"Испуг, - подумал Денисов, спускаясь по лестнице. - И он определенно связан с Белогорловой. Но что за причина?"
В подъезде Денисов достал из блокнота обрывок письма, который оказался в книге.
"…Солнечные лучи пронизывали морозное окно троллейбуса, и на многоэтажные дома, которые мы проезжали, падала увеличенная многократно темная прямоугольная тень троллейбусного окна с круглым глазком, что я отогрел, чтобы наблюдать за улицей…"
В записке и дальше не оказалось ничего важного, но Денисов заставил себя внимательно прочитать до конца.
"Представляешь? Я стал свидетелем поразительного светового эффекта.
Гигантский прямоугольник и огромный, величиной в добрые два этажа, шар плыли по стенам домов. Второй раз я приехал сюда, чтобы убедиться.
Мы остановились у луча. И шар застыл на необычном полукруге окна над аркой. Я смотрел как на знамение, которое не в силах разгадать. Чем грозило нам темное окно, этот огромный шар или глаз?"
На другой стороне листа автор в той же манере описывал конец того же дня:
"…Метро закрывалось. Одна из окованных металлом дверей внизу, в вестибюле, со страшной силой металась из стороны в сторону. И это при полнейшем безлюдье!
И только одна. Какой невидимый воздушный поток действовал на нее?
Чем-то она напоминала меня. В тот день, придя домой, я перелистал записи за прошлый год. Ничего! Абсолютно ничего не предвещало, что жизнь моя круто вдруг переменится…"
На этом письмо обрывалось.
Оно показалось Денисову странным: самоотчет? Попытка самооправдания, исповедь? Писавший ни о чем не просил и не жаловался, однако тон письма был растерянный.
Пока Денисов читал, какая-то женщина с сумками вошла в подъезд, неловко замешкалась у запирающего устройства дверей, взглянула на Денисова: ей не хотелось набирать код при постороннем.
Денисов догадался, освободил женщину от ее страхов: снова спрятал письмо в блокнот, вышел на улицу.
"Автор играл какую-то роль в жизни библиотекарши", - подумал он.
К остановке подходил автобус, Денисов ускорил шаг.
Людей в автобусе было мало, он сел сбоку, напротив кабины, машинально отметив светлое мальчишеское лицо и пеструю сорочку под курткой водителя.
Здесь Денисов снова достал блокнот с письмом и принялся за общие и частные признаки почерка - выработанность, соотношения элементов букв и интервалов, направления движения. Работа его продвигалась: связанность букв, скорописные упрощения, острые окончания штрихов свидетельствовали о быстром темпе письма и в конечном счете о выработанности почерка.
Автобус стоял уже несколько минут, пассажиры за спиной Денисова начали перешептываться, ему пришлось оставить блокнот. Водитель не шевелился, глядя перед собой в стекло. Денисов выглянул в окно: они стояли под окнами общежития. Он увидел, как хлопнула дверь. Молодая женщина вбежала в автобус, подошла к кабине. Мотор сразу заработал.
Денисов снова взглянул на письмо. Он был уверен, что правильно определил адресанта. Так же размашисто-неразборчиво были переписаны строчки Андрея Вознесенского, которые он нашел в библиотеке, в ящике стола Белогорловой: "…прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно…"
К Нижним Воротам Денисов попал в конце дня.
У пансионата стоял уже известный инспектору автобус, в котором сотрудников отвозили к метро "Измайловская". Автобус был пуст, квадратные часы на центральном здании, которые Денисов не заметил, впервые приехав сюда, показывали без четверти пять.
Огромный парк вокруг, отдаляясь, переходил в обычный, не очень ухоженный подмосковный лес, повсюду, словно бинты, мелькала белоснежная береста берез.
"Любопытно, как все это выглядит летом…" - подумал Денисов.
В вестибюле он не нашел никаких изменений. Только объявление об экскурсии, которое он видел третьего дня, сменила афиша популярного вокально-инструментального ансамбля.
