Зажгли вторую спичку, и Сергей показал удостоверение.
- Знакомство состоялось по всей форме, - шутливо сказал Сенька. - Начинается, как пишут в газетах, обмен мнениями в сердечной обстановке.
- Нет, хлопцы, обмена мнениями не будет, - серьезно возразил Сергей. - И, честно говоря, мне не до шуток. Расскажи, Клим, все, что ты знаешь об Андрее Климашине.
- Это который сбежал? - уточнил Сенька. - С их фабрики?
- Он не сбежал, - покачал головой Сергей. - Вам могу сказать то, что мы еще никому не говорим. Потому что я вам верю. И вы пока никому это не должны передавать. Ясно?
- Ясно, - почти в один голос ответили Клим и Сенька, и оба вдруг ощутили странный холодок, прошедший по спине.
- Климашин убит, - коротко сказал Сергей.
На минуту воцарилось тягостное молчание. Первым его нарушил Клим.
- Это был хороший парень, - убежденно произнес он.
- А ты знаешь, что на складе у него обнаружена недостача, что его самого однажды задержали в проходной со шкуркой? - спросил Сергей.
- Слыхал. Но шкурку могли подложить и по злобе. Я так полагаю. Да и… он так полагал.
"Проверяй факты характером", - вспомнил Сергей слова Зотова.
- А чем можно доказать, что Климашин был хорошим парнем? - снова спросил он.
- Ну, чем… - Клим задумался. - Вот, к примеру, он первый выступил на собрании против Горюнова, когда тот еще только у нас появился. А вот другие побоялись, видно.
- А почему выступил?
- Потому - очковтирательство. Какой он слесарь?
И Клим подробно рассказал историю появления Горюнова на их фабрике.
- С того и вражда у них пошла, - заключил он. - С того, наверно, и начальство его невзлюбило.
Сергей вспомнил отчет Козина. Там Горюнов упоминался дважды: встреча в проходной и стычка с Климашиным. Козин отметил даже необычайный испуг Горюнова при упоминании о милиции. Ничего не скажешь: отчет был составлен хорошо.
- А за что Климашин избил Горюнова?
- За дело, - коротко ответил Клим. - Чтоб пьяный к девчатам не приставал.
- Ну, за это стоит, - согласился Сергей. Он минуту подумал, что-то соображая. - И это было до случая со шкуркой?
- Угу.
"Надо будет познакомиться с этим Горюновым, - решил Сергей". - Он завтра в какой смене, не знаешь? Ах да! - с досадой вдруг вспомнил он. - Горюнов-то небось на бюллетене сейчас? Он же руку обжег.
- Обжег? - с усмешкой переспросил Клим. - Это кто вам сказал?
- Перепелкин нашему сотруднику сказал, с его слов, Горюнова.
- Брешет, - спокойно возразил Клим.
- То есть как брешет?
- А так. Очень даже просто. Я же видел. Саданули ему чем-то по руке. Небось пьяный был, подрался.
- Интересно, - задумчиво произнес Сергей. - А не помнишь случайно, когда это было?
- Как же не помнить? В прошлый четверг. Наряд его мне еще передали по третьему цеху.
- Так, четырнадцатого, значит, - медленно произнес Сергей и про себя добавил: "На следующий день после убийства Климашина". - Тут есть о чем подумать. И мне, хлопцы, ваша помощь понадобится. Не откажетесь?
- А по девяносто пятой в тюрьму не угодим? - лукаво спросил Сенька.
- Ох, Сенька, и язва же ты, - рассмеялся Сергей.
- Смотри, пожалуйста, в темноте меня узнали, - удивился явно польщенный Сенька.
- Язык я твой узнал. Так как же, хлопцы?
- А что делать? - с любопытством спросил Сенька.
- Там решим, - ответил Сергей. - Только уговор: это все надо по-настоящему в секрете держать.
- Это уж само собой, - согласились друзья. - Можете положиться.
