно сказал Гюнвальд Ларссон, переворачивая страницу. - Ты хорошо знала этих людей?
- Парня, который там жил, я раньше никогда не видела. По-моему, его звали Кент.
- Кеннет Рот.
- Ах, вот как? Ну, все равно, я никогда раньше о нем не слышала. С Мадлен я тоже была плохо знакома. Они умерли, да?
- Да. А что ты можешь сказать о Максе Карлсоне?
- Я его знала. Мы иногда с ним встречались, но только для того чтобы переспать и получить удовольствие. Это он меня туда привел.
- Он твой сутенер?
Она покачала головой и сказала с наивной торжественностью:
- Нет, я в них не нуждаюсь. С ними одна морока. Этим парням нужны только деньги; кроме своей доли, их больше ничего не интересует.
- Ты знала Гёрана Мальма?
- Это тот парень, который покончил с собой и устроил пожар? Тот, что жил внизу?
- Совершенно верно.
- Никогда о нем не слыхала. Но то, что он сделал, - это просто ужасно.
- А остальные знали его?
- По-моему, нет. Во всяком случае, Макс и Мадлен его не знали. Может быть, с ним был знаком Кент, то есть Кеннет, ведь он там жил, так ведь?
- Ну ладно, что вы там делали?
- Трахались.
Гюнвальд Ларссон пристально посмотрел на нее и медленно сказал:
- Нам придется поговорить об этой вечеринке более подробно. В котором часу ты туда пришла? И как вообще получилось, что ты туда попала?
- Меня пригласил Макс. Сказал, что мы неплохо развлечемся. По пути мы захватили с собой Мадлен.
- Вы добирались туда пешком?
- Пешком! В такую погоду! Мы взяли такси.
- Когда вы туда приехали?
- По-моему, около девяти.
- Что вы там делали?
- У парня, который там жил, оказалось две бутылки вина, и мы их выпили. Потом слушали музыку.
- Ты не заметила ничего необычного?
Она снова покачала головой.
- Что ты имеешь в виду?
- Продолжай, - сказал Гюнвальд Ларссон.
- Ну, потом Мадлен разделась. Да на ней-то и смотреть не на что. Я сделала то же самое. Ребята тоже. А потом… потом мы танцевали.
- Голые?
- Да. Это классная вещь.
- Понятно, продолжай.
- Мы какое-то время танцевали. Потом сели и покурили.
- Покурили?
- Да. Гашиш. Чтобы получить кайф. Это классно.
- Кто давал тебе гашиш?
- Макс. Он…
- Да? Что же он делал?
- Ну, ладно! Ты ведь спас мне жизнь, и, кроме того, я пообещала тебе говорить правду. Но я ничего не сделала.
- Так чем же занимался Макс?
- Он торговал гашишем. В основном, продавал его подросткам.
Гюнвальд Ларссон сделал пометку.
- Что было потом?
- Ну, ребята бросили жребий, кому с кем оставаться. Это было очень забавно. Ты, наверное, сам участвовал в таких делах.
- Они подбросили монетку?
- Точно. Максу досталась Мадлен, и они ушли в другую комнату. А я и этот парень, Кеннет, остались в кухне. Мы собирались…
- Продолжай, я слушаю.
- Ой, ты наверняка сам участвовал в таких вечеринках. Сначала мы собирались заняться этим делом попарно, а потом собраться всей компанией, если, конечно, ребята еще будут на что-то способны. Это самая классная вещь, я тебе точно говорю.
- Свет вы выключили?
- Да. Тот парень и я легли на пол в кухне. Впрочем…
- Что, впрочем?
- Ну, произошла странная вещь - я уснула. Проснулась я оттого, что Мадлен меня тормошила; она растолкала меня и сказала, что Макс сердится оттого, что я не иду к нему. В этот момент я лежала на том парне сверху, раскинув ноги.
- Дверь между кухней и комнатой была закрыта?
- Да, и тот парень, Кеннет, тоже уснул. Мадлен принялась его тормошить. Я щелкнула зажигалкой, посмотрела, сколько времени, и увидела, что была с ним в кухне больше часа.
Гюнвальд Ларссон кивнул.
- Я ужасно себя чувствовала, но все же встала и пошла в комнату. Макс схватил меня, повалил на пол и сказал:
- Ну, так что же он сказал?
- Сейчас мы с тобой займемся делом, сказал он. Эта рыжая сучка ни на что не способна. А потом…
- Да, я слушаю.
