Когда Кей оглянулась на них и наморщила носик, точно оттуда воняло, я понял, что без разборки не обойтись и что отрабатывать гонорар мне придется по-серьезному. Обычно я пропускаю подобные приколы мимо ушей, но теперь-то я не мог позволить себе упасть в глазах клиента. Да и рыжий шоферюга со своим приятелем изрядно меня раздражали.
Пока я ломал голову над тем, как мне обставить свой выход на сцену, рыжий мне помог, поднявшись за очередной чашкой кофе. Когда он возвращался к своему столику, я громко сказал мисс Роббенс:
- Пойду принесу вам воды.
- Я не хочу…
Повернув голову к Кей, я направился прямо на рыжего и столкнулся с ним. Весу в нем было сто семьдесят и мои двести тридцать четыре фунта отправили его в нокдаун прямо на грязный пол. К сожалению, он расплескал кофе не на себя, а на линолеум.
- Извини, я такой неловкий, - прокудахтал я и одним рывком поставил рыжего на ноги, схватив его за руку и до боли впившись ему в кожу пальцами. Со стороны могло показаться, что я поднял его как перышко, на самом же деле я расставил ноги и, вжав их в пол, напряг все мышцы. Он попытался шевельнуть онемевшей рукой, не смог и вскрикнул:
- Смотреть лучше надо!
- Я же сказал, что случайно, - проговорил я медленно, ожидая дальнейшего развития событий и одновременно поглядывая на его приятеля за столиком.
Рыжий явно колебался: падение на пол сбило с него спесь. И он решил ничего не предпринимать. Отряхнувшись, он пробурчал:
- И кофе пролил…
Я бросил десятицентовик на прилавок.
- Налейте парню по новой! - и с этими словами прошел к питьевому фонтанчику, наполнил стакан водой для Кей и вернулся.
Выбив пепел из трубочки и пожав мне руку, она восхищенно прошептала:
- Сногсшибательный номер! - Она была счастлива как ребенок.
- Слушайте, - я понизил голос, - давайте договоримся: не надо устраивать из каждого события прецедент для борьбы за гражданские права.
- Это я устраиваю? Я просто не понимаю…
- А я просто хочу сказать, что когда я хочу чашку кофе, я только хочу чашку кофе, а не публичного скандала. Когда же я захочу провести социологический тест, я скажу об этом прямо. Я не виню ни вас и никого. Даже этого рыжего гада не виню. Я просто высказываю свое мнение.
- Я вас не понимаю.
- Если вы заходите в общественное место купить себе бутерброд, то даже не думаете об этом, но для меня оказаться в ресторане среди белых - это всегда испытание на выдержку… Ладно, забудем об этом.
- Забудем о чем? Не хотите же вы сказать, что ходите в ресторан только в Гарлеме?
- Нет, конечно, просто прошу вас на будущее, предупреждайте меня, что вы хотите - поесть или развлечься! - Я хотел еще добавить, что у нее уже есть трубочка и что ей необязательно иметь к трубочке и меня в придачу, чтобы вызвать интерес у окружающих. Но вместо того я улыбнулся, точно мы невинно шутили, и сказал обычным голосом: - У нас только десять минут. Не пора ли идти?
- Пожалуй, - ответила она и как ни в чем не бывало - только с улыбкой на губах - вышла. На улице она сказала: - Это так меня задело. Я всегда изо всех сил стараюсь держаться предупредительно с нефами. Но вы такой ранимый.
- Я тоже всегда изо всех сил стараюсь вести себя любезно с вашими.
- Слушайте, что вы надо мной постоянно насмехаетесь? Я же сказала: мне это не нравится.
- Да не насмехаюсь я - это вы такая ранимая, - успокоил я ее и мысленно приказал себе заткнуться, пока меня не уволили. Я скроил ей свою самую приветливую ухмылку и добавил: - Мы ссоримся из-за ерунды. Давайте работать. Мы вдвоем слишком бросаемся в глаза, стоя рядом у ворот грузовой компании. Томас когда-нибудь видел вас?