Неподалеку, за лифтом, слышался стук бильярдных шаров. В зимнем саду, рядом с южными широколистными растениями, фотографировались на память отдыхающие, а в кресле рядом с приспособлением для механической чистки обуви дремал очередной вахтер-пенсионер.
"Регистратура должна быть где-то здесь, - подумал Денисов, - неподалеку от вестибюля". Ему не хотелось расспросами привлекать к себе внимание.
Она действительно оказалась поблизости, рядом с кабинетом директора, и первое, что Денисов заметил, войдя, был телефонный аппарат, стоявший на тумбочке впереди. Его можно было видеть еще из коридора.
Дверь напротив вела в директорский кабинет.
В регистратуре никого не было. Денисов подошел к столу, с фотографии под стеклом смотрела очередная партия отдыхающих, запечатленных пансионатским фотографом.
Дежурная - не Кучинская, суровая на вид дама средних лет, в очках, вышла из кабинета, строго взглянула на Денисова. Она хотела что-то сказать, но ее отвлекла появившаяся из бокового коридора горничная.
Телефонный аппарат в это время негромко звякнул. В кабинете сняли трубку. Звонок был приглушен.
"Версию о том, что Белогорлова, случайно проходя по коридору, - подумал Денисов, - услышала звонок и подошла, следует признать несостоятельной".
Денисов постучал в кабинет. Гилим был один, разговаривал по телефону.
Он сразу узнал инспектора, прижимая трубку плечом, вскочил, обеими руками показал на диван.
"Все утверждают, что библиотекарше позвонили, - Денисов продолжал развивать ту же мысль, - но никто не приглашал ее к телефону. Несомненно, она знала, что ей будут звонить, и поэтому спешила, подбирая Гилиму книги".
Директор наконец кончил разговор, он шел о каком-то трудовом конфликте, оживился:
- Очень рад. Чем можем служить?
- Тот вечер, когда вы встретили Белогорлову на стоянке такси… сказал Денисов. - Помните?
- У метро "Варшавская".
- Вы сказали, что на стоянке стояли люди.
Гилим уточнил:
- У машины. Мужчина с собакой, две женщины, - он боялся даже на гран отступить от фактов. - Я уже говорил: женщины в одинаковых шубах.
- Синтетических?
- Да. В полоску… В таких многие ходят.
- Что можно сказать о мужчине?
Гилим пожал плечами, поднял руку к бровям!
- Я думал о такси, о Белогорловой. По правде сказать, не обратил на него внимания.
Денисов в своих вопросах был последователен.
- А что за собака? - любая деталь могла оказаться не только нужной, но и единственной в своем роде; при расследовании улики редко дублируют друг друга.
- Собака? - Гилим улыбнулся. - Курчавый пёс. Рыжий с черным.
- Крупный?
Гилим показал рукой на уровне стола:
- Стриженый. С прямоугольной мордой.
Денисов узнал по описанию эрдельтерьера,
- А женщин при встрече вы опознаете?
- Что вы! - Гилим покачал головой.
Денисов попросил чистой бумаги.
- Покажите схематически, кто где стоял?
- Тут женщины, - Гилим изобразил каждую аккуратной пиктограммой - в виде двух соединявшихся вершинами треугольников, поставленных один на другой, маленьких вверху и побольше внизу. - А здесь такси.
Вот мы с женой. А это мужчина с собакой. - И тут же, предупредив следующий вопрос Денисова, директор сказал: - А книги из библиотеки так и не нашлись. Может, кто-то искал именно эти тома?
Денисов считал, что кража могла быть для отвода глаз. Но если бы книги нашлись в пансионате, это значило бы, что и виновного надо, искать среди тех, кто в нем проживал либо работал.
- Такая история… - Денисов, как мог коротко, доложил Бахметьеву собранные им предварительные сведения. Подвел итог: - Пока ничего определенного.
В кабинете против обыкновения было тихо, никто не звонил, не рвался в дверь. Даже за круглым окном, у транзитных пассажиров, было тоже спокойно.
