- Мария Сергеевна, почему меня не вызвали на место происшествия?
- Владимир Иванович, да там был рядовой осмотр…
- Вы же знаете, что по приказу генерального я обязан выезжать на "глухие" убийства. А если еще убита дочь сотрудника администрации президента…
- Владимир Иванович, если хотите, потом распишетесь в протоколе. Я материал заберу, не буду оставлять дежурному, который меня меняет. Это же наш район, я, может, завтра, еще подопрашиваю кого-нибудь…
- Ладно. Осмотр что-нибудь дал?
- Ничего особенного. Способ убийства установили - преступник сзади захватил жертву, зажав ей рот локтевым сгибом, и удары наносил, прижимая жертву к себе.
- Значит, крови на нем может и не быть?
- Может и не быть.
- Что еще?
- Собрала с ладоней трупа микрочастицы, с пола парадной, но…
- Понятно, это до экспертизы. Я завтра буду в прокуратуре, доложите мне дело. А до утра отдохните.
- Спасибо, Владимир Иванович, - пробормотала я, соображая, как мне выкручиваться с музыкальными занятиями Хрюндика, если шеф хочет, чтобы я завтра вплотную занялась свежим делом. В глубокой задумчивости я опустила трубку на рычаг, но телефон тут же зазвонил снова.
- Дежурный следователь Швецова, слушаю.
- Машка, ты уже три часа как не дежурный следователь, - прошептал Задов, но я отмахнулась.
- Мария Сергеевна, это некто Синцов, привет.
- Ой, Андрей, наконец-то! - Не знаю почему, я облегченно вздохнула. Все-таки я не одна в выходной буду ломать голову над тем, кто зверски убил тихую домашнюю девочку…
- Извини, я на место не смог подъехать. Ты там еще долго будешь?
- Нет, рапорт настрочу и домой.
- А как домой будешь добираться? Метро закрыто.
Опа! Вот об этом я не подумала. Социальные гарантии, предоставленные нам Федеральным законом о прокуратуре, не простираются так широко, чтобы обеспечить усталого следователя транспортом для доставки с дежурства, даже если ты малость переработал.
- Мне там Муха кое-что обещал, - пролепетала я, отчетливо понимая, что если бы у Мухи транспорт в мою сторону наклюнулся, я бы уже ехала домой. А так прождать можно до утра, когда метро откроется. Только мне совершенно не улыбалась перспектива ночевать в главке. Скоро с убоя вернется дежурный следователь (я-то уже три часа, как сменилась), нам придется спать "валетом", под одним одеялом, всю ночь будет трезвонить телефон, и мой коллега будет выяснять у районных оперов, нельзя ли спихнуть материальчик в родственные службы, а поняв, что нельзя, начнет препираться по поводу того, что еще они должны отработать до его приезда. Как правило, взгляды оперов и следователей на объем работы своих и чужих подразделений сильно расходятся…
Правда, еще меньше меня вдохновляла перспектива моего ночного проезда до дома и особенно - прохода по темной и опасной парадной к собственной квартире.
- Але-у! Маш, ты еще не заснула?
- Нет, Андрей, прикидываю, что страшнее - остаться ночевать в главке или ехать ночью домой.
- Если, конечно, у тебя есть мотивы тут переночевать, я вмешиваться не буду…
- Нету мотивов… - Сзади послышались хрюканье и глухой стук - это Задов, внимательно слушая наш разговор по параллельной трубке, колотил себя лапой в грудь, что должно было означать "Я! Я - мотив!".
- А с Задовым в одном помещении ночевать буду только по приговору суда. - Задов с трубкой в руке упал на разломанный следовательский диван и изобразил лебедя, умирающего от несчастной любви. Я свободной рукой стукнула его по спине и продолжила разговор.
- А если ты хочешь ночевать дома, могу подбросить, - раздалось в трубке.
- Хочу! - завопила я, подскочив на месте.
- Тогда спускайся.
- Лечу!
