– Я никогда не спрашиваю удостоверений.
– Но когда вы продаете оружие незнакомому человеку, то записываете его фамилию и адрес?
– Да.
– А удостоверения не спрашиваете?
– Нет.
– Зачем же тогда записывать? – спросил Карелла.
– Я как-то об этом не задумывался, – пожав плечами, ответил Фельдман. – Вообще-то, я не обязан записывать. В нашем штате можно купить ружье или винтовку без специального разрешения. Без ничего! Я записываю фамилии и адреса просто так, на всякий пожарный случай. Вдруг какой-то псих что-то задумал... Вы понимаете, что я имею в виду.
– Еще как, – сказал Карелла.
Глава 4
Дом 234 по Южной Второй улице оказался угловым. Это здание из красного кирпича когда-то считалось шикарным. Оно было богато украшено лепниной, а верх арки венчало скульптурное изображение женской головы с отбитым носом и голубой надписью на губах "Сюда". Когда Карелла и Клинг подошли к подъезду, у дверей на улице стояли двое парней. Учуяв сыщиков, они напряженно смотрели, как те изучают фамилии на почтовых ящиках. Однако вслух парни ничего не сказали.
У. Дамаск жил в квартире 31.
На лестнице воняло трущобой. Трущобные звуки раздавались в коридорах, за дверями квартир и во дворе. Всюду кипела жизнь, невидимая, напряженная, порой очень бурная. Обитатели этой многослойной каменной пещеры, вонявшей мочой и прогорклым жиром, ели, пили, спали, занимались любовью и испражнялись. На площадке второго этажа на Клинга и Кареллу уставилась крыса размером с кошку. Свет, проникавший с улицы через окно, отражался в бусинках крысиных глаз. Карелла, уже на всякий случай вытащивший револьвер, чуть было не выстрелил, но вовремя сдержался. Крыса не отступила, и, когда сыщики, прижимаясь к перилам, прошли мимо, она повернула голову и посмотрела им вслед, готовая в любой момент пуститься наутек.
Квартира 31 находилась в середине коридора. Клинг подошел к двери, послушал, что творится внутри, покачал головой, отошел и прислонился спиной к противоположной стене. Карелла занял позицию рядом с дверью, снял револьвер с предохранителя и положил палец на спусковой крючок. Клинг хорошенько оттолкнулся от стены и со всей силой ударил ногой в дверь чуть выше замка. Дверь распахнулась. Клинг ураганом ворвался в комнату, и Карелла с револьвером в руке последовал его примеру. В комнате никого не было.
Они прочесали всю квартиру. Дверь ванной была закрыта. Карелла медленно левой рукой повернул ручку, рывком распахнул дверь и, держа револьвер перед собой, вошел. В ванной тоже было пусто.
– Позови техника, – сказал он Клингу. – А я посмотрю, нет ли здесь чего интересного.
Квартира была маленькой и очень грязной. Входная дверь, так ловко выбитая Клингом, находилась как раз напротив гостиной. В углу расположился гарнитур из трех предметов: одно кресло с золотой обивкой, другое – с голубой и темно-бордовая тахта. Над телевизором висела репродукция картины под Рембрандта – улыбающийся крестьянин с трубкой. На тахте валялась иллюстрированная утренняя газета. Номер был от 9 сентября. На полу стояли банки из-под пива и полная окурков пепельница. На кухне в мойке скопился недельный запас грязных тарелок, а на столе стояла посуда с остатками завтрака. Судя по окаменевшим овсяным хлопьям в чашке, последний раз Дамаск завтракал здесь месяца два назад, примерно в то время, когда купил газету. На полу в ванной, возле унитаза, Карелла обнаружил открытый номер "Лайфа", на умывальнике – безопасную бритву и комья застывшего крема для бритья. Куда бы ни отправился Дамаск, бритву он с собой не взял. Около крана холодной воды лежали два кусочка туалетной бумаги с крошечными пятнышками крови. Похоже, хозяин брился, порезался и воспользовался туалетной бумагой, чтобы остановить кровь. В раковине у стока застряли волосы и кусочек мыла "Айвори". У одной из гнутых на старинный манер ножек ванны лежали скомканные мужские трусы. За тюбиком пасты на умывальнике гнездились тараканы, по полу бегали мокрицы. Ванная комната была, пожалуй, самым прелестным уголком в квартире.
