- Вы собирались рассказать мне...
- Да, о моих финансах. Что я могу с этого получить? Почему я напал на Мишель, так?
- Я не говорил, что вы на нее напали.
- Я знаю, что вы этого не говорили. Я шучу. Я тоже не говорю, что это я ее ранил. Потому что я этого не делал.
- Очень рад это слышать, - сказал Карелла, глотнул кофе и намазал себе еще один тост.
- Хотя моя доля в прибылях выглядит достаточно большой, чтобы оправдать это, - заметил Моргенштерн.
- Что оправдать?
- Убийство.
- Гм. А сколько составляет ваша доля?
- Именно об этом вы спросили с самого начала.
- А вы до сих пор мне не ответили.
- Если кратко, я получаю два процента со сборов, пятьдесят процентов от прибыли плюс оплата текущих расходов.
- И какие сборы вы ожидаете?
- Если мы переберемся в нижний город - вы хотите сказать? А мы таки переберемся, если пьеса будет пользоваться успехом. Тогда мы перейдем в театр на Стеме, на пятьсот мест. Самые дорогие билеты на обычную пьесу идут по пятьдесят баксов. С мюзиклами немного не так, там цена может доходить до шестидесяти пяти - семидесяти баксов, в зависимости от обстоятельств. Договоримся считать по пятьдесят баксов, тогда в среднем... Слушайте, что я морочу себе голову? У меня же все это посчитано.
- Посчитано?
- Да, мой менеджер делал для меня подсчеты на тот случай, если мы переберемся на Стем.
- Думаю, вы это предвидели.
- Ну, теперь я действительно это предвижу.
- Когда он сделал для вас эти расчеты?
- Вчера. Сразу после того, как Мишель была ранена.
- Ясно.
- Угу. Если вам понадобится копия этих расчетов, я вам ее вручу, когда вы соберетесь уходить.
- Был бы вам признателен.
- К вашим услугам, - ответил Моргенштерн.
- Ну так что показали расчеты вашего менеджера на тот случай, если вы переберетесь в Стем?
- В зал на пятьсот мест? Сборы могут составлять семьдесят тысяч в неделю.
- Другими словами, мистер Моргенштерн, если пьеса станет хитом, вы сможете загрести неплохой куш.
- Да, довольно неплохой.
- И сколько времени понадобится на то, чтобы компенсировать ваши затраты?
- При таких сборах? Тринадцать недель.
- После чего вы сможете получать пятьдесят процентов от прибыли.
- Да.
- А кто получает остальные пятьдесят процентов?
- Мои вкладчики.
- И сколько же их?
- Двенадцать. Если хотите, я могу дать вам их список.
- Сколько получает автор пьесы?
- Фредди? Шесть процентов.
- От какой суммы? За вычетом расходов или без оного?
- Безо всякого. Просто шесть процентов от сборов.
- Прибыльное дело, - хмыкнул Карелла.
- Если не считать того, что на каждую пьесу, пользующуюся успехом, приходится десяток провалившихся. Честно вам говорю - лучше вкладывайте деньги в кассу взаимопомощи.
- Я учту ваш совет, - сказал Карелла.
- Берите еще тост.
- Спасибо. Еще несколько вопросов, и я перестану компостировать вам мозги.
- А теперь вернемся к нашим баранам, - сказал Моргенштерн и снова улыбнулся.
- Насколько я понимаю, - начал Карелла, - вчера вечером...
- Ну, что я говорил?
Карелла улыбнулся. Он взял еще один тост, снова намазал и откусил. Прожевав, он сказал:
- Вчера вечером Мишель задержалась в театре на пятнадцать-двадцать минут. Все остальные уже ушли на обед, а она...
- Ну да, насколько я понимаю, так оно и было.
- Вас там не было?
- Нет. С чего вы взяли, что я там был?
- Я думал...
- Раньше - может быть, но не тогда, когда они...
- Я думал, что вы присутствовали на репетиции.
- Я пришел в театр в пять, а ушел не то в шесть, не то без четверти шесть. Сразу после свары.
- Какой свары? - заинтересовался Карелла.
- Да обычное дерьмо.
- А в чем это обычное дерьмо заключалось?
- Актриса желала знать, почему она должна делать то или это, а режиссер требовал, чтобы она не выпендривалась, а делала.
- То есть это была ссора между Мишель и Кендаллом, так?