Я быстро покидала в сумку свои постельные принадлежности (много лет назад моя наставница - опытный следователь - мне посоветовала брать с собой на дежурство простынку и наволочку, все приятнее будет коротать редкие мгновения отдыха, постелив чистое бельишко на засаленный казенный матрас), за две минуты сочинила рапорт с отчетом о дежурстве по городу, указав в нем, что свежевозбужденное уголовное дело я забираю с собой, приняв его по указанию районного прокурора к своему производству, и намереваюсь работать по нему в ближайший выходной, увы.
Пихнув в бок успевшего заснуть Задова, я помахала ему ручкой и выбежала в ночь.
На первом же перекрестке Синцов заложил такой крутой вираж, что меня бросило прямо на него, и я невольно прижалась щекой к его мягкой куртке.
- Извини, - сказал он, выравнивая машину. - Испугалась?
- Нет, - ответила я, усаживаясь поудобнее. - Я тебе доверяю.
Он удовлетворенно кивнул. Синцовские способности водить машину в экстремальных условиях я знала давно. Он мог и по тротуару проехать, если не хватало места на проезжей части, и вписаться с точностью до миллиметра в зазор между трамваем и каким-нибудь джипом, да еще и на солидной скорости. А тихо он вообще не ездил, приговаривая: "Тормоза придумал трус". При этом я совершенно не испытывала страха, сидя рядом с этим милицейским Шумахером, - и вправду доверяла.
А от его куртки пахло табаком и еще таким почти неуловимым запахом, по которому можно безошибочно узнать одинокого мужчину. Одинокого - это такого, у которого нет жены; приходящие любовницы не в счет. Или жена есть, но только по паспорту, а на самом деле они с ней давно уже существуют, как параллельные прямые, не пересекаясь своими жизнями. Я этот запах научилась ловить не хуже служебной собаки; так пахнет от каждого второго опера.
- Тебя что, жена бросила, Андрюшка? - спросила я, стараясь, чтобы вопрос звучал шутливо. Но Андрей, как я и ожидала, не улыбнулся. И даже не повернулся ко мне, продолжал смотреть на дорогу.
- Ты торопишься?
- Я? Да в общем, нет. Ребенка дома нет, так что до утра я совершенно свободна. А что?
- Может, посидим, кофейку попьем? Я тебе как раз расскажу и про маньяка, который женщин мочит, и про то, что меня жена бросила.
Я растерялась.
- Извини, я не хотела…
- Чего ты извиняешься? - Он остановил машину около круглосуточной забегаловки напротив районного управления внутренних дел. Бывала я тут неоднократно, это такой оперской притон, где за смешные деньги можно прикинуться важным барином и посмаковать крепкий кофе, да еще если учесть, что всех местных оперов здесь знают в лицо и по имени и за неделю до зарплаты начинают отпускать им в кредит…
Я подождала, пока он закроет машину, и мы вместе вошли в плюшевое кафе совершенно советских времен. Занят был только один столик. Под тусклыми бра на пластиковых стульях сидели несколько человек в сигаретном дыму, склонившись головами друг к другу. По всей видимости, шло обсуждение текущих оперативных разработок. Или результатов последнего матча "Зенит" - "Алания".
- Есть будешь? - спросил меня Андрей.
- Ты что! - Я вяло изобразила возмущение.
- Хочешь сказать, что ночью ты не ешь? Не ври.
Я покаянно склонила голову. Конечно, я ем ночью. Как и девяносто девять процентов следователей, которые иногда только ночью получают возможность наесться за все сутки.
- Ладно, как хочешь. Тебе чай или кофе?
- А сливки к кофе тут есть?
- Только в наборе с марципанами. Сгущенка тебя устроит?
Я кивнула и стала вытирать со стола липкое пятно случайно застрявшим в дырявом стаканчике огрызком бумажной салфетки. Краем глаза я наблюдала, как Андрей, подойдя к стойке, любезничает с пышногрудой пожилой буфетчицей - вот ей-то он улыбался. Так и есть, он без денег, поскольку буфетчица открыла какой-то талмуд и внесла туда соответствующие записи. Потом она поставила на поднос тарелку с двумя бутербродами с сыром, две чашки кофе и аккуратно налила в бокал сто граммов коньяку. Улыбнувшись ей еще раз, Андрей бережно понес снедь к нашему столику.
