- То есть вы меня упрекаете в том, что я здорового человека засунул в психушку? Помилуйте. Есть набор профессиональных приемов, позволяющих распознать, действительно ли пациент разбалансирован. Поверьте, что я, как психолог с почти сорокалетним стажем, могу отличить человека, который напуган чем-то реальным, от психически нездорового человека, который настрадался от ветряных мельниц.
- Вы хотите сказать, что Климанова боялась призраков?
- Более того, дорогая, она так и говорила докторам.
- Что боится призраков?
- Ну да. Что боится существа с бесплотным голосом, виртуального порождения того маньяка, который преследовал ее в фильме. У нее была навязчивая идея, что мысль и слово материальны…
- Но эта же идея владела умами классиков философии…
- Безусловно, но не в болезненной форме. Климанова же довела эту идею до абсурда. В ее представлении все написанные и сыгранные образы начинают жить своей жизнью, и реальные лица, их воплотившие, обязательно встречаются с ними.
И после встречи начинается борьба реального лица и персонажа, поскольку двоим тесно в одной и той же шкуре. И на помощь персонажу могут приходить его виртуальные партнеры, потому что, по сути, это борьба миров - реального и виртуального, как теперь модно говорить. Противоборство, которое должно закончиться победой одного мира и поражением другого.
- Как интересно, - заметила Регина, которая просто заслушалась доктора.
Впрочем, я тоже. - Но почему вы считаете, что эта идея - проявление болезни?
По-моему, это просто оригинальная мысль, не более.
- Региночка, да потому, что ваша актриса была в прямом смысле слова одержима этой идеей. Любая идея утрачивает свое гносеологическое значение, превращаясь в идею-фикс. Повторяю, я бы ее синдром назвал синдромом роли жертвы. А знаете, в чем проявляется эта болезнь, кроме генерирования красивых идей?
- В чем? - спросили мы с Региной хором.
- В том, что больной делает все, чтобы действительно стать жертвой. И если не представляется удобного случая, он этот случай конструирует специально.
- Скажите, пожалуйста, доктор, - я пыталась сформулировать какую-то постоянно ускользающую от меня мысль, - а могло быть такое, что Климанова просто болезненно воспринимала какую-то реальную ситуацию?
- То есть что психическое расстройство произошло из-за того, что она испытала страх перед чем-то реальным?
- Ну да.
- Конечно, такое могло быть.
- И еще вопрос: она поправилась после лечения?
- Вопрос некорректно поставлен, - засмеялся доктор, - не после, а в результате лечения.
- Конечно, простите.
- Ничего. Скажем так: наступила ремиссия.
- Что это такое? - шепотом спросила меня Регина.
- Ремиссия - это улучшение, восстановление, - пояснил доктор, обладавший острым слухом.
- То есть вы не утверждаете, что она выздоровела?
- Давайте определимся с терминологией, - похоже, что доктор начинал терять терпение. - Выздоровление - это, конечно, замечательный результат, но не самоцель. Бывает, что больной неизлечим, его просто компенсируют и приостанавливают лечение, но постоянно наблюдают.
- Но она продолжала играть в театре…
- Ну и что? Такого плана нездоровье не вредит творческой стороне натуры. А для окружающих она была не опасна.
Допив кофе с ликером, я поблагодарила доктора, так и не прояснив до конца, что же реально происходило в жизни Климановой, а что ей казалось.
Мы с Региной поднялись и засобирались. И тут я решила задать доктору еще один вопрос.
- Доктор, а вы ведь ее осматривали при поступлении в клинику?
- И не один, целая комиссия осматривала.
- Вы не заметили у нее каких-то соматических отклонений?
- Отклонений или заболеваний? Это разные вещи.
- Ну, в общем, что-то необычное заметили?
- Необычного - нет. А вот что грудная клетка у нее болезненна при пальпации, заметил. Но она не позволила ее как следует пропальпировать.
- В тот момент, когда она к вам поступила, у нее как раз зарастали переломы ребер, вот и была болезненность.
