Я последовательно прозвонила сначала канцелярию, а потом все кабинеты родной прокуратуры; конечно, уже поздно, все ушли, только я болтаюсь по казенным домам, как будто у меня нет других радостей в жизни. А между тем хорошо бы хоть Зою найти, чтобы выяснить последние новости. Посмотрев на часы, я прикинула, что если Зоя с последним ударом часов сорвалась с рабочего места, то с учетом времени, необходимого на закупку вкусной и калорийной пищи для пациентов травматологического стационара, она уже минут пять как должна скрашивать койко-день Горчакову. Оставалось набрать номер мобильного Лешкиного телефона.
- Ну ты, старуха, с головой-то дружишь или совсем уже охренела? - ласково спросил меня друг и коллега Горчаков вместо "здрасьте". - Вон Зоя тут уже подпрыгивает, тебя обыскались. Передаю трубку.
Зоя бешеной скороговоркой, чтобы не ввести Горчакова в расход, выпалила мне в ухо, что во-первых, дело по убийству оперуполномоченного Бурова уже пришло в район и поручено ("догадайся, кому", - прокричал в трубку Горчаков), конечно, мне; во-вторых, меня искали: шеф, убойный отдел, городская прокуратура по поводу оформления командировки в Коробицин, оперуполномоченный Козлов Петр Валентинович, криминалист Федорчук, писатель Латковский, мама, бывший муж, завморгом, эксперт Маренич, два адвоката по моим делам и три адвоката по делам Горчакова…
На пятой минуте перечисления Лешка просто забрал у Зои трубку и спросил, какого черта я, имея мобильную связь, отключила телефон и ушла в подполье?
- Леш, я забыла про телефон. А с утра вообще в тюрьме была, Барракуда велел тебе кланяться.
- Протоколы у него подписала?
- Подписала.
- По краже поговорила?
- Поговорила. Отрицает, и довольно убедительно.
- Чем мотивирует?
- Бабушкой-блокадницей.
- Чего? - удивился Лешка.
- Я тебе с Зоей передам протокол его допроса, почитаешь.
Я спросила Лешку, как его нога, порадовав тем, что весь следственный изолятор уже знает про его травму.
А Лешка сказал, что хахаль здешней медсестры - той самой, с людоедскими манерами - меня знает, я его якобы допрашивала.
- Ага, Лешка, - засмеялась я, - уголовный мир сжимает вокруг тебя свои кольца?
- Да нет, этот хахаль - бывший работник милиции.
- Фамилия?
- Киреев.
- Не знаю такого.
- Вспомни хорошенько.
- Ладно, заеду к тебе, поговорим.
- Он тебе привет просил передать. Кроет тебя на чем свет стоит, говорит, ты его допрашивала три часа.
- Да не знаю я такого, - прервала я Лешку, но он продолжал.
- Ты дослушай; говорит, ты его три часа допрашивала, не выпуская изо рта сигарету.
Я хихикнула.
- Тогда понятно. А самогон из большой бутыли я не прихлебывала?
Попрощавшись с Лешкой, я начала прозванивать всех по вышеприведенному списку. Сначала позвонила маме, и узнала, что сыночек мой проболтался относительно истинных причин его эвакуации из дома, поэтому мама, в течение целого дня не сумев застать меня на работе, сходит с ума от страха, воображая, что маньяк уже напал на меня, разрезал на кусочки и развеял по ветру. Так, с мамой я провела профилактическую беседу, убедила ее в том, что до кусочков еще дело не дошло, и что не родился еще маньяк, способный справиться со мной. Маму я относительно успокоила.
