- Я думаю, что за наркоманов мы зацепились из-за того, что во-он там, на площадочке, полно использованных шприцев, кое-какие свеженькие, - продолжил Болельщиков, протягивая мне на листе бумаги три одноразовых шприца, в которых по стенкам лениво перекатывались какие-то бурые капли. - Машка, ты пишешь уже? Это я прямо с подоконника забрал - аккуратно, на бумажку. Сейчас на пальчики обработаю, все пригодится.
- Спасибо, Женя, положи вот сюда, только смотри, чтобы никто не наступил. - Я благодарно кивнула Женьке. - Даже если эти наркоманы, которые там на площадочке тусуются, и не при делах, то хоть как свидетели сгодятся.
- Ага, - Женя шумно перевел дух. - Я вон, когда в квартиру ходил лампу подключать, мне тетка там сказала, что дверь парадной дважды хлопала.
- Вот как? - Я подняла глаза от протокола. - Значит, сначала выбежали убийцы, а потом - сверху - наблюдатели рванули? Может, те самые наркоманы с площадки? Там у них постоянный клуб…
- Убийца. - Это подал голос эксперт Задов; он уже проделал с трупом все, что от него требовалось, и теперь заполнял листочек с описанием трупных явлений. Все, что он там написал, - и сведения о наличии или отсутствии трупного окоченения, и то, как ведут себя трупные пятна при надавливании динамометром, и как реагирует зрачок при введении раствора пилокарпина в переднюю камеру глазного яблока, и кое-что другое, - все это послужит для определения времени наступления смерти. Хотя в нашем случае время смерти точно зафиксировано в медицинских документах - карте вызова "скорой помощи"…
- Что, Лева?
- Я говорю, не убийцы, а убийца. Мне почему-то кажется, что он был один. - Лева устало вытер пот со лба тыльной стороной руки в резиновой перчатке.
- Ты знаешь, мне тоже это приходило в голову. Надо поискать среди приятелей этой девочки - может, она вчера не с тем в кино пошла, а сегодня ревнивый поклонник ей объяснил, что надо соблюдать верность.
Болельщиков, перематывающий в фотоаппарате пленку, включился в разговор:
- Задов, тебе просто кажется или есть веские доводы?
- Что убийца был один?
- Ну да.
Лева подошел ко мне, подняв руки в окровавленных резиновых перчатках, и выставил бедро, как латиноамериканская красотка.
- Машка, ну-ка, прикури мне. Сигареты вот здесь, в кармане. Ай, щекотно же!
Я послушно достала из Левкиного кармана пачку сигарет и зажигалку, прикурила сигарету, и Левка, нагнувшись ко мне, прихватил ее зубами.
- Угу, - промычал он, затягиваясь.
- Не за что, родной. Так есть веские доводы?
- Элементарно, Ватсон. - Задов приосанился, готовясь прочитать нам с Болелыциковым лекцию по криминалистике. - Исходя из параметров ран, орудие было одно. Судя по весьма краткому периоду времени, в течение которого наносились ранения, это орудие было в руках у одного человека, никому не передавалось. А если убийц было несколько, то что делали остальные? Стояли и смотрели? Тогда они не убийцы…
- Сразил. - Я перевернула лист протокола. - Ладно, хорош трепаться. Я вход в парадную описала, давай привяжем труп к двери и лестнице и поехали па наружному осмотру.
- Это мои гениальные дедуктивные выкладки ты называешь "трепаться"? - деланно возмутился Задов.
- Ребята, вы когда-нибудь вслушивались в то, что вы говорите? - пропыхтел из-за моей спины Болельщиков. - "Привяжем труп", "поехали по наружному осмотру"… Или вы не русские?
- Женечка. Это же арго, профессиональный жаргон. Что тебе не нравится? - удивилась я.
- Какое арго, Марья? Ты с рождения так изъяснялась. Я же помню, как сто лет назад, ты еще стажерочкой была, звонила домой с места происшествия и маме говорила: "Мама, я сижу на трупе". А все почему? Нет культуры языка.
