Героев не убивают - Елена Топильская 10 стр.


- А сегодня нельзя? - спросила я. Объяснять ему, что у меня нет мобильного телефона, я не стала.

- По-моему, по-русски это называется "выкручивать руки", - заметил Збигнев, отвлекшись от интимной беседы с Мадлен. - А еще я помню такую пословицу: "Тетенька, дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде".

- Как? - в один голос спросили Йен, Джон и ли Кара.

- Вы очень хорошо знаете русский фольклор, Збигнев, - не удержалась я.

- Но не знаете русских реалий.

- Помилуйте, Мария, - ответил мне Збигнев по-русски, - мы, братья-славяне, слишком долго дружили, чтобы наизусть выучить эти реалии.

Польша - это та же Россия, только еще более ленивая.

- Я не думала, Збигнев, что еще кто-то, кроме русских, любит прилюдно говорить о своем народе гадости.

- Я же говорю, мы многому у вас научились, - подмигнул он, и мы перешли на английский.

- Можно позвонить и сегодня, но может быть, лучше это сделать после того, как мы договоримся? - это Уоткинс робко заметил, дождавшись, пока мы со Збигневом уладим наши славянские трения.

- Видите ли, Йен, надо торопиться, пока на гильзах есть что искать.

Если их отвезут нашим экспертам, все следы сотрутся.

- Как это сотрутся? - не понял англичанин. - Кто сотрет?

- Эксперты. Они же будут проверять гильзы только для того, чтобы сказать, из одного оружия они выстрелены или из разных.

- Мария, я плохо понимаю особенности русского законодательства, но чувствую, что вам нужно помочь. Не волнуйтесь, все будет в порядке. Пойдемте звонить.

Мы с Уоткинсом вышли из пивнушки и отправились в университет, потому что звонить из гостиницы было очень дорого. Когда мы перешли дорогу, нас догнал Пьетро ди Кара.

- Меня очень интересует это исследование. Вы не будете возражать, если я увяжусь за вами? Хочу присутствовать. - Он взял меня за руку. - Тем более что Джон с Олави отправились дегустировать темный эль, а Збигневу явно не терпится обсудить проблемы борьбы с организованной преступностью персонально с Мадлен.

- Конечно, Пьетро. А я давно хочу обсудить кое-какие проблемы с вами.

Он так явно обрадовался, что мне стало смешно. Все-таки мужчины одинаковы во всех концах земного шара. И в этот момент я поняла, чем Пьетро ди Кара так привлекает меня. И светлая масть, и выразительные глаза, и веселый легкий нрав - все это до боли напоминает мне доктора Стеценко. Неужели я никогда не вылечусь от этой болезни? Уже сколько времени мы не вместе, а в душе все еще щемит. Я взяла Пьетро под руку и крепко прижалась к нему под предлогом, что мы обходим лужу. Какая разница - Саша Стеценко или Пьетро ди Кара, раз они так похожи?

По дороге в университет я так тесно прижималась к Пьетро и так явно заигрывала с ним, что он, по-моему, слегка обалдел. Но все это ему нравилось, сомнений не было.

В университете нам открыли какую-то аудиторию, и я через международные коды набрала телефон горчаковского кабинета. Висевшие над столом часы показывали одиннадцать вечера, значит, в Питере восемь, но я была уверена, что застану Горчакова в прокуратуре. Он и раньше засиживался на работе, но с тех пор, как наша контора для него стала еще и местом свиданий, наверняка вообще домой не торопится. И точно, Лешка довольно быстро снял трубку. И сразу завопил:

- Ой, Марья, у нас тут такое происходит!

- Леша, время дорого, скажи мне, ты отправил гильзы из ювелирного магазина на экспертизу? - скороговоркой спросила я.

- Конечно, сегодня утром отвезли.

- Все?

- Все.

- Можешь вернуть хотя бы часть? При условии, что эксперты еще не вскрывали упаковку?

- А при чем тут…

- А при том, что я договорилась, что здесь попробуют получить с гильз отпечатки пальцев.

- Так. Думаю, что на баллистике еще за них не брались. Но ты ж понимаешь, только завтра с утра, а то ты звонишь на ночь глядя…

- Леш, заберешь хотя бы часть гильз, хотя лучше бы все, а завтра я тебе позвоню, скажу, как их сюда в Англию отправить.

- Знаешь, Машка, нас с тобой уволят. Как я отправлю кровные вещдоки в Англию? А если они пропадут?

- Не должны.

- Все равно, это нарушение. Я не могу вещдоки отдать незнакомым людям.

А что за экспертиза? Нельзя мне еще по двум убоям гильзы туда заслать? Слушай, Кораблев звонит каждый день, спрашивает, нет ли от тебя известий, вручила ли ты его посылку.

