Первый звонок имел место за два дня до прошедшей субботы, длился три минуты, потом было еще шесть звонков по тому же номеру, достаточно длительных, а начиная с воскресенья господин Асатурян пять раз набирал тот же номер, но, судя по всему, разговора не происходило, а на карте эти разговоры отложились, поскольку там стоял определитель номера, а когда он включается, срабатывает соединение. Лешка подумал, что разговора все-таки не происходило, потому что продолжительность всех этих звонков была практически одинакова и невелика. Я бы тоже, как и Лешка, решила, что пять звонков в одно и то же место за довольно короткий отрезок времени могут, скорее всего, означать, что Асатурян не разговаривал ни с кем, а просто настойчиво пытался дозвониться. Данных о том, что он страдал старческим маразмом или болезнью Альцгеймера, у нас не было; ну и с чего бы ему тогда по пять раз названивать по одному номеру? Естественно, опера нашего убойного отдела тут же установили адрес, куда звонил Осетрина, и рванули туда. А там…
- А там, Машка, съемная хата. И хозяин, который сообщил, что неделю назад в его квартире сняли комнату двое молодых мужиков, баб не водили, водку не пьянствовали, уходили на весь день, возвращались поздно, трезвые, говорили мало. Сам он в квартире постоянно не жил, эти подробности ему соседи докладывали. Хозяина я допросил, соседей тоже, комнату осмотрел сам. И нашел там газетку, на которой, по всей вероятности, что-то записывали. Вернее, не так: писали на бумаге, подложив газетку. И отдал я эту газетку - просто от безысходности - криминалистам нашим.
Лешка сделал драматическую паузу.
- И что же там записывали? - потеребила я его за плечо.
- Номер машины одной.
- Установили? Горчаков помолчал.
- А чего там устанавливать? - промычал он, отводя глаза. - Я его сам хорошо помнил.
Ты же справочку в материал положила, какие машины за семьей Масловских.
- Неужели серебристая "ауди"? Лешка кивнул.
- Леш, а куда делись двое, которые комнату снимали?
- В воскресенье вечером соседи слышали шум в той квартире, но боялись нос высовывать. А с воскресного вечера никто больше тех мужиков не видел. В комнате мебели не особо много, но она вся перевернута. На полу я нашел два мазочка бурых, изъял на всякий случай. Кровь. За батареей - помада и "чек" героина.
- Понятно. А выводы?
- Машка, ну как будто ты сама не знаешь. Эти двое похитили жену Масловского.
- Подожди, но жену Масловского похищали трое.
- Ну да, двое из машины ее выводили, а третий потом отвлек гаишника, чтобы "ауди" увести с набережной. Соседи их видели втроем на белой "шестерке", довольно ободранной. Кстати, "шестерка" стояла в двух кварталах от этой хаты, брошенная.
- В угоне?
- В угоне, - подтвердил Лешка.
- Двое, значит, иногородние, а третий - местный, раз с ними вместе не жил?
- Или хату снимал в другом месте, - вмешался Кораблев.
- А Осетрина, получается, при делах, - продолжал Лешка. - С учетом его криминальной специализации. Да, еще знаешь, что интересно? Меня шеф на месте происшествия заставил обработать на пальцы салон машины Асатуряна. Я еще покривился - что это даст? А знаешь, что это дало?
- Догадываюсь, Леша. На рулевом колесе нет пальцев Асатуряна.
- Блин, Машка, все еще круче. В комнате, которую снимали загадочные мужики, я тоже все на пальцы обработал. И еще микрочастицы кое-где поснимал.
Так вот, на рулевом колесе в осетриновской машине - пальцы из тех, что я в комнате собрал. И на водительском сиденье две шерстинки совпали.
- Ты уверен? - я заволновалась. - Леша, но тогда…
- Подожди, Машка, это еще не все. А из-под водительского сиденья я забрал тряпочку грязную. Так, на всякий случай. Знаешь, что на ней эксперты нашли?