- Да, так. Только это не было ссорой, это была обычная грызня. Вы знаете эту знаменитую историю насчет телефонного звонка?
- Нет, не знаю.
- В какой-то пьесе присутствует сцена, во время которой звонит телефон. Актер должен снять трубку и поговорить с человеком на другом конце провода. Согласно этому методу актер хочет знать мотивации поступка - почему он должен снимать трубку? А режиссер ему говорит: "Да потому, черт бы тебя побрал, что телефон звонит!" Это происходит все время - грызня между режиссером и актерами. Не стоит придавать этому значения.
- Кто еще при этом присутствовал? Фредди Корбин там был?
- Нет. Только актеры и подсобные рабочие.
- Когда вы уходили, они все еще были там?
- Да.
- Но они ушли из театра раньше Мишель - так?
- Да, она отправилась на примерку. Она минут на пятнадцать-двадцать нужна была художнице по костюмам.
- Итак, все остальные в половине седьмого ушли на обед...
- Мне кажется, Эшли так рассчитывал. Да, я уверен, что он сказал "половина седьмого".
- И в театре остались только Мишель и художница по костюмам.
- Ну, там должен был оставаться еще Тори.
- Тори?
- Наш охранник. Он стоит на служебном входе.
- Его так зовут? Тори?
- Ну, на самом деле его настоящее имя Сальваторе Андруччи. Но он выступал под именем Тори Эндрюс. Вы не помните Тори Эндрюса? Лет двадцать - двадцать пять назад он показывал очень неплохие результаты в среднем весе. Это и есть Тори.
- Не знаете, где я могу его найти?
- В театре. Хотите еще кофе? Я попрошу, чтобы эта чернушка принесла свежего.
- Спасибо, нет, - отказался Карелла. - С меня хватит.
- Тогда позвольте, я отыщу эти расчеты. Если, конечно, они вам все еще нужны.
- Они мне все еще нужны, - подтвердил Карелла.
* * *
Джиллиан Пек жила в верхней части города, в солидном доме со швейцаром. Швейцар позвонил по домофону и сообщил о госте. Клинг услышал, как женский голос произнес с британским акцентом:
- Да, пожалуйста, пусть он поднимется.
Женщине, открывшей дверь, на вид было сорок с небольшим. Это была хрупкая брюнетка с буйной гривой волос, одетая в зеленую тунику из шелка и парчи, расклешенные пижамные брюки и зеленые тапочки с золотой отделкой. Она прямо с порога сообщила Клингу, что на полдень у нее назначена встреча - а уже было десять минут двенадцатого, - и потому она надеется, что детектив будет краток. Клинг пообещал постараться.
Хозяйка провела его в гостиную. По стенам ее были развешаны в рамочках рисунки костюмов, которых, похоже, хватило бы на сотню разных пьес, - но Джиллиан заявила, что они относятся всего лишь к десяти постановкам.
- Моей любимой работой была "Двенадцатая ночь", я ее делала для Марвина. - Хозяйка лучезарно улыбнулась и провела Клинга мимо серии эскизов, на которых были изображены люди в ярких нарядах. В углу каждого эскиза карандашом было написано имя персонажа: сэр Тоби Белч. Сэр Эндрю Агвичек. Мальволио. Оливия. Виола...
- Мне нравятся имена, которые он им дал, - кивнула в сторону своих творений художница. - Вы знаете полное название этой пьесы?
- Нет, - сказал Клинг.
- Шекспир назвал ее "Двенадцатая ночь, или Что угодно". Я восприняла это как намек на костюмы. Я решила, что взгляд должен беспрепятственно проникать повсюду.
- Думаю, вам это удалось, - проронил Клинг.
- Да, вполне, - согласилась Джиллиан, изучая рисунок. - Ну да ладно, - сказала она, внезапно повернувшись и подойдя к мягкому уголку, состоявшему из дивана, обтянутого красным бархатом, и двух кресел по бокам, обтянутых черным. Женщина уселась в одно из черных кресел - возможно, потому, что ей не хотелось слишком уж напоминать новогоднюю елку - зеленый наряд на красном фоне. Клингу стало любопытно, делает ли она наряды и для себя тоже.
- Не хотите присесть? - спросила Джиллиан, указав на софу.
Клинг сел.
Хозяйка посмотрела на часы.
- Я по поводу мисс Кассиди, - начал детектив.