- Я его убью, можешь так и передать. Все, Леш, целую, позвоню завтра.

Я отключилась, а Пьетро, задумчиво поглаживая меня по руке, сказал:

- Мария, если есть проблемы с тем, как доставить эти гильзы сюда, я могу помочь. Я знаю кое-кого из Интерпола, они могут связаться с московским отделением и найдут способ переслать гильзы, пусть ваш коллега только довезет их до Москвы.

Я, конечно, сразу ухватилась за эту идею, и Пьетро начал созваниваться со своими знакомыми. И несмотря на наличие у него мобильного телефона, предпочел тоже делать это с университетского аппарата. Разговаривал он большей частью по-итальянски, так что я ничего не поняла, кроме одного: гильзы наши доставят, куда следует. Оставались сущие пустяки - уговорить английских экспертов заняться нашими гильзами. Но мне почему-то казалось, что с этой задачей мы справимся.

После окончания деловых переговоров англичанин, извинившись, отправился спать. А мы с Пьетро решили прогуляться по обширному лугу и практически до утра бродили между рекой и кампусом, пугая кроликов. Тем для разговоров нашлось великое множество, помимо борьбы с организованной преступностью. На лугу было много кочек, незаметных в темноте. Понятно, что я то и дело спотыкалась, приходилось опираться на Пьетро. А один раз чуть не упала, и мой спутник просто подхватил меня на руки. Но вел себя как джентльмен и границ приличий не переходил, хотя прерывисто дышал. Было очень интересно.

Глава 10

На следующий день мы получили подтверждение, что англичане возьмутся за исследование гильз; потребовалось еще три-четыре телефонных звонка, и через день вещдоки торжественно прибыли в Колчестер. Я слезно умоляла англичан провести экспертизу до моего отъезда, чтобы я могла забрать гильзы с собой, но оказалось, что это невозможно технически, методика экспертизы предполагает определенный период времени. Уезжала я из-за этого с тяжелым сердцем, но меня успокоил ди Кара, торжественно пообещав, что через своих друзей в Интерполе он получит наши гильзы и найдет способ доставить их прямо в Питер. Молясь про себя, чтобы друзья Пьетро оказались действительно из Интерпола, а не из русской мафии, я помахала на прощание Великобритании, и Пьетро посадил меня в самолет.

Кораблевская посылка была оставлена на хранение в Эссексском университете, нерадивым друзьям оперуполномоченного Кораблева сообщено, где она хранится, чтобы они могли приехать и забрать ее. Поначалу, когда я наконец до них дозвонилась, у меня мелькнула мысль поручить им переслать наши гильзы после экспертизы, но потом я подумала, что эти безответственные люди наверняка гильзы потеряют. На самом-то деле мне хотелось, чтобы проблему доставки гильз взял на себя Пьетро.

Со всеми участниками семинара мы распрощались самым душевным образом, кроме представительниц стран Балтии. Мадлен улетала почти одновременно со мной, и у паспортного контроля лил слезы Збигнев.

В самолете я закрыла глаза и предалась воспоминаниям. Пьетро ди Кара, естественно, не выходил у меня из головы, заслоняя собой даже проблемы раскрытия преступлений и соблюдения процессуальных сроков. Во время нашей прогулки под вековыми дубами мы коснулись его и моей личной жизни. Оказалось, что мы ровесники. Он, правда, на некоторое время впал в ступор, узнав, что я младший советник юстиции, в переводе на армейские звания - майор; у них в итальянской полиции это все равно что генералиссимус. Он-то, бедный, всего лишь сержант, но по возвращении на Сицилию будет сдавать экзамены на капитана. Надо выдержать экзамены по двенадцати дисциплинам, чтобы получить капитанский чин.

Что же касается его личной жизни, - кто его знает, так это или нет, но он сказал, что не женат, что в их семье все мужчины (а у него четыре брата) вообще поздно женятся.

Кроме того, он совершенно неприлично обрадовался, узнав, что я тоже свободна. Но вот у меня, например, известие о том, что он не женат, вызвало больше подозрений, чем радости. Это в юности можно безоговорочно доверяться понравившемуся мужчине, а в моем возрасте, если встречаешь свободного мужчину, не горбатого и не состоящего на учете в ПНД, то в первую очередь думаешь, а что ж это он никому не нужен?

