- Понятно, мировая общественность состоит из людей, которым очень плохо, когда другому хорошо, - пробормотала я, но настроение у меня не ухудшилось.
Я стала думать о том, как отреагирует на новости в моей личной жизни Регина, какими словами обзовет из-за того, что я, по ее мнению, упустила итальянца, и глаза у меня постепенно закрылись. Помню, что я проснулась на мгновение, заботливо уложенная на нижнюю (естественно) полку и укрытая одеялом, встретилась глазами с Кужеровым, который умильно смотрел на меня, словно бабушка на Красную Шапочку, и снова задремала.
Про оставшуюся дорогу могу сказать лишь, что и я, и мой спутник просыпались только на полустанках, когда поезд гулко лязгал, останавливаясь. Зато по прибытии на станцию назначения меня, выспавшуюся на год вперед, уже лихорадило. Какие еще неожиданности готовит нам визит в колонию, где полтора года назад умер человек, материализовавшийся в сегодняшнем дне с пистолетом в руках? Но к этим неожиданностям, мы, уже наученные горьким опытом, подготовились несколько получше. Ребята из Приозерска подвезли нам переснятую с формы номер один в паспортном столе фотографию Ольги Коростелевой. Конечно, для серьезного опознания эта фотография не годилась, она была сделана несколько лет назад и качеством не блистала, но для получения общего представления сойдет. Кстати, в форме номер один нашей фигурантки отсутствовала фотография, которая должна быть вклеена в паспорт по достижении двадцати пяти лет, так что паспорт у нее уже полгода как просрочен. В форме один была указана ее девичья фамилия - Кротова, а сведения о регистрации брака относились к более давнему периоду, чем она сказала мне на допросе. Паспорт на фамилию Коростелева она поменяла не полгода назад, как она сказала мне на допросе, а почти за два года до сегодняшних событий. Интересно, зачем ей надо было врать об этом?
Фотография, изъятая Кужеровым из личного дела бывшего токаря Коростелева, в принципе, могла изображать кого угодно, по ней было неясно даже, мужчина на ней или женщина. Но опять же на безрыбье… По поводу фотографий мы с Кужеровым дружно послали проклятия труженикам вылетающей птички. Я ему рассказала, как сама фотографировалась на заграничный паспорт. Фотография мне нужна была срочно, я заплатила ощутимую для моего следовательского бюджета сумму и пришла за результатом через три часа. Фотограф предложил мне снимки некоей женщины, в которой угадывались бы мои черты, если бы через всю щеку не пролегала здоровущая черная тень.
- Что это? - спросила я фотографа.
- Это? Родимое пятно, - не моргнув глазом, ответил фотограф, который в принципе не мог не понимать, что за этими снимками явилась изображенная на них, собственной персоной.
Стараясь не потерять самообладания, я уведомила его, что без звука заберу фотографии, если ему удастся отыскать это самое пятно у меня на лице. Поскольку миссия оказалась невыполнима, он со скрипом вернул мне деньги, и я обратилась в конкурирующую фирму.
Кужеров мне тоже рассказал, как он в жизни натерпелся от фотографов. Мы сошлись на том, что оба доверяем только одному фотографу на свете - нашему криминалисту Геночке Федорчуку. Гена, кстати, сфотографировал и раненого киллера, когда того уже погрузили на носилки, и даже успел до нашего отъезда проявить и отпечатать снимки, но, отнюдь не по вине Гены, на этих изображениях киллера не узнала бы и родная мать. Под эти снимки так и просилась подпись типа "Краше в гроб кладут"…
Стеценко, кстати, пока раненого киллера не увезли в больницу, по моей просьбе заглянул под бинты на его руках; и подтвердил, что о получении отпечатков рук пока не может быть и речи.