- Нет. Я сама вела себя как первостатейный детектив. Вот вам собранное нами досье на него - адрес, возраст, приметы и прочее. А вот снимок, сделанный шесть лет назад. Он с тех пор мало изменился, вот только теперь у него короткие волосы, выкрашенные в песочный цвет. Вы сумеете узнать его и по этой фотографии, но если хотите, я его вам покажу.
- Да, чтобы уж быть уверенным, лучше покажите. Вот что, встанем на другой стороне улицы подальше друг от друга, и как только вы его увидите, отправляйтесь на угол. Я остановлю вас и попрошу прикурить. Ход дурацкий, но сгодится. Не глядя на него, вы мне скажете, что на нем надето, чтобы уж я твердо знал, что получу нужного клиента. Потом идите дальше и подождите меня за углом. Я отвезу вас в вашу контору.
- Не беспокойтесь, я возьму такси. Позвоните мне домой в районе восьми сегодня и расскажите, как идут дела.
- Договорились, - сказал я и сунул в карман бумаги, которые она мне дала.
Она опять ослепительно улыбнулась.
- Благодаря вам это утро было восхитительным!
- Ну и славно. Так, рабочие начинают выходить на обед. Пошли.
Мы оказались вблизи магазинов, и улица начала заполняться народом, в основном продавщицами, большей частью пуэрториканками и негритянками. Мисс Роббенс стояла около входа в здание, похожая на манекенщицу, ждущую своего кавалера. Я примостился у витрины кафе и достал трубку.
Из здания на противоположной стороне улицы заструился поток мужчин и женщин. Это был небольшой небоскреб, в котором разместилась дюжина промышленных концернов и небольших одежных фабрик. Мисс Роббенс двинулась мне навстречу, и мы разыграли сцену с прикуриванием. Я чувствовал себя последним идиотом, но, раскуривая трубку, она свирепо зашептала мне в ухо:
- Вон он в синем свитере. Видите его?
- Угу. Я вам позвоню. - Она пошла дальше, и я увидел, как она остановила такси.
Томас заметно выделялся в толпе - высокий, здоровый, с солдатской выправкой и с худым костистым лицом - вот только губы были тонкие и какие-то девчачьи. Лицо у него было запоминающимся - с такими-то губами и с сильным квадратным подбородком. На вид я бы ему дал лет двадцать пять, и если его грязно-светлые волосы и впрямь были крашеными, то красил его явно мастер своего дела. На нем были груботканые штаны, синий свитер и рабочие башмаки. Он зашел в закусочную вместе с двумя парнями. Перейдя улицу, я стал читать написанное от руки меню на окне закусочной. Томас сидел у стойки и пил кофе. За ухом у него торчала сигарета. Обращенная ко мне щека оказалась в оспинах.
Я пошел на угол и купил вечернюю газету, пролистал ее и через двадцать минут зашагал обратно к закусочной. Томас по-прежнему сидел за стойкой, но на сей раз с губы у него свисала сигарета, и он о чем-то трепался с приятелями. Судя по их расслабленным позам, они занимались тяжелым физическим трудом - парни были похожи на боксеров-тяжеловесов, отдыхающих в перерыве между раундами. Когда они вышли, я двинулся прочь. Они перешли улицу и, остановившись позади грузовика, продолжали беседу на солнцепеке. Я стоял в вестибюле невысокой многоэтажки, покуривал и не спускал глаз с Томаса до тех пор, пока без четверти час он не скрылся в дверях. В досье говорилось, что он кончает работу в пять, так что до того времени я был свободен. Жизнь внезапно стала праздником: я на целый месяц обеспечен работой, которую мне принесли на серебряном подносе.
Вернувшись на стоянку, я обнаружил, что у "ягуара" одна шина спустила. Может, это была работа сторожа, видевшего меня с белой женщиной, а может быть, просто ниппель был никудышный - так он сам объяснил. Да и баллон у меня старый. Он сделал невинное лицо, а я, не обнаружив прокола, попросил его поставить новый ниппель и накачать шину.
Сивилла работает оператором на междугородной телефонной станции, она помощник начальника бюро обслуживания - это что-то вроде бригадира - и ее рабочий день делится на две половины: с одиннадцати до двух и потом, после большого перерыва, с восьми до одиннадцати. Ей нравится такой график, потому что не надо рано вставать и реально у нее шестичасовой рабочий день, хотя платят ей как за восемь часов. Я позвонил ей из автомата в камере хранения, но не застал на месте и попросил передать, что заеду за ней в два. Потом я позвонил Сиду - поблагодарить за рекомендацию и разузнать поподробнее о мисс Роббенс, но его тоже не оказалось.