- Бог с ней, Женя, - махнула я рукой. - Для нас главное - культура следственного производства. Важно то, что я в протоколе напишу, а не то, что я шепотом говорю участникам осмотра. Ведь Левка меня понимает и веревкой труп привязывать не собирается. А наоборот, сейчас продиктует мне данные о положении трупа по отношению к двери парадной и лестнице. Если тебе так больше нравится.
- Что это с ним? - шепнула я Леве, когда Болельщиков, ворча, отошел. Не успел Левка ответить, как Болельщиков резко обернулся и завопил:
- Я интеллигентный человек! Во где мне ваш жаргон ментовский!
- Женя! Прости, конечно, но среди нас ты один - мент, а я-то как раз следователь прокуратуры!
- Тем хуже! - отрезал Женя.
Я выразительно посмотрела на Левку Задова, и он, махнув рукой в сторону необъятной спины Болельщикова, присел над трупом и начал диктовать мне:
- Труп несовершеннолетней Антоничевой лежит на полу парадной… Маша, как пишем - как "скорая" оставила? На спине? - Я кивнула, и Лева продолжил: - …На спине, головой направлен в сторону входной двери в парадную, ногами в сторону лестницы, руки раскинуты в стороны, ноги сведены, вытянуты…
Оглянувшись на Женю и убедившись, что тот уже вне пределов слышимости, Задов отвлекся от описания трупа и с большим удовольствием сообщил мне, что Женя недавно пострадал за отсутствие культуры языка.
- Представляешь, Машка, Болельщиков дежурил вместе с каким-то молодым уродом-следователем, тот ужрался в сосиску прямо в главке, они поехали на сексуальное убийство старой бомжихи, и следака сначала под лестницей стошнило, а потом он прямо там и упал. Болельщиков себя чувствовал виноватым, поскольку первый выпить предложил. Вот он и стал спасать положение - сам решил все за следователя написать.
- Ну? И что?
- А то. Наш Димка Сергиенко ему продиктовал "задний проход зияет", а Женя под алкогольными парами записал "задний проход сияет". Дальше от себя добавил - "имеются признаки совершения половых актов в верхний и нижний конец пищеварительного тракта".
- Как-как?
- Ну, то есть в рот и задний проход.
- Удачное выражение, - хихикнула я, - надо будет запомнить.
- Вот. По трезвости до такого не додумаешься. Когда протокол привезли в городскую, его там до дыр зачитали, я уже всех перлов и не упомню. Что-то еще типа "в носовых ходах светлая прозрачная жидкость - сопли". Кто-то из надзирающих прокуроров снял копию - и в экспертно-криминалистическое управление с доброй сопроводительной.
- Да-а, тогда конечно. Левка, давай работать, а то так и просидим тут до морковкиных заговинок, а?
- Как скажете, босс. - Левка снова уткнулся взглядом в обнаженную грудь трупа. - Труп девушки нормального телосложения, удовлетворительного питания. На трупе надето…
Дверь в парадную гулко отворилась. Все, кто еще оставался на месте происшествия, разом обернулись на звук. В парадную влетел мужчина в распахнутом твидовом пальто и ослепительно-белом шарфе. За ним вошли двое молодых людей без пальто, в костюмах, двухметрового роста, с профессионально-бесстрастными лицами. Мужчина направился прямиком к трупу, уронив по дороге Левкин экспертный чемодан, в котором что-то звякнуло и булькнуло. Я привстала с табуретки, удерживая папку с протоколом, постовой милиционер сделал шаг навстречу мужчине, но был сметен с его пути двухметровыми сопровождающими, на лицах которых при этом не отразилось никаких эмоций. Мужчина опустился на колени перед трупом, запачкав брюки кровью, щедро разлитой по полу; в лужу попал и край белоснежного шарфа. Он обхватил руками голову девочки, прижался к ней лбом и зарыдал. Сопровождающие терпеливо стояли над ним. Несколько минут слышались только глухие рыдания. Мы все потеряли дар речи, ожидая, чем кончится эта сцена.