Выйдя из поезда, я с удивлением осознала, что климат Мурманска, оказывается, существенно отличается от климата Петербурга периода бабьего лета. Плохо я в школе учила географию, иначе я сообразила бы раньше, что Мурманск значительно севернее Петербурга. Кужеров, убедившись, что я, как полная дура, не взяла с собой никаких теплых вещей, укоризненно покачал головой, снял с себя куртку и накинул мне на плечи. Но у меня все равно зуб на зуб не попадал под пронизывающим ветром, сдувающим с деревьев остатки бурой листвы.
Автобуса, который должен был довезти нас до нужного населенного пункта, мы дожидались около трех часов, несмотря на изображенное крупными литерами расписание, нагло обещавшее автобус через пятнадцать минут.
Наконец жуткого вида колымага, видимо, в этой местности проходящая под кодовым названием "автобус", причалила к остановке, и мы погрузились в нее, заплатив водителю по его требованию, как за поезд дальнего следования. Правда, Кужеров, рассчитывавший в этой поездке сэкономить на командировочных, попытался было поерепениться, угрожая, что сойдет и дождется следующего автобуса, на что водитель звонко рассмеялся и спросил, а знаем ли мы, когда следующий автобус.
- Ну и когда же? - попался на удочку Кужеров.
- А весной! - радостно объявил водитель, и вместе с ним захохотали все пассажиры из местных.
Зато по прибытии в колонию мы были с лихвой вознаграждены за все трудности пути. Встретил нас лично начальник колонии, которому позвонили из Главного управления исполнения наказаний; оказалось, что для нас уже накрыт обед в отдельной столовой для руководства. Когда же предусмотрительный Кужеров вытащил из своего вещмешка бутылку "Русского стандарта", гостеприимный начальник колонии полюбил нас еще больше.
Стол в этом богоугодном заведении был хорош настолько, что полностью затмил даже барашка под розмариновым соусом, отведанного мною во время поездки в Англию. Собственно, ничего удивительного в этом не было - наверняка в этой колонии непыльно отбывал наказание какой-нибудь замечательный повар. Сервировка, кстати, тоже была на уровне, вплоть до рыбных ножей и специальных щипчиков для выжимания лимона к рыбному блюду, и это окончательно убедило меня в том, что повар тут профессиональный, работавший до посадки в солидном ресторане.
Когда мы, отдуваясь с непривычки, доползли до десерта, начальник любезно заметил, что вот теперь можно и о делах поговорить. С нами за столом сидел допущенный к трапезе начальник оперчасти. Начальник колонии кивнул на него и заверил нас, что Михаил Николаевич полностью в курсе интересующей нас проблемы, чего нельзя сказать про него самого, так как он тут руководит всего полгода.
По лицу Михаила Николаевича было видно, что он пересидел в своем жестком кресле уже не одного начальника колонии и, по всей видимости, намерен пересидеть еще пару-тройку боссов, если уложится до пенсии. Я специально наводила справки в ГУИНе, эта колония пользовалась не самой плохой репутацией и с точки зрения сотрудников Управления исполнения наказаний, и с точки зрения зеков. А то у нас на Севере есть несколько таких колоний, которые вызывают судороги даже у видавших виды уголовников. Например, одна зона с коротким названием в Архангельской области имеет такую славу, что старые рецидивисты предпочитают повеситься в камере, вместо того, чтобы ехать на эту зону отбывать наказание.
На сладкое был подан клюквенный мусс, отведав который создатели новомодных йогуртов сдохли бы от профессиональной зависти. Мало того, что этот продукт обладал божественным вкусом, он еще был дивен на вид, рубиново светился и пах осенним лесом. Зачерпнув ложечкой это произведение кулинарного искусства, Михаил Николаевич сам начал разговор на интересующую нас тему.
- Как я понял, у вас где-то всплыли отпечатки пальцев Коростелева? - осторожно спросил он.
Я так же осторожно подтвердила это, не вдаваясь в подробности.
- Вы его помните? - спросила я.
- А-а как же, - растягивая гласные, начал Михаил Николаевич. - Парень он был видный и сидел по необычному обвинению. После обеда посмотрите его личное дело, там приговор…
- А вы разве его в архив не списали? - удивился Кужеров. - За смертью-то…
- Списал, - легко кивнул начальник оперчасти. - А к вашему приезду запросил обратно. Короче, мое главное впечатление о Коростелеве - если бы он не умер, он бы обязательно сбежал.