Чтобы как-то убить целый час, я позвонил Теду Бейли, но он был занят розысками очередного бегуна-неплательщика в Гринвич-Виллидж. Я попросил его подождать меня у входа в контору и пообещал довезти до центра.
Демобилизовавшись в 1948 году и поступив в Нью-йоркский университет по льготе для фронтовиков, я попросил Сида найти мне почасовую работенку, и он уговорил Теда Бейли взять меня на два дня в конце недели охранником в универмаге. Сид - отличный малый. Он был летчиком, и мы с ним как-то раз в сорок пятом напились в Риме и с тех пор стали закадычными друзьями. У Бейли было довольно-таки солидное агентство - семеро его сотрудников топтались в том самом универмаге, - так что дела у него шли нормально. Он относился ко мне точно так же, как к остальным своим людям - со всеми он был одинаково раздражителен. В 1950-м меня опять призвали из резерва, и когда я снова демобилизовался в 1953-м - к счастью, так и не побывав в Корее, - универмаг уже набрал собственную команду охранников. А по пятницам и субботам туда приглашали одного парня из конторы Теда. Он счел, что такое дело не стоит гроша ломаного, и предложил мне заняться его бизнесом - вот так я и открыл собственное агентство…
Тед уже поджидал меня на улице, и мне не пришлось делать двойную парковку. Он одевается и вообще выглядит как деревенщина. На самом же деле он работяга каких мало и далеко не тупица - в смысле как сыскарь. Я тащусь от его манеры разговаривать отрывистыми злобными восклицаниями - точно для него открыть рот все равно что попусту терять драгоценное время.
Когда он плюхнулся рядом со мной на сиденье, я заметил, что он все еще ходит в допотопных ботинках на шнуровке.
- Ну и авто у тебя, - буркнул Тед. - Оперативник должен иметь простенькую тачку, а не такую живописную карету. Госссподи, ну и сиденья - сел, точно упал с табуретки. Письмо получил?
- Спасибо. Я завтра с этим разберусь. Сегодня нет времени. Куда тебе?
- Подбрось меня на Шеридан-сквер. Значит, у тебя дела, Туссейнт?
Он никогда не называл меня Туи.
- Подвалило дельце.
- Счастливчик. А в этом хреновом бизнесе все не так, как раньше. Сегодня уже не заработаешь на хлеб с маслом, если ты не гений в инженерном деле. Да еще надо иметь связи. Я только что взял в к себе в контору мальчишку, которого вышибли из инженерного колледжа.
- Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. Я подумываю расширяться.
Он достал сигару и свирепо сунул ее себе в рот.
- Куда тебе расширяться? Неужели ты вечно будешь заниматься этим грошовым бизнесом? В Гарлеме-то крутится недостаточно денег, чтобы обеспечить тебе достойную жизнь.
- Вот об этом я и толкую - хочу расширить бизнес за пределы Гарлема.
- Э, ты опоздал. Все места заняты, парень. Не выйдет. Разводы, слежка за неверными супругами, магазинная охрана - тут у новичка шансов нет. Весь доходный охранный бизнес уже давно схвачен крупными агентствами. Знаешь, почему я нанял этого инженеришку, знаешь, зачем я плачу ему столько же, сколько сам зарабатываю? Самые крутые бабки сегодня можно наварить на промышленном шпионаже. А для этого надо запастись микрофончиками, магнитофончиками да всякими хитрыми электронными штучками. И то, если у тебя нет верного человека в этих сферах, ты разоришься от одних только накладных расходов.
- И что же, много тебе перепадает от этой электронной халявы?