- Да что вы! - доктор был как громом поражен. - Вы уверены?
- Видела своими глазами при вскрытии костные мозоли на ребрах.
- Та-ак. Если бы тогда это заподозрил, я бы иначе оценивал ее состояние.
- Иначе - это как?
- Я бы тогда сказал, что она была психически менее декомпенсирована, чем я поставил.
- А почему?
- Почему? - чувствовалось, что доктор устал на пальцах объяснять двум дилетанткам азы специальности. - Потому что реальная опасность и навязчивый страх - это как сообщающиеся сосуды. Чем сильнее реальная опасность, тем меньше оснований полагать, что у пациента - навязчивое состояние. Вам понятно?
Мне было ничего не понятно. Была психически больная актриса, которой все время что-то чудилось. В итоге мы имеем ее труп, труп женщины, похожей на нее, и труп мужа этой женщины. Неужели смерть Бурова - это простое совпадение, а не продолжение цепочки?
- Медицинские документы будете забирать? - спросил меня доктор, и я очнулась от своих мыслей.
- Да, конечно. Можно прямо сейчас?
- Можно, можно, - по-моему, у доктора это уже в крови было: не перечить своим собеседникам.
Он сходил куда-то и вернулся с историей болезни в красивой папочке, с розовым корешком. Подсел к нам и стал перелистывать папочку.
- Раз уж случай представился, освежу в памяти.
Я терпеливо ждала, пока доктор освежит в памяти историю лечения Климановой, потом поинтересовалась тем, чем мне надо было поинтересоваться с самого начала:
- А как насчет ее переживаний, связанных с разводом?
Доктор поднял глаза от бумаг:
- Не понял.
- Она же попала к вам из-за того, что развелась с мужем и испытала стресс.
- Вот как? - доктор с любопытством смотрел на меня. - Впервые слышу.
- Вы что, хотите сказать, что не знали этого?
- Не знал. За все время общения с пациенткой я не слышал от нее ни единого слова по поводу развода. Более того, я ее мужа хорошо знаю. Очень хорошо, - он помолчал. - Это муж ее к нам положил.
Режиссер Фиженский на вид был большим добродушным увальнем, толстым и лохматым. Однако Регина, крутившаяся одно время в мире богемы, была наслышана про то, что актеры считают его зверем, и что на съемочной площадке он орет и даже дерется.
Мне пришлось ехать к нему в монтажную. Найдя во дворах неприметную дверь, без всяких опознавательных знаков, мы вместе с увязавшейся за мной Региной долго звонили в спрятанный за плинтусом звоночек. Наконец нам открыл невразумительного вида юноша, поинтересовался, кто мы такие, и обещал поискать режиссера.
Нас впустили в помещение, предложили присесть в небольшом холле и пошли искать Фиженского. Мы с Региной присели на диванчик и стали прислушиваться к темпераментной беседе, доносившейся из приоткрытой двери комнаты напротив.
- Ты сценарист? Или не сценарист? - напористо спрашивал густой мужской голос.
- Сценарист, - уныло соглашался голос пожиже.
- Тогда переписывай эту сцену.
- Зачем? - сопротивлялся сценарист.
- О, Боже! - басил его собеседник. - Я ж тебе сказал, завтра последний съемочный день. Снимаем пятьдесят восьмую сцену, труп в квартире. Мы квартиру нашли - закачаешься, трехкомнатная, выгоревшая дотла. Ну просто дотла.
Заплатили кучу бабок. Хата в кадре смотрится обалденно, сгорело все, одни головешки остались. Фиженский вызвал пожарников для консультации, те сказали, что три дня хата так гореть не могла, чтобы никто не спохватился. А у тебя же написано, что труп обнаружили через три дня. Вот и давай, устраняй это противоречие.
- Какое противоречие? - устало проговорил сценарист. - Какое еще противоречие? Что ты мне сценарий суешь?
- Ну вот здесь перепиши, - раздался шелест бумажных страниц.