Следующим в списке, по старшинству, был шеф. Я осмелилась побеспокоить его дома, услышала, что дело об убийстве оперуполномоченного стоит на контроле в городской прокуратуре, поэтому до отъезда к командировку я должна представить развернутый план расследования, назначить основные экспертизы, а завтра к девяти утра мне следует быть в городской с рапортом, содержащим подробное обоснование необходимости проведения следственных действий лично мной в Коробицине, поскольку наш зональный настаивает на том, чтобы в командировку ехал оперативник, а не я. Шеф же считает, что целесообразно ехать мне, а я должна доказать это руководству. Так, если в девять мне нужно быть в горпрокуратуре (не понимаю, что изменится, если я там буду не в девять. А в десять, например), то не позднее половины девятого нужно поймать шефа, чтобы он завизировал мой рапорт. Я уж не говорю о том, что этот рапорт нужно составить.
Теперь, по логике вещей, надо связаться с Костей Мигулько. Но сначала я набрала номер нашего экспертно-криминалистического отдела. Мигулько еще долго будет торчать на работе, а Федорчук вот-вот уйдет, если уже не ушел. А если он меня искал, то значит, у него что-то важноe. Tрубку в ЭКО долго не снимали, я уж решила, что упустила Федорчука, и расстроилась. Но тут мне ответили, к телефону подошел сам Гена и сказал, что торчал на работе специально, ждал моего звонка; отчаялся и собрался домой, но уже с лестницы услышал телефон, пришлось вернуться, о чем он не жалеет.
- Маш, я чего тебя искал, - Гена, как обычно, говорил тихо и обстоятельно, - я тут исследовал записку из квартиры актрисы. Может быть, тебе будет интересно?
- Будет, - мгновенно подтвердила я.
- Я почему-то так и подумал. Пальцев на ней огромное количество. Но старых. Пальцы разные. Ты не забудь мне заслать ее дактило-карту.
- Геночка, если дело возбудим, зашлю обязательно.
- А что, дело не возбудили? - удивился Гена.
- Пока нет.
- Странно. Там же типичное убийство. Я усмехнулась.
- Похоже, Гена, ты один так считаешь.
- А ты?
- А я пока сомневаюсь. Но думаю, что там действительно убийство.
- Вот видишь. И еще одного человека я знаю, который готов это убийство раскрывать.
- Ты про Петра Валентиновича, что ли?
- Ну да. Между прочим, ты к мальчику присмотрись, с ним в разведку пойти можно. Он уже ко мне прибегал, интересовался, чего я выжал с места происшествия. А вот ты не удосужилась пока.
- Я вообще-то тоже не груши околачивала, - обиделась я.
- Пошутил, - невозмутимо сказал Гена. - Так вот, слушай дальше про записку.
- А что, еще не все?
- Да нет, это только начало. Я еще почерк посмотрел, у меня допуск есть на почерковедение.
- Она писала?
- Она, без сомнения. Только очень давно. Я насторожилась.
- Что значит - давно? Почерковедение почерковедением, а чтобы определить давность исполнения документа, нужна другая экспертиза. И потом, за два дня ты давность не определишь, там методика очень трудоемкая, требует времени.
- Конечно, я тебе заключения за два дня не напишу. Я посмотрел предварительно, но думаю, что коллеги подтвердят мои догадки. Этой записке не меньше двух лет.
Я помолчала, и Гена забеспокоился.
- Маш, ты где?
- Я здесь. Ген, знаешь, что самое смешное? Я сегодня подумала, что мне нужен реквизитор из съемочной группы фильма "Сердце в кулаке". Интересно, кто писал предсмертную записку героини? Помнишь, там актриса оставляет записку "Меня никто не любит, я должна умереть"? Эта записка в кадре.
- Нет, Маша, самое смешное - это то, что у меня в видике кассета с фильмом "Сердце в кулаке", - поделился Гена. - Я сегодня сделал стоп-кадр на записке и провел сравнительное почерковедческое исследование. Та записка, которая использована в фильме, написана рукой самой Климановой.
- Я так и думала. Поэтому у меня к реквизитору вопрос - а куда потом записка делась, после того, как фильм сняли?
- Маш, ты можешь даже не искать реквизитора, я тебе и так скажу. На записке, использованной в фильме, имеется ряд характерных особенностей: почерка, расположения текста на бумаге, качества красителя и так далее.