Немногим уступала ей спальня.
Неубранная кровать выглядела отвратительно: подушка лоснилась от жира, а простыни были заляпаны спермой. На ночном столике стояла коробка, в которой, судя по надписи, находились противозачаточные средства. Карелла потряс коробку над кроватью, и из нее вывалились два презерватива. В комнате пахло грязным бельем и окурками. Карелла подошел к окну и распахнул его. На ступеньке пожарной лестницы примостились порожняя молочная бутылка и коробка из-под крекеров. В квартире дома напротив женщина в цветастом халате убирала кухню и что-то напевала. Вздохнув, Карелла отошел от окна.
В единственном стенном шкафу на полу лежала груда грязных сорочек и нижнего белья. На вешалке одиноко висел коричневый костюм. Взглянув на ярлык, Карелла не без удивления отметил, что он куплен в одном из самых дорогих магазинов мужской одежды. На полке лежала мягкая серая шляпа. В дальнем углу шкафа Карелла обнаружил открытую шкатулку, а в ней "Айвер Джонсон" калибра 0,22 и семнадцать патронов.
На комоде в спальне стояла бутылка виски, спиртного в ней оставалось пальца на три. Рядом два стакана, причем на одном из них виднелись следы помады. На комоде лежала коробка спичек и смятая пачка из-под сигарет "Уинстон". Когда Карелла открывал ящик комода, вошел Клинг вместе с техником-смотрителем. Это был колченогий негр лет сорока пяти в грубых хлопчатобумажных брюках и черном свитере. У него был вид человека, очень недовольного тем, что, во-первых, он негр и, во-вторых, колченогий. Он явно не любил белых, не любил людей, пышущих здоровьем, и полицейских. Тем не менее он терпеливо ждал, когда его начнут допрашивать двое белых и абсолютно здоровых полицейских.
– Это техник-смотритель, – сказал Клинг. – Его зовут Генри Янси.
– Здравствуйте, мистер Янси, – сказал Карелла. – Я детектив Карелла, а это мой коллега детектив Клинг.
– Я уже с ним познакомился, – буркнул Янси.
– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.
– А если возражаю? – отозвался Янси.
– Нам просто хотелось бы узнать кое-что о жильце этой квартиры.
– Что именно? – спросил Янси. – Спрашивайте побыстрей, а то мне надо на улицу, забирать мусорные баки. Иначе полиция меня оштрафует.
– Мы постараемся вас не задержать, – сказал Карелла. – Кто снимает эту квартиру?
– Уолтер Дамаск.
– Он давно здесь живет?
– Года три-четыре.
– Женат?
– Нет.
– Живет здесь один?
– Как сказать, – пожал плечами Янси. – Вообще-то один, но, когда он здесь, к нему ходят женщины.
– Он здесь редко бывает?
– Бывает, но не регулярно.
– Нельзя ли поточнее?
– Он то появляется, то снова куда-то исчезает. Я не задаю вопросов, если жилец исправно платит за квартиру.
– А он платит исправно?
– Владелец дома не жалуется, значит, платит. Я здесь только техник-смотритель.
– Когда вы его видели в последний раз?
– Не помню.
– Недавно?
– Не помню.
– Может, в сентябре?
– Говорят вам, не помню.
– Мистер Янси, нам бы очень не хотелось тревожить жильцов на этаже, чтобы выяснить, когда Дамаск был здесь в последний раз.
– Это же ваша работа, – сказал Янси и уточнил: – Тревожить людей.
– Ничего подобного, – сухо заметил Клинг. – Наша работа – найти человека, подозреваемого в убийстве.
– А кого убили? – спросил Янси.
– Почему вас это интересует? – в свою очередь полюбопытствовал Карелла.