- Ох, бедное дитя! - воскликнула Джиллиан.
- Насколько я понимаю, вы были вместе с ней вчера вечером. Как раз перед тем, как она подверглась нападению.
- Да. Мы примеряли один из ее костюмов.
- А сколько их у нее?
- Она трижды переодевается по ходу пьесы. Это был костюм для первого действия. Белый наряд - он создает ощущение невинности, девственности. Предполагается, что она приходит в театр совсем юной девушкой. Вы знакомы с пьесой?
- На самом деле нет.
- Дрянь редкостная, - сказала Джиллиан. - Если уж начистоту, Марвин должен благодарить Бога за это нападение - такая реклама!
- Я уверен, что он и вправду его благодарит, - согласился Клинг.
Хозяйка посмотрела на детектива и хмыкнула.
- Ну, я бы не удивилась. В общем, в пьесе три действия и, соответственно, три наряда. Один девичий - белый, второй - серый, когда она, так сказать, теряет невинность (полная чушь, на самом деле) и красный наряд для третьего действия, после того, как она подверглась нападению - Бог его знает, что это должно означать. И кто ее ранил, тоже, кстати, непонятно. Вот вам случай, когда жизнь подражает искусству, не так ли?
- Полагаю, что так.
- Вы кого-нибудь подозреваете?
- Пока что нет.
- Жизнь точь-в-точь следует за искусством, - сказала Джиллиан. - В пьесе так и остается неизвестным, кто ее ранил.
- Ну, мы ведем расследование.
- Но ведь это означает, что человек, который ранил Мишель, все еще неизвестен, разве нет? И он может так и остаться неизвестным. И это не будет таким уж нетипичным случаем для нашего города, ведь так?
- Увы, да, - согласился Клинг.
- Это я не в обиду.
- Где происходила примерка, мисс Пек?
- У Мишель в уборной.
- Во сколько она началась?
- В половине седьмого, может, в тридцать пять минут.
- И сколько она продлилась?
- О, не больше десяти минут.
- То есть до без двадцати семь?
- Я бы сказала - до без четверти.
- И что потом?
- Что вы имеете в виду?
- Что вы делали после примерки?
- Ну, мы ушли.
- Из театра?
- Нет, из уборной.
- Вы ушли вместе?
- Нет. Я отправилась в костюмерную, чтобы повесить наряд на место, а Мишель пошла в туалет.
- Вы еще видели ее тем вечером?
- Да, перед выходом из театра.
- И где вы ее видели?
- Рядом со служебным выходом на стене висит телефон-автомат. Когда я выходила из театра, Мишель там стояла.
- Она с кем-нибудь разговаривала?
- Нет. В тот момент она просто набирала номер.
- Во сколько это было?
- Э-э... где-то без десяти семь.
- И что было потом?
- Я попрощалась с Тори и вышла.
- Кто такой Тори?
- Наш охранник.
- А где он находился?
- Сидел у выхода. Он всегда там сидит. Там его стул.
- Далеко от телефона?
- Не то пять, не то шесть футов. Точнее не скажу.
- Видели ли вы кого-либо в переулке, когда вышли из театра?
- Ни единой души.
- Когда Мишель вышла, вас уже не было в переулке, так?
- Да, так.
- То есть вы не видели, как она выходила?
- Нет, не видела.
- И, конечно же, вы не видели, кто ее ранил?
- Совершенно верно.
- Куда вы отправились, выйдя из театра?
- На встречу с одним моим другом.
- Где она происходила?
- В городе, в ресторане. Я прямо у театра поймала такси.
- Во сколько это было?
- Без пяти семь.
- Вы помните точное время?
- Да, я как раз посмотрела на часы. Мы с моим другом должны были встретиться в четверть восьмого, и я смотрела, не опаздываю ли я. До этого ресторана довольно далеко добираться.
- Что это за ресторан, мисс Пек?
- "Да Луиджи", на Мерси-стрит.
- Ну и как, вы опоздали?
- Нет, я добралась одновременно с Дороти.
Клинг посмотрел на Джиллиан.
- Все, точка, - сказала она.
Тори Эндрюс, он же Сальваторе Андруччи, внимательно изучил жетон Кареллы, потом еще раз проверил его удостоверение и только после этого спросил:
- Вы по поводу Мишель?
- Да.
- Я думал, что вы уже поймали эту сволочь.