- Ты же за рулем, - укорила я его, кивнув на коньяк.
- А где руль? - поднял он брови, и опять без улыбки. - Ты не составишь мне компанию?
- Составлю, - решилась я. Конечно, стоит мне выпить, особенно после трудового дня, глаза тут же начнут закрываться, но зато, может, я хоть немножко сниму напряжение, накопившееся за долгое дежурство по городу. Каждому следователю и оперу наверняка знакомо это чувство, когда после рабочего дня или ночи невозможно переключиться на обычную жизнь, вроде ты уже свободен - закончил допрос, сменился с дежурства, а тебя все еще перетряхивает, и ты нет-нет, да и крутишь в мозгу отдельные эпизоды "войны" и ловишь себя на том, что не слышишь окружающих.
Андрей кивнул и пошел к буфетной стойке. Когда он вернулся со второй порцией коньяка, мы тихо чокнулись. Андрей закрыл глаза и вдохнул аромат из бокала. А потом одним тягучим глотком выпил коньяк и выжидательно глянул на меня.
- Я так не могу, залпом.
- Да пей ты, как сможешь. В этой забегаловке на удивление приличные коньяк и кофе.
Я пригубила из бокала и пожалела, что заказала кофе со сгущенкой, лучше бы я вылила туда коньяк. Все-таки крепкие напитки не для меня. Синцов, внимательно посмотрев на меня, словно прочитал мои мысли.
- Все такая же ты, Швецова, извращенка: сто лет на следствии, а пить не научилась и курить небось тоже. Не закурила?
- Бросила в восьмом классе, - машинально ответила я.
- То есть?
- Когда я училась в восьмом классе, мальчик, который мне нравился, стал курить, ну, и я закурила, в воспитательных целях, чтобы показать ему, как это некрасиво. Мальчику было по фиг, а вот мне не понравилось, я и бросила.
- Понятно. Уже тогда ты мужиков воспитывала.
- Ага, только на четвертом десятке поняла, что мужика не перевоспитаешь. Что выросло, то выросло.
- Молодец, что хоть сейчас поняла. Вообще до женщин это не доходит.
- А что, ты пострадал от перевоспитания?
Синцов пожал плечами:
- Устала?
- Устала, - ответила я тихо. Я действительно очень устала. И это была самая отвратительная усталость, которая опустошает до самой последней клетки. Та усталость, которая держит, не позволяя отдохнуть.
- Но еще соображаешь?
- В меру способностей.
- - Ладно, помучаю тебя кой-какими подробностями. Ешь. - Он подвинул ко мне блюдце с бутербродом, и я послушно откусила кусок. - Значит, так. Две недели назад, тоже в субботу, в три часа дня гражданка Иванова, тридцати лет от роду, возвращалась домой из магазина. С тремя сумками в руках она зашла в парадную своего дома на улице Левина, но до квартиры не дошла. Ее труп был обнаружен мужем, вышедшим на шум.
- Ножевые?
- Десять колото-резаных, все спереди.
- Что взяли?
- Сняли с шеи золотую цепочку.
- Нормально.
- Да, если учесть, что из открытой сумки торчал кошелек, набитый деньгами.
- Набитый - это что значит?
- Около пяти тысяч. В десять раз больше, чем стоит цепочка, которую, между прочим, еще нужно толкнуть.
- Может, ему нужна была именно цепочка. Невеста заказала.
Синцов ухмыльнулся. Мы оба вспомнили давнее дело: молодой человек накануне собственной свадьбы "снял" девушку облегченного поведения в баре на Фонтанке, удовлетворил свои сексуальные притязания, а потом стал ее убивать, причем в ход пошло все, что было под рукой, - утюги, мясорубки, лукорезки, даже гриф от штанги. Мозги по стенам летали, останки девушки соскребали с лукорезок. А молодой человек после всего снял с руки жертвы обручальное кольцо, которое от души подарил своей невесте. Адвокат, защищавший его на следствии, все время мурлыкал песенку "Обручальное кольцо - не простое украшенье"…
- Короче, Андрей, ты считаешь, что это один злодей?