– Просто так, – пожал плечами Янси.
– Попробуйте все-таки вспомнить, когда вы в последний раз видели Дамаска.
– Не то в конце лета, не то в начале осени.
– До Дня Труда?
– Вроде бы.
– И с тех пор не встречали?
– Я не уверен, что и тогда его видел.
– В этом месяце вы его видели?
– Нет.
– Значит, в октябре не видели, так?
– Так.
– Но в сентябре вы его видели, причем, как вам кажется, до Дня Труда, так?
– Так.
– Он был один?
– С ним была женщина.
– Вы знаете, кто она?
– Нет, он все время приводил новых женщин.
– Эту женщину вы прежде встречали?
– Пару раз.
– Но не знаете ее имени?
– Нет, не знаю.
– Как она выглядела?
– Не помню.
– Белая, негритянка?
– Белая.
– Волосы?
– Рыжие.
– Глаза?
– Не помню.
– Хорошенькая?
– Для белой женщины хорошенькая.
– Сколько же ей лет?
– Лет тридцать.
– Она из здешних?
– Не думаю. Я видел ее, только когда Дамаск приводил ее к себе.
– Часто приводил?
– По крайней мере несколько раз.
– Сколько лет Дамаску?
– Лет сорок.
– Как он выглядит? – спросил Карелла.
– Вашего роста, темные волосы, голубые глаза. Хорош собой.
– Ты слышал, Берт? – сказал Карелла.
– Угу, – отозвался тот, не отрывая глаз от блокнота.
– Он белый? – решил уточнить Карелла.
– Белый.
– Цвет лица?
– Я же сказал – белый.
– А точнее? Смуглый, бледный, желтоватый?
– Лицо светлое такое...
– Телосложение?
– Примерно как ваш приятель.
– Усы или бороду носит?
– Нет.
– Шрамы есть?
– Нет.
– Татуировка?
– Нет.
– Какие-то особые приметы?
– Вроде никаких.
– Физические дефекты?
– Вы имеете в виду, не колченогий ли он?
– Я имею в виду вообще любые физические дефекты, – не дрогнул Карелла.
– Нет, никаких дефектов.
– Так, теперь о голосе. Какой у него голос?
– Голос как голос...
– Хриплый, приятный, мягкий, женственный?
– Он не пел!
– Шепелявит, может, или заикается?
– Нет, ничего такого. Голос вроде бы мягкий. И еще он говорит быстро. Очень быстро.
– Берт! – сказал Карелла. – У тебя вопросы есть?
– Кольца, перстни...
– Носит ли он кольца или какие-то другие украшения?
– У него было кольцо с инициалами.
– С какими? "У" или "Д"?
– "У".
– На правой или на левой руке?
– На правой вроде бы.
– Еще что-нибудь?
– Браслет.
– Золотой, серебряный?
– Серебряный.
– На нем что-нибудь выгравировано?
– Я вблизи его не видел, – сказал Янси.
– Вы не знаете, где работал Дамаск?
– Нет, я здесь только техник-смотритель.
– Но вы уже нам очень помогли, мистер Янси, – сказал Карелла.
– Вы отлично обрисовали этого человека, – уточнил Клинг.
Янси подозрительно на них посмотрел. Он не ждал от белых ничего хорошего и скептически покачал головой, давая понять этим ищейкам, что его грубой лестью не проймешь.
– Мне надо идти к моим мусорным бакам, – сухо напомнил он.
– Если что, мы поговорим с патрульным, – пообещал Карелла.
– Как же! И штраф, наверно, заплатите?
– Штрафа не будет, мистер Янси. Попробуйте вспомнить, когда Дамаск обычно уходит из дома и когда возвращается?
– Если у него и есть работа, то ночная, – сказал Янси. – Здесь я его встречал только днем.
– Он уходит из дому по вечерам?
– Вроде да.
– В какое время?
– Часов в восемь, девять.
– Но вы не знаете, куда он направляется?
– Нет.
– Спасибо вам, мистер Янси.
– Это все?