Бахметьев проглядывал принесенный из машбюро документ, ждал звонка.
Денисову было видно: отдел докладывал транспортному управлению о преступниках-рецидивистах, значившихся в розыске Бухары и так лихо задержанных в пригородном электропоезде.
"У моей истории, - Денисов имел в виду несчастный случай с библиотекаршей, - судьба куда скромнее".
- Я решил подключить тебя к следователю, - сказал вдруг Бахметьев, отрываясь от документа, - возбудить уголовное дело.
Денисов кивнул: появление следователя значительно облегчало работу.
Однако решение Бахметьева можно было рассматривать и как скрытую критику в его адрес: время шло, розыск по горячим следам, который он вел, не давал никаких результатов.
- Оставим все до понедельника, - Бахметьев словно предоставлял ему два - дополнительных дня, чтобы наверстать упущенное. - Сейчас в следственном отделении ни одного свободного следователя.
Денисов все понял.
- Слишком много неясного. Появление Белоголовой в Коломенском. История с угнанным "Запорожцем".
Кража в библиотеке пансионата. Отсутствие кольца… - Он подумал: - Или перстня? Поскольку на кольцах нет украшений…
Денисов мог бы продолжить:
Валокордин в аптечке. Чье? Запах "Золотого руна"…
По его указанию младший инспектор отработал участок между реконструирующимся зданием и путями с металлоискателем, Денисов потом и сам этим занимался. Гильз они не обнаружили.
"Стреляли не здесь? А может, был элементарный гильзоулавливатель?
Что-нибудь вроде носового платка…"
Он знал, что считается лучшим по профессии. Звание это было завоевано в соревновании с такими прославленными асами железки, как Капустин, Шувалов.
Это было признано его коллегами. Но сейчас, в случае с Белогорловой, все словно шло против течения.
Он не удивился бы даже, если бы Бахметьев, верный своей привычке делиться всем, что знает, вдруг подошел сейчас к любимой черной доске, доставленной ему в кабинет из школьного класса, взял мел и в сердцах принялся бы объяснять Денисову азы раскрытия преступлений, как он их себе представляет.
"А мелкие кусочки сухого мела, - подумал. Денисов, - разбиваясь, летели бы во все стороны…"
Но в это время прерывисто прозвонил телефон.
- Извини, - Бахметьев сиял трубку. Это был звонок, которого он ждал. - Бухара… - Он подвинул Денисову бумаги, которые до этого просматривал: - Взгляни!..
- Алло, Бухара! - крикнул он в трубку, Денисов пробежал глазами спецсообщение:
"…Признанные судом особо опасными рецидивистами Снопов М. И., он же Руденко Т. Я., он же… Уголовная кличка "Малай". И Иванов Л. С., он же Штейн Б. В., он же… Уголовная кличка "Федор""… "С момента побега не занимались общественно полезным трудом… На путь совершения преступлений… Остающиеся до настоящего времени нераскрытыми…"
Документ, как и предполагал Денисов, заканчивался длинным списком мероприятий, предлагавшим соответствующим органам внутренних дел "срочно проверить…", "уточнить…", "дать ответ к назначенному числу".
Задержание двух особо опасных рецидивистов принесло отделу не только мгновенную и короткую славу, но и - главным образом - трудновыполнимую, задачу по установлению преступлений, которые были ими совершены после побега. Работа эта была взята под жесткий контроль управлением и поручена под личную ответственность начальника отдела, чем, собственно, Бахметьев и был занят.
- Там дальше, - неожиданно сказал полковник Денисову.
Под спецсообщением лежала сводка-ориентировка МУРа об уголовных преступлениях, совершенных в марте. Одна из сводок была помечена карандашом.
"Попытка кражи из вагона-рефрижератора на участке Окружного отдела внутренних дел на ж/д транспорте".