Он свирепо перекатил незажженную сигару во рту и бросил:
- Мне перепадает не то, что хотелось бы. Туссейнт, в свое время, если ты был непьющий да работящий, можно было обеспечить себе сносную жизнь, даже можно было заколотить прилично деньжат, если готов был вкалывать в поте лица и умел грести под себя. А теперь… у меня вот есть клиент… мелкий фабрикантишка, внедряющий новую, более дешевую поточную линию. Так вот его успех будет зависеть от того, когда его основной конкурент, более крупная компания в том же бизнесе, выпустит свою продукцию на рынок. Понимаешь, если мой малыш вылезет первым, эта крупная компания может его обставить, вот ему и приходится выжидать момент, когда они начнут выпускать свою продукцию на полную катушку и у них уже не будет времени задушить его. А платит он какую-то вшивую штуку за все дела.
- А что ж такого вшивого в тысяче долларов?
- Да я же тебе говорю, теперь это - пшик! Я трачу неделю времени и хрен знает сколько бабок, чтобы выяснить, где проводит досуг один из управляющих этой самой компании. Потом я нанимаю девку, чтобы она его подцепила, и мы снимаем ей квартиру, напичканную электронными ушами, и ребята снаружи слушают весь их постельный треп. Мне приходится оплачивать по полной программе три ночи любви и шампанское, пока любовничек не сболтнет что-то полезное. Вся операция встает мне в девятьсот долларов - ну и где мой хлеб с маслом и с ветчиной?
- А зачем же ты этим занимаешься?
- Приходится. Единственный способ втереться в доверие к промышленным воротилам. Видел бы ты, в какой форме я им подаю отчеты - делаю доклад, все чистенько отпечатано на плотной бумаге с большими полями, в пластиковой папочке. Этот мой клиент, он играет в гольф с настоящим китом, производителем стиральных машин, которого интересуют новые модели будущего года. А сейчас что - я еду на какую-то говенную слежку за какую-то сраную десятку. Вон там остановись - у табачной лавки я вылезу.
Я сделал двойную парковку, Тед вылез из машины и одернул пиджак, проклиная мои низкие сиденья.
- Ты еще молод, можешь заняться чем-то другим. Если уж в нашем бизнесе негде развернуться даже нам, бе… манхэттенцам, ты-то на что надеешься?
- Я не жалуюсь.
- Ну да, в этом месяце. А в следующем ты будешь за гроши вышибать пьяниц с танцплощадки. Туссейнт, бери дело, что я тебе скинул!
- Обязательно. И побереги нервы, Тед.
Я поехал к Канал-стрит и, остановившись у здания междугородной телефонной станции, раскурил трубку. Мисс Роббенс сказала, что у них на телестудии есть какая-то работа для частных сыщиков, и если мне удастся некоторое время оставаться ее ручным негритенком - что же с этого мне могло обломиться? Тед сказал, что самое главное - нужные связи, что ж, она вполне подходила под это определение. Перво-наперво мне необходимо съехать с моей спальни-офиса и оформить себе первоклассный фасад. Это мне влетит в копеечку, но игра стоит свеч…
Из дверей показалась Сивилла в окружении нескольких девчонок. Как всегда, ей ужасно понравилось, что ее поджидает мой "ягуар", это неизменно производило неизгладимое впечатление на ее сослуживиц - всех до единой белых. Хотя цвет моей кожи вечно создавал Сивилле "проблемы", белым телефонисткам она устраивала спектакль, запечатлевая на моей щеке смачный поцелуй перед тем, как сесть рядом со мной в машину, - тем самым давая всем понять, что сама она тоже чернокожая, гордится этим и все такое.
Открыв дверцу, я смотрел, как она приближается к машине, размашисто покачивая мощными бедрами. Мы не виделись два дня, и теперь я заметил в ее рыжевато-коричневых волосах золотистую прядку - последний писк моды. Но на ее голове эта прядка выглядела фальшиво.
Сивилла была тем, что мой папаша обычно называл "крашеной беломазой": у нее была сливочно-белая кожа и "нормальные волосы" - выражение, которое выводило моего папашу из себя. Пожалуй, Сивилла с легкостью могла бы "сойти за свою" в любой расовой среде. Кожа и черты лица у нее были такого свойства, что, окажись она в Гарлеме, ее бы точно приняли за "цветную", а в манхэттенской толпе она смахивала на испанку, если бы кому-то вообще пришло в голову задуматься об этом. В обществе Сивиллы я всегда ловил на себе такие же многозначительные взгляды, каких я удостаивался, находясь рядом с Кей. Мне кажется, причина, по которой Сивилла все-таки не "сходила за свою", заключалась в ее старомодных представлениях о цвете кожи - вернее, о том престиже, который, по ее разумению, она имела в Гарлеме из-за своей светлой кожи.