- Ничего, кроме оружейной смазки, в голову не приходит, - пробормотала я. И попала в точку. - Леша, напрашивается такое объяснение: Осетрина замышляет похищение жены Масловского, привозит исполнителей, те осуществляют похищение…
- Не воображайте, Мария Сергеевна, что вы одна тут умная, - прервал меня Кораблев, как толвко дожевал конфеты, найденные им в серванте. - Я тоже могу рассказать, что было дальше. У Масловского, знаете, какая служба безопасности? Куда там нашему РУБОПу… Когда ему выставили требование денег, его бойцы нашли как-то исполнителей, вытащили их с бабой вместе…
- Мы уже проверили, Масловский и жена его в понедельник улетели в Испанию, - вставил Лешка.
- Попрошу меня не перебивать, - поморщился Кораблев и продолжил:
- И помочили исполнителей. А трупы закопали где-то.
- Да? - я прищурилась. - Всех троих помочили?
Кораблев кивнул и развернул фантик на очередной конфетке.
- Ленечка, а как же пальцы на руле асатуряновской машины? Они там могли остаться при единственном условии - этот человек сидел за рулем, когда машина приехала в ювелирный магазин. Но это, стесняюсь сказать, случилось через два дня после похищения.
- Вечно вы, Мария Сергеевна, все опошлите, - проворчал Кораблев. - Все так хорошо сходилось…
- Ладно, это детали. Скажите мне, что с делами?
Лешка понял, что я хотела сказать.
- Маш, - он покаянно склонил голову, - из-за меня тебя накажут. Ты ведь хотела дело возбудить, а я поддался на провокацию и постановление об отказе вынес от твоего имени. И шеф тоже - последние волосенки на себе рвет. Хочешь, я тебе буду отдавать свои премии?
- Хочу, - вздохнула я. - Ты мне расскажи, как сейчас дела обстоят?
- Городская возбудила дело по факту похищения жены Масловского…
- Без их заявления?
Лешка кивнул.
- И нам скинула. И в порядке наказания велела тебе им заниматься. А у меня разбой по ювелирному, создана бригада.
- А кто в бригаде?
- Ты и я.
- А оперативное сопровождение?
- Неофициальное - вон Леня…
- Что значит "неофициальное"?
- Ну, - Лешка помялся, - официально с нами ФСБ работает. А Ленька так, подсвечивает…
- А кто из ФСБ? Я их знаю?
- Царицына ты видела на месте происшествия. А еще Серега Крушенков. Он говорит, что тебя знает.
С Крушенковым я действительно сталкивалась несколько лет назад, когда расследовала дело в отношении лидеров "Русского братства" - натуральных фашистов, у которых даже символика напоминала недоделанную свастику. Они организовали тир, в котором отстреливали бомжей, отрезали у них уши в качестве трофея, мариновали эти уши в банках и очень собой гордились.
Совместную работу с Крушенковым я вспоминала с удовольствием, несмотря на то что в сотрудничестве с ФСБ были свои особенности. Правда, Крушенков был несколько нетипичным комитетчиком, позволял себе больше, чем его коллеги, затянутые в мундиры и лопающиеся от сознания собственной значительности. Был, например, один случай, когда другие сотрудники дома на Литейном косо на Сергея смотрели из-за его нехарактерного для Большого дома поведения. Мы тогда безуспешно пытались допросить в качестве свидетеля бывшего гражданина Советского Союза, а ныне - жителя Финляндии, который из вредности отказывался пользоваться своим родным русским языком и косил под иностранца, ломано доказывая, что ему требуется переводчик. В том же РУБОПе с этой проблемой справились бы в шесть секунд; сказали бы - ах, тебе переводчик нужен? Будет тебе переводчик, и тут же пришел бы собровец в маске и, поигрывая резиновой дубинкой, спросил бы - ну, кто здесь по-русски не понимает? А?! Сразу же все начинали понимать по-русски. Рафинированные чекисты же на такое пойти не могли и пребывали в растерянности, пока Крушенков не отвел "иностранца" к окошечку и, кивнув на занесенный снегом внутренний двор главка, тихо спросил: "А слово "расстрелять" ты понимаешь?.."