- Значит, так, Маша, я ничего не считаю. А посмотреть дело надо. Скажу сразу - осмотр был хреновый, за полчаса нашкрябали протокол, ничего не изъяли да и лестницу сразу затоптали.
- Ну, и чего ты от меня хочешь? Дело-то в другом районе…
- А ты попроси его в производство. Договорись в городской прокуратуре….
- Добрый ты. Знаешь, сколько у меня своих?
- Да не больше, чем обычно. Ага?
- Ты мне лучше скажи, что мы будем делать по свежаку? По трупу Антоничевой?
- Что-что… Назначишь экспертизы…
- Это я и без тебя знаю. Версии какие?
- Местные наркоманы.
- Так.
- Отвергнутый возлюбленный.
- Так.
- Что "так"? Ты сама-то поучаствуй. У тебя какие версии?
- Никаких, Андрей, кроме тех, которые ты назвал. Да, кстати, папа девочки - сотрудник администрации президента.
- Да-а? - Андрей присвистнул. - Ты не находишь, что это меняет дело?
- И что? Убийство девочки, с которой папа не живет уже десять лет, с целью воздействия на администрацию президента? За уши притянуто.
- Может быть, может быть… А другие дети есть у этого папы?
- Понятия не имею. Папу допросить не удалось. Маме надо хоть чуть-чуть в себя прийти. На неделе допрошу. Ты мне лучше скажи, ты со мной работаешь?
- А ты еще не поняла? Павел меня отрядил в полное твое распоряжение. С учетом трупа Ивановой… Ну, и еще парочки трупов в других районах.
- Ага, и еще двадцати пяти оперативно-поисковых дел прошлых лет. А я, как одна из жен в гареме, буду годами ждать свидания. - У меня сам собой закрылся один глаз - результат употребления крепкого спиртного на ночь глядя. Я подняла веко пальцем, поскольку усилием воли глаз открываться отказывался.
- А выход, Машуня, знаешь, какой?
- Знаю. Попросить все твои трупы в свое производство. Шантажист.
Синцов довольно ухмыльнулся.
- Ты не представляешь, Маша, насколько удобнее работать с одним следователем, чем мотаться по городу, всех вас обслуживая.
- Андрей, поехали, отвезешь меня домой, - взмолилась я. - Видишь, я уже пальцами веки держу, чтобы не уснуть прямо тут, за столом. Завтра позвони, вместе сходим к шефу докладываться.
- А работать сегодня не будем? - фальшиво удивился Синцов. - Я бы парочку наркотов отловил, ты бы их допросила…
- Шантажист и садист. Поехали, - сказала я уже в полусне.
- Ну вот… А чего мы приезжали-то? Коньячку попить? - С этими словами Андрей заглянул в мой бокал, вылил остатки моего коньяка себе и одним махом допил его. - Уплочено.
Это было моим последним впечатлением от дежурства. Дорогу домой я помню как в тумане, и как в тумане происходил мой вечерний туалет перед отходом ко сну. То, что он все-таки имел место, я поняла, проснувшись утром в надлежащем виде - в расстеленной постели, со смытой косметикой, намазанная кремом. Начиналось воскресенье - новый трудовой день.
Ученые всерьез изучают природу сна, вычисляют, что значат те картинки, которые скрашивают нам ночной отдых от жизни. У меня есть своя теория природы сновидений. Когда отдыхающий организм перестает требовать от мозга работы, а мозг перестает отделять мысли от впечатлений, он просто зачерпывает щедрой пригоршней клеточки с информацией о том, что мы видели, слышали и осмысливали сегодня, вчера, месяц или год назад, перемешивает наподобие цветных стекляшек в калейдоскопе и рассыпает перед нашими закрытыми глазами. Вот и все.
Я проснулась на кадре просторной парадной в историческом центре и уже поняла, что проснулась, хотя перед моими глазами еще стояла панорама этой просторной парадной, усеянной телами женщин. И около каждого тела стоял убийца, около каждой жертвы - свой. Тьфу, подумала я, нет, чтобы приснилось что-нибудь приятное, создающее настроение. Хотя вполне понятно, почему калейдоскоп выкинул мне именно этот набор впечатлений.