- Хорошо, - согласился сценарист. - Я исправлю. Только, Боря, при одном условии: ткни мне пальцем в место, вот здесь, в сценарии, где написано, что квартира выгорела дотла. У меня написано "обгорел стеллаж". Понимаешь?
Об-го-рел стел-лаж!
После паузы густой голос проговорил:
- Ну, не знаю. Завтра последний съемочный день. Пиши давай.
Вернувшийся в холл молодой человек, несколько запыхавшись, сообщил, что Геннадий Михайлович ушел поужинать, и мы можем найти его в кафе за углом.
Регина сказала, что это очень кстати, что она с большим удовольствием перекусит, и даже выпьет, совместив приятное с полезным, и потащила меня искать кафе.
Я подумала, что с моей стороны было большим свинством выразиться в том смысле, пусть и про себя, что Регина за мной увязалась. Она, жертвуя личным временем, любезно согласилась потаскаться со мной по городу в поисках людей, которых мне нужно было допросить, и даже предоставила для передвижений свой транспорт. Хотя ей вообще-то заняться нечем, а так хоть при деле. Главное, чтобы она не лезла в допросы и не мешала.
Однако, войдя в кафе, я подумала, что уж где-где, а в беседе с режиссером Регина не то что не помешает, а просто будет главным стимулом. Большой лохматый увалень с интеллектуальным блеском в глазах, сидевший в углу и уплетавший непотребных размеров кусок мяса, окинул Регину таким оценивающим взглядом, что она, - между прочим, видавшая виды барышня, - даже споткнулась.
Повинуясь манящему взгляду режиссера, мы подошли и представились.
Фиженский вздохнул и пригласил нас присесть. И даже предложил что-то из местного небогатого меню. И даже взял нам, и себе тоже, по бокалу вина, чтобы отметить знакомство.
- Что снимаете сейчас? - кокетливо спросила Регина, соблюдая законы вежливости.
- Сейчас? Очередную жопу, - культурно ответил Фиженский.
Мы с Региной переглянулись, не зная, как реагировать.
- Что, сценарий такой неважный?.. Или много нетрадиционной… э-э-э… эротики? - нерешительно спросила я наконец.
- Почему? - удивился режиссер. - А-а, вы не так поняли. "Жопа" - это просто термин. Означает "женщина в опасности". Жанр такой.
- Да-а? - заинтересовалась Регина. - А кто будет играть главную роль?
Фиженский назвал фамилию молодой актриски, которая засветилась уже в паре сериалов, но на мой взгляд, кроме смазливой физиономии и шикарной фигуры, ей блистать было абсолютно нечем. Он сказал, что пробовались трое артисток, но он остановил свой выбор именно на ней. Я тактично промолчала, а Регина продолжала приставать к режиссеру.
- А почему именно она?
Фиженский мечтательно прикрыл глаза и объяснил:
- Она самая талантливая. У нее такая грудь!..
Опуская подробности стремительно начавшегося флирта между режиссером и Региной, умалчивая про штрихи поведения этих двоих, носившего откровенно фривольный характер, - типа целования кончиков дамских пальчиков и якобы нечаянного толкания под столом коленками, суть беседы можно свести к следующему.
Два года назад режиссер Фиженский решил снять фильм по книге своего старого друга и соратника Латковского. У давнего спонсора были получены деньги (нетрудно догадаться, что и эту съемку финансировал господин Карапуз, видимо, не терявший надежды на то, что опекаемый им режиссер когда-нибудь все же снимет фильм, отвечающий взыскательному вкусу мецената). Сценарист Латковский настаивал, чтобы в главной роли сняли его бывшую жену, между прочим, хорошую актрису, и именно по этой причине кандидатура Климановой возражений не вызвала, а, скорее, даже наоборот. Латковский же нашел обалденную натуру, где планировалось снимать, - старинный городочек с архитектурой семнадцатого века, пальчики оближешь.