- А что, были попытки? - спросила я.
- Нет, при мне он не пытался бежать. Но от него волна шла… Не знаю, понимаете ли вы меня, - начальник оперчасти покрутил в воздухе пальцами, - но есть такие люди, от них прямо волна опасности идет, спиной к ним лучше не поворачиваться.
Я кивнула. На своем веку я достаточно повидала субъектов, от которых пахло опасностью. И могла голову дать на отсечение, что наш беглец принадлежал к числу именно таких людей.
А Михаил Николаевич продолжал:
- На зоне он был одиночкой, ни с кем особо не сошелся, поэтому я был относительно спокоен насчет него - одному бежать труднее, обычно наш контингент, склонный к побегу, сбивается в кучки.
- А Шорохов? - спросила я.
- Что Шорохов? - удивился начальник оперчасти. - Вы в связи с Коростелевым спрашиваете? Я бы не сказал, что они дружили, даже близко не общались. Напротив, смотрели друг на друга волком. Шорохов вообще был та еще рыбина. У нас зона для осужденных за тяжкие преступления, Шорохов к моменту поступления Коростелева свой срок практически отбыл, готовился к освобождению. Но они с Коростелевым были совершенно разные. Шорохов сидел за изнасилование плюс изготовление огнестрельного оружия. Но дело даже не в этом. Редкостной он был гнидой. В отряде его не любили, чуть не опустили, но он так был народу противен, что даже мараться побрезговали.
- А Коростелев за что сидел? - подал голос Кужеров.
- Коростелев? Ну приговор потом посмотрите, а в двух словах - за убийство.
- Кого убил? - уточнил Кужеров.
- Кого? - переспросил Михаил Николаевич. - Жену и дочку маленькую.
Кужеров присвистнул. Я тоже озадачилась. Так вот с чего началась киллерская карьера нашего фигуранта!
- А мотив? - заинтересовалась я. Приговор приговором, но за строчками официального документа иногда бывает скрыто столько нюансов…
Михаил Николаевич вздохнул.
- Я и сам, когда приговор прочитал, призадумался. Но какие я к нему тут подходцы не искал - все без толку было. А я поначалу тешил надеждой себя, что докопаюсь про мотивы. В приговоре значилось, что из корыстных побуждений, чтобы дом продать, но уж так это с ним не вязалось, ну полная лажа. А когда он на зоне женился, промелькнула у меня одна мыслишка…
- А он на зоне женился? - спросили мы с Кужеровым в один голос.
- Да, девчонка такая к нему приехала ладненькая. Зацепил он ее где-то на воле, явно еще до посадки; вот и мелькнула у меня мыслишка, не в ней ли дело…
Он замолчал и задумался. Я мигнула Кужерову, и он достал из-за пазухи фотографию Ольги Коростелевой. Начальник оперчасти взял снимок в руки, повертел и положил перед собой на стол.
- Ольга Кротова, - сказал он после паузы. - Семьдесят пятого года, уроженка Приозерска. Медсестра. Если не ошибаюсь.
- Правильно, - кивнула я. - У вас хорошая память.
- Не жалуюсь, - подтвердил он. - Регистрировались они здесь. И он мне наврал, что познакомился с ней по переписке. Вроде бы меня это не должно было волновать, мало ли где он с ней познакомился, да и для дела его это уже значения не имело. Все равно ж его осудили, срок он получил серьезный, пересматривать приговор никто не стал бы. Но уж больно он напрягся, когда я с ним на эту тему беседовал.
- А как он умер, Михаил Николаевич?
А вот это, судя по всему, было больным вопросом для начальника оперчасти.
- Ну об этом могу рассказать только со слов. Я был в отпуске. Черт, до сих пор жалею, что тогда в отпуск ушел. Три года не отдыхал, что меня в том году дернуло!.. Теперь понятно, что он этого и поджидал, чтобы без меня все это провернуть.