Дверь парадной стукнула еще раз, на пороге возникла фигура в генеральской шинели, и постовой сразу вытянулся во фрунт. Начальник ГУВД окинул взором место происшествия, кивнул постовому и тихо подошел к мужчине, стоящему на коленях. Приобняв его за плечи, он помог ему подняться. Мужчина, обведя всех невидящими глазами, выпрямился и стал заваливаться на генерала. Генерал кивнул охранникам. Один из них, не меняя выражения лица, вытащил из кармана и протянул начальнику ГУВД упаковку таблеток, тот, одной рукой поддерживая мужчину, другой выщелкнул лекарство и предложил мужчине, после чего передал его с рук на руки другому телохранителю, и молодые люди бережно повели мужчину на выход. Генерал подошел ко мне и поздоровался.
- Вы дежурный следователь? - спросил он. Я кивнула. - Это отец девочки…
- Я поняла, - тихо сказала я.
- Сотрудник администрации президента, - продолжил генерал, - здесь в служебной командировке. Ему только что сообщили; он с семьей не живет уже несколько лет, постоянно проживает в Москве…
- Нельзя ли его допросить? - заикнулась я, но осеклась под гневным взглядом генерала.
- Не сейчас, - веско образумил меня он. - О чем вы только думаете?
Он повернулся на каблуках и вышел вслед за сотрудником администрации президента. "Ужас", - подумала я. Самое тяжелое на месте происшествия - это даже не лужи крови и не мозги, размазанные по стенам; вот такие сцены - обезумевшие родители над трупами детей - не дают потом спать по ночам.
Ставя в протокол время окончания осмотра, я машинально отметила, что передежурила уже два часа, а еще надо заехать в РУВД поставить штамп с номером КП на материале, да и невредно допросить свидетелей - все равно дело будет у меня в производстве. А до понедельника свидетели могут что-нибудь забыть.
Значит, сегодня мне забрать моего бэби от отца не удастся. Выходные дни мы с бывшим мужем поделили пополам: суббота принадлежит Игорю - они с Гошкой по субботам плавают в бассейне, а воскресенье мое - мы занимаемся гитарой. Когда птенцу стукнуло одиннадцать, он застенчиво заявил, что если бы он получил в подарок на день рождения электрогитару, ему больше не о чем было бы мечтать в этой жизни. Я просто опешила. Никогда раньше ребенок не заикался о желании заниматься музыкой. Но мое дитя к разговору подготовилось капитально, не только вьшожив мне на стол прайс-лист из музыкального магазина, но и сообщив, что уже есть договоренность с учителем, которого он сам себе нашел. "Только ты, мама, позвони ему сама, - попросил мой зайчик, - потому что мы с ним обо всем договорились, кроме оплаты. Он сказал, что про деньги будет с мамой разговаривать". Крыть было нечем. Позвонив потенциальному учителю и изучив гитарный ценник, я напилась валерьянки, прикинула, что в этом сезоне мне придется обойтись без зимнего пальто, и мы пошли покупать гитару.
Теперь моя роль заключается в том, что я сопровождаю своего бременского музыканта, с инструментом за плечом, к учителю и просиживаю час под дверьми, наслаждаясь звуками дуолей и триолей. Мне-то самой слон на ухо наступил, несмотря на то, что удовольствие от музыки я получаю. И я очень боялась, что слон прошелся по ушам и моего потомства. И даже намекнула учителю, что у Гошки, похоже, проблемы с музыкальным слухом. На что учитель невозмутимо ответил, что никогда не интересуется у учеников, есть у них слух или нет, учит - и все. Вроде бы все научились и никто не жаловался.
Так что в музыкальном активе моего Гошки уже "Во поле береза стояла", еще жуткая история убийства криминальным авторитетом по кличке "Прожорливое брюшко" несчастного безобидного зеленого кузнечика и парочка крутых рифов панковской группы "Оффспринг". Музыкальные занятия у нас в три. Поэтому, если я сегодня зависаю на дежурстве, завтра придется, не выспавшись, вскакивать и нестись за ним на другой конец города к бывшему мужу. Привозить детку домой, снаряжать на занятия и исполнять свой родительский долг в полном объеме.