Сожрав подчистую все мои небогатые продовольственные запасы, встречающие удалились с сознанием выполненного долга. А мне предстояло позвонить маме и Хрюндику, прибраться после нашествия коллег, вымыть посуду, принять душ, выгладить юбку, которую я хотела надеть завтра, и собраться с мыслями. Вот это и оказалось самым трудным. Стоя под душем, я уже не верила в то, что еще сегодня утром дышала английским воздухом и наслаждалась общением с приятным мужчиной, которому безусловно нравилась. Все это уже в прошлом, в какой-то другой жизни. А в этой жизни - выговоры, пасквили в прессе, работа на износ, долги и отсутствие денег. И еще - Италия очень далеко.
Поставив будильник на полвосьмого утра, я долго ворочалась в постели и вспоминала про Пьетро. И чем ближе было утро, тем дальше казался мне мой итальянский кавалер; да, мне было очень хорошо с ним, но это отношения без будущего: где он, а где я… Зато здесь Сашка. Может быть, стоит попробовать возобновить наши отношения? Пожалуй, я позвоню ему завтра… Хотя завтра я не смогу. Закопаюсь в бумажки, будут неприятные разговоры, испортится настроение… Интересно, угнанную "шестерку" отдали владельцу или она стоит где-нибудь на штрафной стоянке? Пальцы оттуда хоть взяли? И микрочастицы оттуда не помешают. А если Асатуряна и девушку привез в магазин водитель, то куда, интересно, он делся? Не он ли, часом, расстрелял хозяина? На тряпочке-то из-под сиденья - оружейная смазка. Если это так, то мы имеем хотя бы приблизительные, но все же приметы, со слов человека, сдававшего похитителям комнату, и соседей.
Значит, в целом не так уж мало у нас: приметы, отпечатки пальцев… Тут я остановилась. Нет, приметы сработают в случае с похищением. Пальцы - вообще ни на что не сработают. В ювелирном магазине он следов пальцев не оставил. Кроме того, вопрос: если он принимал участие в похищении, почему его не забрали вместе с остальными? А если он просто отсутствовал, когда служба безопасности Масловского нашла похитителей, то почему Асатурян его не спрятал, а наоборот, разъезжал с ним по городу? Асатурян-то нам ничего уже не расскажет.
Ладно, начнем собирать дело по крупицам, по зернышку. В конце концов, я расследую похищение человека, а не разбой, в ювелирном. Вот похищение я и отработаю как следует. А на личную жизнь, как всегда, времени уже не останется.
Глава 11
Неприятных разговоров состоялось гораздо больше, чем даже я ожидала. Не считая шефа, двое зональных из городской, зампрокурора города, отдел кадров, несколько назойливых журналистов… Кончилось тем, что я сбежала из родной прокуратуры под благовидным предлогом обсудить план расследования с сотрудниками ФСБ.
Оба чекиста сидели в небольшом, но аккуратном кабинете, где, в отличие от милицейских и прокуратурских помещений, под столами не пылились пустые бутылки, маскирующиеся под изъятые с места происшествия вещдоки, на столах и подоконниках не валялись бумаги россыпью и пачками, и корзина для бумаг была девственно пуста.
Встретили они меня приветливо и сразу стали угощать чаем из красивого сервиза, а не как в милиции - из щербатых сосудов, употребляемых для всех видов жидкости, включая кофе, водку, суп и рассол. За чаем я им рассказала о своих соображениях по поводу возможности расстрела людей в магазине одним из похитителей жены Масловского.
- Ой, Маша, кривите душой, - хитро посмотрел на меня Царицын. - Как это он в магазине своих пальцев не оставил?
- Что вы имеете в виду? - Я уставилась на него, искренне не понимая.
- А гильзы?
- Что гильзы? - Вот тут я покраснела и мысленно обругала себя за это.
- Неужели специалисты Скотланд-Ярда не найдут на гильзах отпечатков? - продолжил Царицын.