Получилось это у них твердо, без всякой рисовки, и Сергей ощутил неподдельную радость от встречи с этими хорошими и надежными парнями.
В тот же самый вечер в просторном кабинете Плышевского оживленная, раскрасневшаяся Галя подавала мужчинам кофе.
На круглом полированном столике были приготовлены бутылка коньяка и блюдце с аккуратно разложенными дольками лимона.
Пока Галя не вышла, Козин поспешил сказать:
- Прошлый раз, Олег Георгиевич, если помните, вы говорили о сплетнях. Так вот. Ложные подозрения мы с вас сняли. И никому больше этого не позволим делать.
Галя испуганно посмотрела на него.
- Какие были подозрения против папы?
Плышевский в своей домашней куртке устало развалился на диване, перекинув ногу на ногу. Его длинное костистое лицо с синеватыми мешочками под глазами, в которые врезалась тонкая золотая оправа очков, оставался добродушно-спокойным.
- Пустяки, моя девочка, - сказал он. - Очевидно, про меня написали какое-то глупое и грязное письмо, а Михаил Ильич вызвал и отчитал его авторов.
- Но Миша говорит, что снял подозрения. Значит, они были?
- Он просто не так выразился, - с заметным нетерпением ответил Плышевский, делая Козину предостерегающий знак. - Иди, милая. Нам надо поговорить.
- Хорошо, папа.
Галя послушно направилась к двери, бросив на Козина настороженный, испытующий взгляд. И ему вдруг показалось, что под напускной покорностью девушки скрывается какое-то затаенное от всех беспокойство.
Когда она вышла, Плышевский извиняющимся тоном сказал:
- Мне не хотелось ее пугать, Михаил Ильич. А вообще-то говоря, я вам бесконечно признателен. Что же все-таки произошло?
- Кое-кто действительно написал про вас такое письмо. Вы, кстати, не догадываетесь, кто именно?
- Понятия не имею.
- И я вам этого сказать не могу.
- Но мне же надо как-то реагировать на это безобразие, - с хорошо разыгранным возмущением сказал Плышевский.
- Не волнуйтесь, мы уже приняли меры.
- Как же вы поступили?
- Этот тип написал объяснение, где полностью отказался от письма. При этом был немало испуган. Вот и все, - усмехнулся Козин.
- Бесподобно! - развел руками Плышевский, но тут же скорбно прибавил: - Но все-таки этот проходимец Климашин до сих пор не разыскан.
- Вы так думаете? - улыбнулся Козин.
При всем умении владеть собой Плышевский не смог удержаться от возгласа, в котором опытное ухо могло бы уловить не только удивление, но и изрядную долю тревоги.
- Что вы хотите этим сказать?
- Только, то, что он, увы, найден.
- Увы? Ну, не томите, Михаил Ильич. - Плышевский умоляюще сложил руки. - Что значит "увы"? Или, может быть, это тоже служебная тайна?
- Только отчасти, - небрежно ответил Козин, отхлебывая из маленькой чашечки кофе. - Дело в том, что ваш Климашин найден убитым в лесу у станции Сходня.
- Что-о?!
На этот раз Плышевскому даже не пришлось притворяться: изумление и испуг его были вполне искренни.
- Козин минуту наслаждался его растерянностью, потом с напускным хладнокровием прибавил:
- Можете успокоиться. Преступники будут арестованы в ближайшее время.
- Да, конечно, - приходя в себя, ответил Плышевский. - От вас скрыться вряд ли возможно.
И он как-то странно взглянул на Козина.
Работа оказалась далеко не такой простой, как это могло показаться. Первая неудача постигла группу Сергея в ГАИ. Целый день невылазно сидели там Лобанов и Козин, прежде чем вместе с сотрудниками автоинспекции пришли к выводу, что найти синюю "Победу" с номером, обозначенным условно так: "Э (или З)-3 (или 8)-7", - практически почти невозможно, тем более, что буква "З" означала, что машина зарегистрирована не в Москве, а на букву "Э" их набралось свыше двухсот.
