- В полицию? Паспорт-то мой так у него и остался, а еще он показал мне одну из бумажек, которую я подписывала, - он даже к нотариусу меня тогда водил, подпись заверять; говорил, так в Италии меньше проблем будет, - так вот, в ней говорилось, что я взяла у него в долг пятьдесят миллионов лир.
- А потом?
- Сказал, что нашел мне работу в баре и что теперь мне надо всего-то отработать те деньги, которые он мне как бы одолжил.
- И?..
- Эдуардо отвел меня к владельцу бара, и тот сказал, что дает мне работу. Получала я, кажется, миллион лир в месяц. Вот только хозяин сказал, что будет вычитать из этой суммы плату за комнату над баром, в которой он позволит мне жить. Снимать другое жилье я не могла - у меня не было ни паспорта, ни визы. А еще он собирался вычитать с меня за еду и одежду. Эдуардо так и не вернул мне мои чемоданы, так что из одежды у меня было только то, в чем я приехала. В результате выходило, что мне остается пятьдесят тысяч лир в месяц. По-итальянски я тогда не говорила, но считать-то могла; я знала, что если отправить эти деньги тетке, получится меньше тридцати долларов. Для пожилой женщины и ребенка этого мало, даже в Бразилии.
Раздался стук, дверь открылась. Брунетти подошел и принял из рук Гравини жестяной поднос. Мара поставила третий стул между своим и тем, который занимал Брунетти, чтобы комиссару было куда поставить поднос. Они взяли по чашке кофе, размешали сахар. Брунетти кивнул на бутерброды, но Мара мотнула головой.
- Потом. Сначала закончу, - сказала она и глотнула кофе. - Я была не дура и прекрасно понимала, что меня может ожидать. Поэтому я пошла работать в бар. Трудно было только первые пару раз, потом привыкла. Это было два года тому назад.
- Что же произошло за эти два года? Что привело тебя в Местре? - спросил Брунетти.
- Я заболела. Воспалением легких, наверное. Ненавижу холод, - проговорила она, невольно вздрагивая от одной мысли об этом. - Пока я лежала в больнице, бар сгорел. Поговаривали, что поджог. Не знаю, но надеюсь, что так и было. А когда пришло время выписываться, пришел Франко. - Сказав это, она кивнула куда-то влево, будто была уверена, что именно там, за стенкой, его и держат. - Он заплатил по всем моим счетам и привез в Местре. С тех пор я на него и работаю. - Она допила кофе и поставила чашку на поднос.
Брунетти слышал подобные истории бессчетное количество раз, но впервые он не уловил в рассказе ни единой нотки жалости к себе, ни единой попытки представить себя жертвой неумолимых обстоятельств.
- Скажи, а он, - Брунетти тоже кивнул в направлении соседней комнаты, хотя Франко, как потом выяснилось, находился через коридор от них, - он имел какое-то отношение к бару в Милане или здесь, в Местре? Или к Эдуардо?
Она уставилась в пол:
- Я не знаю.
Брунетти молчал. Тогда она добавила:
- Мне кажется, он меня купил. Или мой контракт.
Она подняла глаза на Гвидо и спросила:
- Зачем тебе это знать?
Брунетти не счел нужным ее обманывать.
- Мы нашли телефон того бара, в котором ты сейчас работаешь, в ходе другого расследования. Теперь пытаемся выяснить, как это может быть связано с нашим делом.
- А что это за расследование?
- Этого я тебе сказать не могу, - ответил Брунетти, - но пока что оно не имеет отношения ни к тебе, ни к Эдуардо, ни к твоей истории.
- Можно задать тебе вопрос? - проговорила она.
Когда он слышал подобное от Кьяры, то, как правило, говорил, что спросить-то можно, только это не значит, что он ответит. На сей раз он сказал:
- Конечно, спрашивай.
- А это никак не связано с тем… - она запнулась, подыскивая слова, - то есть с теми из наших, кто помер за это время.
- Кого ты подразумеваешь под "нашими"? - спросил Брунетти.
- Шлюх, - пояснила Мара.