Когда мы расставались, он заявил, что через месяц у него отпуск, и он обязательно прилетит в Россию, чтобы повидаться со мной. А потом, размечтался он, мы с ним поедем или снова в Англию, или в Швецию, у него там друзья. Я спросила его, неужели он может в отпуске проехаться по Европе только на свою полицейскую зарплату? Он смутился и залепетал, что у них, в принципе, и сержанты полиции получают достаточно; конечно, к высшему классу общества они не принадлежат, но средний уровень жизни их зарплата может обеспечить. Я выяснила, что поездка по Европе на арендованной машине, с проживанием в четырехзвездочных отелях, без необходимости экономить на выпивке, - это и есть в понимании итальянского полицейского средний уровень жизни. Дом на побережье он купить не может, но снять квартиру в хорошем районе, ездить на приличной машине и содержать неработающую жену его доходы позволяют. Я понимаю, Мария, лепетал он дальше, что ты зарабатываешь гораздо больше, но вот я стану капитаном…

Пришлось признаться Пьетро, что зарплата старшего следователя прокуратуры в России не позволяет вести такую жизнь, как он описал. И даже для того, чтобы купить в Великобритании сувениры для близких, мне пришлось занять денег.

По-моему, он мне не поверил…

Почувствовав, что воспоминания о Пьетро меня слишком увлекли, я решила отвлечься. В кармашке сиденья передо мной торчала какая-то газетка на русском языке, и я вытащила ее и перелистала. Мое внимание привлекла статья, подписанная старым знакомым Антоном Старосельцевым, Там говорилось о том, что раньше он рассказывал читателям о намерениях Кремля обустроить под Петербургом морскую резиденцию президента, а сейчас он делится последней новостью - на одной из питерских верфей начато строительство президентской яхты. Информация об этом заказе особо не афишируется, но корреспонденту удалось выяснить, что штабной катер, предназначенный для ведения переговоров и охраны президента, будет иметь на борту все, что необходимо для комфортного плавания, и комплект вооружения, включая зенитный комплекс; быстроходность катера составит до пятидесяти пяти узлов, а стоимость этого заказа около миллиона долларов. Я порадовалась за президента, а заодно и за Старосельцева, который по этому информационному поводу наверняка получил хоть какой-то гонорар, и тут мой взгляд упал на соседнюю статью. Она называлась "Ничего не вижу, ничего не слышу". Статью сопровождал шарж - три обезьяны, закрывающие себе лапами уши, рот и глаза. Мои глаза сразу выхватили из текста слова "прокуратура Архитектурного района", "прокурор Ковин" и "следователь Швецова". И еще - фамилию Масловского.

Я перевела дух и стала читать.

Статья была написана очень хорошим языком. И очень зло. Если бы я не была одной из героинь статьи, я бы решила, что такие люди не могут работать в прокуратуре; недостойны. Они заслуживают гражданской казни. Да, надо было мне слушать Лешку, когда он пытался по телефону предупредить меня. Публикация была напечатана под рубрикой "Журналистское расследование". В ней шла речь о том, что за последние годы наша прокуратура не была замечена в каких-либо общественно-полезных деяниях или профессионально выполненных обязанностях, напротив, все, что исходило от прокуратуры, либо носило откровенно конъюнктурный, политический характер, либо имело коммерческий душок и было весьма грубо сляпано. Но то, что произошло в последние дни, просто ставит под сомнение целесообразность существования этого института в нашем государстве.

Тем более что Совет Европы уже высказывался о необходимости реорганизации этой тоталитарной машины. Но это все прелюдия. А существо, собственно, в том, что на этот раз прокуратура обкакалась настолько, что прокурор города должен был бы уже пустить себе пулю в лоб. Началось с того, что прокуратура нагло отрицала то, что стало достоянием общественности благодаря профессиональной работе журналистов, а именно: похищение жены топливного магната Масловского. Средства массовой информации просто на блюдечке с голубой каемочкой поднесли это похищение правоохранительным органам, но работники прокуратуры района (вот тут появились имена прокурора Ковина и следователя Швецовой) совершили должностное преступление, умышленно скрыв факт похищения. Ладно, когда этим занимается милиция; они традиционно скрывают от учета преступления. Но когда на тот же путь ступает прокуратура, призванная надзирать за законностью, - тогда уже рушатся основы государства. И главное, что сокрыто и как: не какая-нибудь мелкая кража, по которой и пожаловаться-то некому, а громкое и тяжкое преступление, в котором замешаны сильные мира сего. Под давлением общественности прокуратура была вынуждена симулировать проверку и завершила ее вынесением незаконного. постановления - якобы об отсутствии события преступления. Вот так. И возникает закономерный вопрос: сколько заплатили упомянутым сотрудникам заинтересованные лица, чтобы было вынесено именно такое постановление? И если бы на этом все кончилось, то было бы еще полбеды. Но преступное бездействие прокуратуры приводит к совершению еще одного тягчайшего преступления, повлекшего смерть четырех человек. Речь идет о нападении на ювелирный магазин. У редакции есть серьезные основания полагать, что это нападение напрямую связано с похищением жены Масловского. Что за основания? Уж если прокуратура не в состоянии сама добывать доказательства средствами, прописанными в законе, - милости просим в редакцию, где журналисты попытаются научить "профессионалов" в кавычках, как надо расследовать преступления, и передадут им эти доказательства. Кстати, как стало известно редакции, одна из участниц должностного преступления, так называемый следователь Швецова, как наиболее преуспевшая в борьбе с организованной преступностью, командирована на международный семинар. Можно себе представить, каким опытом поделится эта специалистка! И можно себе представить, каковы же остальные "профессионалы" в нашей прокуратуре, если наиболее преуспевшей считается мадам Швецова…

Я могла бы даже не смотреть на фамилию журналиста под статьей. Я знала ее и так: это Трубецкой.