Меня окатило волной ужаса. Ко всем моим неприятностям мне не хватало еще утраты вещдоков. Ведь просила Лешку сделать все в обстановке строгой секретности… А как говаривал старина Мюллер, - то, что знают двое, знает свинья.
- Да ладно, Мария Сергеевна, - Царицын подвинул мне конфетку, - не переживайте, никто вас не сдал. Это специфика нашей организации такая, мы должны все знать о людях, с которыми работаем. Чем мы можем помочь?
Справившись с волнением и сразу прикинув, что теперь надо выбирать выражения не только в телефонных разговорах, но и дома, и в кабинете, я попыталась связно объяснить, что надо, конечно, составлять композиционные портреты похитителей и предъявлять их инспектору ДПС, на глазах которого похищение происходило, а также плотно заниматься деятельностью Асатуряна в последний месяц его жизни - распечатки его телефонных разговоров, допрос свидетелей, в чем я рассчитываю на содействие оперативников. А сама я попытаюсь размотать, откуда пошла информация про похищение в прессу. Я уже знаю, что телевизионщикам ее сообщил журналист Трубецкой, поэтому надо закрепить данные, полученные от Скачкова и допрашивать Трубецкого. И не помогут ли мне доблестные чекисты его найти и вызвать.
После этих моих слов Крушенков лениво кивнул в сторону Царицына:
- Ну, это к Андреичу. А Юрий Андреевич Царицын пообещал к завтрашнему дню высвистать мне Трубецкого и спросил, где я предпочитаю его допрашивать - у себя в прокуратуре, у них в ФСБ или в редакции, вернее, в офисе Трубецкого.
Конечно, я выбрала прокуратуру. В ФСБ хорошо допрашивать человека, если от исхода допроса зависит, отметит он пропуск и уйдет или поедет прямиком в изолятор на Шпалерной. А обычный допрос, к тому же достаточно амбициозной личности, вполне может иметь место в нашей обшарпанной прокуратуре, где со стен падает штукатурка, а в период максимальных осадков прямо на посетителей протекает потолок.
Я попросила разрешения позвонить и, порывшись в записной книжке, набрала номер мобильного телефона Елизаветы Энгардт. Мне повезло, она ответила сразу. И даже сразу догадалась, что мне нужен Скачков.
- Маша, я вас расстрою. Он опять в запое, уже второй день на работу не выходит.
- Лиза, а вы не дадите его домашний адрес?
- Сейчас, мне надо порыться. - И после паузы Энгардт продиктовала мне название улицы и номера дома и квартиры.
- С кем он живет, Лиза?
- Насколько я знаю, один. Он развелся год назад, жена уже вышла замуж за другого, квартиру они разменяли.
Я сердечно поблагодарила Елизавету и в ответ услышала:
- Не стоит, Маша, это пустяки. Вы чем сегодня вечером занимаетесь?
- Пока не знаю, - удивилась я, - а что?
- У меня две контрамарки в театр, не могу найти компаньона.
- А на что?
- В том-то и дело, что на оперу. Гастроли Большого. "Дон Карлос".
- И вам не с кем пойти? - поразилась я.
- Дело в том, что у нас народ насчет культурки-то не очень…
- Да уж. Лиза, мне, конечно, очень хочется сходить… Можно, я позвоню ближе к вечеру, когда определюсь?
На этом мы попрощались; мне, конечно, хотелось сходить в театр, но еще больше хотелось сходить туда с Елизаветой Энгардт. Надо будет как-то изловчиться и выбраться. Решив, что я изловчусь, я предложила чекистам сопроводить меня домой к журналисту Скачкову, чтобы допросить его, как предлагает УПК, "по месту нахождения свидетеля". Царицын скривился и сослался на какие-то срочные дела, а Крушенков обрадовался и тут же принял низкий старт.
Через пять минут мы с ним уже ехали к "месту нахождения свидетеля", в новостройки.
- Как тебе с Царицыным работается? - осторожно спросила я Сергея, когда мы отъехали от Литейного на почтительное расстояние.