Денисов прочитал отчеркнутые Бахметьевым строчки:
"…во время попытки на кражу рыбопродуктов из вагона-рефрижератора у одного из преступников произошел случайный выстрел из имевшегося у него огнестрельного оружия неизвестного образца, в связи с чем преступники скрылись…"
Денисов понял, почему Бахметьев показал ему ориентировку:
"Пуля! И в обоих случаях рыбопродукты… Может, та шалая пуля от выстрела залетела в наш рефрижератор".
Бахметьев положил трубку, Бухара отозвалась по проводам коротким мелодичным звонком.
- Не подойдет? - Бахметьев кивнул на ориентировку.
- Нет, - Денисов покачал головой. - Наш вагон на участке Окружного отдела не был.
- Жаль, - Бахметьев уже отошел от разговора с Бухарой, подхватил прерванную звонком нить. - Мне представляется очень важным, что ты нашел в "Запорожце" расписание электропоездов нашего направления.
Устанавливается связь с конкретным, пока еще неизвестным пунктом на линии…
- Пока только с поездом, - сказал Денисов. - И то: поезд этот ушел на час раньше.
- Тем более Белогорлова должна была спешить! - сказал Бахметьев. - Кстати, о тех очевидцах. Тучный, Близнецы. Их так и не нашли?
- С завтрашнего дня, я думаю, смогу уделить этому больше времени.
- Надо, чтобы все делалось одновременно. Как у хорошей хозяйки: чтобы и лук жарился, и мясо томилось… - Бахметьев любил сравнения из области кулинарии. Всем, кто его знал, это казалось странным: он не обедал, и только раз в течение дня секретарь заваривала ему некрепкий чай.
- Что касается "Запорожца", - он вынул платок, на секунду прижал к глазу, - то здесь могут быть как криминальные, так и просто очень деликатные обстоятельства. Как мыслишь?
- Я думал об этом.
- Скажем, женатый мужчина, которому история эта могла повредить…
Правда?
Развить версию Бахметьеву не пришлось. Слишком долго в его кабинете на антресоли стояло редкое затишье. Так не могло продолжаться вечно. На пульте - связи раздалось сразу несколько зуммеров. Хлопнула наружная, а потом и внутренняя дверь - оба заместителя Бахметьева, похожие друг на друга тяжелой строевой статью, прошли к столу.
Бахметьев потянулся к телефонной трубке, Денисов поймал его взгляд, поднялся.
- А что ГАИ? - Бахметьев внезапно прикрыл трубку ладонью. - Какая возможная квалификация человека, который на "Запорожце" попал в аварию?
Особенность его поведения в аварийной ситуации?
- Я интересовался, - Денисов кивнул. - Дежурный по городу сравнил водителя с новичком, впервые севшим за руль. И одновременно с асом московского такси.
Подходя к кабинету, Денисов услышал звонок. Он открыл дверь, не зажигая свет и не сбросив куртку, кинулся к столу, успел схватить трубку на последнем гудке.
- Товарищ Денисов?
Звонили из таксомоторного парка.
- Я разговаривал с Азизбаевым, как вы просили! - это был начальник колонны. - Так вот: Гладилин сказал ему, что не может отвезти на вокзал, потому что его ждут…
- Ждут? Где? Не сказал? - Денисов сдернул шарф, бросил на стол.
В кабинете было жарко.
- На Варшавском шоссе. Он сослался на сестру жены…
4
- …Это случилось после скандала в пивном баре.
Потерпевший простил меня ради моих родителей. Он так и сказал. Мать буквально валялась у него в ногах. Отец за неделю поседел. В конце концов дело прекратили.
- А вы?
- Я почувствовал себя словно вновь родившимся.
Увидел, как говорится, небо в алмазах. "Благодари и смирись! - твердил я себе. В какой-то повести - кажется, перевод с японского - часто повторялись эти два слова. - В сущности, ничего не надо, кроме простой еды да чистого неба над головой!" Несколько месяцев я всех избегал, особенно старых знакомых. Боялся даже случайно перейти черту. Отец отдал мне свою путевку в пансионат на взморье. И я двадцать шесть дней жил один в почти пустом здании на берегу. Там мы познакомились.