Совпадений по этим параметрам с нашей запиской достаточно для категорического вывода…
- Что это та самая записка?
- Да, - просто ответил Гена.
- Нет, реквизитор мне все-таки нужен. Мне интересно, записку сразу сперли, два года назад, или уже сейчас?
Сашка, с любопытством прислушивавшийся к моим репликам, и, очевидно, хорошо понимавший, о чем идет речь, тихо заметил:
- А ты не допускаешь, что записку тогда, на съемках, взяла себе сама Климанова? Может, она собирает реликвии какие-нибудь с фильмов, в которых снимается?
- Ген, извини, - я закрыла трубку рукой и повернулась к Сашке. - Никакого архива мы у нее не нашли.
- Это ты с кем обсуждаешь секретную информацию? - ревниво спросил Федорчук.
- А ты еще не понял? С доктором Стеценко, - услышав это, Гена сразу успокоился.
- Гена, я поняла. Но у тебя на такие исследования допуска нет?
- В принципе, у меня есть допуск на техническое исследование документов, просто для такой" экспертизы у меня возможностей нет.
- Ген, а куда назначать? Это Москва делает?
- Поскольку речь идет о старом документе, давностью более года, это тебе специалисты в региональном экспертном центре сделают, у нас. А Москва делает давность до года.
- А почему? - удивилась я.
- Вот такое у них. распределение. Так что вези в региональный центр.
Да, Гена Федорчук меня озадачил. Неужели еще тогда, два года назад, кто-то стибрил записку-реквизит, имея дальний прицел на инсценировку самоубийства Климановой? Хотя можно допустить и такой вариант: кто-то утащил со съемок записку, собираясь воспользоваться ею немедленно, тогда же. Но почему-то не смог. Или не захотел. Или отпала нужда. А теперь опять появилась. Тогда надо признать, что похититель реквизита - весьма дальновидный субъект, с недюжинным терпением.
Интересно, что же такого сногсшибательного расскажет мне Костик Мигулько?
Сегодня все сговорились меня удивлять, начиная с доктора-психолога и режиссера.
А Костик-то что приготовил, раз Зоя говорит, что он так меня домогался?
Костик сообщил мне, что они тоже времени зря не теряли и установили личность окровавленного гражданина, в кармане у которого было найдено буровское удостоверение.
- Старший менеджер фирмы "Бест-ойл". В связях, порочащих его, не замечен.
Выходил от своей любовницы с третьего этажа.
- А это, по-твоему, не порочащая связь?
- Напротив, это его очень хорошо характеризует. Именно поэтому поначалу возникли сложности в его привязке к месту - он джентльмен и даму впутывать не хотел. А дама тем более впутываться не хотела. Но блестящая оперативная работа….
- Хорошо, а что он говорит?
- Маша, ты же видела, в каком он был состоянии. Неужели ты думаешь, что он что-то помнит?
- А любовница что говорит?
- Говорит, что он пришел к ней с обещанием любви и вместо этого напился до зеленых чертей. Она его выставила.
- Понятно. Тут мы не продвинулись ни на шаг, хотя я примерно представляю, как оно было.
- Да и я тоже представляю, - уныло сказал Костик. - Притащили труп, бросили в парадной, а тут вываливается такой подарок судьбы, лыка не вяжущий.
Вымазали ему рожу и руки в крови, сунули в карман буровскую ксиву, чтобы уж точно не отвертелся…
- Костя!
- Маша! - это мы сказали одновременно, нас обоих осенило в одну и ту же минуту. - Кто навел патруль на этого старшего менеджера? Что-то мне не верится, что они сами проявили такую бдительность.
- Да. Ты же видела дорожку, по которой он шел. С чего бы вдруг они поперлись за кусты? Кто-то явно им подсказал.
- Костик, займись постовыми, вытряси из них все, что есть.
- Хорошо бы. Ты в командировку-то едешь?
- Еду. А ты не хочешь со мной?