И все-таки Сергей приказал под разными предлогами осмотреть все эти машины. Помочь должна была важная примета: царапина на уровне левой дверцы.
- "Почти" - это еще не причина, чтобы отказаться от розыска, - сказал он Лобанову.
- Ну, все, - объявил Саша. - Прощайте, братцы. Ухожу в годичное плавание. Раньше не ждите.
- Сроку тебе даю неделю, - жестко отрезал Сергей; Саша в ответ только вздохнул.
Однако поиски машины были не самым важным в расследовании. Главная линия была - поиск людей, самих преступников. И направление здесь зависело от того, удастся или нет правильно определить мотивы убийства. Что это: грабеж, месть, ревность, пьяная драка, внезапная ссора?
Первый мотив отпал сразу же после беседы с женой Климашина. Она рассказала, что у Андрея в тот день никаких денег не было. Часы, конечно, в расчет здесь не шли. Повода для грабежа да еще с убийством явно не было.
Что касается остальных версий, то их можно было принять или отвергнуть только после тщательного изучения характера Климашина и круга его знакомых. Две оценки, полученные с самого начала от Плышевского и Клима Привалова, были диаметрально противоположны. Это осложняло дело.
Козин по указанию Сергея вызвал в МУР работников фабрики.
Секретарь парткома Тарас Петрович Чутко понравился Сергею с первого взгляда. В этом человеке сразу бросалась в глаза главная его особенность: доброта и расположение к людям. Это было как бы разлито во всей его толстой, короткой, но удивительно подвижной фигуре, написано на широком усатом лице с лукавыми морщинками вокруг глаз, сквозило в простой, душевной манере говорить с людьми.
- Я тебе, сынок, скажу так, - ответил он, когда Сергей спросил его о Климашине. - Парень он был хороший, правдивый, но горячий, я бы сказал, неустойчивый. Про случай тот со шкуркой он мне сам рассказал. Мы как раз хотели это дело в парткоме разобрать. Что до меня, то прямо скажу: не верю, что он мог на такое пойти, что хочешь со мной делай. Это был морально со всех сторон чистый человек. Со всех сторон, понял? В нем я успел разобраться точно. Хотя вообще-то я на этой фабрике недавно. Да, недавно. И не во всех еще людях здесь разобрался. И, прямо тебе скажу, не все мне тут нравятся. Нет, не все. Но и в них разберемся. И тогда еще поглядим… - неожиданно закончил он, и тут Сергей почувствовал, что вовсе не из одного добродушия соткан характер этого человека.
Маленькая, энергичная, острая на язык председатель фабкома Волина очень волновалась и, отвечая на вопросы, смешно мешала хлесткие, грубоватые словечки с канцелярскими штампами.
- Филонить он не любил. Это точно. Работяга был. И водку презирал. А вопросы всегда на принципиальную высоту ставил. И если критикнет на собрании, то уж по всем падежам. Я иной раз, бывало, даже распсихуюсь на него за это. А уж ворюгой он не был, это точно.
Последним был приглашен для беседы Свекловишников. Он уже знал отзывы других о Климашине и не решился идти против течения. Багровея и по-бычьи выкатывая глаза, он прохрипел:
- Работник Климашин был, я вам прямо скажу, неплохой. Правда, факты последнего времени свидетельствуют против. Я такие факты сразу отметать не могу, не имею права. Чуткость надо сочетать с требовательностью. В таком разрезе я вопрос и ставлю. В дополнение могу проинформировать: фабрика наша на самом хорошем счету у министерства и главка.
Были вызваны для беседы и соседи Климашина по дому, удалось даже разыскать его бывших сослуживцев по армии. Отзывы всех полностью совпадали с тем хорошим, что говорили о Климашине работники фабрики.
Сотрудникам МУРа не удалось обнаружить ни одного человека, с кем бы Климашин был в длительной ссоре и враждовал, ни одного… за исключением Горюнова. Тот после драки, оказывается, не раз грозил, что еще посчитается с Климашиным. Сразу же после разговора с Климом и Сенькой в тот памятный вечер Сергей принялся собирать сведения о Горюнове.