- Наш ответ Керзону? - усмехнулся Крушенков. - Теперь ты на него решила установочку сделать?
- Да нет, просто тебя я знаю, а с ним не сталкивалась никогда.
- Понятно. Ну, что могу сказать: опер он хороший. Непревзойденный агентурист. Интеллектуал.
- Даже так?
- Ну а как же. В застойные годы университет курировал. Между прочим, юрфак.
- О-о! А как же он к вам попал? Специфика-то другая…
- Ну, с тех пор воды утекло много, кое-что изменилось. Царицын еще хороший вариант, а то нам таких насовали в отдел…
- А чисто по-человечески? Как тебе с ним работается?
- Нормально. Все нормально. - При этом Крушенков не смотрел на меня, а стал вдруг чересчур внимательно следить за дорогой. Я решила больше не приставать к нему с Царицыным.
Много раз я убеждалась, что Крушенков патологически не способен за глаза обсуждать других людей. Если речь идет о лицах, к которым он хорошо относится, любые укусы он в корне пресекает заявлением: "Попрошу о моих друзьях ничего плохого не говорить", или "Этот человек - мой личный друг, и я не хочу слушать про него гадости". Если же обсуждаются неприятные ему особы, он просто избегает разговора.
Мы довольно быстро доехали до нужной улицы, нашли нужный дом в глубине микрорайона и поднялись на четвертый этаж. На звонок нам открыла сухонькая старушка.
- Вам Андрюшу? - спросила она, и мы, переглянувшись, молчаливо решили не показывать удостоверения.
- Вчера заперся у себя, пьет, наверное, - доверчиво продолжала она. - Или спит. Он, когда так долго не выходит, обязательно спит. Бедный парень, - вздохнула она. - А вы с работы?
Мы неопределенно покачали головами, но старушка, видимо, уже для себя решила, что мы хорошие.
- А он один выпивал? - спросила я.
- Вы знаете, я не видела, как он пришел. Но даже если он не один был, они себя очень тихо вели. К нему такие приличные ребята ходят, очень тихо себя ведут. У него все друзья такие интеллигентные, всегда здороваются, обувь снимают…
Сергей попросил разрешения постучать в комнату к Скачкову и долго стучал. А старушка в это время рассказывала нам, какой Андрюшенька хороший сосед, какой он талантливый, на телевидении работает, какой заботливый, всегда ей приносит картошку и хлеб, когда она попросит, и за лекарствами ходил, когда она приболела. А жена у него была ленивая и стервозная; правильно он ее выгнал, она его не понимала… Я поймала насмешливый взгляд Крушенкова, конечно, может, жена и стервозная, только слабо верится в то, что это он ее выгнал, скорее наоборот - раз такой завидный парень до сих пор прозябает в коммуналке, навещаемый только собутыльниками.
- Скажите, пожалуйста, - обратился Сергей к старушке, умаявшись стучать, - а у вас. ключей от его комнаты нету?
Старушка покачала головой.
- Нет, у него замок хитрый.
- А как вы считаете, ничего с ним не случилось?
- Да ну что вы, Андрюша часто пьет, потом проспится - и молодцом, - заверила нас Андрюшина соседка. - А что, передать что-то надо? Вы оставьте, я передам.
Мы переглянулись.
- Мы к вечеру зайдем, - взяла я на себя инициативу.
- Конечно, конечно, - закивала соседка. - А я Андрюше скажу, что вы придете.
Спускаясь по лестнице, мы с Крушенковым порадовались за Скачкова: повезло ему с соседкой. Надо же, запойный, еще и друзей водит алкоголизироваться, а старушка так к нему относится. Хотя если они не буянят и действительно снимают обувь, то старушке тоже повезло с соседом.
- Какие планы? - спросил Крушенков, когда мы оказались на улице.
Я пожала плечами. В прокуратуру возвращаться смысла не было. Если бы я сейчас успела допросить Скачкова, я могла бы после допроса заскочить на работу, бросить там протокол и успеть в театр.