Сашка, до того момента делавший вид, что изучает высохший кожный лоскут, валяющийся на столе рядом с пряниками, перегнулся через стол и сказал в трубку негромко, но внушительно:
- Мигулько, если скажешь, что хочешь, тебе и пистолет не поможет.
- Маша, ты передай Стеценко, - не растерялся Костик, - чтобы он в наши с тобой семейные дела не вмешивался. А вообще мы тебе хотим Петра Козлова в пару выделить. Он парень грамотный, и тебя в обиду не даст. Ты заметила, как он на тебя смотрит?
- Господи, - театрально простонал Стеценко, - еще одного мочить придется!
Этак у вас вообще никого не останется.
- И этот человек давал клятву Гиппократа! - сказал мне в трубку Костик. Но Стеценко услышал:
- Ничего подобного. Я давал клятву советского врача, там говорилось, что мы должны бороться с империализмом, вот и все.
- Я вам не мешаю? - осведомилась я, и получив заверения, что не мешаю, распорядилась:
- Раз со мной Петр Валентинович едет, вся организационная сторона на нем.
Как мы поедем? Что в этот Коробицин идет, едет или плавает?
- Поедете на машине с Петром.
- Отлично.
После разговора с Мигулько я сделала менее важные звонки, и в итоге не дозвонилась только до Латковского. Но я понадеялась, что он меня простит, - Зоя сказала ему, что я уезжаю в командировку. Хотя по уму-то надо было его допросить перед командировкой….
Часа через полтора, когда я исчерпала список и наконец пристроила на законное место слегка сплавившуюся телефонную трубку, Сашка вволю поизображал, специально для меня, жгучего ревнивца, и только после этого поинтересовался, где мы будем ночевать.
Понятно, что ко мне ехать нельзя. Даже если я не буду снимать телефонную трубку, я все равно не смогу абстрагироваться от телефонного маньяка.
- Маша, неужели действительно за такое телефонное хулиганство нельзя привлечь к ответственности?
- Нет.
- И получается, что мы все совершенно беззащитны в таких ситуациях?
- Практически да.
- Что за бред?
- Знаешь, Саша, - устало сказала я, - если речь идет о нашем законе, то про логику порой можно забыть. Наверное, дело в том, что нашим законодателям не звонят по ночам телефонные маньяки.
- А я такую историю слышал, - не успокаивался Сашка, - про то, что к одному помощнику прокурора пришла женщина на прием и пожаловалась, что ей по ночам кто-то звонит и угрожает.
- И что же помощник прокурора? Стал дежурить по ночам у ее телефона?
- Нет, он ей сказал, что ничем помочь не может. Мол, закона такого нету, привлекать к ответственности за то, что кто-то по телефону звонит..
- А как насчет угроз?
- А как доказать, что ей действительно кто-то угрожает?
- Поставить ей на телефон записывающее устройство.
- А где гарантии, что не она сама организовывает эти звонки с целью бросить тень на кого-то?
- Это ты придумал такое?
- Нет, помощник прокурора.
- Так; и что же?
- Отказали ей в возбуждении дела.
- И все?
- Нет, не все. Через некоторое время этому помощнику прокурора кто-то стал звонить по ночам домой и угрожать.
- Какой ужас!
- И этот помощник прокурора вызвал заявительницу и возбудил уголовное дело по хулиганству.
- В отношении того, кто ей звонил?
- Нет, в отношении этой заявительницы.
- С какой это стати?
- А он решил, что она мстит ему таким образом за отказ в возбуждении дела.
- Это сюрреализм какой-то.
- Да уж. Маш, ты там в командировке поосторожнее, ладно?
- Да ладно, Саш. Что там со мной может случиться? Я же с Петром еду.
- И это тоже я имею в виду. Звони, ладно?
Я дала торжественное обещание звонить, и с тоской подумала про то, что мне еще писать рапорт с обоснованием необходимости командировки, составлять развернутый план расследования и назначать экспертизы.
- Ну что, поехали ко мне? - предложил Сашка.