Это была трудная и кропотливая работа. Ни с кем из людей, с которыми в разное время был связан Горюнов, нельзя было прямо говорить о нем, ибо это могло стать ему известно, насторожить и, в случае его вины, позволить скрыться. Поэтому сотрудникам МУРа удалось на первых порах выяснить только самые основные факты последних лет жизни Горюнова: прежнее место его работы, успехи в спорте, переход в общество "Пламя" и на меховую фабрику, новые спортивные достижения, травма руки и вслед за этим - пьянство и "полное моральное разложение".
На следующий день после выезда на место происшествия эксперт научно-технического отдела Дубцова сообщила Сергею, что следы на снегу имеют четкие индивидуальные особенности, которые позволят определить по обуви подозреваемого, был ли он на месте преступления. Это оказалось тем более возможным, что, как пояснила Дубцова, один из убийц, и именно тот, кого ранил Климашин, был в кирзовых сапогах на литой узорчатой подошве. В таких же сапогах, по словам Клима, ходил и Горюнов. Кроме того, из всех возможных мотивов к убийству Климашина остался один - месть, и версия эта могла быть связана только с Горюновым, больше ни с кем.
Но выстрел? Значит, второй из убийц имел пистолет? И, не задумываясь, пустил его в ход? А первый, раз он полез в драку, выходит, ничего не знал о пистолете или не предполагал, что второй пустит его в ход? Но раз так, то первый был куда менее опытен и опасен, чем второй. Окончательно ответить на все эти вопросы можно было только после ареста хотя бы одного из преступников.
Итак, перед Сергеем и его сотрудниками встала нелегкая задача - получить хотя бы ненадолго обувь Горюнова или, в крайнем случае, четкий ее отпечаток. К этому решению они пришли уже на второй день после разговора Сергея с Климом и Сенькой. Поэтому Сергей прежде всего решил посоветоваться с Приваловым. Клим долго молчал, что-то обдумывая, потом сказал:
- Можно сделать так. После работы мы в душ пойдем. А раздеваемся мы в первой комнате. Вот, пока мыться будем, ваш человек пусть обувь и посмотрит. А я Горюнова задержу сколько надо.
- Значит, он, хоть рука и не в порядке, на работу выходит?
- Выходит. Не хочет почему-то бюллетень брать. Это, между прочим, тоже на него не похоже.
- Так. Запомним. А скажи, не помешают нам в душе-то? Ведь туда народу много небось сразу приходит?
- Человек пятнадцать. Да мы раньше времени никого не выпустим.
- Кто это "мы"?
- А я еще двух-трех ребят возьму. И объяснять ничего не буду. Мне так поверят. Раз надо, - значит, все.
- Кого же ты возьмешь?
- Да хоть Женьку Осокина. Хороший парень. Все доверить можно. Ну, и еще найдется. Надежных ребят у нас хватит, - Клим добродушно улыбнулся.
На том и договорились.
В тот же день Клим выполнил свое обещание. Операция прошла успешно.
Под вечер Сергею позвонили из научно-технического отдела. Старый эксперт Лев Матвеевич Юров коротко пробасил в трубку:
- Коршунов? Так вот. Следы совпали полностью. Можете брать этого типа.
Обрадованный Сергей немедленно вызвал машину и вместе с двумя сотрудниками поехал на фабрику. Но там ему сообщили, что Горюнов сегодня на работу не вышел. Дома его тоже не оказалось.
- Как вчера после работы пришел, так и ушел с мужчиной, - сказала соседка. - Конечно, выпили перед тем. - И, заметив досаду на лице Сергея, она прибавила: - Да вы не расстраивайтесь. Это с Колькой теперь случается. Не сегодня-завтра заявится.
- А с кем же он ушел вчера?