Сложив газету, я некоторое время пыталась унять сердцебиение. Ну что ж, как ни обидно сие признавать - эта прилюдная оплеуха есть результат моего конформизма. Я, мол, приняла решение, а если вы, ; господин прокурор, хотите его изменить, пожалуйста, я бороться не буду. И если мой коллега собирается вынести постановление от моего имени, но противоречащее моему мнению, - что ж, пожалуйста, делайте, что хотите. И правильно, вы, Мария Сергеевна, получили; нечего подставляться. Хотя все равно обидно. У меня даже слезы на глаза навернулись. И ближайшее будущее в связи с этим представилось мне мрачным, изобилующим разнообразными взысканиями и общественным остракизмом.

В аэропорту меня встречали Кораблев и Горчаков, конечно, под ручку с Зоей. Рожи у них были постными, даже радость встречи их не просветлила.

Я сказала Лешке, что все уже знаю, и показала газетку со статьей Трубецкого.

- Нет, Маша, это не все, - мрачно сказал Лешка и потряс целой кипой разнообразных изданий.

- Что, это все про меня?! - ужаснулась я.

- Я же сказал, это еще не все.

- Машка, ты не обижайся на Лешу, - вступила Зоя, тревожно на меня глядя. - Он же не нарочно…

- Ты про постановление?

- Ну да.

После чего я узнала, что в городской прокуратуре проводится проверка по факту незаконного отказа в возбуждении уголовного дела в связи с похищением супруги Масловского. Ждут меня, чтобы получить объяснение и объявить взыскание.

Что ж, этого следовало ожидать. Если меня сейчас накажут, я лишаюсь премии за третий квартал и по итогам года - наказанные у нас пролетают мимо денег. А это существенно бьет по моему карману одинокой матери.

- Ладно, - я тряхнула головой. - Ничего уже не поделаешь. Меня вот больше волнует, каким образом похищение жены Масловского связано с разбоем в ювелирном…

Лешка и Кораблев переглянулись.

- Может, мы уже поедем наконец? - недовольно спросил Кораблев. - Или вы так и будете проводить в аэропорту производственное совещание?

- Хорошо, - пожала я плечами. - Может, ко мне заедем? Чая попьем, заодно ты, Горчаков, мне все гадости расскажешь.

- Вот, конечно, только чаем кишки полоскать, - забурчал Кораблев, открывая машину. - Обеда у вас, естественно, нету?

- Леня, побойся Бога. Я только что прилетела после недельного отсутствия, откуда обед?

- У хорошей хозяйки обед всегда есть, - возразил Кораблев, но как-то вяло, лишь бы что-то сказать.

- Между прочим, Машка, пока мы тебя ждали, они два раза ели в буфете, - наябедничала Зоя. - Съели четыре антрекота и две котлеты по-киевски. И по пирожному…

Но тем не менее, когда мы доехали до моего дома, мужики нечеловеческими усилиями впихнули в себя сковородку жареной картошки и яичницу из десяти яиц, при этом Кораблев ворчал, что яйца несвежие, недельной давности, а у него гастрит. После чего начали рассказывать.

Дело по нападению на ювелирный магазин Лешка принял к своему производству. В первые дни ничего не вырисовывалось, и больше всего смахивало на дилетантский разбой. Оставшиеся после отправки в Англию гильзы эксперты проверили по пулегильзотеке, проверка ничего не дала. Поставили украденные из магазина украшения в картотеку похищенных вещей, разослали ориентировки.

Агентура молчала. И на третий день Горчакову, сидевшему в кабинете и лениво разбиравшему всякие вещички, извлеченные из карманов одежды убитого Асатуряна и из "бардачка" его машины, пришла в голову неординарная, прямо скажем, мысль.

Он вытащил из кучи вещей таксофонную карту, подивился, зачем она человеку, в распоряжении которого было четыре мобильных телефона, но все же послал опера в телефонную компанию с запросом, звонил ли куда-нибудь покойный в последнюю неделю перед смертью. И на следующий день опер привез ему справку о звонках господина Асатуряна с помощью таксофонной карты.

Назад Дальше