- Нет, никак, - тут же ответил он, и она поверила. - Почему ты спрашиваешь?
- Да так. До нас всякие слухи доходят. - Она потянулась к подносу, взяла бутерброд и откусила маленький кусочек, потом рассеянно стряхнула с груди крошки.
- Какие слухи?
- Всякие, - сказала она и откусила еще кусок.
- Мара, - Брунетти пытался нащупать правильный тон, - если ты хочешь мне что-то рассказать или о чем-то спросить, это останется между нами.
Он замолчал на мгновение и добавил, прежде чем она успела что-либо произнести:
- Если, конечно, речь не идет о преступлении. А так можешь смело делиться со мной, чем хочешь, и задавать любые вопросы, - это не выйдет за пределы комнаты.
- Не для протокола?
- Не для протокола.
- Как тебя зовут? - спросила она.
- Гвидо.
Она улыбнулась, сообразив, что он представился своим настоящим именем.
- Стало быть, Гвидо-сантехник?
Он кивнул.
Мара откусила еще кусочек бутерброда.
- Всякие слухи доходят, - проговорила она, проглотив его и снова стряхивая крошки. - Знаешь, когда что-то случается, молва распространяется быстро. Так что всякое, бывает, услышишь, но никогда не помнишь толком ни где слышал, ни от кого.
- Что именно ты слышала, Мара?
- Что кто-то убивает таких, как мы. - Едва выговорив это, она тряхнула головой. - Нет, не так. Не убивает. Но много наших умирает.
- Не понимаю, в чем разница, - сказал Брунетти.
- Помню, была одна девчонка. Имени не знаю, худенькая такая, из Югославии. Летом с собой покончила. Потом еще Аня, из Болгарии, тоже счеты с жизнью свела. Худышку я не знала, а вот с Аней была знакома. Она никому не отказывала.
Брунетти сообразил, о каких преступлениях идет речь, и он точно помнил, что полиция не смогла установить даже имен жертв.
- И еще эта история с грузовиком. - Мара замолчала и взглянула на комиссара. В голове Брунетти мелькнуло какое-то воспоминание, но очень смутное.
Не дождавшись его реакции, она продолжила:
- Одна моя знакомая слышала, она забыла где, что в том грузовике перевозили девушек сюда, в Италию. Откуда, не помню.
- Они ехали сюда, чтобы заниматься проституцией? - спросил Гвидо и тут же пожалел об этом.
Она подалась назад и замолчала. Взгляд стал совсем другим, будто подернулся пеленой.
- Я не помню, - отрезала она.
По голосу Мары Брунетти понял, что контакт с ней потерян, что его вопрос мгновенно оборвал ту тоненькую нить взаимопонимания, которая связывала их минуту назад.
- Ты когда-нибудь об этом рассказывала? - спросил он.
- Полиции, что ли? - уточнила она и фыркнула, как бы не веря своим ушам. Так и не ответив на вопрос, она швырнула недоеденный бутерброд на поднос.
- Ты мне обвинение предъявлять собираешься? - поинтересовалась она.
- Нет, - сказал Брунетти.
- Так я могу сваливать? - Женщина, с которой он только что разговаривал, исчезла. Перед ним вновь была та проститутка, что привела его накануне к себе домой.
- Да, ты можешь идти. Хоть сейчас, - сказал Гвидо и добавил, не дав ей даже подняться со стула: - Для тебя не опасно выходить отсюда раньше, чем он? - Он кивнул в сторону комнаты, в которой на самом деле не было Франко.
- Этот? - Она презрительно хмыкнула.
Брунетти подошел к двери, постучал и сказал появившемуся на пороге Гравини:
- Синьорина свободна.
Она подхватила жакет, прошла мимо Брунетти к выходу и, ни слова не говоря, удалилась. Брунетти взглянул на Гравини.
- Спасибо за кофе, - сказал он и снова взял папку, которую молодой человек так и держал в руках.
- Не за что, Dottore.
- Вы не могли бы унести поднос? А я пока поговорю с мужчиной.
- Еще сигарет принести, синьор? Или может быть, кофе? - спросил Гравини.