-А потом я больше ничего не помню, кроме того, что раздался хлопок, похожий на выстрел, в комнате сразу стало полно дыма и огня. А потом появился ты… О Боже, это было ужасно.
- И тебе ничего не показалось странным?
- Только то, что я уснула. Обычно со мной такого не бывает. Я имела дело со многими настоящими ценителями, и они говорят, что я отлично знаю свое ремесло. И к тому же очень привлекательна.
Гюнвальд Ларссон кивнул и спрятал листочки бумаги. Он долго разглядывал девушку и, наконец, сказал:
- По-моему, ты довольно уродлива. У тебя обвисшие груди и мешки под глазами, ты выглядишь больной и жалкой. Через несколько лет ты опустишься, превратишься в жалкую развалину и станешь выглядеть так ужасно, что к тебе будет даже страшно прикоснуться. До свидания.
На лестнице он остановился и вернулся в квартиру. Девушка сняла халат и щупала у себя под мышками. Она хихикнула и сказала:
- В больнице у меня отросла щетина. Ты передумал?
- Я подумал, что тебе стоит купить билет в Смоланд, поехать домой и найти себе нормальную работу, - сказал он.
- Там вообще нет никакой работы, - ответила она.
Он захлопнул дверь за собой с такой силой, что она едва не соскочила с петель.
Гюнвальд Ларссон постоял несколько минут на Гётгатан. Что же он выяснил? То, что газ из квартиры Мальма просачивался в кухню верхней квартиры, вероятнее всего, вдоль водопроводных и канализационных труб. То, что концентрации газа хватило, чтобы люди наверху уснули, однако, она оказалась недостаточной, чтобы газ взорвался, когда Карин София Петерсен щелкнула своей зажигалкой.
Что это означало? В общем-то, ничего; во всяком случае, настроение у него не улучшилось.
Он чувствовал себя уставшим и нездоровым. Ему казалось, что после допроса девушки в ее мрачной комнате у него полный упадок сил. Он прямиком направился в турецкие бани и провел там три безмятежных часа.
В понедельник днем у Мартина Бека состоялся телефонный разговор, о котором никто в отделе не должен был знать. Он дождался, когда Колльберг и Скакке вышли, набрал номер Института судебной экспертизы и попросил к телефону человека по фамилии Хелм, которого считали одним из наиболее опытных криминалистов в мире.
- Ты осматривал труп Мальма как до вскрытия, так и после него?
- Естественно, - сердито ответил Хелм.
- Как по-твоему, в нем было что-нибудь необычное?
- В общем-то нет. Разве только то, что труп слишком сильно обгорел. Я имею в виду, со всех сторон. Даже сзади, хотя он лежал на спине.
Хелм сделал паузу и задумчиво добавил:
- Матрац, естественно, тоже сгорел.
- Да, понятно, - сказал Мартин Бек.
- Не понимаю я вас, парни, - в недоумении сказал Хелм. - Разве это дело не закрыто? Зачем же…
В этот момент Колльберг открыл дверь и Мартину Беку пришлось поспешно закончить разговор.
XII
Во вторник, девятнадцатого числа, Гюнвальд Ларссон был близок к тому, чтобы все бросить. Он знал, что деятельность, которую он развил на протяжении последних нескольких дней, была не совсем законной, и до сих пор не удалось обнаружить ничего, что бы могло оправдать его поведение. Действительно, он не мог доказать, что существовала какая-либо связь между Мальмом и другими людьми в доме, когда начался пожар, и теперь знал еще меньше, чем раньше, откуда взялась роковая искра.
Его утренний визит в Южную больницу позволил подтвердить лишь то, что уже и так раньше в общем-то было известно. Кристина Модиг спала в маленькой мансарде, потому что в квартире ее матери было тесно и, кроме того, ее маленькие брат и сестра очень шумели. Вряд ли поведение девушки можно было считать нормальным, но полиции до всего этого никакого дела было. Будучи малолетней, она уже одно время находилась на попечении у государства, однако теперь у властей стала модной точка зрения, что нужно использовать другие методы, когда юные девушки сбиваются с пути. Таких подростков стало слишком много, а работников социальных служб не хватало и, к тому же, методы их работы устарели. В результате многие подростки оказались предоставлены самим себе и делали все, что хотели; это ухудшало репутацию страны и приводило родителей и учителей в состояние отчаяния и бессилия. И все же, как уже говорилось, полиции до всего этого не было никакого дела.