Съемочная группа приехала и поселилась в местной гостинице. Не Бог весть что, конечно, но учитывая наличие в гостинице неплохого бара, поскольку в этот городишко турфирмы постоянно таскали иностранцев, жить вполне было можно.
Однако со съемочной группой стало твориться что-то непонятное. Для начала дамы все сплошь перессорились, причем не интеллигентно, а совершенно площадно, с криками и тасканием друг друга за волосы, а мужики просто передрались. Потом у технического персонала началась белая горячка, их трясло и ломало, а. водитель и осветитель каждый Божий вечер бегали друг за другом с ножами.
Татьяна же Климанова в силу своего мягкого характера и набожности в оргиях участия не принимала и избежала страшных дамских разборок. Однако с ней приключилась другая напасть.
- Мы не знали, что и подумать. Она всегда производила на меня впечатление нормального, здравомыслящего человека. Еще можно было что-нибудь понять, если бы она напивалась до изумления, - мало ли что спьяну причудится. Но она же не пила вообще. И по ночам орала, как резаная. Прибежим, стучим ей в дверь. Она открывает вся белая, сна ни в одном глазу, трясется. Говорит, ей звонит маньяк из фильма, который мы снимаем. Представляете? Что мы должны подумать?
- Что девушку надо полечить, - подсказала Регина, допивавшая уже третий бокал вина.
- Ага, полечить; съемки в разгаре. Деньги, что называется, уплочены.
График съемок утвержден. Поначалу я думал, что это наш Пересылкин ее разыгрывает, - исполнитель роли маньяка; он, по-моему, был тихо в Татьяну влюблен. Но нет, он вместе с нами прибегал.
- Ну и что? - заметила я. - Он мог позвонить, а потом вместе с вами прибежать.
- Нет, - решительно отверг эту версию Фиженский. - Дело в том, что мы пару раз с ним вместе пили, у меня в номере. И как раз в это время Татьяна начинала орать. Прибежим, она только трясется и на телефон показывает. Трубка снята, а там кто-то молчит и дышит.
(Вот тебе раз! А подружка Климановой, актриса Райская мне рассказывала совсем иное. Сказала, что проверяла, что никто Климановой не звонил в номер…) - Вот и представьте, что мне было делать? Лечить Климанову и срывать съемку? Если бы она пила, было бы проще - вечером проследил, чтобы она приняла "лекарство", и до утра спокоен. А так… Лечил ее сам.
- Интересно, каким образом?
- Покупал ей в аптеке димедрол, она его горстями пила. Сразу после съемок водичкой запьет и спать. Ни один маньяк бы не дозвонился. Наутро, правда, еле вставала, ходила - пошатывалась, зато такой мутный глаз в камеру выдавала - залюбуешься!..
Конечно, это были ценные сведения, запутавшие ситуацию еще больше. Но всего хорошего понемножку, и режиссер, дико извиняясь - почему-то в основном перед Региной, - расплатился по счету, встал и откланялся: нужно было возвращаться в монтажную, которую выделили только до утра.
Уже после того, как он ушел, мне пришло в голову, что следующим из съемочной группы мне нужен реквизитор или как он там правильно называется. В общем, человек, который пришивает к одежде актеров оторвавшиеся пуговицы, и обеспечивает съемочный процесс, раздобывая необходимые для съемок предметы.
Говоря иносказательно - перед первым актом вешает на стенку ружье, которое в последнем акте должно выстрелить.
Поскольку у режиссера, отправившегося назад в монтажную, глаза уже по пути зажглись возвышенным огнем, и общение с ним на любые темы, кроме монтажа фильма, стало затруднительным с того момента, как он встал из-за стола, я поняла, что списков съемочной группы мне сегодня не получить. Ладно, получу их завтра у кого-нибудь более адекватного. Не все же на студии творцы. Наверное, есть и нормальные люди.
Мы с Региной еще посидели в кафе минут пятнадцать, отходя от бурной манеры общения Фиженского, и Регина спросила:
- Ну что, на сегодня все? Куда тебя везти?