- Нет, не стоит. Сначала стребую с этого Франко свои пятьдесят тысяч лир. - С этими словами Брунетти вошел в комнату.
Ему было достаточно одного взгляда на Франко, чтобы раскусить его: Франко у нас крутой парень, Франко рвет и мечет, Франко наплевать на полицейских, он их не боится. Но из досье, которое Брунетти держал в руках, и из разговора с делла Корте он знал и то, что Франко сидит на героине, а под стражей в полиции содержится уже десять с лишним часов.
- Доброе утро, синьор Сильвестри, - сказал Гвидо любезно, словно пришел поболтать о результатах воскресных футбольных матчей.
Сильвестри узнал его сразу.
- Сантехник, - процедил он сквозь зубы и сплюнул на пол.
- Ну что вы, синьор Сильвестри, - сказал Брунетти снисходительным тоном. Он уселся на один из свободных стульев, затем открыл папку и принялся изучать документы, сначала первую страничку, потом вторую.
- Так, что тут у нас: драки, сутенерская деятельность, арест за торговлю наркотиками, ну-ка, - он снова открыл первую страницу, - вот, в январе прошлого года. На сей раз, вас могут обвинить в том, что вы присвоили себе заработок проститутки. Дважды. Это, конечно, малоприятно, но я полагаю, что…
Тут Сильвестри грубо его прервал:
- Слышь, ты, сантехник, давай-ка поживее. Предъявляй обвинение, и я звоню адвокату; он приедет и вытащит меня из этой дыры.
Брунетти лениво взглянул на Франко и заметил, что тот сидит, вытянув руки по швам и сжав кулаки, а на лбу его поблескивают капельки пота.
- Я бы с удовольствием, синьор Сильвестри, но боюсь, что в этот раз вы совершили нечто куда более серьезное, чем все ваши предыдущие "подвиги", вместе взятые. - Комиссар закрыл папку и хлопнул ею себя по коленке. - Скажу вам больше: ваше деяние находится далеко за пределами компетенции городской полиции.
- Что это все значит? - воскликнул Франко. От Брунетти не ускользнуло, что его собеседник заставил себя чуть-чуть расслабиться, разжать кулаки и положить ладони на колени.
- Это значит, что в течение какого-то времени то заведение, которое вы так часто посещаете с вашими, э-э, коллегами, находилось под наблюдением. Они прослушивали все телефонные разговоры.
- Они? - переспросил Сильвестри.
- СИСМИ, - пояснил Брунетти. - А конкретно - антитеррористическое подразделение.
- Антитеррористическое? - повторил Франко ошарашенно.
- Вот именно. Похоже, этот бар использовался людьми, причастными к взрывам в музеях Флоренции, - вдохновенно импровизировал Брунетти. - Я, наверное, не должен вас в это посвящать, хотя, с другой стороны, раз уж вы влипли в такую неприятную историю, то почему бы нам об этом не поговорить?
- Во Флоренции? - Франко был в таком состоянии, что мог только тупо повторять услышанное.
- Да. Мне самому известно немного, Насколько я понял, телефон в баре использовался для передачи неких сообщений. Ребята из спецслужб поставили этот телефон на прослушку примерно месяц назад, действовали по закону, судебное распоряжение, все дела. - Тут Брунетти красноречиво потряс перед носом у задержанного папкой. - Когда мои вас вчера арестовали, я попытался втолковать тем, другим, что вы всего лишь мелкая рыбешка, а значит, по нашей части. Но они и слушать меня не стали.
- Что это все значит? - снова спросил Сильвестри. Вся злость, звучавшая в его голосе, куда-то испарилась.
- А это значит, что они будут действовать в соответствии с законом о борьбе с терроризмом, - проговорил Брунетти, вставая. - Понимаете, синьор Сильвестри, просто между спецслужбами возникли разногласия, такое бывает. Теперь вас продержат сорок восемь часов.
- А как же мой адвокат?
- Вот двое суток пройдут, и звоните ему на здоровье. Всего каких-то сорок восемь часов, из которых вы просидели уже… - Брунетти отогнул манжету рубашки и взглянул на часы, - уже десять часов. Так что подождать вам осталось полтора дня, а потом вызовете адвоката, и он в два счета вас отсюда вытащит.