- А вы подозревали, что это побег? Инсценированная смерть?
- А толку-то чуть? - горько спросил он. - Вернулся я из отпуска, стал дела принимать. Мальчик, который меня замещал…
- Мальчик? - переспросила я.
- Да молоденький парень, пороху не нюхал, как можно было его за меня оставлять!.. Вот он мне и говорит, мол, дело на Коростелева списываю, за смертью. Я полез в дело, вижу, заключение - смерть от отравления неизвестным ядом. Как, что? Оказывается, жена к нему приехала на длительное свидание. Эта самая Кротова. Месяца через три после регистрации брака…
- А сразу после регистрации она что, не использовала право на свидание? - удивилась я.
- Нет, - пожал плечами Михаил Николаевич, - зарегистрировалась и уехала, три часа только побыла. Это они выжидали, пока я в отпуск уйду. В общем, доложили мне, что во время длительного свидания жена заявила о смерти Коростелева.
- А вскрытие было? - встрял Кужеров. Начальник оперчасти кивнул.
- Было, а как же. Отравление неизвестным ядом. Жена сказала, что привезла ему бутылку, которую купила на вокзале. Конечно, у нас не разрешается, но вы сами понимаете… Он якобы выпил, посинел и упал. Она сама не пила. Бутылку якобы выкинула, по крайней мере, ее не исследовали.
- А где у вас помещение для свиданий? - спросила я.
Начальник оперчасти понял вопрос.
- Помещение у нас на зоне. У нас колония для тяжких, входят и выходят за пределы зоны только расконвоированные из других учреждений. Я проверял потом их всех. Все в наличии, кроме одного, техника, сбежал с поселения как раз в тот период. Данные я вам дам. Он в розыске до сих пор. Но поселенца, сами знаете, как ищут: поставили в розыск - и трава не расти. Это вам не убивец, не дезертир с автоматом. Он за автотранспортное был осужден.
- Ну что, механизм ясен, - повернулся ко мне Кужеров.
Да, механизм был ясен. Начальник оперчасти сидел с несчастным видом, видно было, что он всерьез переживает.
- Как она его залучила в помещение для свиданий? - спросил Кужеров Михаила Николаевича.
- Известно, как, - вздохнул тот. - Здесь с бабами не очень. Думаю, что Ольга с Коростелевым его чем-то напоили, потом Коростелев переоделся в его одежду. Про наших контролеров я не говорю, были тут такие, которые за сто баксов маму готовы были продать. Потихоньку избавляемся от них, так новые плодятся.
- А что Коростелев-то натворил? - робко поинтересовался он, помолчав.
- Убийство Шорохова, два побега. Возможно, еще четверых человек замочил, проверяем.
Начальник оперчасти расстроился еще больше. Начальник колонии, все это время сидевший, не проронив ни слова, извинился, сослался на неотложные дела и вышел. Возможно, ему было неприятно смотреть на унижение старого опера.
Осталось выяснить вопрос, куда делось тело. Но я уже знала ответ на этот вопрос, и слова Михаила Николаевича подтвердили мои догадки:
- Тело увезла жена, Кротова. Вывезла в Ивановскую область.
- Михаил Николаевич, а свидетельство о смерти она здесь получала? - Ответ и на этот свой вопрос я уже тоже знала заранее.
- Здесь, - подтвердил он.
- Все понятно. Спасибо за обед. - Я поднялась из-за стола, и Кужеров вслед за мной нехотя сделал то же самое. - У вас есть, где копии снять с документов?
- Найдем, - кивнул Михаил Николаевич. - Ну что сначала? Дело?
- Да, личное дело. А повар у вас откуда?
- Ресторан "Волхов", Новгород, - ответил он с гордостью. - Сто пятая, вторая. Жену с любовником в машине взорвал. Еще долго будем вкусно кушать.
- Ему отдельное спасибо.