- Вот уж, право, не знаю. Никогда он раньше у Кольки не бывал. Сам такой худой-худой, с усиками. А глаза красные, как у кролика. Больной, наверно.
Но Горюнов не вернулся.
Засада в его комнате была снята на третий день. За это время к нему никто не приходил, и только раз его спрашивал по телефону девичий голос.
- Это Клавочка, - охотно пояснила соседка, вешая трубку. - Девушка его. А вот где живет или там фамилию, ей-богу, не знаю. Ни к чему было.
Обыск в комнате Горюнова ничего не дал.
Сергей позвонил по телефону Гаранину и коротко сообщил, что группа возвращается в управление.
В этот момент взгляд его остановился на висевших тут же рядом с телефоном правилах пользования газовыми колонками. Края листа были испещрены номерами телефонов, именами, фамилиями. Около одного из номеров стояло: "Клава".
Вот тут-то у Сергея и мелькнула новая мысль…
Зиновий Арсентьевич Поленов давно уже оставил работу и жил на свою скромную пенсию. Единственный сын его погиб на фронте еще в тысяча девятьсот сорок третьем году, спустя несколько лет умерла жена, и Зиновий Арсентьевич остался один. Здоровье у него было неважное, и если бы не забота многочисленных соседей по коммунальной квартире, то старику пришлось бы плохо. Навещали его и товарищи с завода, где он проработал почти полвека. Словом, жил Зиновий Арсентьевич тихо, мирно и сам давно уже примирился с такой жизнью, хотя и любил вспоминать огневые годы своей юности и свой не менее огневой в то время характер.
И можно себе представить удивление Зиновия Арсентьевича, когда его остановил на улице прилично одетый молодой человек и вежливо сказал:
- Простите, Зиновий Арсентьевич, нам требуется с вами поговорить. Вот мое удостоверение. Я из милиции. Фамилия - Лобанов.
Зиновий Арсентьевич с изумлением посмотрел поверх очков на незнакомца.
- А вы, батенька, не обознались, часом? - Он даже повеселел от этой мысли. - Я ведь не переодетый. Мне и в самом деле шестьдесят седьмой пошел. И паспорт не фальшивый, и вот усы тоже.
Он дернул себя за усы и, задиристо, по-петушиному вытянув вверх голову, посмотрел на Лобанова.
- Никак нет, Зиновий Арсентьевич, я не обознался, - весело сказал Саша. - Вы нам и нужны. Заслуженный рабочий, дважды орденоносец, персональный пенсионер, бывший боец Красной гвардии.
- Скажи, пожалуйста, - усмехнулся Зиновий Арсентьевич, - все успели разузнать! Ну, а зачем я, старый пень, вам понадобился?
- А это уж вам мой начальник объяснит. Прошу. - И Саша указал на стоявшую у тротуара "Победу".
Зиновий Арсентьевич снова усмехнулся и, кряхтя, полез в машину, придерживая рукой старенькую шапку-ушанку.
Вернулся он домой только через час, задумчивый и обеспокоенный. Про себя он все время повторял: "Высокий, черноволосый, правая рука перевязана, в кирзовых сапогах, светлой кепке и черном пальто". И еще он тайком поглядывал на маленький листок из блокнота, где был записан номер телефона. Ну и ну, впутался на старости лет. Но Клава-то, Клава!..
Зиновий Арсентьевич стал еще реже выходить из дома, но, к удивлению соседей, бодро выскакивал из комнаты, сколько бы звонков ни раздавалось в передней, хотя к нему было по-прежнему четыре: два длинных и два коротких.
Прошло несколько дней, и Зиновий Арсентьевич как будто даже свыкся с тревожной мыслью, что ему надо обязательно подстеречь приход к Клаве высокого парня с перевязанной рукой и в кирзовых сапогах. В этом случае от Зиновия Арсентьевича требовалось, собственно говоря, только одно: немедленно позвонить по указанному номеру телефона и, кто бы ни снял трубку там, в кабинете на Петровке, назвать себя и прибавить два слова: "Приезжайте проведать".