Сказав все это, Гвидо приветливо улыбнулся.
- А вы здесь зачем? - спросил Сильвестри, взглянув на него с подозрением.
- Вас ведь мои люди арестовали, вот мне и показалось, что я, ну, вроде как впутал вас в это дело. Ну и решил хотя бы зайти, объяснить, что к чему: больше-то я ничего не могу для вас сделать. Я с этими орлами из СИСМИ не первый раз сталкиваюсь, - проговорил Брунетти устало, - объяснять им что-то - дохлый номер. В законе сказано, что они имеют право задержать любого человека на сорок восемь часов, никого об этом не извещая. С этим просто надо смириться.
Он снова взглянул на часы.
- Не беспокойтесь, синьор Сильвестри. Уверяю вас, время пролетит незаметно. Если вам журнальчики какие-нибудь понадобятся, скажите офицеру, договорились? - С этими словами Брунетти направился к двери.
- Пожалуйста, - взмолился Сильвестри, очевидно впервые обращаясь к полицейскому в таком тоне, - прошу вас, не уходите.
Брунетти развернулся на сто восемьдесят градусов и, склонив голову набок, уставился на Франко с выражением откровенного любопытства.
- Вы уже решили, какие журналы хотите почитать? "Панорама"? "Архитектурный вестник"? Или может, "Христианская семья"?
- Чего вам от меня нужно? - спросил тот резко, но не зло. Капли пота у него на лбу стали еще заметнее.
Было очевидно, что играть с ним и дальше нет никакой необходимости. Вот вам и крутой парень Франко, вот вам и смельчак!
Комиссар задал свой вопрос строгим спокойным, голосом:
- Кто звонит вам по телефону в баре и кому вы звоните с этого телефона?
Сильвестри потер лицо, провел руками по голове, словно пытаясь прижать волосы к самому черепу; потом потер рот, будто вытирался после еды, и, наконец, выдавил из себя:
- Есть один человек. Он звонит мне и сообщает, когда привезут новых девочек.
Брунетти молчал.
- Я не знаю, кто он и откуда звонит. Просто связывается со мной где-то раз в месяц и говорит, где их забрать. К тому времени их обрабатывают как надо, чтобы смирные были. Мне остается только встретить их и расставить по рабочим местам.
- А деньги?
Сильвестри не ответил. Брунетти развернулся и направился к выходу.
- Я отдаю их женщине. Каждый месяц. Когда тот человек со мной созванивается, он говорит, когда и куда подъехать. Я подъезжаю и отдаю этой женщине деньги.
- Сколько?
- Все, что остается.
- После чего остается?
- После того, как я отдаю девицам их часть заработка и оплачиваю их жилье.
- И сколько выходит?
- По-разному, - ответил Сильвестри уклончиво.
- Сильвестри, не морочьте мне голову, - сказал Брунетти, давая волю раздражению.
- Бывает, миллионов сорок - пятьдесят за месяц. Бывает, меньше.
Из этого Брунетти сделал вывод, что бывает и больше.
- Кто такая эта женщина?
- Не знаю. Я ее никогда не видел.
- Как это?
- Мне говорят, где будет припаркована ее машина. Белый "мерс". Я должен подойти к машине сзади, открыть дверь и положить деньги на заднее сиденье. После этого она уезжает.
- Хотите сказать, что никогда не видели ее лица?
- На ней всегда шарф и темные очки.
- И все-таки, какая она? Высокая? Худая? Белая? Темнокожая? Блондинка? Старая или молодая? Ну же, Сильвестри, необязательно видеть лицо женщины, чтобы определить хотя бы это.
- Она довольно высокая, а вот цвет волос не знаю. Лица ее я не видел, но мне не показалось, что она старая.
- Номер машины?
- Не знаю.
- Неужели не видели?
- Нет. Мы всегда встречались ночью. Фары она не включала.
Брунетти не сомневался, что Сильвестри лжет, но он также понимал, что больше из этого типа все равно не выжмешь.