На часах было одиннадцать, мне следовало быстро вскочить, глотнуть чая и нестись за сыном на двух видах транспорта.
Умывшись, я заглянула в чайник. Вчерашняя заварка вызвала у меня отвращение. Я открыла холодильник и минуты три тупо разглядывала полки, но ничто из имевшихся там продуктов не разбудило во мне аппетита. Ну и ладно.
До метро я добежала так быстро, что даже не успела понять, какая на улице погода. Зато ожидая трамвая, я от души нахлебалась промозглого холода и мерзкого моросящего дождя. В трамвае все пихались и орали раздражающе громкими голосами, кондуктор с немытыми волосами отпускал пошлые шутки, протискиваясь между безбилетниками. Грязная и вонючая дворняга, невесть за кем увязавшаяся в трамвай, улеглась прямо мне на ноги, похрюкивая от удовольствия, и вытерла свои непотребные космы о мои сапоги.
До дома Игоря я доехала в состоянии тихого бешенства. Войдя в подъезд, я подумала, что если лифт не работает, я просто лопну от злости. После полуторасуточного дежурства и рваного сна подниматься на шестой этаж по идиотской лестнице, которая в 137-й серии наших блочных памятников архитектуры наглухо отделена от квартир и лифтовой шахты и на которой, ежели что приключится, можно обораться, ни одна душа тебя не услышит, да еще и свет там хронически не горит, - для меня это слишком.
Но лифт работал. Нажимая кнопку звонка, я молила Бога, чтобы Игорь сдал мне ребенка молча, потому что отчетливо понимала - если он что-нибудь вякнет, я устрою такой скандал с истерикой, что мало не покажется. Как говорит моя коллега - старший следователь городской прокуратуры Корунова, мягкая и женственная мать семейства - "Я, когда домой с работы прихожу, сразу домашних предупреждаю: прячьте ножи…"
К счастью, открыл мне не бывший муж, а ребенок, мокрый и запыхавшийся.
- Собирайся, Хрюндик, - сказала я, потрепав его вспотевшие вихры. - А чего ты такой взъерошенный?
- А мы с папой играли, - объявил мне Хрюндик, завязывая шнурки на кроссовках. - Мы соревновались.
- В чем?
- В чем? Бегали. То есть я бегал.
- То есть?
- Ну, папа придумал мне такое испытание: он поднимается к нам на лифте, а я бегу по лестнице, и кто быстрее добежит.
Ну вот, пробил мой час. Я задохнулась от возмущения.
- Игорь! - заорала я не своим голосом.
- Ну что? - В дверях появился бывший супруг в халате и шлепанцах. Уже успел переодеться. Заметает следы, злорадно подумала я.
- У тебя как с головой? - голосом тихой стервы начала я.
- Что еще? - подозрительно осведомился он, отступая в глубь квартиры.
Ага, подумала я, забоялся; ничего, сейчас получишь по полной программе…
- Я хочу понять, ты полный идиот или у тебя еще есть шансы? Как у тебя ума хватило ребенка отправлять одного по этой вашей Богом забытой лестнице?! В вашем районе, где маньяк на маньяке сидит и маньяком погоняет?! Вместо того, чтобы глаз с него не спускать, ты… - Я не смогла продолжить, у меня навернулись слезы.
- А что такого? - искренне удивился Игорь.
- Ты действительно не понимаешь? Ты?! Подполковник милиции?
- Да что с ним может случиться? Успокойся, истеричка!
- Лучше быть истеричкой, чем болваном, которому на собственного ребенка наплевать! Гоша, собирайся! - заорала я еще громче и швырнула ребенку шапку.
Игорь покрутил пальцем у виска.
- Что, очередная любовь не удалась? Конечно, только я один мог тебя терпеть, больше дураков нет, - сказал он с иезуитским выражением лица. - Так ты на нас-то свое настроение не срывай.
Испуганный Хрюндик напялил вязаную шапку и вытянулся по стойке "смирно". Я схватила его за руку и потащила к лифту.