Но на подобных происшествиях я запрещаю себе даже думать о своем ребенке, отгоняю любые воспоминания. Все-таки мысль материальна.
Вот и все участники осмотра погрустнели; одно дело возиться с остывшим трупом, который мы воспринимаем как объект работы, - тут уж никуда не деться, и мы стараемся не думать о том, что это чей-то родной человек; и совсем другое дело - надрывающие душу глаза родителей…
В полном молчании мы погрузились в машину, никто и слова не проронил, пока мы не добрались до районного управления внутренних дел. Эксперты остались дремать в машине, а я вылезла на морозный воздух и поплелась в дежурную часть.
Синцов, обещанный мне старшим наряда, так и не объявился. В дежурке сшивался только молоденький опер, на чьей территории произошло убийство. Я вяло спросила, в курсе ли он, что отец убитой девочки - сотрудник администрации президента. Надо было видеть священный ужас, отразившийся на его лице. Он робко заикнулся про передачу дела в ФСБ с соответствующим оперативным сопровождением, но тут же сам себя и обрезал:
- Да нет, не возьмут. Только влезать будут и на заслушивания дергать…
Я с ним согласилась, ко мне это относилось точно так же. Оперативник сообщил, что задержанных нет, даже местные наркоманы, напуганные вестью об убийстве, попрятались по углам. Единственная ценная информация, которую удалось получить в результате поквартирного обхода, - это то, что за пять-семь минут до происшествия в парадную входила женщина, живущая на пятом этаже. В парадной никого не было, даже наркоманы на подоконнике не сидели. Придя домой, она высказала удивление этим обстоятельством, и ее сосед по квартире ей сказал, что утром наркоманы собрались тут, как обычно, но он их шуганул. Мы с опером сошлись на том, что соседей ночью беспокоить не стоит, - им и так сегодня досталось. Из-за оргстекла, отгораживающего сотрудников дежурной части от заявителей, мне помахал рукой помдеж Ромашкин. Я открыла дверь дежурной части и прошла к его столу.
- Мария Сергеевна, ты по городу дежуришь или по району, я не понял? - спросил меня Слава Ромашкин, записывая данные о возбужденном мной уголовном деле в книгу происшествий.
- Да по городу, Слава.
- Все равно не понял. На часах двенадцатый. А по городу дежурный в девять меняется.
- Чего ты не понял, Ромашкин? Я ж не брошу труп посреди осмотра с криком: "Моя смена кончилась".
- А что? Сегодня утром медик приехал по постановлению следователя ногти стричь насильнику. Два ногтя состриг, положил в конвертик, а по радио говорят: "Московское время девять часов". Он мне конвертик на стол и в машину - прыг. Я за ним, а он - мое время истекло, я пришлю смену. Вот так-то, Мария Сергеевна. Остальные ногти уже другой доктор резал.
- Небось доктор Трепетун выезжал.
- Точно.
- Мы его меняли. Вот было бы здорово, если бы он во двор вышел, а машина уже уехала, поскольку у нее тоже смена кончилась.
- А чего, не любишь этого доктора?
- Жлобов я не люблю. Он не у станка стоит, чтобы с последним ударом часов пойти мыть руки.
- Ну не все же такие фанатики, как ты.
- Ну и не все такие пофигисты, как Трепетун. Слава, можно, я позвоню?
- Говори номер, я тебе наберу. Я продиктовала Ромашкину номер телефона моего бывшего супруга, взяла трубку, уведомила Игоря о том, что Хрюндику предстоит ночевать у него, и быстро разъединилась, не дав собеседнику возможности заклеймить меня, как отвратительную мать и развратную женщину. Игорь наверняка ни на минуту не поверил в мое затянувшееся дежурство и уже открыл рот, чтобы высказать версию о том, что в данный момент я пью водку с мужиками. Но я его знаю как облупленного и всегда ломаю ему кайф. Ромашкин по моему лицу понял смысл разговора и сочувствующе кивнул:
- Не бери в голову, Машка. Сколько вы уже в разводе?
- Три года.