Сивилла давно вошла в мою привычку. Мы встречаемся уже около трех лет. Ее родители приехали с карибских островов, и, ребенком оказавшись в Вашингтоне, Сивилла изо всех сил старалась избавиться от характерного акцента, теперь же она прилагала такие же усилия, чтобы вновь его обрести - она говорила на нарочито неправильном английском. Ей было двадцать девять, совсем зеленой девчонкой она вышла замуж за какого-то обалдуя и во время войны работала на авиационном заводе, чтобы ее муж мог закончить медицинский колледж. Когда же расходы на его образование взяло на себя государство, этот подонок развелся с ней и женился на чикагской вдовушке, владелице какой-то недвижимости. Сивилла, как я уже сказал, у меня вошла в привычку, и надо сказать, по большей части она была удобной привычкой. Мы отлично ладили, хотя иногда ее закомплексованность меня просто бесила. Ну, например, я несколько раз чувствовал ее смущение на людях по поводу моей темной кожи, или, скажем, она никогда не появлялась у меня дома, хотя Олли и Рой все про нас знали.
Мы поцеловались. Рот у нее был холодный, и всю ее обволакивал запах дорогих духов.
- Какой приятный сюрприз, Туи!
Я свернул к Вестсайдскому шоссе.
- Просто был в центре по делу. Мне подфартило, милая. Пахнет полутора тысячами…
Пока мы мчались по шоссе вдоль мрачного и неприветливого Гудзона, я рассказал ей, насколько это было возможно, о предложении Кей Роббенс. Потом поделился с ней своим намерением открыть собственное агентство на Манхэттене и брякнул, что надо бы походить в колледж хоть месяц, чтобы разобраться в азах электроники.
Сивилла же считала, что мне бы лучше расплатиться с долгами, положить все, что останется, в банк и забыть о своих бредовых планах. Впрочем, она, конечно, обалдела от открывшейся передо мной перспективы заработать такую кучу денег, и мы весело щебетали, пока я не совершил две ошибки. То есть мчась вдоль Гудзона в классной тачке с красоткой рядом, я и впрямь чувствовал себя на седьмом небе… но тут меня угораздило подхохмить насчет трубочки мисс Роббенс. Как и у Кей, когда та села на низкое сиденье "ягуара", юбка у Сивиллы задралась вверх и обнажила ее сильные ляжки. Я протянул руку, провел по коже и сказал, что она, конечно, заткнет за пояс любую малышку с Мэдисон-авёню. Сивилла злобно одернула юбку и процедила:
- Меня не интересуют ее ноги! И кроме того, как ты знаешь, я не переношу такие похабные разговоры!
- Боже ты мой, да что же тут похабного? Сидим себе в машине одни, болтаем…
- Туи, перестань!
- Сивилла, ты иногда так глупо себя ведешь, просто ханжески…
- Туи Мур, я уже тебе неоднократно говорила, что не люблю такие разговоры.
- Это точно, - пробурчал я, и мне захотелось добавить "Слишком часто". Но я заткнулся.
Мы вошли в ее однокомнатную "квартиру" в полуподвале каменной пятиэтажки с видом на реку (если высунуть из ее полуподвального окна голову на полную длину шеи) - за эти апартаменты она платила семьдесят два доллара в месяц. Сняв пиджак и галстук, я обмолвился о вакансии на почте. Это все и порушило.
- О Туи, дорогой! - воскликнула Сивилла и обняла меня, вложив все свои силенки в это объятие. - Вот уж действительно новость так новость. Когда ты начнешь?
- Не знаю, - ответил я, целуя ее и проводя ладонью по волосам. И тут мне в голову закрался вопрос, сам не знаю почему, скольких же ее бабушек и прабабушек пришлось изнасиловать белым плантаторам, чтобы в итоге получилась такая сливочная кожа. - Я пока еще не знаю, пойду ли я туда.