Для проформы мы по дороге в оперчасть посмотрели помещение для свиданий, где все произошло. Ничего особенного, барак как барак. Понятно было, что без соучастников из числа работников колонии здесь не обошлось. Трудно представить, что под видом расконвоированного вышел из зоны другой человек, который к тому же в зоне был известен, и этого никто не заметил. Понятно, что вышел он еще до того, как Кротова сообщила о трупе, но все равно.
И старый опер мог бы поднять шум, но не стал этого делать, поскольку это означало непредсказуемые последствия. Коростелева, по всей вероятности, все равно бы не поймали, а начальника уволили бы, да еще и дело бы возбудили на контролеров, зону бы" потом проверками замучили.
Приговором на Коростелева я зачиталась. Осудил его областной суд, поскольку преступление им было совершено в одном из городов области. Кстати, не так далеко от Приозерска. Из приговора было видно, что жил себе, поживал Виктор Геннадьевич Коростелев с молодой женой и пятилетней дочкой в собственном доме, вернее - доме жены. И вдруг в один прекрасный день зарубил жену и, главное, дочку топором. Инсценировал разбойное нападение, связал себя, нанес самому себе телесные повреждения, но молодцы областные опера, докопались-таки. Доказательства, приведенные в приговоре, меня убедили в том, что убивал женщину и девочку именно Коростелев и никто другой. Но вот с мотивом в приговоре действительно был пробел. Никаких соучастников в ходе расследования не установили, и следствие пошло по самому привлекательному пути: раз нет другого мотива, возьмем то, что лежит на поверхности.
В деле, судя по приговору, были данные о том, что Коростелев незадолго до убийства заходил в агентство недвижимости, оценивал дом. Этот факт сопоставили с показаниями сослуживиц убитой жены Коростелева, которая работала в детском садике, - та жаловалась, что муж хочет уехать на постоянное место жительства в город, поскольку ему работы не найти, а она против. Вот и сделали вывод - раз жена не соглашалась уехать, Коростелев ее убил. Ладно, я согласна, что с натяжкой в это можно поверить, но дочку-то зачем убивать? Дочка мешала в том случае, если ее папа стремился начать жизнь сначала, с новой женой, в новой семье, куда маленькая девочка не вписывалась.
Но, судя по подшитым в личное дело приговору и скудным сведениям об осужденном, никакая любовница, ради которой могло быть совершено это кровавое преступление, и вообще никакая женщина в уголовном деле не засветилась. Кротова возникла, когда Коростелев уже отбыл два года, правда, считая с тем сроком, который он просидел под следствием.
На фотографии, приколотой в личном деле, бесспорно, был изображен наш киллер, и мы с Кужеровым вздохнули облегченно - хоть этого установили с достоверностью. Конечно, он очень сильно изменился за прошедшее время, но характерный тяжелый взгляд его не узнать было невозможно. Значит, вот что у него в прошлом: убийство жены и дочки…
Кужерову я поручила изучить дело Шорохова, тоже запрошенное к нашему приезду из Управления. Все, что нужно нам было для подтверждения его личности и установления возможного места проживания, в личном деле присутствовало, и Серега занялся снятием копий.
Кое-что уже выстраивалось под влиянием тех сведений, которые любезно предоставили нам здесь. Шорохов явно знал, что Коростелев совершил побег, как наверняка знали это многие из заключенных; а после освобождения мог найти Коростелева и начать его шантажировать. Это уже похоже на мотив. Но закавыка пока одна: чтобы шантажировать, надо быть уверенным, что человек платежеспособен. Откуда у Коростелева могли быть деньги? Судя по машине, прикиду, обилию кредиток, Шорохов совсем не бедствовал, значит, крохами от Коростелева не удовлетворился бы. И вообще, если у человека дела идут неплохо, решаться на предприятие, связанное с риском, логично только при перспективе большого куша. Кроме того, если принять во внимание показания мастера с завода, Шорохов задолго до своей смерти знал о местонахождении Коростелева, раз приходил к нему на работу. Но тогда, похоже, шантажа не было. А что изменилось теперь?