И тут я с ужасом осознала, что ребенок у бабушки, а я еще в командировку не уехала. И мне предстоит вернуться в свою пустую квартиру и провести там ночь в ожидании звонка маньяка. Ну уж нет!
Регина усмехнулась.
- Конечно, я могла бы пригласить тебя к себе. Но лучше совместить приятное с полезным.
- Ты о чем?
Не отвечая, Регина вытащила из сумки мобильный телефон и набрала какой-то номер. Я не сразу поняла, что она звонит в морг. Ей ответили буквально сразу.
- Привет, Сашунчик, - проворковала она в трубку. - Слушай, ты уже в курсе, что Машку ночью чуть не убили? Кто-кто… Маньяк. И представляешь, охраны никакой ей никто не выделил. Ребенка она отвезла в безопасное место, а что ей самой делать? Мне ее так жалко, ужас! На ней лица нет. И она все время за сердце хватается. Все-таки она моя ближайшая подруга, если ее грохнут, кто меня тогда будет от ментов отмазывать? Ха-ха-ха, - Регина жеманно засмеялась. - Нет, ее рядом нету, она в туалет пошла. А я решила с тобой посоветоваться, что с ней делать? Да? А ты еще на работе? Но я могу ее подвезти, куда скажешь. Могу и в морг, ничего, что она еще живая? Ты по знакомству примешь? Отлично. Теперь осталось ее уговорить, но предоставь это мне.
Я не могла не восхититься Регининым виртуозным интриганством, мы выпили напоследок за ее дипломатические способности, и она повезла меня в бюро судебно-медицинской экспертизы.
- Вот я даже выпивши не боюсь за руль садиться, - трещала она по дороге. - Потому что я уверена в себе как в водителе. Мой тушканчик, - это она так ласково именовала своего очередного возлюбленного, - чуть что, чуть нас кто-нибудь подрежет, или бибикнет громко, так он чуть что - сразу клеймо ставит: "девушка за рулем". На себя бы посмотрел! Я его всегда спрашиваю - много он знает женщин, осужденных за дорожно-транспортные преступления? Вот то-то же. Только мужики!..
- Регина, а зачем мы едем туда? Я что, буду ночевать в морге? - тревожно спрашивала я. Регина бесподобно поводила плечами.
- Что ты переживаешь? Лучше в морге с мужиком, чем у себя дома в одиночестве. Он тебя к себе заберет.
- Это прогресс. Обычно он ко мне намыливается ночевать…
Сашка вышел нас встречать на улицу, поскольку Регина заявила, что в помещение морга она не войдет.
- Вы представляете, сколько там душ неприкаянных? - спрашивала она. - Жаждущих отмщения? Сашка, я вообще не понимаю, как эксперты там работают? Вот клиенты ваши там лежат мертвые, а души их концентрируются…
Мы со Стеценко благопристойно сделали вид, что поцеловались, коснувшись друг друга щеками. Регину это зрелище вполне удовлетворило.
- Ну что, если вас никуда не надо везти, я поеду? - спросила она, уже практически сидя за рулем своей машины.
- Счастливо, - помахал ей Сашка.
Регина с шиком развернулась и умчалась прочь. И странное дело - как только мы со Стеценко остались наедине, во мне проснулся бес противоречия. Я уже предчувствовала, что помимо своей воли буду возражать каждому Сашкиному слову и активно спорить с любым его действием. Что характерно, больше нет на свете человека, вызывающего у меня такие чувства. Наверное, это любовь.
Стеценко под локоток завел меня в опустевшие лабиринты танатологического отделения, доставил в свой кабинет и, не спрашивая, налил мне чаю, а также любезно сдвинул со стола препараты кожных лоскутов, чтобы мне было где этот чай попить.
- А ты будешь? - спросила я.
- Буду, - Сашка и себе налил чаю и присел напротив меня.
Я чуть-чуть отпила из своей кружки.
- Горячий… Саш, пока чай стынет, можно я позвоню?
- Конечно.