- И он все успокоиться не может?
- Да ну, даже не здоровается со мной. Спасибо, хоть трубку перестал бросать, когда я звоню.
- Да-а, значит, любит крепко.
- Слава, какое "любит"? Три года уже прошло. Три года!
- Ну и что? Не забыть ему тебя. Заела ты мужику жизнь.
- Ну да, конечно. Все вы, мужики, одинаковы. Мы - твари. А вы - все в белом.
- Не злись, Машка, просто я его очень хорошо понимаю.
- Знаешь, Слава, я ему зла не желаю, дай Бог, чтобы у него все было хорошо, и я не представляю, как можно три года брызгать слюной…
На пульте у Ромашкина начался трезвон, и он приник к своим кнопочкам. А я побрела в машину, где сладко спали, обнявшись, оба эксперта. Женька облапил Задова своей пухлой рукой, а худенький Задов трогательно склонил голову на Женькину богатырскую грудь. Им хорошо, они до утра дежурят, а мне надо быстро доехать до главка, настрочить рапорт о результатах выезда и попробовать добраться до дому, поскольку экстренных допросов не намечалось.
Перед парадным подъездом-ГУВД я растолкала сладкую парочку, вытащила из машины Левку, а Болельщиков устроился поудобнее и снова захрапел, поскольку до их дежурки предстояло еще ехать. Левка висел у меня на плече и стонал, что хочет спать - выпитое пиво даром не прошло, - поэтому потащился за мной в дежурку, где я оставляла ключи от следовательской комнаты.
В дежурке я доложилась Мухе и спросила, не сможет ли он меня отправить домой. Дмитрич ответил, что в данный момент все в разгоне, только что моего сменщика отправил на очередное убийство, но пообещал, если что подвернется, не забыть про меня. Я по-дружески поцеловала его в щечку и вышла из дежурки, забрав Левку, обиженно косившегося в сторону, пока мы с Дмитричем целовались.
- Правильно тебя муж ревновал, - пробурчал Задов. - Что ты ко всем целоваться лезешь?
- Да не ко всем, Лева, а только к кому чувствую душевное расположение.
- Нашла к кому чувствовать…
- Ну вот ты еще меня будешь ревновать…
Конечно, Левка Задов к Мухе относится с подозрением. Года два назад мы тоже с Левкой дежурили, ночью съездили себе спокойненько на некриминальный труп, в два часа ночи отстрелялись, вернулись в главк и даже зашли в дежурку с Мухой потрепаться. Он с нами покалякал, но по делу ни слова не сказал, а в семь часов утра прервал мой сладкий сон сообщением о том, что с часа ночи нас дожидаются развратные действия, и не где-нибудь, а в Колпине. Я, как сознательный следователь, пошла будить экспертов - все-таки до конца дежурства еще два часа, неудобно отказываться от выезда, особенно если учесть, что вызов был в час ночи. Ну, Наташа Панова, второй эксперт, меня сразу послала под углом к горизонту, перевернулась на другой бок и стала досматривать сон. Я поныла немного над ухом у Задова, и его сердце дрогнуло, он, кряхтя, поднялся и стал собираться, придумывая и для меня, и для Мухи самые страшные эпитеты. Доехали мы только в десятом часу, когда наша смена уже кончилась. Но делать было нечего - раз приехали, пришлось работать. В три пополудни, ожидая машину в Питер, переработав шесть часов, мы с Задовым дышали свежим воздухом перед зданием местной милиции. Задов на меня демонстративно не смотрел, и я робко оправдывалась, что, мол, Муха обещал, что за полчаса доедем… Задов же на мое лепетание нервно ответил - ага, Муха, может, и долетел бы; и руками, как крылышками, наглядно похлопал по бокам. Вот с тех пор и дуется на него.
Не успели мы с Левой подняться к себе "на базу", как затрезвонил телефон в комнате дежурного следователя. Я отперла дверь, и первым до телефона допрыгнул Лева.
- Одну минуточку. Машка, это тебя. - Он протянул мне трубку. Оттуда донесся надтреснутый голос родного прокурора.