То, что Анна-Кайса Модиг нуждается в помощи психиатра, было очевидно даже для такого относительно нечувствительного человека, как Гюнвальд Ларссон. С ней было трудно разговаривать, она все время дрожала и плакала. Он выяснил, что в мансарде была керосиновая печка, впрочем, об этом он уже знал и без нее. Разговор с ней ничего не дал, тем не менее он сидел у нее до тех пор, пока врач не рассердился и не выставил его оттуда.
Из квартиры Макса Карлсона на Тиммермансгатан не доносилось никаких признаков жизни, хотя Ларссон энергично стучал в дверь. Вероятнее всего, там просто никого не было.
Гюнвальд Ларссон поехал к себе домой в Булмору, надел клетчатый фартук и отправился в кухню, где приготовил яичницу с ветчиной и жареным картофелем. Потом он выпил чашку чая, выбрав сорт, который соответствовал его сегодняшнему настроению. К тому времени, когда он покончил с едой и вымыл посуду, было уже больше трех часов дня.
Он немного постоял у окна, глядя на высотные жилые дома этого респектабельного, но невероятно скучного пригорода. Потом спустился вниз, сел в машину опять поехал на Тиммермансгатан.
Макс Карлсон жил на втором этаже старого дома, который, однако, был в довольно приличном состоянии. Гюнвальд Ларссон оставил машину в трех кварталах от дома, но не из осторожности, а скорее из-за хронической нехватки мест для стоянки. Он быстро шагал по тротуару и находился уже менее чем в десяти метрах от парадного, как вдруг заметил человека, идущего ему на встречу, - девочку лет тринадцати или четырнадцати, похожую на тысячи других, с длинными развевающимися волосами, в джинсах и курточке. В руке она несла вытертый кожаный портфель и, очевидно, шла прямо из школы. В ее внешности и одежде не было ничего необычного, и он, вероятно, никогда бы не обратил внимания на девочку, если бы не ее поведение. Она двигалась чересчур беззаботно, словно изо всех сил старалась выглядеть спокойной и естественной, но, несмотря на это, ежесекундно с тревогой и виноватым видом оглядывалась но сторонам. Встретившись с ним взглядом, она немного поколебалась и остановилась, а он продолжал идти прямо, мимо нее и парадного. Девочка проводила его взглядом и вошла в парадное.
Гюнвальд Ларссон остановился, вернулся назад и последовал за ней. Двигался он быстро и бесшумно, несмотря на то, что был крупным и тяжелым, и, когда девочка постучала в дверь к Карлсону, Гюнвальд Ларссон уже успел преодолеть половину лестницы. Она тихонько постучала четыре раза; это было похоже на какой-то сигнал, и он попытался запомнить ритм. Она облегчила ему задачу, повторив стук почти сразу же, через пять или шесть секунд. Немедленно после повторного стука дверь приоткрылась; он услышал звяканье цепочки, дверь распахнулась и тут же захлопнулась. Он спустился в парадное и, прислонившись к стене, принялся ждать.
Через две или три минуты дверь наверху открылась и он услышал легкие шаги на лестнице. Ясно было, что сделка состоялась очень быстро, потому что, спустившись в парадное, девочка все еще возилась с замком своего портфеля. Гюнвальд Ларссон вытянул левую руку и схватил ее за запястье. Она остановилась, как вкопанная, и уставилась на него, не делая, однако, никакой попытки освободиться, заплакать или убежать. Казалось, она даже не очень испугалась, а скорее давно примирилась с тем, что нечто подобное раньше или позже обязательно должно произойти. Он молча открыл портфель и достал оттуда спичечный коробок Там лежало около десяти белых таблеток. Он отпустил запястье девочки и кивком показал, что она может идти. Она удивленно посмотрела на него и выбежала из парадного.
Гюнвальд Ларссон не торопился. Он с минуту разглядывал таблетки, потом положил их в карман и медленно поднялся по лестнице. Прислушиваясь, подождал тридцать секунд у двери. Никаких звуков из квартиры не доносилось. Он поднял руку и костяшками пальцев исполнил две быстрых серии ударов с интервалом около пяти секунд между ними.
Макс Карлсон открыл дверь. Теперь он выглядел намного лучше, чем в предыдущий раз, но Гюнвальд Ларссон помнил его лицо, и не было никакого сомнения, что и у того тоже хорошая память.
- Добрый день, - сказал Гюнвальд Ларссон, поставив ногу в зазор между дверью и косяком.
- О, это вы? - сказал Макс Карлсон.
- Я всего лишь хотел спросить, как вы себя чувствуете.