- Где вы обычно встречаетесь?
- На улице. В Местре. Однажды в Тревизо. По-разному. Он звонит и говорит, куда мне подъехать.
- А девочки? Как ты с ними встречаешься?
- Так же. Он говорит, на каком углу они будут ждать и сколько их будет, и я встречаю их на своей машине.
- Кто их сопровождает?
- Никто. Приезжаю - а они уже там. Стоят, ждут.
- Вот прямо так? Как скот, что ли?
- Они ж знают: если рыпнутся, хуже будет. - Голос Сильвестри вдруг сделался прямо-таки свирепым.
- Откуда они приезжают?
- Да отовсюду.
- В смысле?
- Из разных городов. Из разных стран.
- Как они сюда попадают?
- То есть?
- Как они оказываются в очередной… э-э, партии?
- Да это же просто шлюхи! Откуда мне знать, что да как у них получается? Я же с ними, блин, не беседую. - Франко засунул трясущиеся руки в карманы и проговорил: - Когда вы меня отсюда выпустите?
- Сколько всего девочек ты привез в бар?
- Все! Хватит! - заорал Сильвестри. Он вскочил и ринулся к Брунетти. - Выпустите меня отсюда, немедленно.
Брунетти не шелохнулся. Сильвестри замер и отступил на пару шагов. Брунетти постучал в дверь, и Гравини мгновенно открыл. Комиссар вышел в коридор, подождал, пока дверь закроется, и распорядился:
- Значит, так: пусть посидит еще полтора часа. Потом отпустите.
- Да, синьор, - выпалил Гравини, отдавая честь начальнику, который уже повернулся к нему спиной и направился к выходу.
Глава 22
Встреча с Марой и ее сутенером совершенно вывела Брунетти из равновесия, что было очень некстати - в свете предстоящей ему беседы с синьорой Тревизан и деловым партнером ее усопшего мужа. Наведываться в офис Мартуччи ему больше не хотелось, так что Брунетти позвонил вдове и сказал ей, что в интересах следствия ему совершенно необходимо поговорить с ней и, по возможности, с синьором Мартуччи. Их алиби на время убийства Тревизана уже успели проверить: служанка синьоры Тревизан подтвердила, что госпожа была дома весь вечер, а приятель Мартуччи звонил ему в девять тридцать и застал дома.
На основании собственного многолетнего опыта Брунетти старался предоставлять интересующим его людям право самим выбирать место встречи: каждый человек, конечно же, предложит встретиться там, где ему комфортнее, и будет уверен, что контролирует ситуацию - а на самом-то деле место никак не влияет на содержание беседы. Синьора Тревизан, как и следовало ожидать, предпочла принять комиссара у себя; в назначенный час, ровно в пять тридцать, Брунетти был у дверей ее квартиры. Поскольку к этому времени Гвидо еще не успел отойти от разговора с Франко Сильвестри, он решил для себя, что будет пресекать любые проявления гостеприимства: будь то интернациональный коктейль или нарочито изысканный чай.
Однако, когда синьора Тревизан, на сей раз одетая в однотонный темно-синий костюм, пригласила его в комнату, обставленную с тонким вкусом и с не менее тонким намеком на то, что его воспринимают вовсе не как представителя власти, а всего лишь как незваного гостя, Брунетти понял: он несколько переоценил собственную значимость. Вдова подала ему руку при встрече, Мартуччи встал, когда он вошел в комнату, на этом церемонии закончились. И эта серьезность, и вытянутые лица - все было направлено на то, чтобы пристыдить Брунетти, показать ему, что он бесцеремонно нарушает покой скорбящих о возлюбленном муже и близком друге. Вот только беседа с судьей Беньямино не позволяла Гвидо верить в искренность этой скорби, а недолгая встреча с Франко Сильвестри и вовсе подорвала его веру в человечество.
Брунетти скороговоркой произнес все подобающие случаю извинения и слова признательности за то, что его согласились принять. Мартуччи сухо кивнул в ответ, по синьоре Тревизан вообще не было понятно, слышит она его или нет.