- Не хочу, - уперлась я.
- Маша, - произнес он терпеливо, - к себе домой ты не хочешь, ко мне ты не хочешь, а больше вариантов нет. Только здесь остаться.
- Я лучше здесь останусь, - неожиданно для себя сказала я.
Справедливости ради следует отметить, что Стеценко перенес мой очередной закидон с удивительной снисходительностью. Он покладисто сказал:
- Здесь, так здесь. Пойдем, я тебя устрою в комнате дежурного эксперта.
- А почему там? Я здесь хочу! - капризничала я.
- Там спальное место лучше, - уверял Сашка, - но если ты хочешь остаться здесь…
Я сразу заподозрила, что уговаривая меня пойти спать в комнату дежурного эксперта, Сашка просто боится, что завтра утром Марина Маренич придет на работу и застукает в их общем кабинете меня спящую. Как только мне это пришло в голову, мое желание остаться на ночь в кабинете Сашки немедленно возросло.
Жалко, у меня презервативов с собой нет, я бы и презервативы, якобы использованные, подсунула бы под нос Маринке. Ладно, ограничусь эротической позой, якобы принятой мной во сне после всяких любовных излишеств, пусть поревнует.
Сашке я объяснила, что хочу остаться в его кабинете, потому что мне надо поработать на компьютере, которого в комнате дежурного эксперта нет. Стеценко изобразил лицом такую гримасу, долженствующую дать мне понять, что даже если я захочу походить по потолку, он будет только счастлив, и включил компьютер. Я разложила бумажки и углубилась в творческую работу. Оторвал меня от составления плана расследования резкий телефонный звонок. Стеценко снял трубку, коротко поговорил и, обняв меня сзади, поцеловал в шею.
- Машуня, - позвал он, - меня на труп вызывают…
- А ты разве дежуришь? - спросила я под негромкий шелест клавиш.
- Нет, но дежурная смена не справляется.
- А ты вернешься?
- Постараюсь, но ты ведь знаешь - зависнуть можно надолго.
- А ты меня в командировку проводишь?
- Буду стремиться. Тебе не страшно оставаться?
- Не-а.
- Ну и правильно. Внизу охрана. Телефонная связь функционирует. Когда пойдешь в туалет, говори "кыш-кыш".
- Зачем?
- Наши клиенты иногда встают и бродят по коридорам. Ха-ха…
Он изобразил утробный хохот.
Конечно, после его ухода я закрыла дверь изнутри на ключ, щеколду и еще ножкой стула приперла (я хоть и понимаю отчетливо, что жмурики не встают и не бродят по коридорам, но знаю, что с наступлением ночи можно поверить во все, что угодно). Но распечатав все свои бумажки, улегшись на заботливо расстеленную мне Сашкой постель, я вдруг осознала, что здесь, в пустынном и гулком морге, мне значительно спокойнее, чем дома. Может, мне вообще в морг переселиться, пока не найдут урода, который мне названивает?
Естественно, проснулась я от стука в дверь озверевшей Маренич, которая безуспешно пыталась сорвать с двери собственного кабинета щеколду и выражалась таким затейливым матом, что я даже помедлила с отпиранием двери, заслушавшись.
Поскольку Маринке все было понятно, впускать ее, а потом принимать эротическую позу я посчитала излишним. Добрая Марина тем не менее напоила меня чаем, накормила меня из принесенной мисочки творожком со сметаной, и дала свою тушь накрасить глаза. Времени было в обрез, домой заскочить я уже не успевала, - только-только в прокуратуру. Шеф уже сидел в кабинете, дожидаясь меня. Я вкратце доложила ему о достижениях вчерашнего дня.
- Значит, соприкоснулись с миром искусства? - задумчиво спросил он, подписывая мой рапорт. - Ну, и как?
- Сложные впечатления, - призналась я.
- Я тоже когда-то соприкасался с этим миром, - признался прокурор. - Консультантом был на съемках…
Я заинтересовалась.
- А что консультировали, Владимир Иваныч?