- Мы ведем расследование.
- Надеюсь, меня вы не подозреваете? - хмыкнул Тори. Во рту у него недоставало нескольких зубов.
В мистере Эндрюсе было примерно пять футов десять дюймов роста, и весил он около двухсот сорока фунтов. Теперь он уже вряд ли смог бы выступать в среднем весе. Его левый глаз был частично закрыт старым шрамом, а нос свернут набок, и поэтому его голос был похож на голоса забияк, подравшихся по пьяной лавочке, с которыми Карелле приходилось время от времени иметь дело. Но в живых зеленых глазах Тори Эндрюса светился несомненный ум, и Карелла понадеялся, что мистер Эндрюс ушел с ринга до того, как ему вышибли мозги.
Он был одет в манере, которую Карелла называл "свитер булочника", поскольку именно такой свитер надевал каждое утро отец Кареллы, отправляясь на работу. В данном случае свитер оказался коричневым кардиганом без воротника, со слегка обтрепанными рукавами и отсутствием одной пуговицы. Тори носил его с вельветовыми брюками и коричневыми мокасинами. Он сидел на стуле прямо у служебного выхода. Футах в семи-восьми от стула на выкрашенной в черный цвет кирпичной стене висел телефон-автомат. Из-за кулис долетали голоса не то двух, не то трех актеров, репетирующих очередную сцену. Настенные часы показывали половину первого.
- Тори, не могли бы вы рассказать мне о вчерашнем происшествии? - спросил Карелла.
- Да, конечно. Это я вызвал полицию. Я услышал, как она закричала, и выскочил на улицу. Она лежала на земле и кричала.
- И больше вы никого не увидели в переулке?
- Нет. Только ее. Вы имеете в виду - того, кто напал? Нет. Хотел бы я его увидеть.
- Что вы стали делать?
- Я оставил ее лежать там, где она лежала. Если человек получил травму, его лучше не шевелить лишний раз. Я научился этому на ринге. Если человеку плохо, а вы начнете его тормошить, то можете сделать еще хуже. Потому я оставил ее лежать, а сам побежал в театр и позвонил девять-один-один. Прямо вон с того телефона. Они тут же приехали. Для нашего города это можно считать чудом.
- Вы не помните, не видели ли вы кого-нибудь подозрительного до того, как мисс Кассиди вышла из театра?
- Я не выходил на улицу.
- Я имею в виду - в самом театре. После того, как все остальные ушли.
- В смысле - после того, как мисс Пек тоже ушла?
- Да. Вы не видели в театре кого-нибудь подозрительного? Кого-нибудь, кто не должен был там находиться?
- Нет, не видел. Мисс Пек ушла, несколько минут спустя Мишель подошла позвонить по телефону, потом...
- Мисс Кассиди звонила по телефону?
- Да. Вон по тому телефону-автомату, который висит на стене.
- Вы не слышали, о чем она говорила?
- Ну, это был очень короткий разговор.
- Но вы его слышали?
- Да, слышал.
- И что она сказала?
- Она сказала... Вам нужно дословно? Я не уверен, что повторю ее слова совершенно точно.
- Настолько точно, насколько вы сможете вспомнить.
- Ну... она сказала: "Это я, я выхожу", - что-то в этом духе. Потом она послушала, потом просто сказала "о'кей" и повесила трубку.
- Она называла какое-нибудь имя?
- Нет.
- Что она стала делать после этого?
- Она подошла ко мне, и мы немного поболтали.
- И долго?
- Минут пять, наверное. Мишель посматривала на часы... Я подумал, что она договорилась с кем-то встретиться. Мы поговорили несколько минут, потом она снова посмотрела на часы и сказала: "Ну ладно, Тори, уже поздно" - что-то такое, и вышла.
- Во сколько это было?
- В начале восьмого.
- Откуда вам это известно?
- Так вон же часы висят, - объяснил Тори и показал на настенные часы у себя над головой. - Я все время на них смотрю. Забавно, - сказал он, - на ринге три минуты - это целая вечность. А здесь, в театре, я сижу себе на стуле, смотрю на часы и вспоминаю прежние годы, будто старый фильм. Мне иногда кажется, что я просто не успею просмотреть все фильмы, которые крутятся у меня в голове. Как вам кажется, успею я их просмотреть?
- Надеюсь, что успеете, - мягко сказал Карелла.