– Все. Спасибо.
Янси похромал к двери. Прежде чем выйти из квартиры, он повернулся и спросил:
– Но с глазами-то у меня порядок, верно?
– В каком смысле? – не понял Карелла.
– Обрисовал-то я вам его как следует, – буркнул Янси и был таков.
Карелла подошел к комоду. В верхнем ящике, в коробке с булавками для галстука и запонками, он обнаружил неоплаченный еще чек на сто десять долларов семьдесят девять центов, выписанный на имя Уолтера Дамаска. Его подписал некто Дэниэл Кадахи из "Уютного уголка".
– Что-нибудь важное? – спросил Клинг.
– Надеюсь, – ответил Карелла.
* * *
"Уютный уголок" был ночным клубом с баром в Риверхеде на Довер-Плейнз-авеню. Владельца звали Дэниэл Кадахи. Когда Карелла с Клингом пришли к нему в пять вечера, он обедал.
– В этом заведении обедаешь не когда хочется, а когда есть возможность, – объяснил хозяин. – Еще немного, и здесь будет настоящий дурдом.
Кадахи был невысокого роста, с лысой головой и сломанным носом. На правом виске – шрам от ножа, правый глаз то и дело подергивался, может, при мысли о том, как его в свое время чуть не выкололи. Кадахи сидел за столиком у стойки бара, ел бифштекс с жареным картофелем и запивал пивом "Хайнекен". Бар был обставлен в псевдоуютном стиле: скатерти в клетку, деревянные панели по стенам, фальшивые свечи-лампочки на столах. В одном конце зала было место для танцев, там стояли инструменты. Судя по надписи на большом барабане, группа, игравшая в баре, называлась "Мародеры Кена Мерфи".
Кадахи пригласил детективов сесть, что они и сделали, в то время как Кадахи продолжал расправляться с бифштексом. Прожевывая очередной кусок, он сказал:
– Ну конечно, я знаю Уолли. И куда же подевался этот тип?
– Он у вас работает?
– Вышибалой.
– Каждый день?
– Кроме воскресенья. По воскресеньям заведение закрыто.
– Когда вы видели его в последний раз, мистер Кадахи?
– Вечером в пятницу. Он должен был выйти на работу и в субботу, но не вышел. Жду его сегодня, но придет или нет, никому не известно.
– Он не звонил?
– Нет.
– А вы ему?
– У него нет телефона.
– С ним никак нельзя связаться?
– Он живет в Айсоле в какой-то жуткой трущобе. Я туда не поеду, хоть озолоти!
– Он живет на Южной Второй, правильно?
– Вроде бы. Там сплошные негры и пуэрторикашки. Я бы не сунул туда носа даже в сопровождении отряда Национальной гвардии.
– У него, значит, телефона нет?
– Нет.
– Как же так?
– В каком смысле?
– Редко у кого нет телефона.
– Да он там толком и не живет. Невелика разница, есть у него телефон или нет.
– Если он живет не там, то где? – спросил Клинг.
– А черт его знает! Он работает, остальное меня не колышет. В его частную жизнь я не вмешиваюсь. За семьдесят пять долларов в неделю он выбрасывает из клуба тех, кто поднимает волну. Таков наш уговор. А жить он может, где ему взбредет в голову, – хоть в парке на скамейке. Мне все равно.
– Он не женат, как вы думаете?
– Если да, то у него целый гарем.
– То есть?
– На нем всегда виснут девки. Он у нас красавчик. Вроде бы даже собирался стать актером.
– Он когда-нибудь говорил вам, что женат?
– Нет. По-моему, он холостяк. Парню с такой внешностью и жениться-то глупо!
– Значит, в пятницу вечером, как вы сказали, он был здесь?
– Да.
– В какое время?
– Пришел к девяти. Ушел, когда закрылись.
– А именно?
– В два. Обычно в будни мы закрываемся в час. В пятницу – в два. В субботу – в три. В воскресенье вообще не работаем. Вот так.
– Значит, он ушел в два?