- Он тоже отдыхал там?
- Для меня всегда останется загадкой, как он там оказался. Он сидел за столом против меня. Тихо-тихо.
Если не поднимать головы над тарелкой, нельзя было узнать, есть ли еще кто-нибудь рядом. С нами обедали мужчина и женщина, он старался прийти после всех.
Если я еще сидел за столом, он здоровался, показывал на пустые тарелки, спрашивал: "Наши соседи покушали?" - "Да", - говорил я. Мы молча принимались за еду. Когда мне хотелось общения, я спрашивал в свою очередь: "Наши соседи пообедали?" Или наоборот:
"Еще не пообедали?" Иногда мы встречались у лифта.
Я жил на третьем этаже, он на втором. Престижным считался восьмой…
Лифтов было два, каждый со своим характером. Я всегда замечал, думал, вот-вот начну писать повесть… Один из лифтов был работяга, ему доставалось за двоих. Он часто ломался. Второй хитрил, не сразу бросался на вызов, делал вид, что не заметил. Его оставляли в покое… Отдыхающие предпочитали лифт даже до второго этажа. Только обслуживающий персонал сновал по лестнице вверх-вниз…
- А он?
- Ждал. "Бегают здесь одни холуи.." Внизу был бар. Коньяк, кофе…
Барменша всех знала, умела поболтать с каждым. Иногда я заходил тоже.
Народу было немного, сидели по одному, по двое за столиками. Меня почему-то обходили. "Тебе скоро тридцать, - говорил я себе, - но никто почему-то не несет свою чашку кофе к твоему столику, не набивается в друзья!" Я острил: "Вот сидит молодой человек, который за кроху интереса к себе готов открыться первому встречному…"
- И он подсел к вам?
- Будь проклят тот день! Как всегда перед грядущими неприятностями, я, помню, еще с утра чувствовал себя удивительно хорошо, и мне казалось, все вокруг смотрят на меня с симпатией и завистью…
Под каменным навесом вестибюля было гулко и ветрено.
Денисов стоял у метро, когда в движении автобусов наступил неожиданный сбой. Площадь впереди внезапно опустела. Женщина в форменном халате поверх шубки, торговавшая цикламенами, поправила свисавшие со скамьи длинные голые стебли, глубже вошла в воротник.
"8.15…" - удостоверился Денисов по висевшим в середине площади часам.
Он успел позвонить в институт Склифосовского. В отделении реанимации уже привыкли к его звонкам, узнавали по голосу:
- Насчет Белогорловой? Из транспортной милиции?
Дальнейший разговор повторялся ежедневно, был знакомым до мелочей:
- Никаких улучшений. Прогноз тот же. Нет, кроме вас, никто не звонил.
Спасибо. И вам того же. Позвоните после обхода.
Освещая противоположную сторону площади, показалось мартовское неяркое солнце. В его лучах совсем близко Денисов вдруг увидел завернутый в пальто живот, шапку пирожком - всю оплывшую фигуру нестарого еще, страдающего ожирением человека.
"Он! - узнал Денисов. - Тучный!"
Притормозившие у светофоров автобусы тем временем один за другим подрулили к остановке. Волна пассажиров накрыла толстяка и каменными ступенями понесла вниз, к турникетам. Денисов поспешил следом.
Течение тотчас подхватило его, мимо контроля потащило дальше, к платформам.
Был утренний час пик.
- Товарищи пассажиры… - предупредило радио. - На прибывающий поезд посадки не будет…
Денисов удерживал взглядом пальто и меховую шапку. Первый состав прошел не останавливаясь. Протиснувшись, Денисов занял место неподалеку от толстяка.
- Отойдите от края… - предупредило радио.
Объясниться на платформе не было возможности, Денисов просто не мог подойти.
Из туннеля показался очередной поезд, заполнившее перрон людское море пришло в движение.