– Да. Я с ним расплатился, и он исчез.
– Этот чек вы ему дали? – спросил Карелла и вынул из кармана трофей.
– Мой чек. Я плачу раз в две педели. Это его заработок за две недели минус страховка и что забирает государство. Остается как раз сто десять долларов семьдесят девять центов.
– Это означает, что он был у себя между субботой и понедельником, – сказал Клинг.
– Что, что? – не понял Кадахи.
– Мысли вслух, – пояснил Карелла.
– А! – сказал Кадахи и подлил себе пива из бутылки. – Вы, ребята, не желаете выпить или закусить?
– Нет, спасибо, – поблагодарил Клинг.
– Слишком рано для вас?
– На работе не положено, – объяснил Карелла.
– Эх, если бы мне платили по пять центов за каждого полицейского, которому не положено пить, а он все равно заходит ко мне и принимает по три порции! Особенно зимой.
– М-да, – только и сказал Карелла.
– А зачем вам понадобился Уолли? Он что-то натворил?
– Не исключено.
– Вы нам не дадите знать, если он появится? – спросил Клинг.
– Почему бы и нет? А что он сделал?
– Убил кое-кого.
Кадахи присвистнул и снова отхлебнул пива.
– Вы когда-нибудь видели его с оружием? – спросил Клинг.
– Нет.
– На работе он не носит ничего такого?
– Нет.
– Мы имеем в виду "Айвер Джонсон" калибра ноль двадцать два, – пояснил Карелла.
– Я как-нибудь отличу "Айвер Джонсон" калибра ноль двадцать два от "паккарда" выпуска тридцать седьмого года, – хмыкнул Кадахи. – Он что, из этой пушки стрелял?
– Нет, – сказал Карелла и нахмурился.
– И когда он отличился?
– В ночь на субботу.
– После того как ушел отсюда?
– Похоже.
– Он не мог ничего такого сделать, – отрезал Кадахи. – Если, конечно, она его в это не впутала.
– Кто?
– Эта девка.
– Какая девка?
– Он ушел отсюда в пятницу с какой-то девкой.
– Кто такая?
– Не знаю. Но я ее видел здесь и раньше. Она иногда приезжала за ним в желтом "бьюике".
– Как она выглядит?
– Хорошенький помидорчик, – сказал Кадахи. – Рыжие волосы, зеленые глаза, все на месте.
– Говорите, он ушел с ней в ночь с пятницы на субботу?
– Да.
– В два часа?
– Так точно.
– Она была в "бьюике"?
– Да, она всегда ездит в этой желтой подводной лодке.
– Дамаск не сказал, куда они собираются?
– Куда бы вы поехали с хорошенькой девицей в два часа ночи? – осклабился Кадахи.
До Южной Второй сыщики добрались за сорок две минуты. Они ехали спокойно, не превышая скорости, а затем внесли поправку на слабое движение в два часа ночи и вычли десять минут. Это означало, что Дамаску и его рыжеволосой подруге потребовалось около получаса, чтобы доехать из "Уютного уголка" до его квартиры. Если они отправились именно туда, то должны были приехать примерно в половине третьего. Правда, не исключено, что они направились к рыжеволосой. А может, сразу поехали к Лейденам, где Дамаск выстрелил четыре раза – по два в каждого из супругов, а девица стояла и смотрела. Это выглядело не очень правдоподобно, но Карелла и Клинг были опытными полицейскими и знали, что, когда дело касается убийства, ничего неправдоподобного быть не может.
Генри Янси как сквозь землю провалился. Они поднялись на третий этаж и постучали в квартиру 33.
– Кто там? – раздался женский голос.
– Полиция.
– Дьявол! – выругалась женщина.
Детективы ждали у запертой двери. Затем послышались шаги, звякнула цепочка, щелкнул замок. Дверь открыла женщина лет сорока, на голове у нее были бигуди, а сверху наброшен платок. Она была в переднике и в руке держала деревянную ложку.
– Что случилось? – спросила она. – Я готовлю ужин.
Карелла показал ей значок и сказал: